Ожидание

скачать книгу бесплатно


А еще глазами. Такими голубыми, что в них угадывались облачка, как в настоящем небе. В них жил момент. Восхищение происходящим здесь и сейчас. Ты вот сидишь и думаешь: зачем я коснулась этой темы? Как ты будешь слушать эту историю об очередной искалеченной жизни? Ты смотришь в прошлое, пытаешься угадать будущее. Но в тебе отсутствует настоящее.

Погоди… я ничего не имею против. Мы все такие. Все люди. Наш опыт накладывает на нас неизгладимые отпечатки. Мы планируем наш завтрашний день. И это хорошо во многих случаях.

Но мы редко абстрагируемся. Как выключатель: только два режима. Либо человек готовится к результату, либо оценивает его.

А вот она… Полина была всегда спокойна. Ей не присущи были угрызения совести, она радовалась всему. Мне не известно, на каком этапе своей жизни она стала такой же, как все. Хотя с точностью до часа укажу, когда Полина сломалась. Но когда я увидел ее в первый раз, эта девочка показалась мне самым невероятным существом из всех знакомых прежде.

4

Лето мое проходило в деревне. До нее пролегал путь почти в двести километров, полный настоящих дорожных приключений.

Заторы, хлынувший неожиданно дождь, кукурузное поле. Любое маломальское изменение за окошком старенькой «Волги» вызывало во мне трепет.

Отец всегда очень переживал, садясь за руль. Ничто не должно было мешать его сосредоточенности. Поэтому в дороге мы почти не разговаривали и уж тем более не слушали музыку. С годами меня перестал устраивать подобный расклад. Мама спасалась очередным детективом, меня же от качающихся перед глазами букв начинало тошнить, и палочкой-выручалочкой стал проигрыватель.

Однако лет до десяти я переживал такую бурю эмоций по пути туда и обратно, что на ее основе можно было состряпать не один фильм в жанре роад муви. При этом ничего особенного и не происходило. Вся тайна заключалась в моей голове и полной мысленной свободе, присущей только мальчишкам от пяти до тринадцати лет. И девчонкам, конечно же.

С возрастом мы становимся умнее, а в наши черепные коробки забираются страшные звери, именующие себя знаниями о жизни. И… мир из неизведанного делается привычным, серым и совершенно не перевариваемым без хорошего рока в наушниках.

Мне кажется, вся суть взросления состоит в том, что внешних загадок для нас не становится меньше. Иначе наука и философия вымерли бы после изобретения стиральной машины или компакт-дисков. Технический прогресс позволяет нам жить комфортнее, он сделал людей ленивыми и жалкими существами. Но мы все равно ищем новые ответы на все более расширяющийся спектр вопросов.

А вот внутренние загадки почти у всех разрешаются годам к сорока. Рождаясь, мы попадаем в большую комнату, наполненную странными предметами. Постепенно становятся известными названия каждого из них, их место в помещении и назначение. И тогда наступает переломный момент, когда надо решить, хотим ли мы выйти за пределы комнаты или нам хватит данного в распоряжение пространства?

Я говорю о нашем сознании. Ты знаешь, что любишь, а что тебе не нравится, уверен в том, как поведешь себя в той или иной ситуации. У тебя есть небольшой набор фраз и ассоциаций. Комната исследована, она полностью в твоем распоряжении. Ты вырос, и свет в окошке гаснет за ненадобностью.

Но тогда, в то лето я лишь считал себя большим. О да, были прочитаны «Двадцать тысяч лье под водой», и учебный год окончился без троек. То есть я увлекался серьезной литературой и обладал достаточными знаниями для разграничения добра и зла. И собирался прекрасно провести следующие месяцы в компании моих друзей и бесподобного плюшевого пуделя.

Первые две недели все шло по плану. Погода стояла несколько прохладная, но солнечная. Несколько раз мне даже удавалось искупаться в речке. А не это ли показатель хорошего отдыха?

