Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Про Бориса Шереметева

    Во славном городе в Орешке,    По нынешнему званию Шлюшенбурха,    Пролегла тута широкая дорожка.    По той по широкой дорожке    Идет тут царев большой боярин,    Князь Борис сын Петрович Шереметев,    Со темя он со пехотными полками,    Со конницею и со драгунами,    Со удалыми донскими казаками.10 Вошли оне во Красну мызу    Промежу темя высокими горами,    Промежу темя широкими долами,    А все полки становилися.    А втапоры Борис сын Петрович    В объезд он донских казаков посылает,    Донских, гребецких да еи́цкиех.    Как скрали оне швецкия караулы,    Маэора себе во полон полонили,    Привезли его в лагири царския.20 Злата труба в поле протрубила,    Прогласил государь, слово молвил,    Государь московской, первой император:    «А и гой еси, Борис сын Петрович!    Изволь ты маэора допросити тихонько- помалешуньку:    А сколько-де силы в Орешке у вашего короля щвецкова?».    Говорит тут маэор не с упадкою,    А стал он силу рассказавать:    «С генералом в поле нашим – сорок тысячей,    С королем в поле – сметы нет».    А втапоры царев большой боярин,    Князь Борис сын Петрович Шереметев,    А сам он царю репортует,    Что много-де силы в поле той швецкой:    С генералом стоит силы сорок тысячей,    С королем в поле силы смету нет.    Злата труба в поле в лагире протрубила,    Прогласил первой император:    «А и гой еси, Борис Петрович!    Не устрашися маэора допросити,40 Не корми маэора целы сутки,    Еще вы ево повторите,    Другие вы сутки не кормите,    И сладко он росскажет,    Сколько у них силы швецкия».    А втапоры Борис Петрович Шереметев    На то-то больно догадлив:    А двое-де сутки маэора не кормили,    Во третьи винца ему подносили.    А втапоры маэор россказал,50 Правду истинну россказал всем:    «С королем нашим и генералом силы семь тысячей,    А более того нету!».    И тут государь [в]звеселился,    Велел ему маэора голову отляпать.

Благословите, братцы, про старину сказать

    Благословите, братцы, старину сказать,    Как бы старину стародавную.    Как бы в стары годы, прежния,    Во те времена первоначальныя    А и сын на матере снопы возил,    Молода жена в при́прежи была,    Ево матушка обленчива,    Молода жена зарывчева,    Молоду жену свою поддерживал,    Он матушку || свою подстегивал    Своим кнутиком воровинныем,    Изорвался кнутик, он – березиной.

Про князя репнина

    Промеж было Казанью, промеж Астраханью,    А пониже города Саратова,    А повыше было города Царицына,    Из тое ли было нагорную сторонушки    Как бы прошла-протекла Камышевка-река,    Своим ус(т)ьем она впала в матушку Волгу-реку.    А по славной было матушке Камы́шевке-реке    Выгребали-выплывали пятьдесят легких стругов    Воровскиех казаков,10 А на всяком стручежку по пятьдесят гребцов,    По пятьдесят гребцов-воровскиех казаков.    Заплывали-загребали в Коловинские острова,    Становились молодцы во тихих заводях    Выгулять оне на зеленые луга,    Расставили майданы терския    И раздернули ковры сорочинския;    А играли казаки золотыми оне тавлеями,    Кто-де костью, кто-де картами – все удалы молодцы.    Посмотрят молодцы вниз по Волге-реке:20 Как бы черн(ь) – та на Волге зачернеется,    А идут гребныя из Астрахани.    Дожидались казаки, удалые молодцы,    Губернатора из Астрахани    Репнина-князя Данилу Александровича.    А на что душа рождена, || тово бог и дал:    Подошли те гребныя в Коловинские острова,    И бросали казаки оне потехи все,    И бросалися во свои легонски стружки,    Напущалися казаки на гребныя струги:30 Оне все тута торговых перещупали,    Оне спрашивают губернатора из Астрахани:    «А то коли он с вами, покажите ево нам,    А до вас, до купцов, удалых молодцов, и дела нет».    Потаили купцы губернатора у себя,    Оне спрятовали под товары под свои.    Говорили молодцы, воровские казаки:    «А вы сами себе враги, за что ево спратовали».    Обыскали под товарами губернатора,    Репнина-князя Данилу Александровича,40 Изрубили ево во части мелкия,    Разбросали по матушке Волге-реке,    А ево-то госпожу, губернаторску жену,    И со малыми детушками    Оне все молодцы воровские казаки, помиловали,    А купцов-молодцов ограбили,    Насыпали червонцами легки свои струги,    Пошли по Комышевке-реке.

