скачать книгу бесплатно
Полночи плакала Танина Машенька. То ли колики, то ли зубы, то ли ещё что…
– Может, позвать кого? – спросила я, слипающимися от усталости глазами глядя на приплясывающую из последних сил с ребёнком на руках Таню.
– Кого? – чуть не плача, ответила она. – Грыжа у неё, вот и орёт. Они ничего не сделают всё равно. Скажут: «Сама родила, вот и крутись».
– И часто она так кричит?
– Теперь почти каждую ночь. Раньше у меня было две соседки: Катя и Гульнара. Катька выпустилась неделю назад, а Гульнара ушла жить в другую комнату, как только там освободилось место.
– Ясно.
– Так что привыкай. Тебе всё равно некуда идти. В ближайшее время никто не выпустится. Вон, Вовке в мае стукнет восемнадцать, а сейчас ноябрь. Но к парням тебя стопудово не поселят.
Ну, раз мне некуда деваться, придётся как-то приспосабливаться. А уж это я умею!
– А можно мне? – я кивнула на Машеньку.
– Уверена? – с сомнением посмотрела на меня Таня.
Я встала с кровати и решительно протянула руки к младенцу. Если честно, понятия не имела, как держать ребёнка и что вообще с ним нужно делать. Зря боялась: Машенька как-то сама взялась и расположилась у меня на руках. Она уже не визжала, как поросёнок на бойне, а просто монотонно ныла.
Таня, передав мне дочку, мешком рухнула на свою кровать.
И вот я один на один с совершенно непонятным мне маленьким существом. Детских колыбельных я не знала, только смутно помнила песенку из телепередачи «Спокойной ночи, малыши», и начала тихонечко подпевать.
– Капец, ты ни в одну ноту не попадаешь, – уже в полудрёме сказала Таня, но вдруг заметила, что слышит только мой голос. – Чудеса…
Машенька, утомлённая ночным ором, уснула. Её личико преобразилось и стало ангельским. Трудно представить, что эта мирно сопящая куклёха только что терроризировала свою маму и меня истошными криками.
Когда я уложила ребёнка в детскую кроватку, Таня уже спала, раскрыв рот и пуская слюни на подушку. Бедняга. Как она ещё успевает учиться?
***
Этой ночью мне снился Костя. Дурацкий сон, где он позвал меня, а я, доверчивая идиотка, снова пошла за ним. Я вцепилась в его руку и, счастливая, что хоть кому-то нужна, летела, едва касаясь ступнями земли. Забыла все обиды и смотрела на Костю, как та самая группа горячих поклонниц. Очков ещё розовых мне не хватало для полного идиотизма картины.
Наутро я с облегчением выдохнула, что это был только сон. Ибо ни за что и никогда за этим предателем больше не пойду. Да и вообще весь мужской род в лице Кости мне противен.
В этот день я вместе с воспитательницей Ниной Алексеевной отправилась по инстанциям – восстанавливать документы.
В ЗАГСе нашли учётную запись о моём рождении и в экстренном порядке выдали свидетельство о рождении.
Уф! Без Нины Алексеевны я бы застряла в ЗАГСе. Ибо во всяких там свидетельствах, сериях, органах выдачи я – как то самое круглое отверстие в бублике.
Дальше мы забрали из старой школы моё учебное дело и отправились в новую – переводить меня.
Последнее место – паспортный стол. Оказывается, получить паспорт я должна была ещё в четырнадцать, но моей маме было не до того. И вот, за четыре месяца до моего семнадцатилетия, я получу свой первый взрослый документ.
***
Вечером завхоз выдала мне всё необходимое для учёбы и жизни в детдоме, и я до ночи раскладывала по местам свои вещи и обустраивала рабочий стол. Неплохо. Жить можно.
В это время года в гнёздышке становится некомфортно от холода, а здесь батареи шпарят, постельное бельё пахнет стиральным порошком и утюгом, да в окошках виден свет уличных фонарей. Благодать!
Только вот вторую ночь подряд мне снится тот, имя кому: ПРЕДАТЕЛЬ. Нет, ну это уже слишком! Кыш из моей головы! Ну вот и чего мой глупый мозг вспоминает о нём?
Погорячилась я тогда, пожелав остаться жить в Костиной квартире. Ну, оказался этот мужик не принцем на иномарке, а козлом распоследним. Так всё уже, проехали. Теперь мой дом на год и четыре месяца здесь. Буду учиться в школе и думать о будущем. И никаких там подлецов мне в голове не надо. Кыш, говорю!
***
На следующий день меня протащили по врачам. Точнее, Нина Алексеевна привела меня в поликлинику, проконтролировала, чтобы мне в регистратуре завели карту, и убежала по своим делам. Бросила меня на произвол судьбы.
