скачать книгу бесплатно
Стало жаль и малого ребенка,
Что глядел на белый свет лишь месяц:
Слёзы пролил Марлявчевич Гойко;
Издали его узнала люба,
Тихой поступью к нему подходит,
Говорит ему такое слово:
«Что с тобою, господин мой добрый,
Что ты ронишь нынче горьки слёзы?»
Отвечает Гойко Марлявчевич:
«Ах, душа ты, верная подруга!
Приключилось горькое мне горе:
Яблоко пропало золотое,
Укатилось в быструю Бояну:
Вот и плачу, слёз не одолею!»
Но не тужит Гойкина подруга,
Говорит она, смеючись, мужу:
«Лишь бы ты мне был здоров и весел,
А про яблоко чего крушиться:
Наживем мы яблоко и лучше!»
Тут еще ему горчее стало;
От своей он любы отвернулся
И смотреть уж на нее не может.
Подошли тогда родные братья,
Деверья его подруги-любы,
За белы ее схватили руки,
Повели закладывать под башню,
Призывают зодчего на стройку,
Зодчий собрал всех людей рабочих,
Но смеется Гойкина подруга,
Думает, что с нею шутки шутят.
Стали в город городить беднягу,
Навалили триста те рабочих,
Навалили дерева и камню,
Что коню бы стало по колено;
Люба Гойки все еще смеется,
Думает, что с нею шутку шутят.
Навалили триста те рабочих,
Навалили дерева и камню,
Что коню бы по? пояс хватило;
Как осело дерево и камень,
Увидала Гойкина подруга,
Что беда у ней над головою,
Взвизгнула змеёю медяницей,
Деверьям своим взмолилась жалко:
«Ради Бога, братья, не давайте
Загубить мне молод век зелёный!»
Так молила да не умолила:
Ни один и поглядеть не хочет.
Тут зазор и срам она забыла,
Господину своему взмолилась:
«Не давай ты, господин мой добрый,
Городить меня под башню в город,
Но поди ты к матушке родимой,
У неё добра в дому найдется,
Пусть раба или рабыню купит:
Заложите их под башню в камень!»
Так молила да не умолила –
И когда увидела бедняга,
Что мольба ей больше не поможет,
Зодчему тогда она взмолилась:
«Побратим ты, побратим мой зодчий,
Проруби моим грудям окошко,
Белые сосцы наружу выставь:
Как придет сюда мой сокол Ваня,
Пососёт он материнской груди!»
Как сестру, ее послушал зодчий,
Прорубил её грудям окошко
И сосцы ей выставил наружу,
Чтобы мог, придя, её Ванюша
Покормиться материнской грудью.
Снова зодчему она взмолилась:
«Побратим ты, побратим мои зодчий!
Проруби моим очам окошко,
Чтоб глядеть мне на высокий терем,
Коли Ваню понесут оттуда
И назад с ним к терему вернутся.»
И опять ее послушал зодчий:
Прорубил её очам окошко,
Чтоб глядеть на терем ей высокий,
Как оттуда понесут к ней Ваню
И назад с ним к терему вернутся.
Так ее загородили в город;
Всякий день носили к ней Ванюшу;
Восемь дней она его кормила,
На девятый потеряла голос,
Но кормила Ваню и опосле:
Целый год его туда носили.
И поныне у людей в помине,
Что бежит и будто тихо каплет
Ради чуда молоко оттуда,
И приходят жоны молодые
Грудью той лечить сосцы сухие.
Банович Страхинья
Жил да был Страхинья Банович[1 - Один из паевых героев косовской битвы, происходившей на Косовом поле 15-го июня 1389 года, в Видов день, и решившей участь Сербского царства.],
Был он баном маленького банства,
Маленького банства край Косова.
Не бывало сокола такого!
Подымается он рано утром,
Созывает слуг и домочадцев:
«Верные вы слуги-домочадцы!
Оседлайте мне коня лихого,
Что ни лучшую достаньте сбрую
И подпруги крепче подтяните:
Я сбираюсь, дети, в путь-дорогу,
Не надолго покидаю банство,
еду, дети, в город бел Крушевец,
К дорогому тестю Юг-Богдану
И к его Юговичам любезным:
Хочется мне с ними повидаться!»
Побежали слуги-домочадцы
И коня для бана оседлали.
Он выходит, надевает чоху[2 - Род плаща со шнурами],
Надевает чоху алой шерсти,
Что светлее сёребра и злата,
Что яснее месяца и солнца,
Надевает диву и кадиву;
Изукрасился наш ясный сокол,
На коня садится на лихого –
Как махнул и прилетел в Крушевец,
Где недавно царство основалось.
Юг-Богдан встречать его выходит,
С девятью своими сыновьями,
С девятью своими соколами,
Обижают и цалуют бана;
Конюхи коня его примают;
Сам идет он с Юг-Богданом в терем,
В терему они за стол садятся
И господские заводят речи.
Прибежали слуги и служанки,
Гостя подчуют, вино подносят;
Господа уселись но порядку:
Выше всех, в челе, на первом месте,
Юг-Богдан, домовладыка старый,
Страхинь-бан ему по праву руку,
А потом Юговичи и гости;
Кто моложе, подчивал старейших;
Больше всех Юговичи служили,
Друг за дружкой угощая батьку,
Старого, седого Юг-Богдана
И гостей хлеб-солью обносили,
Особливо зятя Страхинь-бана;
А слуга ходил с вином и водкой,
Наливал он золотую чарку,
В чарке было девять полных литров;
А потом, брат, подали и сласти,
Угощенья, сахарны варенья,
Ну, как знаешь, на пирушке царской!
Загостился бан у Юг-Богдана,
Загостился там, запропастился,
И не хочет уж оттуда ехать.
Все, что с ним в Крушевце пировали,
Надоели старому Богдану,
Говоря и вечером и утром:
«Государь наш, Юг-Богдан могучий!
Шелкову тебе цалуем полу
И твою десную белу руку –
Окажи ты милость нам и ласку,
Потрудися, приведи к нам зятя,
Дорогого бана Страхинь-бана,
Приведи его под наши кровли,
Чтоб его почествовать нам пиром.»
И Богдан водил к ним Страхинь-бана.
Так живут они и поживают,
И не малое проходит время;
Страхинь-бан у Юга загостился;
Но стряслась беда над головою:
Раз поутру, только встало солнце,
Шасть письмо к Страхиньичу из Банства,
От его от матери любезной.
Как раскрыл его и, на колено
Положивши, про себя читает;
Вот оно что бану говорило,
Вот как мать кляла его, журила:
«Где ты, сын мой, празднуешь, пируешь?
На беду вино ты пьёшь в Крушевце,
На беду у тестя загостился!
Прочитай теперь – и все узнаешь:
Из Едрена[3 - Едрев – Адрианополь, старая столиа Турции.] царь пришол турецкий,
Захватил он все Косово поле,
Визирей навел и сераскиров,
А они с собой проклятых беев,
Всю турецкую собрали силу,
Все Косово поле обступили,
Обхватили обе наши речки,
Обхватили Лабу и Ситницу,
Заперли кругом Косово поле.
Говорят, рассказывают люди:
Вишь от Мрамора до Явора-Сухого,
А от Явора, сын, до Сазлии,
От Сазлии на Мост на Железный
А от Моста, сын, до Звечана,
От Звечана, сын, до Чечана,
От Чечана, до планин[4 - Плавина – большая гора.] высоких
Разлеглося вражеское войско
И невесть что окаянной силы.
Говорят, у самого султана,
Двести тысяч молодцов отборных,
Что имеют за собой именья,