Во сибирской украине, во Доурской стороне

    Во сибирской во украине,    Во Даурской стороне,    В Даурской стороне,    А на славной н(а) Амуре-реке,    На ус(т)ье Комары-реке    Казаки царя белова    Оне острог поставили,    Острог поставили,    Есак царю собрали10 Из-за сабельки вострыя,    Из-за сабли вострыя,    Из-за крови горячи(я).    Круг оне || острогу Камарскова    Оне глубокой ров вели,    Высокой вал валилися,    Рогатки ставили,    Чеснок колотили,    Смолье приготовили.    Поутру рано-ранешонько20 Равно двадцать пять человек    Выходили молодцы оне    На славну Амуру-реку    С неводочками шелковыми    Оне по рыбу свежею.    Несчастье сделалось    Над удалыми молодцы:    Из далеча из чиста поля,    Из раздолья широкова,    С хребта Шингальскова,30 Из-за белова каменя,    Из-за ручья глубокова    Выкоталася знамечка,    Выкоталася знамечко большее;    А знамя за знамем идет,    А рота за ротами валит,    Идет боидоской князец,    Он со силою поганою,    Со силою поганою    Ко острогу Комарскому.40 Как вешнея вода    По лугам разлилася,    Облелеила сила поганая    Вкруг острогу Комарскова,    Отрезали у казаков    Ретиво сер(д)це с печенью,    Полонили молодцов    Двадцать пять человек    С неводочки шелковоми    И с рыбою свежею.50 А и ездит боидоской князец    На своем на добром коне,    Как черной ворон летает    Круг острогу Комарскова,    Кричит боидоской князец    Ко острогу Комарскому:    «А сдайтеся, казаки,    Из острогу Комарскова!    А и буду вас жаловать    Златом-серебром60 Да и женски прелестными,    А женски[ми] прелестными,    И душами красны[ми] девиц[ами]».    Не сдаются казаки    Во остроге сидечи,    Кричат оне, казаки,    Своим громким голосом:    «Отъезжай, боидоской князец,    От острогу Комарскова!».    А втапоры боидоско(й) князец70 Со своею силою поганою    Плотной приступ чинит    Ко острогу Комарскому.    Казаки оне справилися,    За ружье сграбелися,    А бы́ла у казаков    Три пушки || медныя    А ружье долгомерное.    Три пушечки гунули,    А ружьем вдруг грянули,80 А прибили оне, казаки,    Тое силы боидоские,    Тое силы боидоские,    Будто мушки ильинские,    Тое силы поганые.    Заклинался боидоской князец,    Бегучи от острогу прочь,    От острогу Комарскова,    А сам заклинается:    «А не дай, боже, напредки бывать!».90 На славной Амуре-реке    Крепость поставлена,    А и крепость поставлена крепкая    И сделан гостиной двор    И лавки каменны.

