banner banner banner
Поэзия и повесть. Я твёрдо верю в чудеса
Поэзия и повесть. Я твёрдо верю в чудеса
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Поэзия и повесть. Я твёрдо верю в чудеса

скачать книгу бесплатно

Поэзия и повесть. Я твёрдо верю в чудеса
Наталья Борисова

Вашему вниманию представлена повесть, имеющий под собой действительную основу из рассказов жителей моего города, а так же поэзия и тексты песен.

Поэзия и повесть

Я твёрдо верю в чудеса

Наталья Борисова

© Наталья Борисова, 2024

ISBN 978-5-0062-5537-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сборник стихов «Я твёрдо верю в чудеса»

Об авторе

Наталья Борисова родилась в городе Вязники Владимирской области 10-го сентября 1987 года.

По образованию библиотекарь, закончила ВОККИ (Владимирский областной колледж культуры и искусства) по специализации «Библиотековедение».

Член Вязниковской литературной группы с 2011-го года.

Автор песен о городе «Подвенечные Вязники» и множества других песен. Всего написано 20-ти песен о любви, о пейзажной лирике, а так же на многие другие темы. Автор стихов, детективных романов и мистических повестей.

Победитель конкурса чтецов посвящённых мероприятию «Фатьяновская весна – 2014», участник конкурсов «Музейная лира», «Наследие» и «Русь моя».

Предисловие

В этом сборнике представлены стихи разных лет и мистическая повесть.

Итак…

***

Ночью тёмной, дождливо-ветреной,

Либо утром в рассветный час

Нас, поэтов, зовёт приветливо

Муза в пылкий, словесный вальс.

Росы, звёзды, озёра, омуты,

Снежный плен колдовской зимы,

Запах сена в стогах нетронутых

Обретут у поэта смысл.

Без движения мир вдруг станется

Для поэта в заветный миг,

Под пером лист скрипит, смущается…

Пыл сюжета его настиг!

Захлестнёт, заиграет красками

Вдохновенный узорный слог,

Засверкает он между кляксами

Яркой смелостью ёмких строк.

Зачерпнёт ярких звёзд из старицы

Силой дум молодой поэт,

И слова с вдохновеньем сладятся,

Будет песней стих новый спет!

Неприкаянные души. Повесть

***

Что-то тёмное и жуткое надвигалось с упорной неотвратимостью, пугая и завораживая одновременно. Что это было, осознать было сложно, настолько пугающим оно было. Казалось, тьма хотела захватить заблудшую душу, но душа сопротивлялась изо всех сил, стараясь вырваться из пучины ужаса…

Сон молодого мужчины растаял, словно его и не было, оставив только неприятное чувство ужаса.

Этот сон мучил Александра Ламакина с детских лет, раньше он пугался, звал мать, которая его успокаивала, а потом привык, считая это само собой разумеющимся. А сон повторялся каждую неделю…

1

Где-то вдалеке за окном доносились радостные крики играющих ребят, таинственный ропот природы в предвкушении очередного чудесного весеннего дня – шелест листвы, гомон птиц и какой-то приводящий в трепет звон, который ощущается каждым человеком только в мае.

Когда бурлит кровь, и, кажется, будто весь мир сосредоточился только в каждом из нас, и всё вокруг наполняется каким-то особым смыслом. Для Александра дни, наполненные каким-либо смыслом, давно канули в лету.

Небольшая комната выглядела сумрачно и неуютно даже в ярких лучах утреннего рассвета. Узкие полоски солнечного света робко проглядывали сквозь неплотно задёрнутые тряпки на окнах, выполнявших роль занавесок в этом бедном и убогом жилище.

Старые обои местами облупились, явив случайному взору серый бетон общежития, в воздухе витал запах плесени и затхлости.

Из всей мебели тут были только старый шкаф, если открыть который, комнату тотчас наполняли стаи моли, небольшой столик и кровать. На продавленном матрасе лежал молодой человек.

