скачать книгу бесплатно
– Чья рука? – спросил Афанасий Аристархович и задумчиво почесал бороду.
– Поэта нашего, Самира, – старцы переглянулись и нахмурили седые брови. А говоривший тем временем продолжил: – У Гульназ он сейчас, она ему перевязку делает.
– Кто ж его так?
– А он и сам не ведает, проснулся утром, а руки уже нет, ну и давай орать, – отвечал мужчина, стоявший рядом.
– В одних портках через всю деревню до Гульназ бежал, бесстыдник! – послышался женский возглас из толпы.
– А потом я за водой пошел, – опустив голову, тихо заключил Гришка.
– Что ж ему, в парадное надо было принарядиться? – донесся уже другой голос из толпы, и пока жители обсуждали приличия, Харис Эльдарович попросил рассказавшего всё мужичка:
– Набери еще ведерко…
Ведро из колодца вытащили полным не воды, а крови.
Послышались новые крики.
* * *
Возвращался до дому Афанасий Аристархович в ужасном расположении духа. Едва переступив порог, его захватило приподнятое настроение внучки – Василисы Михайловны. Она хлопотала по хозяйству, пока сын ее, маленький Илья Иванович, изволил убежать играть с мальчишками.
– Что там, деда?
– Нечисто дело, – отозвался старик и пересказал все увиденное. Решением старейшин было принято пока воду из колодца этого не черпать.
– Давно с водой что-то дурное творится, – заметила Василиса и нахмурилась. – То мы водой из реки пожар тушим, а огня только больше, то лихорадка прошлась по деревне, – девушка поджала губы. – Ко мне ведь чаще стали люди захаживать: то головная боль, то слабость. Гульнара, певица наша, и вовсе без голоса осталась, а я ведь только вчера видела, как она из того колодца воду домой несла.
– А то я не вижу! – фыркнул старик. Внучка его, Василиса Михайловна, среди людей снискала славу знахарки. И если бы только знахарки… Злые языки ее в колдуньи записали, да видел дед, что они правду говорят.
Василиса пожала плечами, поняв, что более не добьется новостей от деда и вернулась к хлопотам.
Вдруг в дверь постучали.
* * *
Ох, и не хотел Самир идти к Василисе! Да кто ж спрашивать будет? Харис Эльдарович его нашел в доме у Гульназ. Пожилая женщина много что вылечить могла, а не только раны: и сглаз, и порчу на нет сводила. Лишь по-доброму светила карими глазами, поправляла платок и слушала каждого, кто приходил к ней за помощью.
– Ты давай не дури, кто тебя без руки оставил? – грозно топнул ногой ветеран, а поэт и слова вымолвить не мог. Сидел весь бледный, с синими губами, в холодном поту и судорожно пострадавшую правую руку сжимал.
– Сказывали ведь не зря люди – не писал бы он баиты[13 - Баит – эпическое стихотворение (араб.).], – невзначай сказала Гульназ и вернулась к рукоделию.
– Кого из злых духов ты в этот раз облил помоями в своей писанине? Ну?!
Ответа он так и не дождался, вышел на крыльцо. Во дворе рубил дрова Азамат. Сильный, плечистый парень, волосы и брови – в цвет ночи. Уже как с полгода жил он в этой деревне и мозолил Харису Эльдаровичу глаза своей холостяцкой жизнью. Сколько он ни пытался его женить – всё без толку! То к одной семье в дом приведет, то к другой. Азамат лишь лицо хмурил, вел себя вежливо, а невесту так и не сыскал. Да хоть и вел себя тише воды ниже травы, лишнего слова о себе не говорил, а слухи все ж таки дошли до жителей.
«Говорят, он по матери, через ее сестру, Хану Караскалу потомком приходится!»
«Вот те крест – потомок батыра, сам давеча слышал!»
Потомок не потомок, а жил он по совести – помогал старикам, намаз читал и, бают, Коран наизусть знал.
– Азамат, дело есть к тебе, – Харис Эльдарович протянул парню саблю. Солнечный свет отразился от серебряной насечки оружия и пробежался по лицу парня.
– Не мне носить эту саблю.
– Но тебе рубить голову того, кто по-черному колдовать начал. Без ветра деревья не качаются. По деревням в округе ходят хвори неизлечимые, пожары, смерть. Когда последний раз шел дождь, Азамат?