Никите Романовичу дано село Преображенское

    Да в старые годы, прежния,    Во те времена первоначальныя,    Когда воцарился царь-государь,    А грозны царь Иван Васильевич,    Что взял он царство Казанское,    Симеона-царя во полон полонил    С царицею со Еленою    Выводил он измену из Киева,    Что вывел измену из Нова-города,10 Что взял Резань, взял и Астрахань.    А ныне у царя в каменной Москве    Что пир идет у него навеселе,    А пир идет про князей, про бояр,    Про вельможи, гости богатыя,    Про тех купцов про сибирскиех.    Как будет летне-ет день в половина дня,    Смиренна беседушка || навеселе,    А все тута князи-бояра    И все на пиру напивалися,20 Промеж собою оне расхвасталися:    А сильной хвастает силою,    Богата-ет хвастает богатеством.    Злата труба в царстве протрубила,    Прогласил царь-государь, слово выговорил:    «А глупы бояра, вы, неразумныя!    А все вы безделицой хвастаетесь,    А смею я, царь, похвалитися,    Похвалитися и похвастати,    Что вывел измену я из Киева30 Да вывел измену из Нова-города,    А взял я Резань, взял и Астрахань».    В полатах злата труба протрубила,    Прогласил в полатах царевич молодой,    Что меньшей Федор Иванович:    «А грозной царь Иван Васильевич!    Не вывел измены в каменной Москве:    Что есть у нас в каменной Москве    Что три большия боярина,    А три Годуновы изменники!».40 За то слово царь спохватается:    «Ты гой еси, чадо мое милое,    Что меньшей Федор Иванович!    Скажи мне про трех ты бояринов,    Про трех злодеев-изменников:    Первова боярина в котле велю сварить,    Другова боярина велю на кол посадить,    Третьева боярина скоро велю сказнить».    Ответ держит тут царевич молодой,    Что меньшей Федор Иванович:50 «А грозной царь Иван Васильевич!    Ты сам про них знаешь и ведаешь,    Про трех больших бояринов,    Про трех Годуновых-изменников,    Ты пьешь с ними, ешь с еднова блюда,    Единую чарой с ними требуешь!».    То слово царю не взлюбилося,    То слово не показалося:    Не сказал он изменников по имени.    Ему тута за беду стало,    За великую досаду показалося,    Скрычал он, царь, зычным голосом:    «А ест(ь) ли в Москве немилостивы палачи?    Возьмите царевича за белы ручки,    Ведите царевича со царскова двора    За те за вороты москворецкия,    За славную матушку за Москву за реку,    За те живы мосты калиновы,    К тому болоту поганому,    Ко той ко луже кровавыя,70 Ко той ко плахе белодубовой!».    А все палачи испужалися,    Что все в Москве разбежалися,    Един палач не пужается,    Един злодей выступается:    Малюта-палач сын Скурлатович.    Хватя он царевича за белы ручки,    Повел царевича за Москву за реку.    Перепахнула вестка нерадошна    Во то во село в Романовское,80 В Романовское во боярское    Ко старому Никите Романовичу,    Нерадошна вестка, кручинная:    «А и гой еси, сударь мой дядюшка,    Ты старой Никита Романович!    А спишь-лежишь, опочив держишь,    Али те, Никите, мало можется?    Над собою ты невзгоды не ведаешь:    Упала звезда поднебесная,    Потухла в соборе свеча местная,90 Не стало царевича у нас в Москве,    А меньшева Федора Ивановича!».    Много Никита не выспрашивает,    А скоро метался на широкой двор,    Скричал он, Никита, зычным голосом:    «А конюхи, мои приспешники!    Ведите наскоре добра коня    Неседленова, неуздонова!».    Скоро-де конюхи металися,    Подводят наскоре добра коня,100 Садился Никита на добра коня,    За себе он, Никита, любимова конюха хватил,    Поскакал за матушку Москву за реку,    А шапкой машет, головой качает,    Кричит, он ревет || зычным голосом:    «Народ православной! не убейтеся,    Дайте дорогу мне широкую!».    Настиг палача он во полупутя,    Не дошед до болота поганова,    Кричит на ево зычным голосом:110 «Малюта-палач сын Скурлатович!    Не за свойской кус ты хватаешься,    А этим кусом ты подавишься!    Не переводи ты роды царския!».    Говорит Малюта, немилостивой палач:    «Ты гой, Никита Романович!    А наше-та дела повеленое.    