Школа мертвых языков

Наталья Франсси

Школа мертвых языков

Пролог

Двенадцатилетний Максим Волков стоял у окна своей комнаты, наблюдая, как рабочие грузят последние коробки с вещами в переезжий фургон. Серые тучи нависали над Москвой, словно предвещая что-то неприятное. Мальчик вздохнул и провел рукой по запотевшему стеклу, оставляя размытый след.

– Максимка, не грусти так, – мама появилась в дверном проеме, держа в руках свернутый плед. – Глуховск – это временно. Папе предложили очень хорошую должность в университете. Всего на год, может два.

– Два года, – мрачно повторил Максим, не отворачиваясь от окна. – Это целая вечность. А мои друзья? А школа? Я же только привык к Андрею Петровичу по математике.

Мама подошла и обняла сына за плечи. Ее руки пахли привычным лавандовым кремом, и от этого на душе стало немного теплее.

– В Глуховске есть очень интересная школа, – сказала она мягко. – Номер тринадцать. Специализируется на изучении редких языков. Представляешь, там изучают латынь, древнегреческий, даже какие-то забытые наречия. Ты же любишь все необычное.

– Мам, я и английский-то с трудом учу, – Максим наконец повернулся к ней. В его карих глазах плескалось разочарование. – А английский хотя бы нужен. Зачем мне какие-то мертвые языки?

– Языки не мертвые, просто… редкие, – мама погладила его по голове. – И не забывай, что ты у нас способный мальчик. Помнишь, как быстро освоил испанский прошлым летом?

– Это было всего несколько фраз, – буркнул Максим, но уголки губ чуть приподнялись.

За окном начал накрапывать дождь. Москва прощалась с ними по-своему – шумно, суетливо, по-настоящему. А впереди их ждал какой-то Глуховск, о котором Максим знал только то, что там холодно даже летом и живет всего тридцать тысяч человек.

– Папа говорит, что там очень красиво, – продолжала мама, явно пытаясь подбодрить сына. – Старинная архитектура, река, леса вокруг. И университет там знаменитый своими исследованиями в области лингвистики.

– Супер, – Максим закатил глаза. – Лингвистика – это же так весело.

В этот момент в комнату заглянул папа – высокий, чуть растрепанный мужчина в очках и с неизменной стопкой бумаг в руках.

– Готовы к приключениям? – он попытался изобразить энтузиазм, но Максим видел, что отец и сам не слишком уверен в правильности своего решения. – Машина подана, в путь!

Максим в последний раз окинул взглядом свою комнату. Пустые полки, где раньше стояли книги, голые стены без постеров любимых групп, отпечатки от кровати на ковре. Все это когда-то было его миром, а теперь превратилось в безликое пространство.

– Хорошо, – вздохнул он. – Поехали в этот ваш Глуховск.

Дорога заняла почти весь день. Сначала они ехали по знакомому Московскому шоссе, потом свернули на региональные трассы, и пейзаж за окном постепенно менялся. Современные торговые центры и новостройки сменились старыми деревянными домами, поля – густыми лесами, а небо становилось все серее и ниже.

– Смотри, какая красота! – воскликнула мама, когда они въехали в холмистую местность. – Эти березы, эти луга…

Максим кивнул, не отрывая взгляда от телефона. Связь то появлялась, то исчезала, и это раздражало. В Москве он привык быть онлайн постоянно.

– Макс, подними голову, – мягко попросил папа, поглядывая в зеркало заднего вида. – Скоро приедем, а ты так и не увидишь, куда мы переезжаем.

Мальчик неохотно оторвался от экрана и посмотрел в окно. Они проезжали мимо озера, гладкая поверхность которого отражала свинцовые тучи. По берегам росли высокие сосны, их темные силуэты выглядели торжественно и немного зловеще.

– Здесь так тихо, – заметил Максим, и в его голосе послышалась тревога.

– Тихо – это хорошо, – ответил папа. – В Москве мы забыли, что такое настоящая тишина.

Но Максиму эта тишина не нравилась. Она была какой-то неправильной, словно природа затаила дыхание в ожидании чего-то.

Табличка «Глуховск – 32 км» промелькнула за окном, и сердце мальчика неприятно сжалось.

