Татарские народные сказки

– А знаешь ли ты, дедуня, что шесть из этих жемчугов настоящие, а шесть остальных – подделка?

Рассердился старый торговец, схватил камни и понес их обратно продавцу.

– Как же ты посмел обмануть меня? – разгневанно воскликнул он. – Ведь лишь шесть из твоих камней настоящие, а остальные шесть – подделка!

– Да как же ты узнал об этом? – искренне изумился продавец.

– Есть у меня внучек, шесть лет ему. Он и сказал.

– Умный у тебя внучек, – похвалил продавец. – Оно и правда, лишь шесть из этих жемчугов настоящие, а шесть остальных – искусная подделка. – Потом он подумал немного и спросил торговца: – Послушай, а не продашь ли ты мне этого мальчика? Я бы тебе за него большие мог деньги дать.

Старик долго думать не стал – видать, на деньги даровые позарился. Вот привез продавец мальчика домой и стал с ним обо всем совет держать, учиться у него уму-разуму.

Говорят, в те времена правил их страной один падишах и было у него сорок дочерей. Пошли однажды дочери падишаха к старому рыбаку и попросили показать им золотую рыбку. Повел их старик к озеру, стал рыбок ловить да им показывать, только девушки от смущения начали свои лица уголками платков закрывать.

Подивился старик и спрашивает:

– Милые девушки, а что это вы лица свои прячете?

– Но ведь и среди рыбок могут быть самцы, – ответили застенчиво девушки.

Вскоре дошел слух об этой истории и до продавца, купившего мальчика.

– Скажи, сынок, а что, дочери падишаха в самом деле такие невинные, что даже от рыбок прячут свои лица? – спросил он у мальчика.

– О ага{17}, – воскликнул мальчик, – так знайте же, что во дворце падишаха у каждой из его дочерей есть отдельная комната и в каждой комнате живет по красавцу-джигиту. А если не веришь, можешь сам убедиться.

Достигла эта весть и ушей падишаха. Разгневался он и приказал отрубить головы своим сорока дочерям, а заодно и сорока юношам, что жили у них в покоях.

Вот так Зулькарнайн-падишах, тот, что погубил при жизни сорок человек, сумел и после смерти погубить еще восемьдесят душ.

Рогатый падишах

В давние-предавние времена жил один падишах. Звали его Зулькарнай. У Зулькарная был один лишний орган, какого не было у других людей, – посередине лба вырос золотой рог. Свой рог падишах прикрывал волосами, людям не показывал. Далеко не каждому удавалось увидеть его. Потому и говорили:

У Зулькарная рог золотой,Видать не видал, а слышать слышал.

Ладно. Зулькарнай, оказывается, каждый год один раз сбривал свои волосы. И каждый раз брить ему волосы по очереди назначался один юноша. А тот, кто брил ему волосы, как заходил во дворец, так, говорят, и не выходил из него никогда. Убивал он их. Так шли годы. Многих лишил жизни Зулькарнай.

У одной женщины был стройный и красивый сын. И вот однажды, говорят, очередь дошла и до него.

Женщина эта многое в жизни повидала, мудрая была. В тот день, когда надо было идти брить падишаху Зулькарнаю волосы, встала она очень рано – солнце еще не взошло. Замесила тесто на молоке из своей груди и стала печь пресные лепешки. Испекла она лепешки. Покормила сына завтраком. И говорит ему:

– Даю я тебе с собой пресные лепешки. Когда будешь брить падишаху волосы, ты их потихоньку вытаскивай и ешь.

Сын сначала возражал. Но мать стала просить, умолять сына слезно, и он согласился. Положил лепешки в карман и пошел во дворец.

Ладно. Пришел джигит. Возле дворца падишаха стояла охрана. Так как им было известно, для чего он прибыл, пустили его во дворец. Вот он уже все приготовил, намылил, обвязал полотенцем и стал брить падишаху волосы. Добравшись до лба, увидел он золотой рог. Хотя и очень удивился, но свое удивление ничем не выдал. А вспомнил о наказе матери, достал тихонько из кармана лепешку и стал есть. Потом снова принялся брить, потом снова поел лепешки. Падишах терпел-терпел и вдруг заговорил:

– Что ты ешь такое вкусное, джигит? Отломи-ка и мне.

Отломил джигит кусок лепешки и дал падишаху. Зулькарнай съел. Много, оказывается, ел падишах всякой вкусной еды, но таких лепешек есть ему еще не доводилось.