Али палачу мне самому быть сказнену?    А чем окровенить саблю вострую?    Что чем окровенить руки, руки белыя?120 А с чем притить к царю пред очи,    Пред ево очи царския?».    Отвечает Никита Романович:    «Малюта-палач сын Скурлатович!    Сказни ты любимова конюха моево,    Окровени саблю вострую,    Замарай в крове руки белыя свои,    А с тем поди к царю пред очи,    Перед ево очи царския!».    А много палач не выспрашивает,130 Сказнил любимова конюха ево,    Окровенил саблю вострую,    Заморал руки белые свои,    А прямо пошел к царю пред очи,    Подмастерья ево голову хватил;    Идут к царю пред очи ево царския,    В ево любимою крестовою.    А грозны царь Иван Васильевич,    Завидевши сабельку вострую,    А востру саблю кровавую140 Тово палача немилостива,    Потом же увидел и голову у них,    А где-ка стоял он, и тута упал:    Что резвы ноги подломилися,    Что царски очи замутилися,    Что по три дня ни пьет не ест.    Народ-християне православныя    Положили любимова конюха    На те || на телеги на ординския,    Привезли до Ивана Великова,150 Где кладутся цари и царевичи,    Где их роды, роды царския,    Завсегда звонят во царь-колокол.    А старой Никита Романович,    Хватя он царевича, на добра коня посадил,    Увез во село свое Романовское,    В Романовское и боярское.    Не пива ему варить, не вина курить,    А пир пошел у него на радостях,    А в трубки трубят по-ратному,160 Барабаны бьют по-воинскому,    У той у церкви соборныя    Сбирались попы и дьяконы,    А все ведь причетники церковныя,    Отпевали любимова конюха.    А втапоры пригодился царь,    А грозны царь Иван Васильевич,    А трижды земли на могилу бросил,    С печали царь по царству пошел,    По тем широким по улицам.170 А те бояре Годуновые идут с царем,    Сами подмолвилися:    «Ты грозны царь Иван Васильевич!    У тебя кручина несносная,    У боярина пир идет навеселе,    У старова Никиты Романовича».    А грозны царь он и крут добре:    Послал посла немилостивова,    Что взять его, Никиту, нечестно к нему.    Пришел посол ко боярину в дом,180 Взял Никиту, нечестно повел,    Привел ко царю пред ясны очи.    Не дошед, Никита поклоняется    О праву руку до сыру землю,    А грозны царь Иван Васильевич    А в правой руке держит царской костыль,    А в левой руке держит царско жезло,    По нашему, сибирскому, – востро копье,    А ткнет он Никиту в праву ноги,    Пришил ево ко сырой земли,190 А сам он, царь, приговаривает:    «Велю я Никиту || в котле сварить,    В котле сварить, либо на кол посадить,    На кол посадить, скоро велю сказнить:    У меня кручина несносная,    А у тебя, боярина, пир навеселе!    К чему ты, Никита в доме добре радошен?    Али ты, Никита, какой город взял?    Али ты, Никита, корысть получил?».    Говорит он, Никита, не с упадкою:200 «Ты грозны царь Иван Васильевич!    Не вели мене казнить, прикажи говорить:    А для того у мене пир навеселе,    Что в трубочки трубят па-ратному,    В барабаны бьют по-воинскому —    Утешают млада царевича,    Что меньшева Федора Ивановича!».    А много царь не выспрашивает,    Хватя Никиту за праву руку,    Пошел в палаты во боярския,210 Отворяли царю на́ пету,    Вошел в палаты во боярския.    Поднебестна звезда уж высоко взашла,    В соборе местна свеча затеплялася,    Увидел царевича во большом месте,    В большом месте, в переднем угле,    Под местными иконами, -    Берет он царевича за белы ручки,    А грозны царь Иван Васильевич,    Целовал ево во уста сахарныя,220 Скричал он, царь, зычным голосом:    «А чем боярина пожаловати,    А старова Никиту Романовича?    А погреб тебе злата-серебра,    Второе тебе – питья разнова,    А сверх того – грамата тарханная;    Кто церкву покрадет, мужика ли убьет,    А кто у жива мужа жену уведет    И уйдет во село во боярское    Ко старому Никите Романовичу, -230 И там быть им не в вы́доче».    А было это село боярское,    Что стало село Пребраженское    По той по грамоте тарханныя.    Отныне ана словет и до веку.