Глава 1. Город

Глуховск встретил их серостью. Серые дома – в основном двух-трехэтажные, постройки прошлого века, серое небо, серый асфальт, по которому редко проезжали машины. Даже люди на улицах казались серыми – они шли медленно, почти бесшумно, и их лица выражали какую-то усталость.

– Ну, как тебе? – спросил папа, паркуясь возле невысокого дома с деревянными ставнями.

– Веселенько, – сухо ответил Максим.

Их новая квартира находилась на втором этаже. Двухкомнатная, с высокими потолками и окнами, выходящими во двор, где росло несколько старых лип. Мебель была простая, но добротная – видимо, университет позаботился о том, чтобы новый преподаватель чувствовал себя комфортно.

– Посмотри, какой вид! – мама распахнула окно в его будущей комнате.

Максим подошел и выглянул наружу. Действительно, вид был неплохой – за домами виднелись холмы, покрытые лесом, а вдалеке блестела речка. Но что-то в этом пейзаже настораживало – может быть, слишком правильная тишина, может быть, отсутствие птиц, которых должно было быть много в такой зелени.

– А где школа? – спросил он.

Папа указал рукой влево, где за несколькими кварталами виднелось высокое кирпичное здание с узкими окнами и странными башенками по углам.

– Вон там. Школа номер тринадцать. Построена еще в начале прошлого века, кстати. Раньше там был какой-то исследовательский институт.

– Институт чего? – почему-то этот факт заинтересовал Максима.

– Точно не знаю. Что-то связанное с языкознанием. Папа пожал плечами. – В университете говорили, что здание имеет интересную историю, но подробностей никто не рассказывал.

Максим всмотрелся в школьное здание. Даже на расстоянии оно выглядело мрачновато – темный кирпич, покрытый местами плющом, высокая ограда с коваными элементами, и какая-то общая атмосфера старины и запустения.

– Завтра идешь знакомиться, – сказала мама, раскладывая вещи. – Директор очень приятная женщина, Ольга Ивановна. Мы с ней по телефону разговаривали.

Вечером Максим долго не мог заснуть. В новой комнате все было чужим – запахи, звуки, само ощущение пространства. За окном стояла непривычная тишина. В Москве всегда что-то шумело – машины, люди, музыка из соседних квартир. А здесь было так тихо, что слышно было собственное дыхание.

Он лежал и думал о друзьях, которых оставил в Москве. Интересно, скучает ли по нему Дима? А что делает Сережка? Наверное, играет в новую игру, которую они вместе хотели пройти…

Где-то около полуночи Максим услышал странный звук. Сначала он подумал, что это ветер, но потом понял – кто-то поет. Тихо, монотонно, на непонятном языке. Мелодия была странная, без четкого ритма, скорее похожая на речитатив.

Мальчик встал и подошел к окну. Во дворе никого не было, но пение продолжалось. Казалось, что звук доносится откуда-то издалека, может быть, из школы.

– Наверное, радио у соседей, – пробормотал он себе под нос и вернулся в кровать.

Но сон так и не пришел. Пение то затихало, то возобновлялось, и в нем было что-то гипнотическое, что заставляло прислушиваться против воли.

Глава 2. Знакомство со школой

Утро было пасмурным и прохладным, хотя стоял конец августа. Максим надел джинсы и любимую футболку с логотипом рок-группы, но мама заставила переодеться в более строгую рубашку.

– Первое впечатление очень важно, – объясняла она, поправляя воротник. – Особенно в таком маленьком городе.

Дорога до школы заняла минут десять.

По пути они встретили нескольких местных жителей – пожилую женщину с сумкой, мужчину средних лет в выцветшей куртке, группу подростков. Все они здоровались с родителями Максима приветливо, но как-то сдержанно, и мальчик заметил, что говорят они негромко, почти шепотом.

– Народ здесь спокойный, – прокомментировал папа. – Размеренная жизнь, никакой суеты.

– Или просто все полусонные, – подумал про себя Максим, но вслух ничего не сказал.

Школа номер тринадцать оказалась еще более внушительной вблизи. Трехэтажное здание из темно-красного кирпича возвышалось над окружающими домами, словно средневековый замок. Узкие стрельчатые окна были обрамлены каменными наличниками с затейливой резьбой. По углам здания действительно возвышались небольшие башенки с коническими крышами, покрытыми зеленой медной патиной.