Родители не слишком нагружали меня, а сами не разгибали спины над грядками. От этого я и приходил в отчаяние, и втайне радовался. Есть клубнику мне нравилось, а вот собирать – не очень. То же относилось к высоченным яблоням в саду, на которых уже висели мелкие зеленые яблочки и бесконечным кустам томатов, которые пока ограничивались желтыми цветочками.

В тот день воздух прогрелся до плюс тридцати, и мать приняла решение не выходить в огород, а впервые на моей памяти просто позагорать.

– Такая жара. Поливать сейчас нельзя. Конечно, можно подергать траву у дома, но я боюсь получить солнечный удар. Хоть бы дождь пошел, что ли… – сказала она, присаживаясь на краешек раскладушки.

– А потом ты будешь жаловаться на слишком дождливое лето, – не выдержал я. По мне так взрослые только и делали, что выискивали поводы для недовольства. Отец усмехнулся, открывая баклажку минеральной воды и вливая в себя единым глотком почти половину содержимого. – И если тебе жарко, зачем ты решила загорать?

– Какой ты сегодня хмурый, мой милый. – Мама не обиделась. Напротив, мои слова вызвали в ней очередную волну умиления.

Я скривился. Еще одна особенность старших: никогда не отвечать на твои вопросы одним предложением. Такое впечатление, что они стараются вместить в него все известные слова, кроме «да» и «нет».

А еще родителей приводит в восторг, когда дети приходят к тем же выводам. Что тогда происходит с их лицами! Не лица, а лики. Так и светятся вселенской любовью и безграничной гордостью.

«Какой ты умный, какой самостоятельный», – говорят они, подразумевая «как ты похож на меня». Но стоит выругаться, как тут же отметают всякую похожесть, а от умиления не остается и следа.

– Ну, мам! – Я взвыл, старательно выворачиваясь из крепких объятий. – Я не хмурый. И вообще, можно мне пойти погулять?

– Чтобы к шести вернулся. И обязательно надень что-нибудь на голову.

Над забором показалась круглая мордаха моего лучшего друга Сеньки. При всех своих недостатках этот малый обладал одним незаурядным достоинством: он мог залезть куда угодно. Да что там, он был богом альпинизма, и мы никогда не сомневались, что в будущем он легко покорит Эверест.

Я быстренько метнулся в дом, кое-как нахлобучил панаму и выбежал вон со двора. Родители не стали меня останавливать, хотя в их взглядах сквозило неодобрение. Они-то свое пожили, им теперь точно незачем так носиться.

– Пойдем на площадку?

А еще друг никогда не здоровался. И это также меня восхищало. Сенька ненавидел формальности, считая их уделом людей, которым нечего сказать. Сам он мог трещать без умолку в течение сорока минут. Клянусь, мы замеряли.

– Здорово. – А вот я рос типичной жертвой хорошо воспитания. – Когда-нибудь мои предки тебя поймают. Папа сам чинил забор, и ему очень не понравится, что ты на нем висишь.

– Ого, ну, извини. – Сенька опасливо отодвинулся от калитки и похлопал по ней ладошкой, как по норовистому жеребцу. – Если бы я знал… у тебя классный отец. А мой ничего тяжелее молотка в руках не держал. Зато знаешь, что он мне подарил?

– Ни малейшего представления. – Судя по горящим глазам Сеньки – живого слона. Тот подвигал бровями:

– Попробуй угадать! Это очень крутая штука.

– «Тетрис»?[1 - Речь идет об игровом устройстве, популярном в России в конце 90-х годов. Название произошло от того, что на таких устройствах практически всегда присутствует игра, аналогичная «Тетрису», хотя вместе с ней часто имеются и другие игры.] – У меня самого никакого «Тетриса» не было, и я просто стал перебирать все то, о чем мечтал сам. – Самокат? Настоящий футбольный мяч? Коньки? Какую-нибудь энциклопедию?