Из манастыря Боголюбова старец Игренищо

    Из монастыря да из Боголюбова    Идет старец Игренища,    Игренища-Кологрениша,    А и ходит он по монастырю,    Просил честныя милостыни,    А чем бы старцу душа спасти,    Душа спасти, душа спасти, ее в рай спусти.    Пришел-та старец под окошечко    (К) человеку к тому богатому,10 Просил честную он милостыню,    Просил редечки горькия,    Просил он капусты белыя,    А третьи – свеклы красныя.    А тот удалой господин добре    Сослал редечки горькия    И той капусты он белыя,    А и той свеклы красныя    А с тою ли девушкой повареннаю.    Сошла та девка со двора она20 И за те за вороты за широкия,    Посмотрит старец Игрениша-Кологренища    Во все четыре он во стороны,    Не увидел старец он, Игрениша,    Во всех четырех во сторонушках    Никаких людей не шатаются-не матаются,    И не рад-та старец Игрениша    А и тое ли редечки горькия,    А и той капусты белыя,    А третьи – свеклы красныя,30 А и рад-та девушке-чернавушке.    Ухватил он девушку-чернавушку,    Ухватил он, посадил в мешок,    Со тою-та редькою горькаю,    И со той капустой белою,    И со той со свеклой со красною.    Пошел он, старец, по мана́стырю,    И увидели ево ребята десятильниковы,    И бросалися ребята оне ко старцу,    Хватали оне шилья сапожныя,10 А и тыкали у старца во шелковай мешок:    Горька редька рыхнула,    Белая капуста крикнула,    Из красной свеклы росол || пошел.    А и тута ребята десятильниковы,    Оне тута со старцом заздорили.    А и молится старец Игрениша,    А Игрениша-Кологренища:    «А и гой вы еси, ребята десятильниковы!    К чему старца меня обидите?50 А меня вам обидить – не корысть получить.    Будьте-тка вы ко мне в Боголюбов монастырь,    А и я молодцов вас пожалую:    А и первому дам я пухов колпак,    А и век-та носить, да не износить;    А другому дам комчат кафтан,    Он весь-та во титивочку повыстеган;    А третьему дам сапожки зелен сафьян    Со темя подковами немецкими.    А и тут ему ребята освободу дают,60 И ушел он, старец Игрениша,    А Игренишша-Кологренишша    Во убогия он свои во кели(й)ки.    А по утру раненько-ранешонько    Не изробели ребята десятильниковы,    Промежу обедни, заутрени    Пришли оне, ребята десятильниковы,    Ходят оне по мана́стырю,    А и спрашивают старца Игрениша,    Игрениша-Кологрениша.70 А увидел сам старец Игрениша,    Он тем-та ребятам поклоняется,    А слово сказал им ласковое:    «Вы-та, ребята разумныя,    Пойдем-ка ко мне, в келью идите».    Всем россказал им подробна все:    А четверть пройдет – другой приди,    А всем россказал, по часам россказал.    Монастырски часы были верныя,    А которой побыстрея их, ребят,80 Наперед пошел ко тому старцу ко Игренишу.    Первому дал он пухов калпак:    А брал булаву в полтретья пуда,    Бил молодца по буйной голове —    Вот молодцу пухов колпак,    Век носить, да не износить,    Поминать старца Игрениша.    И по тем часам монастырскием    А и четверть прошла – другой пришел.    А втапоры старец || Игренища90 Другому дает кофтан комчатной:    Взял он плетку шелковую,    Разболок ево, детину, донага,    Полтараста ударов ему в спину влепил.    А и тех-та часов монастырскиех    Верно та их четверть прошла,    И третей молодец во монастырь пошел    Ко тому старцу ко Игренишу,    Допрошался старца Игрениша.    И завидел ево старец Игрениша,100 Игрениша-Кологрениша,    А скоро удобрил и в келью взял,    Берет он полена березовое,    Дает ему сапожки зелен сафьян:    А и ногу перешиб и другую подломил.    «А вот вы, ребята десятильниковы,    Всех я вас, ребят, пожаловал:    Первому дал пухов колпак,    А и тот ведь за кельей валяится,    А другому наделил я комчат кафтан,110 А и тот не ушел из монастыря,    А последнему – сапожки зелен сафьян,    А и век ему носить да не износить».

