Иоланта. Первая и единственная

скачать книгу бесплатно


– Может, простишь Альберта? Уже два месяца дуешься. Что он такого сделал?

– Сила, есть вещи, которые я не могу простить, понимаешь? Сколько бы не прошло времени.

Сила остановила транслятор. И снова я стою посередине комнату в замешательстве, снова в моей голове вопросов больше, чем ответов. Мы с Силой присаживаемся на мою кровать.

– А если войти в воспоминание, где мне восемь лет?

– Снова станешь девочкой.

– Слушай, Сила, так ведь можно сколько угодно зависать в приятных воспоминаниях, да? И вообще оттуда не вылазить?

– Есть такая опасность, поэтому психокорректоры рекомендуют не крутить воспоминания больше часа в день. Некоторым особо злостным зависателям блокируют просмотр чипа, чтоб они жили в настоящем, а не в прошлом…. Так что ты такое не можешь простить Альберту?

– А я помню? – я пожала плечами.

И вдруг поймала себя на мысли, что есть что-то меня беспокоит даже больше, чем стертые страницы моего прошлого. Поняла – что. Это – непреодолимое желание предупредить Диму об опасности. Об этом планируемом жестоком вмешательстве в то, что он ценит превыше всего. Свою личность, свою свободу быть тем, кто он есть. Я должна предупредить скоморохов. Но как выйти из дома, да еще и отправиться туда, где чуть не погибла? Может попросить Силу, чтобы прикрыла меня? Интуиция говорит мне, что чип Сесилии настроен так, что не позволит ей соврать. Я глубоко вздыхаю.

– Сила, а я у тебя часто бывала?

– Конечно. Мы часто вместе уроки делали.

– А давай полетим к тебе? Может, там я вспомню больше про себя?

– Да чего лететь, тут идти недалеко. Прогуляемся?

И мы с Сесилией выходим на свежий воздух. Я думала, будет труднее вырваться из дома, но с лучшей подругой меня мама отпустила без звука.

На улице я делаю вид, что от яркого света у меня кружится голова, чтобы была причина сесть в автолет. Прошу Силу научить меня строить маршрут, но тут случается заминка. Сила понимает, что забыла, как строить маршрут.

– Сила, что с тобой, вспоминай, это у меня была операция на мозге, а не у тебя.

Но Сесилия сама в шоке от того, что могла забыть такую простую вещь. И мы начинаем жать на кнопки наобум. Наконец, машина сама подсказывает нам алгоритм действий. Немного попрактиковавшись, отсылаю подругу за мороженым. А сама перестраиваю маршрут так, чтобы конечной целью было село Крутое. После чего приходится немного подождать, пока автолет прочертит безопасный маршрут, чтобы не столкнуться с другими участниками движения. Не дожидаясь подругу, нажимаю на старт, поднимаюсь в воздух и снизу слышу удивленный окрик Силы.

– Ты куда?!

– Подожди здесь, я быстро!

С отвисшей челюстью она стоит внизу с двумя эскимо в руке. Мама Лена говорит, что мороженое – одно из немногих продуктов, ставшихся от настоящей еды. Попробую его в следующий раз. Ну и рожа у Силы! Видимо, в мой чип тоже была встроена программа честности. Но теперь ее нет. И это для моей подруги неожиданное новшество. Ладно, потом заглажу свою вину от вероломства…. Автолет подчиняется каждому моему движению, летать так приятно, я чувствую невероятную свободу. Делаю над головой Силы разворот и резко набираю скорость. Внизу быстро проносятся дома. Город мне кажется уродливым: слишком много бетона, каких-то грубых конструкций, неуклюжих строений. Я бы все тут переделала…. Сделала бы плавным, округлым, разноцветным… Но это потом…

Приземляюсь я прямо в огороде у Димы. Дорожка перед домом слишком узкая для посадки, а рисковать жизнью, снова прогуливаясь в рощице, я не хочу. Ничего, картошка не сильно пострадала. Да и скорей всего, ее срочно придется выкопать. Дима выбегает из дома, быстро подходит ко мне, обнимает и целует прямо в губы. Неожиданно. И очень приятно.

– Ого, наверное, мы очень близко знакомы?

– Я слышал, что у тебя амнезия. Так это правда?

– Да, помню очень мало, но видела на чипе, что вы с Пашей меня спасли. Сделав, кстати, трещину в ребре.

– Это древний способ, называется искусственное дыхание. Пашка его вычитал из старой бумажной книги. Но никогда еще не применял, не было нужды…. А ты заставила понервничать. А еще что помнишь…? Пойдем в дом.