И вот стою я посреди коридора с анализами в пакетике, а куда их девать – не знаю. В урну что ли бросить? Все так мельтешат, суетятся, толпятся в очередях, что фиг чего разберёшь.
Вдруг смотрю, парень с такими же баночками в пакетике, как у меня, свернул влево. Я – за ним. Ага, вот, значит, куда надо сдавать продукты жизнедеятельности! И зачем они сдались врачам? Им своих, что ли, мало? Или это такой ритуал откупа, чтобы меня пропустили дальше на медосмотр?
А дальше меня ждали терапевт, флюорография, ЭКГ и всё остальное. С первого этажа на четвёртый, с четвёртого на второй, потом обратно, и так десять раз… Вот откровенно не понимаю, зачем меня, пышущую здоровьем, заставлять сидеть в очереди.
Занявшая за мной очередь бабулька, еле живая, охающая, так жалобно на меня посмотрела, что я пропустила её вперёд. Потом все остальные бабушата, сидящие после меня, смекнули и последовали её примеру. Эх…
Последнего врача я прошла, когда на улице уже стемнело. Ощущения такие, будто я весь день пахала, как конь по весне.
После поликлиники, вернувшись в батор, я опустошила кухню. Съела и суп, и пюре с котлетой, и печенюшками закусила, а напоследок насовала за щёки карамелек.
– Чего у тебя с лицом? – спросила меня Таня, когда я поднялась на второй этаж, в нашу с соседкой комнату.
– Кафеты, – ответила я и плюхнулась на кровать.
Таня куда-то собиралась и одевала Машу. Это показалось мне странным: уже вечер, темно, поздновато для прогулок.
– Куда это вы? – поинтересовалась я.
– Да мы в соседнее крыло, в дом малютки, – сказала Таня. – Хочешь с нами?
– А что вы там делать будете?
– Как что? С детками водиться. Нянечки там зашиваются. Мы вот с Машенькой ходим, помогаем, когда получается.
Видимо, мало я сегодня напомогалась бабулям…
***Таня привела меня в большую комнату с самыми маленькими. С нами зашла молодая нянечка Алёна Евгеньевна.
– А кто это с тобой? – поинтересовалась у Тани нянечка.
– Это Наташа, моя новая соседка. Тоже вызвалась помочь с детками, – ответила Таня.
– Ну, хорошо. У нас тоже только что новенькую привезли. С заячьей губой, – сказала Алёна Евгеньевна и показала рукой. – Вон там, кроватка у стены между окнами.
– Ой-ёй, – вздохнула Таня. – Как её кормить-то?
– Да вот, покормила, и весь халат в смеси, – показала нянечка на свой воротник в желтоватых пятнах.
Пока Таня мило беседовала с Алёной Евгеньевной, я подошла к той самой малышке с заячьей губой. А когда увидела, то моим первым порывом было: сбежать подальше.
До сегодняшнего дня я не знала, что такое заячья губа, а, узнав, захотела развидеть и забыть.
«Ужасно… Это ужасно!» – плакал мой внутренний ребёнок.
Я пересилила страх и осталась стоять над малышкой. Она была гораздо меньше, чем Танина Машенька. Совсем крохотная. Голова с два моих кулачка. На лбу сквозь кожу просвечивает жилка.
– Недоношенная, – послышался нянечкин голос прямо у меня за спиной. – Мамка злоупотребляла. Сразу в роддоме и отказалась. Не повезло девочке.
– А у неё уже есть имя? – спросила я, лишь для того, чтобы не стоять, как немая дурочка.
– Да. Аришка. Деткам с нарушениями стараются давать красивые имена, чтобы у них был хоть какой-то шанс попасть в семью, – ответила Алёна Евгеньевна.
– Значит, у Аришки мало шансов?
– Скажем так: у неё больше шансов, чем у нашего Данилы, у которого синдром Дауна, но меньше, чем у всех остальных.
– А заячью губу лечат?
– Лечат. Но с этим не ко мне. Всё зависит от финансирования.
Таня позвала меня водиться с другими детками, которые, в отличие от малышки-Аришки, не спали. За вечер я научилась всему: кормить, подмывать, переодевать и даже делать детский массажик.
К девочке с заячьей губой я больше не подходила. Но ни на минуту не могла избавиться от мыслей о ней. Боженька, пусть у неё всё будет хорошо…
По дороге обратно в своё крыло я пустила слезу. Темно, никто не видит. А шмыганье носом можно списать на обычный насморк. Всё-таки как жизнь несправедлива к детям.
***
Перед сном мы с Таней разговаривали о детях. Она сказала, что мне обязательно нужно ещё раз прийти в дом малютки, потому что у меня дар ладить с малышами. А я вот в этом была не уверена. И вообще, моя жизнь так резко поменялась, что голова кругом. Пожалуй, возьму паузу, чтобы над всем поразмыслить.