– Виу! – Сенька изобразил рукой низко летящий самолет, обозначая пределы моей фантазии. Ему явно доставляло удовольствие издеваться над другими. Но я сдаваться не собирался:

– Собаку? Настольную игру? Да, блин, не знаю я! Мне в голову только велосипед приходит.

– Велосипед не может приходить в голову, – безапелляционно изрек Сеня. Я растерялся, готовый к любому объяснению, кроме следующего: – Он туда вкатывается. Эй, врубаешься? Велосипед с колесами, а не с ногами.

– Ты дебил, Сенька, – не нашелся я с ответом. Не знаю, где друг выкапывал подобные шуточки, но вворачивал он их с таким пониманием, словно все сказанное только что родилось в его голове.

– Видак.

– Чего?

– Ага, настоящий видак. На нем столько кнопок, ужас. Конечно, родители тут же кинулись читать инструкцию. Папа полдня разбирался, как его правильно подключать. – Я невольно восхитился мужеством Сенькиного отца. – Ну, там я кой-чего подсказал. Не без того. Ты это, не считай, что я хвастаю, но без меня бы он еще неделю не подключенным стоял. А знаешь, сколько смеха было, когда мы решили засунуть в видак кассету? Мама ее и так вертела, и этак, а она, зараза, не всовывается! А потом раз… И провалилась, – закончил друг, торжественно потрясая руками над головой. – Полная победа семьи Федосовых! Злобный монстр повержен и теперь как миленький крутит нам фильмы. Эх, ты не представляешь, как я хочу тебе его показать!

– Я, думаю, у нас все впереди, – как можно равнодушнее пробормотал я. Теперь мой собственный подарок к пятому классу не казался даже достойным упоминания. Хотя, сказать по правде, покупка огромного игрушечного щенка сопровождалась не меньшими волнениями, чем запуск Сенькиного видака. К игрушке прилагались целых два батончика «Марс» и коробка цветных карандашей. Но вся проблема состояла в том, что они именно прилагались, не делая моего Дога более крутым. – Так мы идем на площадку?

– Ага. – Друг первым поскакал вниз по дороге. – Ох, чуть не забыл! Меня записали на бальные танцы. Но, Пашка, только попробуй рассказать об этом кому-либо еще!

– Успокойся, я могила. Но разве ты не просился на шахматы?

– Все мама. «Ты и так много сидишь дома, и танцы будут полезны для твоей спины», – передразнил Сенька. – Когда же я сказал, что для спины также очень полезно плавание и массаж, а шахматы ничего заменить не может, она выдала: «Ты все равно не станешь великим гроссмейстером». Можно подумать, из меня вырастет великолепный танцор.

5

Вот так, рассуждая о несправедливости жизни и превратностях судьбы, мы доплелись до площадки. Ни горок, ни песочницы, ни прочих «малышковых» забав на ней не было. Ровная полянка в окружении деревьев и с водяной колонкой. Прошлым летом мы построили рядом шалаш, но за год от него оставили голый скелет из веток и парочки штакетин.

Главной достопримечательностью площадки были качели. Также самодельные, привязанные к толстому суку старого каштана. Когда мы подошли, на них уже качалась какая-то девочка. Нашего приближения она не заметила, взлетая все выше и выше. А потом вдруг вскочила на ноги и практически повисла параллельно земле.

– Ничего себе, – оценил Сеня. – А она молодец, для девчонки. Ладно, пошли. Нам еще работать и работать, чтобы восстановить укрытие. Эх, говорил я… куда ты понесся?!

– Как ты это делаешь? – Не обращая внимания на восклицания за спиной, я подошел ближе к качелям.

– Главное – поймать момент. Сначала ты сильно отталкиваешься, а потом они сами начинают двигаться. Поначалу я несколько раз падала. Здесь качели не очень удобные. А так я и «солнышко» умею крутить.

– Прикольно. Раньше тебя здесь не было, ты недавно приехала или что-то вроде того, да? – Девочка замедлила свой полет и, наконец, полностью остановилась.

– Мы тут дом купили. Меня Полина зовут.