– Ничего. – Я развела руками. – Чип тоже пострадал, там всего несколько десятков воспоминаний…. Помнишь, ты говорил про оборотней? На меня напал один из них, тоже в голограмму одетый. Расскажи про них. Что они говорили, может, акцент был какой-то? Что ели, пили? Может, что-то странное в их поведении было? – Я с надеждой посмотрела на Диму.

– Да мы уже все в полиции рассказали….

Мы заходим в дом. Там Паша смотрит кино на ноуте.

– Вообще-то, иногда они неправильно строили предложения, коверкали. – Вспомнил вдруг Дима.

– Да, точно, – добавил и Павел, – странно так. Например: «Молока пить не хочу сегодня.»

– И всё? Больше ничего странного не было?

Парни качают головами.

– Ты зачем картоху помяла, неблагодарная свинка? Вот и спасай тебе жизнь после этого. – Голос был строгим, но Пашкины глаза смеялись.

Я тяжело оперлась на стул, как не стыдно обманывать отца, нужно выполнить то, зачем я приехала.

– Все еще голова кружится? Я сейчас тебе молока принесу парного, силы знаешь как укрепляет?

Дима хочет идти, но я хватаю его за руку.

– Нет, Дим, мне сказать вам нужно, только это секрет, вы не говорите никому, что от меня это узнали.

– Ладно, жги! – Дима застывает у двери.

– Мой отец подписал закон. Вас всех чипируют. Принудительно. Прямо завтра.

Мужчины долго молчат.

– Да, мы ожидали чего-то подобного, но не так быстро. И все-таки надеялись на более мягкие меры…. – Паша захлопывает ноут. – Пойду нажму на гашетку, времени мало.

Он выходит в сени и выпускает в окно красную ракету.

– Спасибо, что предупредила, не ожидал от тебя. Ты все-таки человек, а не робот, как большинство ваших…. И еще ты безумно красивая и страстная женщина.

Дима подходит ко мне, обнимает и целует в губы. Потом разжимает объятья. Смотрит на меня так, словно хочет смотреть бесконечно.

– На прощанье. Вряд ли теперь скоро увидимся.

Я стою совершенно потрясенная. Неужели я успела так себя проявить? Была страстной с Димой? Но я же наследница главы правительства, а он простой скоморох! Заходит Паша.

– Скоро тут будет всё село. Тебе лучше уйти, если не хочешь, чтобы надутый индюк узнал, что ты нас предупредила.

– Надутый индюк?

– Это птица такая, важная и смешная, у наших соседей есть. А Пашка говорит про твоего отца. Метафора.

– Понятно. Ладно, прощайте.

Я выхожу в сени. Дима выскакивает за мной. Поворачивает меня к себе, держит за руки.

– Дай мне что-нибудь на прощанье.

– Что?

– Вот это кольцо. Оно не дорогое?

– Нет, бери. – Я снимаю со своего пальца кольцо и отдаю Диме.

– Жаль, что ты ничего не помнишь… Но я надеюсь, что ты вспомнишь меня.

Когда я ловко припарковалась у автомата с мороженым, Сила стояла на том же месте, где я ее оставила 20 минут назад. Одно мороженое она съела, а второе растаяло и текло по пальцам. Она подбежала к моему автолету и еще через стекло стала меня отчитывать.

– Лан, ты и с чипом была неуправляемая, а теперь – я даже не знаю, чего от тебя можно ждать? Отследить тебя теперь нельзя. Уже хотела искать тебя с искусственными собаками. У нас на складе в полиции есть несколько.

– Неуправляемая! Мне нравится.

– Теперь придется краснеть перед твоей мамой.

– Слушай, Сила, а сколько мне лет?

– Двадцать.

– А совершеннолетие у нас в стране с какого возраста?

– С восемнадцати.

– Вот видишь, мы сами отвечаем за свои поступки. Поэтому Лене ничего рассказывать не надо.

– Предлагаешь соврать…? Я не смогу. Это только дипломаты могут, правительство. У них честность на шестьдесят процентов обычно ставят. А остальным почти сто.

Я вздохнула. Иметь честного друга не всегда хорошо.

– Тогда хоть молчи, пока не спросит. Это сможешь?

– Постараюсь. – Серьезно пообещала Сесилия. – А куда ты летала?

Конечно, так я тебе и сказала, правдивая ты наша.

– Да так, осматривала город.