– Красиво, – признал Максим, рассматривая архитектурные детали. – Но как-то… мрачно.

– Это называется неоготика, – пояснил папа, который разбирался в архитектуре. – Начало двадцатого века. Очень характерно для учебных и научных заведений того времени.

Ограда школы была не менее впечатляющей – высокие чугунные прутья с наконечниками в виде стилизованных копий, массивные ворота с коваными завитушками. На воротах висела медная табличка: «МБОУ СШ № 13. Специализированная школа изучения редких языков».

– Редкие языки, – повторил Максим, разглядывая надпись. – Звучит загадочно.

Во дворе школы росли старые ели и березы, но даже они казались какими-то приглушенными, словно их зеленый цвет был разбавлен серой краской. На клумбах цвели астры и хризантемы, но почему-то преимущественно белые и бледно-желтые.

– Добро пожаловать, – раздался голос за их спинами.

Они обернулись и увидели женщину лет пятидесяти, высокую и худощавую, в строгом темно-синем костюме. Волосы у нее были аккуратно убраны в пучок, а лицо – бледное и угловатое – украшали тонкие очки в металлической оправе.

– Вы, должно быть, семья Волковых, – продолжала она, протягивая руку для рукопожатия. – Ольга Ивановна Крестовская, директор школы. Очень рада знакомству.

Голос у нее был тихий, но четкий, и в нем слышались какие-то непривычные интонации – словно она говорила не совсем на родном языке, хотя русская речь звучала безупречно.

– Максим, – представился мальчик, пожимая прохладную тонкую ладонь директора.

– Прекрасно. Мы очень рады новому ученику, Максим. Особенно такому способному, судя по характеристике из вашей прежней школы.

Максим удивился – он не считал себя особенно способным, скорее средним учеником. Но спорить не стал.

– Пройдемте, я покажу вам нашу школу, – предложила Ольга Ивановна.

Они вошли в здание через массивные дубовые двери, украшенные металлическими накладками. В холле было сумрачно, несмотря на большие окна – их стекла оказались матовыми, пропускавшими свет, но не дававшими возможности видеть что снаружи.

– Наша школа имеет богатую историю, – начала рассказывать директор, ведя их по широкому коридору. – Здание построено в 1913 году для Института изучения древних и редких языков. После революции институт закрыли, потом здесь размещались разные учреждения. А в 1995 году мы открыли специализированную школу.

Стены коридора были облицованы темным деревом до половины высоты, а выше покрашены в бледно-зеленый цвет. На стенах висели портреты в тяжелых рамах – видимо, выдающиеся лингвисты и полиглоты прошлого.

– У нас учатся дети со всего региона, – продолжала Ольга Ивановна. – Многие живут в интернате при школе. Мы изучаем латынь, древнегреческий, санскрит, арамейский, старославянский… А также некоторые языки, которые сохранились только в древних текстах.

– А зачем это нужно в современном мире? – не удержался от вопроса папа.

Директор остановилась и повернулась к ним. В ее серых глазах мелькнуло что-то странное – то ли удивление, то ли раздражение.

– Языки – это не просто способ общения, – сказала она медленно. – Это ключи к знанию, к пониманию того, как мыслили наши предки. Каждый язык содержит в себе особую… энергию, особую силу. И чем древнее язык, тем эта сила больше.

Максиму показалось, что в ее словах есть какой-то скрытый смысл, который он не может понять. Мама и папа переглянулись – видимо, они тоже почувствовали что-то необычное.

– Вот наша библиотека, – Ольга Ивановна распахнула дверь в просторный зал.

Максим ахнул от удивления. Комната была огромной, с высокими сводчатыми потолками. По стенам от пола до потолка тянулись полки с книгами – старыми, в кожаных переплетах, с потускневшими золотыми буквами на корешках. В центре зала стояли массивные деревянные столы, а над ними висели бронзовые лампы под зелеными абажурами.

– Здесь собрана одна из лучших коллекций книг по древним языкам и лингвистике, – гордо сообщила директор. – Многие издания уникальные, в единственном экземпляре.

Максим подошел к ближайшей полке и попытался прочитать названия на корешках. Большинство было на латыни, но попадались и совсем незнакомые алфавиты – какие-то загогулины, точки, странные значки.