Ему было тридцать пять лет, немытые тёмно-русые волосы выглядели неопрятно, а стройная фигура облачена в старые трико, которые на данный момент были его единственной одеждой.

На небольшом столике, стоявшем посреди комнаты, громоздились небольшие бутылки, в народе именуемые «чекушками», стояли три стопки, а на треснувшей тарелке лежали крупные крошки чёрного хлеба и почерствевшая горбушка.

Рядом стояла открытая с наполовину съеденным содержимым банка «Килька в томате», над которой роем вились мухи, проникшие в комнату сквозь распахнутую настежь форточку.

Всё детство Саша видел, как отец, приходящий с ночной смены на местной фабрике, приносил с собой из ларька бутылку водки, и, как он выражался «отдохнём с устатку», за вечер выпивал её.

Это был высокий, худощавый мужчина, его лицо выражало усталость, ведь он работал на заводе, а по ночам разгружал вагоны, стараясь прокормить семью. В молодости его выразительные серые глаза выражали задор и стремлением двигаться вперёд, но, со временем, когда его жизнь превратилась в рутину, он впал в уныние.

Что подвигло его на пьянство, трудно было сказать.

Со временем одной бутылки ему становилось мало, и количество «огненной воды» с каждым разом увеличивалось. В конце концов, Пётр Ильич потерял человеческий облик, и его жена, забрав маленького Сашу, бросила опостылевшего мужа и ушла от него в общежитие. Пётр Ильич пропил комнату, которую получил при размене с женой, и умер, окончив свои дни на улице.

Будучи пацаном, жизнь которого проходила во дворе, он видел, что старшие ребята уже пьют и курят, и было неудивительно, что он стал, украдкой воруя у крепко пьющего соседа самогонку, изредка выпивать, когда мать уходила в ночную смену.

Марина Александровна была женщиной властной, волевой, требовательной, работала в школе завучем, а потом директором, она воспитывала сына твёрдо и даже сурово. В молодости она была очень красивой, с карими глазами и густыми тёмно-каштановыми длинными вьющимися волосами, которые потом она обрезала, превратив в изящное каре, следуя веяниям моды.

Желая, чтобы сын как можно больше учился, она заставляла Сашу ходить в различные кружки. Он обучился столярному делу, штукатурить, учился в школе он на четвёрки, выше не тянул, да и учителя старались улучшить его знания благодаря посту его матери.

Когда сын подрос, Марина Александровна как-то нашла у него бутылку с остатками водки, и поняла, что сын собрался пойти по стопам своего непутёвого отца. Она выпорола сына, и пуще прежнего стала заставлять учиться, чтобы потом найти ему достойную профессию.

Но Саша не желал учиться грамоте, ему хотелось гулять до поздней ночи с приятелями, а на возражения матери отвечал:

– Кем Бог даст, тем и буду! – припомнив слова одной бабульки во дворе, отчего Марина Александровна разозлилась.

– Бога нет! – резко сказала она, воспитанная партийными идеологиями, – есть только твоя беспросветная лень и наследственная склонность к водке! Немедленно садись учиться!

Время шло, Саша вырос, но никуда учиться он дальше не поступил, едва окончив школу, он пошёл работать.

Когда умерла Марина Александровна, он остался один.

Семьёй он так и не обзавёлся, девушки сменялись бесконечной чередой вульгарно накрашенных девиц, крепко пьющих, курящих и отчаянно матерящихся, а из жилья у него была только эта комната, которая осталась ему после матери.

Теперь Саша, как и когда-то его отец, возвращаясь, домой после работы, выпивал бутылку и ложился спать до следующей смены.

Со временем он стал просыпать работу, его стали наказывать, лишая премий, и, в конце концов, выгнали из фабрики.

Теперь его жизнь превратилась в одно сплошное размытое пятно, в пучине которого влекущим маяком манило только одно-единственное желание – найти деньги на очередную бутылку.