По дороге назад я стерла из истории свой последний маршрут, чтобы никто не узнал, где я была. Мама уж точно не обрадуется такой прогулке, и что-то подсказывало мне, что отец может и запретить некоторые мои действия, несмотря на то, что я совершеннолетняя. Лучше пока держать подругу и мать на расстоянии друг от друга.

Сила бросила растаявшее мороженое в распылитель, и мы полетели-таки к ней. Сила показывала мне куски из моей университетской жизни, и мне все больше нравилась эта прошлая Иоланта. Я с удовольствием узнавала, что и раньше не была паинькой. Таких называют лидерами. Они обо всем имеют своё собственное суждение. Открытые, решительные, уверенные в себе. Умеют нравиться, убеждать людей. Ну, эти последние качества явно приобретенные, отец научил. Когда я вечером спросила у матери, в чем причина моего отличия от остальных людей, она, надолго замолчав, все-таки объяснила.

– Отец считает, что народные лидеры не должны проходить коррекцию. В них должна быть здоровая доля агрессии. И остальные природные качества. Поэтому коррективы в твою психику внесли минимальные. Еще в раннем детстве. И больше не вносили.

И опять мой рот в удивлении приоткрылся.

– А остальные люди? Они проходят значительную коррекцию? Насколько психокорректор вмешивается в природу человека?

– Есть стандартные программы. Усиливаются те качества, к которым и так человек склонен. Например, чувство прекрасного и усидчивость, если есть склонность к рисованию. Музыкальный слух, если человек любит музыку. Ну и общечеловеческие ценные качества – доброту, сострадание, терпимость.

– А что убирают, уменьшают?

– Агрессию, жестокость, черствость, жадность. Это обязательный набор. И потом – индивидуально у каждого есть свои перекосы. Для этого психокорректоры и учатся три года, чтобы каждая коррекция была уникальной и лучшей для человека и окружающих.

– Я уже жалею, что не стала психокорректором…. Мам, тебя что-то беспокоит?

– Ты завтра выходишь на работу. И как раз в село Крутое, сопровождать скоморохов на коррекцию. Я просила твоего начальника, чтоб тебе дали другое задание, но у нас так мало полицейских, ведь за последние годы происшествий почти не было. Там будут почти все лучшие. Ты – лучшая с последнего курса. – Лена тяжело вздыхает. – Да и Маша одобрила. Считает, что чем раньше ты вольешься в свою обычную жизнь, которая была до травмы, тем лучше для восстановления.

– Мама Лена, я буду беречь себя.

Ну я-то знаю, что для меня скоморохи абсолютно безопасны. А оборотней и след давно простыл, не дураки же они попадаться полиции.

На следующее утро наш отряд полиции быстро выгрузился из грузового автолета в начале села. Полицейские разделились по двое и мелкими перебежками направились к домам. Миновали рощу, где меня ранили, и хоть раньше наши здесь прочесали каждую травинку, у меня по спине пронесся неприятный холодок. От отца я знала, что преступников, напавших на меня, до сох пор не нашли. Я подхожу к дому Димы и Паши. И вдруг, останавливаюсь от неожиданности. Из дома через открытое окно слышны два мужских голоса, они о чем-то спорят. Неужели не ушли? Но на что они надеются? Решили покориться судьбе?

С нетерпением захожу в дом, и облегченно выдыхаю. Там никого нет, лишь работает старенький кассетный магнитофон середины двадцатого века. Там записано представление с Петрушкой.

– Так ты отказываешься быть, как все? Быть частью нашего общества, свободного и прекрасного? – спрашивает жандарм.

– Отказываюсь, господин жандарм, категорически и бесповоротно.

Мой напарник, по случайности или нет, – мой бывший ухажер Альберт, подходят к магнитофону. Берет его в руки.

– Что это такое?

– Какая-то доперезагрузочая техника.

– Вот чурбан! – говорит жандарм на кассете. – Взять его! Мы все равно сделаем тебя счастливым и свободным! Как ты не упирайся!

Слышен отчаянный плач Петрушки. Мой напарник выдергивает провод из розетки. Магнитофон выключается.

– Кажется это сатира на нас с тобой. – С иронией говорю я. – Это мы – жандармы. В этом есть доля правды, как думаешь?

– По-моему, очень топорно. – Считает Альберт. – Не стоит вникать в их культуру, она лживая, как и все они. Невозможно быть честным без коррекции. Но по форме эти выступления привлекательные. И можно заразиться их идеями.

– Ну теперь-то не от кого заражаться, все ушли. А насчет того, можно ли быть честным без чипа, я думаю, можно.