– Джигит, кто испек эти лепешки?

– Мама испекла.

Стал Зулькарнай расспрашивать джигита, как их пекут. Тот отвечает:

– Мама эти лепешки замесила на молоке из своей груди.

Падишах был ошеломлен:

– Мы же родными теперь стали, одной матери молоком питались! – говорит.

Потом сказал:

– Не стану я тебя убивать, но ты о моем золотом роге людям не говори.

Джигит поклялся. Трижды поклялся.

Ладно. Вернулся джигит домой. Радостно встретила его мать. Зажили они хорошо и счастливо.

Прошли годы. Джигит почему-то с каждым днем сохнет, худеет, желтеет. Живот у него стал пухнуть. Видит это мать, печалится. Стала она сына расспрашивать.

Сын рассказал подробно обо всем, что с ним было. Как он увидел у падишаха Зулькарная золотой рог и как трижды дал клятву никому из людей об этом не рассказывать.

– Сын мой, иди сейчас в заросли камыша за городом и три раза скажи: «У падишаха Зулькарная золотой рог, видать-то не видал, а слышать слышал».

Пошел джигит будто бы на охоту. Утром рано, как учила мать, трижды произнес он в зарослях камыша:

У падишаха Зулькарная золотой рог,Видать-то не видал, а слышать слышал.

После этого прошло сколько-то времени, сидел он в зарослях камыша, и камыши на берегу озера вдруг обрели голос и стали повторять сказанные им самим слова.

В том государстве, где некогда был падишахом Зулькарнай, камыши будто до сих пор напевают:

У падишаха Зулькарная золотой рог,Видать-то не видал, а слышать слышал.

Тан-батыр

В давние-предавние времена жил, говорят, некий падишах. У падишаха того было три дочери, одна другой краше. Однажды вышли они на лужок погулять. И как раз в ту пору, когда они по лугу прохаживались, поднялась вдруг сильная буря, отчего и падишаховых дочек – всех как одну – ветром унесло. Падишах, узнав о таком происшествии, в глубокое уныние впал. Приказал он отыскать пропавших. День ищут и ночь, уж ни леса, ни реки в падишахстве этом не осталось, где бы не искали со всей тщательностью. Нет, однако, нигде падишаховых дочек!

А в том городе, где падишах правил, на окраине в маленькой лачуге жили, говорят, некие муж да жена. Очень бедные были они люди. Но имели троих сыновей. И звали старшего сына Кич-батыр, среднего Тен-батыр, а младшего Тан-батыр, что означает Вечер-богатырь, Ночь-богатырь и Заря-богатырь. Эти джигиты росли, как говорится, не по дням, а по часам, и в самом скором времени выросли здоровыми да крепкими.

А выросши вот этак, вышли они на улицу поиграть. Среди молодежи никого сильней их не отыскалось. Как начнут они играть или бороться, как кого ни схватят, так того и калекой сделают.

Увидел старый человек, как братья не знают, куда им свои недюжинные силы приложить, посоветовал: вы, мол, чем эдак-то куролесить, людей без нужды калечить, отыскали бы лучше падишаховых дочерей, без вести пропавших. Вот тогда бы вас героями и признали!

Идут они после такого разговора домой и просятся у родителей:

– Отец, дочки падишаховы куда-то пропали, может, пойти нам, разыскать этих дочек да привести их обратно, в падишахову семью?

Не хочется родителям отпускать сыновей, не соглашаются они ни в какую.

– Эх, сыны, вы наши желанные чада, а если покинете родимый очаг, кто тогда за нами, старыми, присмотрит и обиходит? – говорит им отец.

Сыновья отвечают:

– Эй, отец, поскольку мы падишаховым делом займемся, падишах за вами и присмотрит.

– Нет уж, от падишаха никакой помощи не дождешься, – плачут родители.

Долго убеждали их три батыра и, наконец убедив, направились к падишаху:

– Вот надумали мы твоих дочек пойти поискать, только нечего нам взять с собою в дорогу – родители наши тоже в большой бедности живут.

Решает падишах дать им в дорогу немного пищи да питья.