– А что это за язык? – он указал на книгу с особенно причудливыми символами.

– Это аккадский, – ответила Ольга Ивановна, и в ее голосе появились теплые нотки. – Один из древнейших письменных языков человечества. Клинопись. Ему более четырех тысяч лет.

Она осторожно сняла книгу с полки и открыла на случайной странице. Максим увидел ряды мелких треугольных значков, аккуратно выбитых на пожелтевшей бумаге.

– Красиво, – признался он, хотя символы больше напоминали ему какую-то магическую тайнопись из фильмов о волшебниках.

– Каждый язык прекрасен по-своему, – согласилась директор. – Но древние языки особенно… они помнят то, что забыли современные.

– Что именно помнят? – заинтересовался Максим.

Ольга Ивановна внимательно посмотрела на него, словно оценивая, стоит ли отвечать на этот вопрос.

– Древние знания, – наконец сказала она туманно. – Способы мышления, которые мы утратили. Связи между словами и… реальностью. Но об этом вы узнаете позже, когда начнете учиться.

Они прошлись по остальной школе. Классы оказались просторными, с высокими окнами и старинной мебелью. В каждом кабинете на стенах висели карты древних государств, таблицы с алфавитами давно исчезнувших языков, портреты ученых-лингвистов.

– У нас небольшие классы, – объясняла директор. – По десять-двенадцать человек. Это позволяет уделить каждому ученику максимум внимания.

В одном из классов они застали урок. Учительница – молодая женщина с усталыми глазами – что-то объясняла группе детей примерно Максимового возраста. Но говорила она странно, смешивая русские слова с какими-то другими.

– Сегодня мы studiamus латынь, – говорила она монотонным голосом. – Repetite post me: lingua mortua. Мертвый язык.

Дети послушно повторяли: «Lingua mortua, lingua mortua…»

Максим заметил, что ученики сидели очень прямо, не шевелились, только губы их двигались в такт словам учительницы. И голоса у них были какие-то безжизненные, механические.

– Елена Сергеевна, один из наших лучших преподавателей, – шепнула Ольга Ивановна. – Она ведет латынь и древнегреческий.

– А почему дети такие… тихие? – спросила мама Максима.

– У нас особая атмосфера, способствующая концентрации, – ответила директор. – Мы учим детей внимательности, сосредоточенности. В древности считалось, что изучение священных языков требует особого настроя души.

Когда они вышли из класса, Максим оглянулся. Учительница и ученики продолжали свой урок, но что-то в этой сцене показалось ему неправильным. Может быть, слишком уж они были неподвижны. Может быть, в их голосах не хватало живости.

– Максим завтра начнет учиться? – спросил папа.

– Конечно, – кивнула Ольга Ивановна. – Мы уже составили для него индивидуальное расписание. Первый урок в восемь утра – древние языки с Еленой Сергеевной. Потом немецкий с Вильгельмом Карловичем, французский с мадам Клодин, и в завершение дня – урок забытых языков с господином Мортимером.

– Забытых языков? – переспросил Максим. – А что это такое?

– Языки, которые исчезли из употребления так давно, что о них не осталось даже записей в обычных источниках, – пояснила директор. – Господин Мортимер – уникальный специалист. Он воссоздает эти языки по фрагментам древних текстов, по этимологическим связям. Это очень интересно.

Максим кивнул, хотя ему все это показалось довольно странным. Зачем изучать языки, которые никто не помнит?

– А обычные предметы? – спросила мама. – Математика, история, литература?

– Разумеется, есть и они. Но в нашей школе акцент делается именно на лингвистическую подготовку. Мы считаем, что владение древними языками развивает интеллект гораздо лучше, чем традиционные дисциплины.

Экскурсия завершилась в директорском кабинете – просторной комнате с массивным письменным столом, книжными шкафами и несколькими старинными картами на стенах. На столе лежала стопка документов и какие-то древние фолианты.

– Вот ваше расписание, – Ольга Ивановна протянула Максиму листочек. – И список необходимых учебников. Большинство книг есть в нашей библиотеке, но некоторые вам придется приобрести.