– Павел. А этот псих – мой лучший друг, Арсений. – Тот догадливо заткнулся и попытался состроить приличную рожу.

– Вон та развалюха – наша, – тычок в сторону останков шалаша. Я закатил глаза, показывая Полине, как тяжело мне живется на свете рядом с таким субъектом. Она улыбнулась, не менее выразительно пожав плечами. Мол, о, Великий Мученик Павел, такова уж природа всех лучших друзей. – И мы собирались ее ремонтировать.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Не стоит. Тут мужское дело. Не обижайся, мы очень ценим твой порыв. И обещаем пригласить тебя, когда закончим.

– Он женоненавистник и тиран, – не сдавался я. Во мне все еще тлела обида за Дога. Постепенно я приходил к выводу, что видак не намного ценнее велосипеда или боксерских перчаток. И уж конечно, через год и у меня такой будет. – Лично я считаю, что втроем работать гораздо лучше. И, Сеня, не ты ли мне все уши прожужжал про стулья?

– У нас в сарае есть старые табуреты от прошлых владельцев, – оживилась Полина. – Они совершенно нормальные, только краска кое-где слезла. Думаю, мне разрешат их взять.

– Вот видишь? – Я ткнул Сеньку в бок. Тот недовольно скосил на меня серые глаза. Брать в компанию какую-то девчонку в его планы не входило, будь в ее распоряжении хоть целый мебельный магазин. Тем более что стоящий рядом Пашка отчего-то восхищается ее выкрутасами больше, чем его, Арсения, видаком.

– Хорошо, тащи твои облезлые табуретки, – подчеркнуто грубо отозвался друг.

Так был сделан первый шаг к установлению пока еще хлипких дружеских отношений между настоящими мужиками вроде нас и повелительницей момента и веревочных качелей Полиной.

Глава 2

1

Нам было скучно. Людям за двадцать кажется, что у детей просто нет такого понятия, как скука. Но когда на дворе льет уже третий день, жизнь приобретает новые оттенки. В основном тех обоев, которые наклеены в детских спальнях.

– Предлагаю сыграть в «тысячу». – Сенька лежал на моей кровати, болтая свесившимися ногами. От его монотонных движений становилось еще хуже. Полина рассматривала книги на полке.

Она впервые пришла ко мне домой, и ее положение было не столь паршивым. Я же мог даже с закрытыми глазами указать точное расположение бабочек на обивке кресел. Что угнетало больше, чем постоянные удары капель.

– Тебе вчерашнего не хватило? – Пять часов за картами кого угодно с ума сведут.

– Это невыносимо, – не выдержал друг и долбанул по подушке кулаком. Раздалось громкое «пуф-ф», и в воздух поднялось одинокое перо.

«Коричневое», – отметил я про себя.

– Арсений, а ты правда танцами занимаешься? – все еще стоя к нам спиной, спросила Полина. Вслед за первым пером в полет отправились остальные в комплекте с наперником. Я едва успел выставить руки и воскликнуть:

– Эй, ты чего?

– Какого черта?! Я же просил никому не говорить! – прошипел Сенька, подбираясь ко второй подушке, размером поменьше, но набитой намного плотнее.

Я пожал плечами. Иногда создается впечатление, что кроме Сенькиных тайн мне вообще не о чем думать. А раскрываю я их специально, чтобы скрасить собственную жизнь. На самом деле, я уже и забыл, когда успел выдать Самый Большой Секрет приятеля. Но говорить правду было опасно: он ухватил подушку за уголок, а его глаза так и бегали, выискивая мою самую уязвимую зону.

– Но Полина же своя, – вкладывая как можно больше смысла в последнее слово, ответил я. Во всяком случае, для меня она стала таковой с первой встречи.

– Я не знала, что тебя это так волнует… – пролепетала девочка.

– Меня это не волнует, меня это бесит! А, ладно! Все моя мать. У нас в школе комиссия была медицинская. И у меня нашли какую-то штуку со спиной… как же ее… короче, кривая она.