Попрощавшись с родителями, выходят братья в путь-дорогу. Идут они, идут, неделя проходит, и месяц пролетает, и вот, эдак-то идучи, забредают в какой-то лес. И чем дальше в лес, тем все уже становится дорога, по которой они шагают, и в конце концов узенькая тропочка перед ними вьется. И вышли они этой тропочкой в окрестности красивого озера. К тому времени все припасы у них уже кончились, есть нечего. Взял Тан-батыр иглу, которую мать ему в дорогу дала – пригодится, мол, – развел костер, накалил ее на огне, согнул, крючок рыболовный изготовил. Отличный крючок. Пошел он к озеру, стал рыбу ловить. Поймал до вечера пуда два, сготовил на костре, наелись братья до отвала. Теперь, значит, на сытый желудок и жить проще. Говорит Тан-батыр своим старшим братьям:

– Много воды утекло с тех пор, как мы в дорогу вышли, а не знаем даже того, где находимся, и ничего пока интересного не видели.

И ничего на это ему старшие братья не ответили. Тогда забрался он на верхушку очень высокого дерева и начал осматривать окрестности. И только он на дерево забрался, поднялась жуткая буря – уж такая, что всем бурям буря, и встречные деревья, даже самые могучие, валит она, как тростинки. Смотрит Тан-батыр на эту жуткую бурю и думает: «Может, это как раз та самая жуткая буря, которая падишаховых дочек унесла?» Через какое-то время собралась эта буря в одном месте, словно огромный ураганный узел страшного вида, покружилась, погремела и застыла на вершине высокой горы. И опять там завыла, забушевала и обратилась в нечто ужасное – обернулась чудовищным дивом. Обернувшись же дивом-чудовищем, скрылась в некоей громадной дыре, расположенной на склоне горы.

Спустился тут Тан-батыр быстренько с дерева и нашел дыру, в которой давешний див исчез. Это была громаднейшая дыра. Схватил Тан-батыр внушительных размеров валун и заткнул им дыру как пробкой. И побежал братьев будить. А братья у него такие люди, что спешить не любят. Встали они не спеша, доели рыбу, Тан-батыром приготовленную, и, только насытившись, отправились к той дыре.

– Вот в этой дыре он скрылся, и, если мы хотим за ним последовать, надо поначалу камень убрать, – говорит Тан-батыр.

Хватается Кич-батыр за валун: не тут-то было. Тен-батыр налег – тоже дело с места не сдвинулось. После чего берет Тан-батыр этот валунище и швыряет далеко в сторону – только он и покатился под откос. Говорит Тан-батыр своим братьям:

– Надо кому-нибудь из нас в эту дыру спуститься и дива отыскать: может, он и украл падишаховых-то дочек?

Подумали, посоветовались братья, а посоветовавшись, пошли в лес и стали лыко драть. Из того лыка начали они плести канат.

Три дня и три ночи плетут канат невероятной длины и весьма толстый. Обвязав одним концом Кич-батыра, опускают его в дыру. Спускается вниз Кич-батыр с утра до вечера и затемно уже дергает снизу за канат: поднимайте, мол. Вытаскивают его младшие братья из дыры.

– Дна не достиг, потому как канат очень короток, – рассказывает им Кич-батыр.

И еще сутки они канат доплетают. Теперь уже Тен-батыра, канатом обвязав, опускают в дыру. Ждут-пождут – никаких известий. На исходе других суток дергает Тен-батыр снизу: поднимайте, мол. И его вытаскивают наружу.

– Очень там глубоко, дна не достичь, канат короток, – говорит Тен-батыр.

После чего садятся они и две ночи и два дня подряд канат доплетают. Удлинив его таким образом весьма изрядно, обвязывают одним концом Тан-батыра. Перед тем как в эту горную дыру полезть говорит Тан-батыр своим старшим братьям:

– Если не смогу в скором времени возвернуться, ждите меня ровно один год. Если и через год не появлюсь, дольше не ожидайте, а ступайте своей дорогой.

Сказав такие слова, Тан-батыр этот с братьями прощается и в дыру прыгает.

Ладно, пускай старшие братья возле дыры пока остаются, а мы за младшим последуем.

…Вот спускается он, спускается, и сколько бы ни спускался, а дна все нет, и опять канат короток. Не хочется ему подниматься – жалко, что зря труды пропадают. Схватил Тан-батыр свою саблю да канат и перерубил! Летит он вниз, долго летит, а потом как ударится обо что-то твердое! Чуть было насмерть не убился. Пролежал, однако, суток трое, потом очнулся. Встал и пошел потихоньку. Идет себе, продвигается, и встречается ему на пути Мышь. Встрепенулась та Мышь один разок всего и человеком обернулась.

– Здорово, Тан-батыр, ты чего здесь бродишь?