Так и отправился батыр: в одной руке саблю держал, в другой – поэта. Самир трясся и белел с каждым шагом, пока приближались они к дому Василисы Михайловны. И только кобылка, лениво вышагивая за хозяином сзади, тихо фыркала.
– Аллах свидетель моим словам, Азамат – эта женщина своего мужа утопила! И нас утопит! Что ж мы, без нее с нечистью не справимся?
– Как это – мужа утопила?
– Так у Наталки сын родился, ее муж на радости гулянку закатил, все пришли, кто ходить мог. И вот, во время гулянки повздорила что-то Василиса с мужем-то. Бранились они недолго, а в конце она сказала: «Чтоб ты провалился!» Тот только плюнул да и ушел.
– Ну и что?
– В тот же вечер нашли его у речки, на берегу валялся, и лед рядом проломился. Мы все думали – что ж помер-то? Ведь вылез! А голова у него вся в крови была. Говорить стали, что драка у него была с братьями Прокопием и Егором. Что уж они не поделили – ума не приложу! А через месяц один от хвори помер, а другой в пожаре угорел.
– Хорошо она его чужими руками утопила, – усмехнулся батыр. Верить подобным россказням он не желал.
– Вот! Об этом вся деревня говорит! – но поэту и до несчастья с рукой во всё верилось, а теперь так и подавно. А уж в том, что Василиса колдует, он «всегда знал» и, слушая людей, лишь больше в своем знании убеждался. Всё мечтал он ее на какой-никакой подлости изловить или колдовстве темном, чтоб еще больше в своей правоте преисполниться, да не выходило. А в особо мечтательные вечера виделось ему из своего окна, как Василиса, выйдя из дому, к себе звезды в передник собирает – прям с неба они к ней прилетают. И с каждой украденной звездой ночь всё темней и темней…
Зайдя в хату, Самир рыскал глазами и был убежден – точно где-то нечисть какая-никакая прячется. Слышал он и такое, что ведьмы чертей на себя работать заставляют: дрова рубить, воду таскать. И приметь он такого черта под лавкой, не удивился бы, потому как дом у Василисы многим на зависть: и чисто, и красиво, и кажется, что не может один человек такой порядок устроить.
– Здорово, хлопчики. Что пожаловали? – Афанасий Аристархович хитро стрельнул светлыми глазами. И поведал Азамат, что отправили его бороться с нечистью. Ну, а кто больше колдуньи про нечистого знает?
– Ну-ну, дело хорошее.
– А Илья как? А хозяйство? – отозвалась Василиса, нахмурив темные брови.
– Где наша не пропадала, Вася, – махнул рукой дед. – А так хоть попробуете с бедой нашей разобраться. Кому, если не вам? Батыр есть, ты, Вася, столько про нечисть знаешь, сколько никто не знает, ну, и сказитель даже нашелся. Ступай с Богом!
Девушка лишь пожала плечами, взмахнула длинной темно-русой косой и пошла собирать припасы в дорогу.
– Далеко мы на твоей кобылке не уедем, – усмехнулась Василиса, выходя из дома. – Деда телегу нам отдал. Запрягай.
– Знать бы еще, куда ехать, – недовольно пробурчал Самир.
Дальше сборы шли молча. Сколько поэт ни пытался вытянуть Василису и Азамата на разговор, оба молчали или говорили мало. Так, лошадь вскоре запрягли, припасы загрузили, дед дал внучке свое благословение. Вот и отправились они втроем в дорогу.
* * *
Мирно ехала телега, поскрипывая колесом, были слышны кузнечики. Поднимая глаза к небу, Азамат не находил ни одного облачка. «Того гляди с такой погодой и хлеб начнет гореть», – задумался он. Самир же несколько успокоился, сидел смирно и глядел по сторонам. Старался отвлечься от боли в руке, вдыхая запах луговых цветов, что окружали путников. Василиса и вовсе чувствовала себя в своей тарелке: путешествия она любила. А потом облокотилась на мешок овса, что они запасли для лошади, и решилась начать разговор:
– Скажи хоть, батыр, куда путь держим, – звонко спросила Василиса, щурясь от дневного солнца.
– Из соседней деревни вести дурные приходят. Там больно худо все. Надо людей расспросить.
– Неужто правда худо? – оживился поэт.