Садков корабль стал на море

    Как по морю, морю по синему    Бегут-побегут тридцать кораблей,    Тридцать кораблей, един сокол-корабль    Самово Садка, гостя богатова.    А все карабли, что соколы летят,    Сокол-карабль на море стоит.    Говорит Садко-купец, богатой гость:    «А ярыжки вы, люди наемные,    А наемны люди, подначальныя!    А вместо все || вы собирайтеся,    А и режьтя жеребья вы валжены,    А и всяк-та пиши на имена    И бросайте вы их на сине море».    Садко покинул хмелево перо,    И на ем-та подпись подписано.    А и сам Садко приговариват:    «А ярыжки, люди вы наемныя!    А слушай речи праведных,    А бросим мы их на сине море,20 Которые бы по́верху пловут,    А и те бы душеньки правыя,    Что которые-то во море тонут,    А мы тех спихнем во сине море».    А все жеребья поверху пловут,    Кабы яры гоголи по заводям,    Един жеребей во море тонет,    Во море тонет хмелево перо    Самово Садка, гостя богатова.    Говорил Садко-купец, богатой гость:30 «Вы ярыжки, люди наемныя,    А наемны люди, подначальныя!    А вы режьтя жеребья ветляныя,    А пишите всяк себе на имена,    А и сами к ним приговаривай:    А которы жеребьи во море тонут, -    А и то бы душеньки правыя».    А и Садко покинул жеребей булатной,    Синева булату ведь заморскова,    Весом-то жеребей в десеть пуд.40 И все жеребьи во море тонут, -    Един же́ребей поверху пловет,    Самово Садка, гостя богатова.    Говорит тут Садко-купец, богатой гость:    «Вы ярыжки, люди наемныя,    А наемны люди, подначальныя!    Я са(м), Садко, знаю-ведаю:    Бегаю по́ марю двенадцать лет,    Тому царю заморскому    Не платил я дани-пошлины,50 И во то сине море Хвалынское    Хлеба с солью не опу́сковал, -    По меня, Садка, смерть пришла,    И вы, купцы-гости богатыя,    А вы, целовальники любимыя,    А и все приказчики хорошия!    Принесите шубу соболиную!».    И скоро Садко нарежается,    Берет он гусли звончаты    Со хороши струны золоты,    И берет он ша́хмотницу дорогу    Со золоты тавлеями,    Со темя́ дороги вольящеты.    И спущали сходню ведь серебрену    Под красным золотом,    Походил Садко-купец, богатой гость,    Спущался он на сине море,    Садился на ша́хмотницу золоту.    А и ярыжки, люди наемныя,    А наемны люди, подначальныя70 Утащили сходню серебрену    И серебрену под красным золотом ее на сокол-корабль,    А Садка остался на синем море.    А сокол-карабль по морю пошел,    А все карабли, как соколы, летят,    А един карабль по морю бежит, как бел кречет,    Самово Садка, гостя богатова.    Отца-матери молитвы великия,    Самово Садка, гостя богатова:    Подымалася погода тихая,80 Понесло Садка, гостя богатова.    Не видал Садко-купец, богатой гость,    Ни горы, не берегу,    Понесло ево, Садка, к берегу,    Он и сам, Садко, тута дивуется.    