– Вот, – говорит Тан-батыр, – спустился я сюда в поисках одного дива, да здесь не ведаю, куда идти, и выбраться отсюда не могу.

Мышь говорит:

– Этот див обманул вас. У вас аркан и в первый раз до дна достал, только див то дно пониже опустил, вот вы и промахнулись. А теперь ты очень глубоко находишься, нипочем не выберешься без моей помощи.

Озадачился тут, конечно, Тан-батыр, а Мышь ему говорит:

– Дам я тебе четыре полка мышиных солдат: они будут землю подкапывать, а ты утаптывай, так наверх и поднимешься. Поднимут они тебя до одной тропинки. По той тропе пойдешь вперед и семь дней, семь ночей будешь идти в полной темноте. Не бойся. И приведет тебя та тропа к семи чугунным воротам: если сумеешь сквозь них пробиться – белый свет увидишь. Не пройдешь ворота, тяжко тебе придется, Тан-батыр. Когда на белый свет выйдешь – увидишь еще одну тропинку, по ней и пойдешь. По истечении семи суток выведет тебя тропинка к некоему дворцу.

Проговорила все это Мышь, встрепенулась еще разок, в свой прежний облик вернулась и пропала.

Вот начал Тан-батыр с помощью четырех мышиных полков наверх подыматься. Очень долго это все продолжалось, но достиг он указанной ему тропинки. И перед ним оказались семь чугунных ворот. Как увидел их Тан-батыр, поднял тотчас свою тяжелую палицу и как вдарит по первым воротам! Так они и рассыпались. Сокрушил он все семь чугунных ворот и на белый свет выбрался. Чем дальше уходит Тан-батыр от развалин, тем светлее становится. После семи суток пути увидел он перед собой нечто, с виду смахивающее на огромный кирпич, и тоже красного цвета. Приближается он и замечает, что и на самом деле – перед ним огромный кирпич. А на кирпиче, оседлав медного коня, возвышается некий стражник, в медные доспехи облаченный.

– Эй, сын человечий, – окликает стражник, – ты бы уносил отсюда ноги, пока живой. Заблудился ты или по ошибке сюда попал, не знаю, но вернется домой див-падишах – сожрет тебя за милую душу.

Отвечает джигит:

– Он меня съест или я ему хвост накручу, это еще неизвестно. Мне сейчас не до того, впрочем, потому как я сам очень проголодался. Тащи-ка ты лучше мне поесть, да поживее!..

– Нет у меня ничего, кроме приготовленных для самого хозяина одной туши быка, одной печи хлеба да одной бочки кислого питья. А тебя и покормить нечем.

Говорит джигит:

– Ну ничего, мне пока и перечисленного хватит, а хозяину твоему больше ни есть, ни пить не придется.

После чего сошел тот человек с медной лошади и доспехи медные скинул. Оказалось, девушка это, а не мужчина. Сготовила она джигиту поесть, умял Тан-батыр все подчистую и спать захотел. Начал перед сном девицу расспрашивать:

– А когда див домой вернется?

– Завтра поутру вон по тому медному мосту проезжать будет, – отвечает девица.

Джигит говорит:

– Вот тебе шило, как наступит время диву домой возвращаться, ты меня этим шилом кольни как следует, я и проснусь.

Сказал он это и спать завалился. Вот теперь утро настает, и диву уж скоро подъезжать – стала девица будить Тан-батыра. Не получается у нее. Шилом кольнуть не решается, а не разбудить тоже нехорошо. Все ж таки начала она его трясти со всей силы, проснулся Тан-батыр, вскакивает:

– Эх, – говорит, – надо было кольнуть шилом-то, я бы тогда раскалился не на шутку.

Идет Тан-батыр и под мостом медным, на который ему девица указала, прячется. Вот в какой-то миг поднимается буря: то див к мосту подъезжает. Поначалу собака его подбежала к мосту да завыла вдруг, затявкала жалобно и к хозяину метнулась. Заносит див плетку, собаку ругает и въезжает на коне своем на медный мост. Только въехал, вдруг застыл его конь как вкопанный. Впал див в ярость, коня плеткой хлещет:

– Чего ты боишься? Или думаешь, что Тан-батыр здесь объявился? Да он еще, верно, и на свет не появился!

Только див проговорил, а Тан-батыр тут как тут, из-под моста вылез:

– Тан-батыр и на свет появился, и здесь уж объявился!