– Уж пострашнее, чем у нас, – так же сухо ответил батыр, и более до самого привала от него не услышали ни слова.
Самир вновь вздохнул и провел здоровой рукой по коротко стриженным волосам. Гнетущее настроение его усиливалось. Пока выкручивало от боли, было не до тяжелых дум, а теперь поэт призадумался, как жить дальше. Ведь мечта была – пойти образование получить, продолжить писать баиты, сказки, стихи. Зря он, что ли, грамоте сам столько лет обучался? А теперь все прахом пошло. От природы маленький и неказистый Самир мог стать изгоем. Но в своей семье он был единственным поздним ребенком: родился, когда его матери уже за сорок стукнуло. А потому вниманием и любовью обделен не был, повзрослев, трезво принимал и свою непримечательную внешность, и быстрый ум. В конце концов, кто мы без своих недостатков? Пустота.
Остановились путники ближе к вечеру неподалеку от реки. Батыр пошел за водой, Василиса развела костер, поэт же сам перевязывал руку.
Искры от огня летели к небу и сливались со звездами. Не слышно было течения реки, шевеления ветра. Даже холод ночи не пытался удушить в своих объятьях, лишь ласково гладил по голове, успокаивая после дневного зноя.
– Что вздыхаешь так? – не отрывая взгляда серых глаз от огня, спросила Василиса.
– Я бы хотел что-нибудь написать, но не могу, – раздраженно пояснил Самир. Ему казалось, что всем очевидна его боль. Что еще может тревожить писателя, который более не в состоянии творить?
– Про чертей своих опять? – изогнув бровь продолжала расспрашивать девушка.
– У меня чертей нет! – вспылил поэт. – В отличие от тебя!
Батыр заинтересованно сверкнул глазами. Прекратить бы это дело… В конце концов, разве есть вред от их слов? Побранятся да успокоятся. А все ж таки любопытно, как перепалка закончится. У Самира мысли и ум быстрее ветра, как что напишет – сразу в народ уходит. Да и Василиса не из дур, как что скажет, так хоть стой, хоть падай.
– Не серчай, не мои черти тебя без руки оставили, – мягко улыбнулась колдунья.
– Ах ты!.. – задохнулся от возмущения Самир, да интерес был пуще гнева. – От слов своих не отказываешься? – тут же спросил он и всем телом рванул вперед, вглядываясь в каждую черту собеседницы.
Василиса хмыкнула, облокотившись на колесо телеги, заплясали огненные тени на ее лице.
– Не отказываюсь.
– Верни мне руку, – подобравшийся к Василисе поэт стоял на коленях, здоровой рукой опираясь о землю. Самир вызывал у нее лишь сочувствие и интерес, хотя и пошутить над ним она тоже любила.
– И нечистого уже не боишься? А что ж дрожишь? – звонко спросила колдунья, разыгрывая удивление. Самир лишь нервно сглотнул.
– Мне мой дар дороже страха!
– Твой дар слова при тебе, зачем тебе рука?
– Ты что ж, смеешься надо мной? – вскричал он и стал судорожно хватать ртом воздух. Василиса же и не думала дергаться или двигаться.
– Да надо бы над тобой посмеяться, – прозвучал глубокий голос Азамата, и Самир с Василисой сразу обратили на него свои взгляды. – Ты ж без руки остался, а не без таланта. То, что дает Всевышний, ни один шайтан забрать не в силах. Тебе ли этого не знать?
– Чем тебе левая рука не по нраву? Учись писать ею, – пожала плечами колдунья и забралась в телегу спать. Мужчины расположились на земле.
Прошло некоторое время. Все, кроме Самира, погрузились в дрему. Он долго пытался заснуть, но решил легонько толкнуть в бок батыра.
– М-м-м? – отозвался разбуженный.
– Азамат, как думаешь, а где она все-таки чертей прячет?
Громко вздохнув, батыр отодвинулся и, пробурчав какое-то ругательство на башкирском языке, поудобнее устроился, пытаясь вернуть сон.
– Сам такой, – не обидевшись, ответил Самир и продолжил: – Я вот думаю, она их на луне скрывает. Удобно – никто не найдет!
– Да нигде они не прячутся, – отозвалась Василиса. – Средь бела дня в самих людях ходят.
– Ловко, однако, – хрипло сказал поэт и после сразу же заснул.