Вновь начинающийся день в стенах старого общежития, которое населяли в основном рабочие и пьяницы, стал обретать очертания – за стенкой слышался громкий мат собирающихся на работу мужиков.

Где-то с другой стороны доносилась брань молодых людей и плач разбуженного ребёнка, а в дверь, за которой жил Саша, кто-то стал громко и настойчиво колотиться.

Едва открыв мутный взгляд остекленевших глаз от избытка алкоголя, Саша с трудом повернулся на кровати, и, не удержав равновесие, упал с неё на пол, произведя при этом сильный грохот.

– Санька, …, ты что там, …, делаешь, …? – смачно перемежая слова площадной бранью, выругались за стеной.

Он распахнул дверь, и увидел, что на пороге стоит его сосед Василий, огромный и невероятно грубый мужик ростом два метра, с широченными плечами и громадными кулачищами.

Саша побаивался его, поскольку знал, что тот разбирается с людьми по-простому, не въезжая в ситуацию, и лишь потом начинал выяснять, правильно ли он сделал, чуть не проломив череп собеседнику.

– Чего тебе? – спросил Саша, и, пытаясь удержать равновесие, он облокотился боком о косяк.

– Ты когда должок вернёшь, …? – сплюнув на пол, осведомился Василий.

– Когда… когда… – пробубнел Саша, не глядя на него, и кляня тот миг, когда он занял у жены Василия тысячу, – верну, не боись!

– Судя по твоей роже, не скоро! – оскалился Василий, тоже облокотившись о косяк, – работёнка для тебя есть!

– Какая? – еле выговорил Саша, не глядя на него.

– Ты красить умеешь? – деловито осведомился Василий, – вроде соседки говорили, что мать тебя в своё время заставила какие-то курсы маляров пройти! Ну, говори! – с угрозой произнёс он.

– Вроде, да, – неуверенно проговорил Саша, трясясь всем телом.

Постепенно его начинало мучить похмелье.

– А на стройке сможешь? – так же угрожающе спросил Василий, – ну, там очистить каменную кладку, внутри уж будут специально нанятые люди делом заниматься!

– Наверное, смогу, – пробубнел Саша, поднимая на него тусклые глаза, некогда красивые серо-голубого цвета.

– Вот и ладушки, – потёр руки Василий, – и должок мне вернёшь, и деньжат сам подзаработаешь.

– А ты сам, что ж не воспользуешься? – спросил Саша, дрожа всем телом, – почему мне предлагаешь?

– У меня Машка с Дашкой, – спокойно ответил сосед, – куда я их дену? А там жить надо! Это под Нижним Новгородом!

– А… – неуверенно проговорил Саша.

– Ну, чего, согласен? – грозно осведомился Василий.

– Согласен, – вздохнул Саша, – но как туда добраться? И где денег взять на проезд? – его волновал самый главный вопрос.

– Группу рабочих транспортируют на автобусе, – и Василий протянул ему смятый клочок бумаги, – позвони по этому адресу, скажи, что по поводу работы и езжай, куда тебе укажут. Понял меня?

***

Утром следующего дня Саша в старой майке и джинсах сидел в светлом и уютном офисе около симпатичной молодой девушки, что-то методично оформляющей в компьютере.

Когда все формальности были соблюдены, и Саша очутился на улице, им вдруг овладело странное чувство, будто он окунается во что-то неведомое, совершенно неподвластное его разуму.

Майский день был наполнен возрождением всего живого, и, вдохнув полной грудью, Саша сел на пустующую скамейку.

Новое и непонятное ему чувство овладевало им с каждой минутой всё сильней и сильней, и он не понимал, зачем он это всё делает.

Он мог сказать Василию, что его не приняли, а потом просто искать подработку на рынке, перетаскивая ящики с овощами и фруктами.

Платили за это ему сущие копейки, но зато не надо было никуда ехать; в этой жизни Сашу уже ничего не интересовало.