Максим пробежал глазами по списку. Названия были внушительные: «Основы латинской грамматики», «Введение в санскрит», «Сравнительное языкознание древних индоевропейских языков». И это для седьмого класса!

– Не пугайтесь, – заметив его растерянное выражение, сказала директор. – Мы начинаем с самых основ. Главное – желание учиться и открытость новому знанию.

Когда они выходили из школы, Максим почувствовал облегчение. На улице было светлее, воздух казался свежее, даже птицы пели громче. Словно здание школы накладывало на все вокруг какую-то невидимую пелену.

– Ну как впечатления? – спросил папа по дороге домой.

– Интересно, – осторожно ответил Максим. – Но как-то… необычно. Ты не заметил, что дети в классе были какие-то странные?

– В каком смысле?

– Слишком тихие. И говорили как роботы.

Мама засмеялась:

– Просто хорошая дисциплина. В Москве в твоем классе такой шум стоял, что учительнице приходилось кричать.

– Может быть, – согласился Максим, но ощущение необычности не покидало его.

Вечером он долго разглядывал расписание и думал о завтрашнем дне. Первый день в новой школе всегда волнительный, но здесь к обычному волнению примешивалось что-то еще – любопытство, смешанное с тревогой.

За ужином родители обсуждали впечатления от школы.

– Директор производит впечатление очень образованной женщины, – говорил папа, нарезая хлеб. – И специализация интересная. В наше время мало кто занимается древними языками серьезно.

– А здание какое красивое! – добавила мама. – Конечно, мрачноватое, но это придает ему особый характер. Чувствуется история.

– История – это хорошо, – согласился папа. – Кстати, я сегодня в университете спрашивал коллег об этой школе. Отзывы положительные. Говорят, выпускники поступают в лучшие вузы страны на филологические факультеты.

– А что именно говорили о школе? – поинтересовался Максим.

– Что там особенная атмосфера, дети очень дисциплинированные, показывают отличные результаты в изучении языков. Правда, один преподаватель сказал что-то странное…

– Что именно? – мама подняла бровь.

– Что дети из этой школы… как бы это сказать… очень серьезные. Даже слишком. Один его знакомый работал там пару лет назад, так говорил, что ученики почти не смеются, не шумят на переменах. Но может, это просто хорошее воспитание.

Максим нахмурился. Школа без смеха и шума – это действительно странно. Даже в самых строгих учебных заведениях дети остаются детьми.

– Наверное, просто другая система образования, – сказала мама. – В Европе тоже очень строго, но результаты хорошие.

После ужина Максим попытался найти в интернете что-нибудь о школе номер тринадцать. Информации было немного – официальный сайт с общими фразами о качественном образовании, несколько статей в местной прессе о победах учеников в олимпиадах по лингвистике. Ничего необычного.

Но в одном форуме он наткнулся на странное обсуждение:

«Кто-нибудь знает что-то о школе №13 в Глуховске? Моя двоюродная сестра туда перевелась два года назад. Раньше была живая, веселая девочка, а теперь когда приезжает к нам, только и говорит какими-то заумными фразами, да еще на каких-то непонятных языках. Родители говорят, что это от учебы, но мне кажется, что с ней что-то не то…»

В ответах были разные мнения – от «просто взрослеет» до «может, действительно слишком интенсивная программа». Но один комментарий заставил Максима задуматься:

«Я работал в Глуховске электриком, часто бывал в разных зданиях. Так вот, в этой школе какая-то странная акустика. Голоса там звучат по-особенному, как в церкви или в склепе. И еще – местные жители говорят, что по ночам из школы доносятся голоса, хотя она должна быть закрыта.»

Максим вспомнил ночное пение, которое слышал накануне. Может быть, это действительно доносилось из школы?

Он закрыл ноутбук и подготовился ко сну, но мысли не давали покоя. Что-то в этой школе было не так, хотя он не мог понять, что именно. Может быть, он просто слишком нервничает из-за переезда и нового места?

За окном снова стояла непривычная тишина. Ни машин, ни голосов, даже ветра не было. И в этой тишине Максим снова услышал далекое пение – тихие голоса, сливающиеся в монотонную мелодию на непонятном языке.

Он встал и выглянул в окно. В направлении школы горело несколько окон, хотя время было уже позднее. Может быть, там проводились какие-то вечерние занятия?