Выходил Садко на круты береги,    Пошел Садко подле синя моря,    Нашел он избу великую,    А избу великую, во все дерево,    Нашел он двери, в избу пошел.90 И лежит на лавке царь морской:    «А и гой еси ты, купец-богатой гость!    А что душа радела, тово бог мне дал:    И ждал Садка двенадцать лет,    А ныне Садко головой пришел,    Поиграй, Садко, в гусли звончаты!».    И стал Садко царя тешити,    Заиграл Садко в гусли звончаты,    А и царь морской зачал скакать, зачал плесать,    И тово Садка, гостя богатова,100 Напоил питьями разными.    Напивался Садко питьями разными,    И развалялся Садко, и пьян он стал,    И уснул Садко-купец, богатой гость.    А во сне пришел святитель Николай к нему,    Говорит ему таковы речи:    «Гой еси ты, Садко-купец, богатой гость!    А рви ты свои струны золоты    И бросай ты гусли звончаты:    Расплесался у тебе царь морской,110 А сине море сколыбалося,    А и быстры реки разливалися,    Топят много бусы-корабли,    Топят души напрасныя    Тово народу православнова».    А и тут Садко-купец, богатой гость,    Изорвал он струны золоты    И бросает гусли звончаты.    Перестал царь морской скакать и плесать,    Утихла моря синея,120 Утихли реки быстрыя,    А поутру стал тута царь морской,    Он стал Садка уговаривать:    А и хочет царь Садка женить    И привел ему тридцать девиц.    Никола ему во сне наказовал:    «Гой еси ты, купец-богатой гость,    А станет тебе женить царь морской,    Приведет он тридцать девиц, -    Не бери ты из них хорошую, белыя румяныя,130 Возьми ты девушку поваренную,    Поваренную, что котора хуже всех».    А и тут Садко-купец, богатой гость,    Он думался, не продумался,    И берет он девушку поваренную,    А котора девушка похуже всех.    А и тута царь морской    Положил Садка на подклете спать,    И ложился он с новобра[ч]ною.    Николай во сне наказал Садку140 Не обнимать жену, не целуй ее!    А и тут Садко-купец, богатой гость,    С молодой женой на подклете спит,    Свои рученьки ко сер(д)цу прижал,    Со полуноче в просонье    Ногу леву накинул он на молоду жену.    Ото сна Садко пробужался,    Он очутился || под Новым-городом,    А левая нога во Волх-реке, -    И скочил Садко, испужался он,150 Взглянул Садко он на Нов-город,    Узнал он церкву – приход своих,    Тово Николу Можайскова,    Перекрестился крестом своим.    И гледит Садко по Волх, по Волх-реке:    От тово синя моря Хвалынскова    По славной матушке Волх-реке    Бегут-побегут тридцать кораблей,    Един корабль самово Садко, гостя богатова.    И стречает Садко-купец, богатой гость,160 Целовальников любимыех.    Все корабли на пристань стали    Сходни метали на крутой берег,    И вышли целовальники на крут берег,    И тут Садко поклоняется:    «Здравствуйте, мои целовальники любимыя    И приказчики хорошия!».    И тут Садко-купец, богатой гость,    Со всех кораблей в таможню положил    Казны своей сорок тысящей,170 По три дни не осматривали.