Не сказать, что в детдоме мне хуже, чем в гнёздышке, но, чувствую, плакала моя свобода.
Нинок с дедой Васей наверняка переживают, куда я запропастилась. Они ведь оба такие переживательные. Надо бы их проведать… А вот по дядьке Сашке не скучаю. Кобель плешивый. Я ему ещё докажу, что не стану, как мама, и не дамся в лапы какому-нибудь козлу! И всё у меня будет хорошо!
Кстати, о козлах… пусть только попробует снова мне присниться. Всё. Не думаю о нём. Не думаю.
Глава 6. Благими намерениями…
А на следующий день я в первый раз пошла в школу! В девятый класс, где я старше всех на год или два.
Школа была всего в километре от детского дома, так что я, прибившись к стайке сирот, ходила пешком. Младших водила в школу воспитательница, а старшие ходили кто кучками, кто по одиночке. А мне страшно было идти одной. С мелкашами и воспитательницей оно как-то поспокойнее.
Таня училась на класс выше меня и уроки у нас совпадали редко: то ей к третьему уроку, то мне ко второму. Так что вместе мы ходили только по пятницам, а после раздевалки разбредались кто куда и почти не пересекались.
***В классе я одна была детдомовская. Когда я впервые вошла в кабинет и села за парту, за моей спиной зашушукались. Мне всё казалось, что во мне что-то не так: может, петух вылез на голове или я где-то нечаянно испачкала белую блузку. Одежда-то на мне красивая, дорогая, козлом купленная. Вряд ли она стала предметом шушуканий.
Учебников в первый день мне выдали столько, что они заполнили весь рюкзак, да ещё в руках пришлось нести.
Вернулась я в свою комнату с языком на плече, сгрузила тяжесть на стол и только хотела плюхнуться на кровать, как заметила на ней пакет.
Таня, которая вернулась из школы раньше, сидела за своим столом и делала уроки.
– Это тебе просили передать, – сказала она.
Я заглянула внутрь, а там… а там…
– Моя пре-е-е-елесть! – чуть не плача, воскликнула я.
Они, они, родимые! Леопардовые, с карманами!
Я достала их из пакета и обняла, как самое родное существо на свете. Права была Таня: моё ко мне обязательно вернётся.
– Ого, какие клёвые! – оценила штанишки Таня. – Дашь погонять?
– Э-э… – не то чтобы я была жадиной, но делить с кем-то мою леопардовую прелесть мне как-то не хотелось. – А, может, я тебе другие свои брючки подарю? – предложила я.
– Ну хоть примерить-то дашь? – Таня сделала щенячьи глазки. Видать, все сироты профессионально умеют жалобно, умоляюще смотреть. Как тут не уступить?
– Примерь… – вздохнула я.
Таня бодренько выскочила из-за стола и выхватила из моих рук штаны.
– О, они совсем новые. Вон, бирка внутри, – заметила она.
– Да? – изумилась я. – И правда… – только теперь я увидела различия: потёртостей на коленях нет, затяжка под левым карманом тоже не торчит, а пахнет от них не остатками парфюма и не чердачной пылью, а швейной фабрикой.
«Это что же получается? – недоумевала я. – Костя где-то нашёл такие же и купил мне? И как это понимать? Виноватым себя чувствует? Задобрить хочет?»
Но даже злость на Костю не заставила меня отослать леопардовую прелесть обратно. Я теперь буду беречь их, как зеницу ока, как курочка – коко.
Только я отвлеклась, а моя соседка уже суёт ноги в штанины…
Пуговица с трудом застегнулась на Таниных бёдрах, а ноги ей обтянуло так, что они стали похожи на сардельки с леопардовым принтом. Сама Таня заметно скисла, глянув на себя в зеркало.
– Что-то разнесло меня… Пока не залетела, была, как ты, худышка. А теперь… – и она, раздосадованная, начала стягивать с себя мои штанишки.
Я, конечно, посочувствовала Тане, но в душе возликовала, что соседка больше не будет покушаться на мою прелесть. На мне-то вещица сидит, как влитая.
На душе у меня от полученного подарка стало теплее. А вот козлов всяких прощать не собираюсь! Пусть не показывается мне на глаза. И имя его забуду. Уже почти забыла.
***
Прошла уже неделя, как я в детдоме, а навестить деду Васю с Нинком все не было времени. Мне даже стало как-то стыдно. Они, хоть и чужие люди, но были добры ко мне. Нинок так вообще честь мою девичью перед дядькой Сашкой отстояла.
«Навещу. Как только выдастся свободный часок, обязательно навещу», – пообещала себе я.