* * *
Утром Василисы в телеге не оказалось. Самир убирал последствия привала, пока Азамат отправился на поиски. Может, искупаться пошла?
Нашел он ее, как ни странно, и правда у реки, за небольшой чащей молодых берез.
– …отравлена! Не ходила б ты туда, Вася! – услышал батыр незнакомый тонкий голос и в следующий миг уже был готов отречься от того, что его глаза видят.
– А вот надобно мне туда! Хоть убейся! – уперев руки в боки, твердо заявила девушка.
– Уйди от нее, – Азамат достал саблю и в два прыжка оказался рядом с Василисой.
– Ой, – собеседник колдуньи плюхнулся на мягкое место и уставился на оружие. Маленький мужчинка, ростом по пояс любому человеку, в красной рубашке да с седой короткой бородой. На первый взгляд он мог показаться карликом, но так может подумать только тот, кто не знает, с кем имеет дело.
– Не тронь его, – остановила батыра Василиса и грозно свернули ее темные очи. Мужичок схватился за подол голубого платья колдуньи и трусливо глядел на Азамата. Так и стояли бы друг напротив друга, но батыр нарушил молчание первым.
– Не ведал я, что ты с бисурой[14 - Бисура – низший дух (леший, домовой) в башкирских мифах и сказках).] дружбу водишь! – и в движении его, когда убирал он саблю, чувствовалась злость.
– Не всё зло, что на первый взгляд таковым кажется, батыр, – мягко и настойчиво проговорила девушка. – Ты бы лучше послушал, что нечисть сказывает. Разве нам это помешает?
Бисура быстро выглянул из-за колдуньи, улыбнулся странной нервной улыбкой, стал говорить:
– Я много, много узнал. Там, куда вы путь держите, давно люди болеют! Ой, как болеют! И все болезни разные и странные! Уж и доктор к ним из Уфы приехал, а ничего не помогает! У кого голоса нет, кто сил лишился, кто просто слег, а у кого ноги отнялись, – начал частить мужчинка, но Азамат прервал его:
– Ну, полно нас пугать!
– Что посоветуешь, бисура? – скрестив на груди руки, спросила колдунья.
– Доктор – человек хороший, у него про болезни поспрашивайте. И поэта вашего он посмотрит, и денег не возьмет. Георгий Владимирович имя его, из Уфы приехал. И староста у них хороший, Тимур Маратович. Человек богатый, дельный, но резкий и иногда грубый. Трудяга он, каких свет мало видел. Сын у него, вот, тоже захворал: голова болит и встать не может, кровь то носом, то из ушей польется. Ой, худо у них дело! Ой, худо! Не ходить бы вам туда!
Сведения о том, что дела у соседей плохи, подтвердились и, направляясь к телеге, путники думали каждый о своем.
Василиса была девушкой приятной наружности: осанистая, с длинной косой, плавной походкой и горячим взглядом. Ее не назвать красавицей – внешность недостаточно яркая. Но не заметить ее в толпе сложно, а как присмотришься, так порой и глаз отвести невозможно. Вроде бы и ничего особенного, а что-то в ней цепляло! С детства она воспитывалась дедом и бабушкой, рано осталась сиротой. Так бабка ее колдовать и гадать научила, в лес они ходили тоже часто. Дед, конечно, не особо доволен был, но и не запрещал – всё лучше, чем какой другой дурью маяться, а так и снадобьями своими людям помогать можно. Кроме того, характер Василиса от деда взяла, и долго у них в хате самые настоящие боевые действия велись! До того спорили, что уж со счету сбились, сколько окон было выбито, сколько горшков разбито да сколько раз они дверь меняли… И все в деревне прислушивались, из-за чего ж они в этот раз словесное состязание развели. Несколько раз особо любопытным тем же горшком или тарелкой прилетало… Но на людях всегда дед с внучкой вели себя тихо и прилично, даже ласково. А как Илья родился, так и вовсе, видать, мирное соглашение заключили, и больше по вечерам слушать стало нечего.
Самир уже сидел в телеге и, видно, сгорал от нетерпения. Еще бы – к вечеру должны приехать!
* * *
Солнце медленно стремилось за горизонт, отчаянно цепляясь за силуэт деревенской колокольни. Наконец, дорога была позади, и путники увидели цель своей поездки.
– Здравы будьте! Что пожаловали? – сидя на лавке у ворот, спросил старик.