Добрыня купался – змей унес

    Доселева Резань она селом слыла,    А ныне Резань словет городом,    А жил во Резане тут богатой гость,    А гостя-та звали Никитою,    Живучи-та, Никита состарелся,    Состарелся, переставился.    После веку ево долгова    Осталось житье-бытье-богатество,    Осталось ево матера жена10 Амелфа Тимофеевна,    Осталась чадо милая,    Как молоды Добрынюшка Никитич млад.    А и будет Добрыня семи годов,    Присадила ево матушка грамоте учиться,    А грамота Никите в наук пошла,    Присадила ево матушка пером писать.    А будет Добрынюшка во двенадцать лет,    Изволил Добрыня погулять молодец    Со своею дружиною хоробраю20 Во те жары петровския.    Просился Добрыня у матушки:    «Пусти меня, матушка, купатися,    Купатися на Сафат-реку!».    Она, вдова многоразумная,    Добрыни матушка наказывала,    Тихонько ему благословение дает:    «Гой еси ты, мое чадо милая,    А молоды Добрыня Никитич млад!    Пойдешь ты, Добрыня, на Израй на реку,30 В Израе-реке станешь купатися —    Израй-река быстрая,    А быстрая она, сердитая:    Не плавай, Добрыня, за перву струю,    Не плавай ты, Никитич, за другу струю».    Добрыня-та матушки не слушался,    Надевал на себя шляпу земли греческой,    Над собой он, Добрыня, невзгоды не ведает,    Пришел он, Добрыня, на Израй на реку,    Говорил он дружинушки хоробрыя:40 «А и гой еси вы, молодцы удалыя!    Не мне вода греть, не тешити ее».    А все молодцы разболокалися    И тут Добрыня Никитич млад.    Никто молодцы не смеет, никто нейдет,    А молоды Добрынюшка Никитич млад,    Перекрестясь, Добрынюшка в Израй-реку пошел,    А поплыл Добрынюшка за перву струю, -    Захотелось молодцу и за другую струю;    А две-та струи сам переплыл,50 А третья струя подхватила молодца,    Унесла во пещеры белокаменны.    Неоткуль вз(я)лось тут лютой зверь,    Налетел на Добрынюшку Никитича,    А сам говорит-та Горынчища,    А сам он, Змей, приговаривает:    «А стары люди пророчили,    Что быть Змею убитому    От молода || Добрынюшки Никитича,    А ныне Добрыня у меня сам в руках!».60 Молился Добрыня Никитич млад:    «А и гой еси, Змеишша Горынчишша!    Не честь-хвала молодецкая    На ногое тело напущаешься!».    И тут Змей Горынчишша мимо ево пролетел,    А стали ево ноги резвыя,    А молоды Добрынюшки Никитьевича,    А грабится он ко желту песку,    А выбежал доброй молодец,    А молоды Добрынюшка Никитич млад,70 Нагреб он шляпу песку желтова,    Налетел на ево Змей Горынчишша,    А хочет Добрыню огнем спалить,    Огнем спалить, хоботом ушибить.    На то-то Добрынюшка не робок был:    Бросает шляпу земли греческой    Со темя пески желтыми    Ко лютому Змею Горынчишшу, -    Глаза запорошил и два хобота ушиб.    Упал Змей Горынчишша80 Во ту во матушку во Израй-реку.    Когда ли Змей исправляется,    Во то время и во тот же час    С(х)ва(т)ал Добрыня дубину тут, убил до смерти.    А вытощил Змея на берег ево,    Повесил на осину на кляплую:    Сушися ты, Змей Горынчишша,    На той-та осине на кляплыя.    А поплыл Добрынюшка    По славной матушке по Израй-реке,90 А заплыл в пещеры белокаменны,    Где жил Змей Горынчишша,    Застал в гнезде ево малых детушак,    А всех прибил, попалам перервал.    Нашел в пещерах белокаменных    У лютова Змеишша Горынчишша,    Нашел он много злата-серебра,    Нашел в полатах у Змеишша    Свою он любимую тетушку,    Тое-та Марью Дивовну,100 Выводит из пещеры белокаменны    И собрал злата-серебра.    Пошел ко матушке родимыя своей,    А матушки дома не годилася:    Сидит у князя || Владимера.    Пришел-де он во хоромы свои,    И спрятал он свою тетушку,    И пошел ко князю явитися.    Владимер-князь запечалился,    Сидит он, ничего свету не видит,110 Пришел Добрынюшка к великому князю Владимеру,    Он Спасову образу молится,    Владимеру-князю поклоняется,    Скочил Владимер на резвы ноги,    Хватя Добрынюшку Никитича,    Целовал ево во уста сахарныя;    Бросилася ево матушка родимая,    Схватала Добрыню за белы руки,    Целовала ево во уста сахарныя.    И тут с Добрынею разговор пошел,120 А стали у Добрыни выспрашивати,    А где побывал, где начевал.    Говорил Добрыня таково слово:    «Ты гой еси, мой сударь-дядюшка,    Князь Владимер, со(л)нцо киевско!    А был я в пещерах белокаменных    У лютова Змеишша Горынчишша,    А все породу змеиную ево я убил    И детей всех погубил,    Родимую тетушку повыручил!».130 А скоро послы побежали по ее,    Ведут родимую ево тетушку,    Привели ко князю во светлу гридню, -    Владимер-князь светел-радошен,    Пошла-та у них пир-радость великая    А для-ради Добрынюшки Никитича,    Для другой сестрицы родимыя Марьи Дивовны.