– Сколиоз? – подсказала Полина. – У меня мама врач, и отец врачом был.

Я хотел уточнить, что значит «был», но почему-то только беззвучно открыл и закрыл рот. Как-то сразу сообразил, что вряд ли она имела в виду пенсию или переход на другую работу.

– Ага, точняк, – тем временем продолжал свой полный грусти и страданий рассказ Сеня. – Короче, она у меня жутко мнительная. Папа давно со спиной мучается, вот мама ко мне и прилепилась. Между прочим, у нас в классе еще у троих этот самый сколиоз нашли. Но на танцы отдали почему-то только меня. Мать так и сказала: «Они полезны для спины». А я на шахматы хотел… я давно шахматами увлекаюсь, класса со второго. Так ей и сказал: «Не хочу танцевать, есть же еще куча занятий, плавание там и прочие вещи. И, вообще, я уже знаю, чем буду заниматься»…

Продолжение было мне известно. Полина же героически дотерпела до конца истории, ни разу не перебив Сеньку. Более того, девочка умудрялась сочувственно качать головой.

– А я вот не умею в шахматы играть, – вздохнула она.

– Научить? Пашка, ты притащил из города коробок?

– Сейчас. – Я аккуратно вернул подушку на место и достал бордовую коробочку. Настоящие шахматы, только маленькие и в каждой фигуре по магнитику, чтобы не улетали с железной доски.

2

Для начала Сенька, как настоящий профи, коротко рассказал историю шахмат. Начал он со своей любимой притчи о глупом радже и ушлом брамине. Я уже не раз ее слышал, и немедленно включился в повествование, подражая голосом известным мне Болливудским злодеям. Полина не выдержала и громко зааплодировала, скандируя: «Браво!» и «Оскара!».

– Хорошо, а теперь серьезно, – отсмеявшись, вернулся к главному друг. – Что ты сама знаешь о правилах?

– Два соперника. Один играет черными, второй белыми. Главная фигура – король, и его надо защищать. Если фигура доходит до противоположного края, она становится дамкой…

– Стоп, стоп! Сама ты дамка. Не путай шахматы и шашки. Во-первых, правило касается только пешек. И она может превратиться в любую другую фигуру, которая снята с доски. В коня или слона…

– Жирафом, – съязвил я. Как вы успели заметить, в свои одиннадцать я это делал как восемнадцатилетний. Так же часто и без особого повода. Правда, Сеня в долгу не оставался:

– Сам ты жираф. А если так и не научился нормально играть, не мешай нам с Полиной. Продолжай.

– Когда королю некуда деваться, ему объявляют «шаг и мат». Я только никак понять не могу, причем здесь «мат»? В смысле, ругательства здесь не при чем, так ведь?

– Не «шаг», а «шах», – нравоучительно поднял палец вверх друг.

– Что значит: «Шах умер», – ввернул я. И неожиданно понял: все это время Полина испытующе смотрела не на доску и не на своего учителя, а на меня. И ничего из того, о чем мы здесь говорим, не является для нее новостью.

– Хорошо. Так, теперь я покажу тебе, как ходят фигуры. И только попробуй сказать что-нибудь про букву «Г».

– Я и не собиралась, – слегка надулась подруга.

Когда все основные правила были усвоены, ребята приступили собственно к игре. Первую партию Полина продула всего за пятнадцать минут, подставив под удар последнего офицера. Сеня снисходительно похлопал ее по плечу, но уже через полчаса утешать пришлось его самого.

– Не стоит. Новичкам всегда везет. – Друг явно не был уверен в своих словах, но продолжал привычно хорохориться. – Помнишь, когда мы с тобой в «дурака» резались в первый раз? Я у Пашки подряд три раза выиграл.

Я не стал уточнять, что до того мне самому доводилось играть всего однажды. Так что мы были почти в равных условиях.

– Ладно, давай решающую партию. На этот раз я тебе ни за что не уступлю.