– Объявился-то объявился, – говорит див, – да не больно ты ростом велик против ожидания: два раза откусить, один раз проглотить – вот и всех дел.

Тан-батыр отвечает:

– И ерш невелик, да колюч сильно: как бы не подавиться!

Див на это:

– Ладно, ты лишнего не болтай! Тягаться станем или бороться начнем?

– Дядя твой пусть тягается, а мы бороться будем.

И начинают они бороться, и так долго один другого одолеть не может, что вся земля у них под ногами обращается в сплошные ямы да рытвины. Однако у дива силы уже на исходе. И в этот миг поднимает его Тан-батыр высоко в воздух, хряпает об землю да, саблю свою острую взметнув, рубит на куски, из которых поленницу складывает. После чего садится на дивова коня и скачет в его медный дворец. Давешний страж выбегает ему навстречу:

– Теперь, – говорит, – мне бояться некого, можно и сказать: я старшая дочь такого-то падишаха и меня украл вот этот самый див, прошу, не оставляй меня здесь, обязательно с собою возьми!..

Тан-батыр отвечает:

– Мы, три брата, за вами и отправились.

Вытаскивает он из кармана бумагу, падишахом подписанную, показывает – падишахова дочь, понятно, без ума от радости. Тан-батыр говорит:

– Падишах обещал, что выдаст тебя за моего самого старшего брата, подожди пока здесь, в медном дворце, я на обратном пути тебя заберу.

Отдохнув денька три и собираясь в дорогу, спрашивает Тан-батыр у той девицы:

– А где твои сестры, как их отыскать?

Девица говорит:

– Див за мной следил очень строго, никуда не выпускал. Так что я сама не видела, но до средней сестры семь суток пути.

И Тан-батыр, пожелав ей здоровья, выезжает в дорогу. По истечении семи суток, миновав горы и пропасти, приближается он к некоему серебряному дворцу. Стоит этот дворец и сильно блестит на солнце. Встречает Тан-батыра возле дворца солдат-стражник на серебряном коне, в серебряные доспехи облаченный. Стой, мол. И говорит он Тан-батыру:

– Эй, сын человечий, ты сюда, видно, по ошибке заехал, уезжай, пока цел-невредим, если мой хозяин вернется, сожрет тебя и не поморщится.

Тан-батыр отвечает:

– Быстрей бы твой хозяин вернулся, а кто кого одолеет – это мы еще посмотрим. Я вот семь суток крошки во рту не держал, ты прежде накорми меня.

– Нечего тебе дать, у меня только для хозяина приготовлено: две туши быка, две печи хлеба да две бочки кислого питья.

– Ладно, – говорит он, – хватит мне червячка заморить, неси все сюда.

– А что, – боится стражник, – я своему хозяину скажу?

Джигит говорит:

– Не бойся, хозяину твоему ни есть, ни пить больше не придется.

После чего тот стражник в серебряных доспехах приносит Тан-батыру еду. Тан-батыр, сытно поев и вдосталь напившись, расспрашивает хорошенько у стражника:

– Когда хозяин-то твой возвращается?

– Завтра к вечеру должен вернуться.

– Откуда его ждать? С какой стороны?

– Вот за этим дворцом река протекает, а через реку серебряный мост проложен. Каждый раз див по этому мосту домой едет.

– Ну, я сейчас спать лягу, а ты, перед тем как хозяину на мосту показаться, меня разбуди. Если очень крепко усну, кольнешь вот этим шилом, – и дал стражнику шило, а сам спать завалился.

Проспал он до вечера следующего дня, тут и диву приспела пора домой возвращаться. Чувствует стражник давешний, что близко уже див, и кидается Тан-батыра будить: не просыпается тот, хоть ты лопни! Отчаявшись, сел стражник возле Тан-батыра и заплакал. Уколол бы шилом, да жаль ему спящего, а по-иному никак не разбудить! И было совсем уж надумал стражник воткнуть шило, как указывалось, да услышал Тан-батыр его причитания, сам проснулся.

Стражник говорит:

– Вставай быстрее, а не то див уже близко, как заявится – обоих нас и погубит.

Вскакивает Тан-батыр и, саблю свою прихватив, бежит, под мостом серебряным прячется. Ждет долго ли, коротко ли, и вот подъезжает к мосту огромный див, вздымая ветры и сотрясая землю. Первым делом вбегает на мост его собака. Сделала она шаг, другой – и с визгом к хозяину отскочила. Сильно ярится див на собаку, после, плетью взмахнув, сам скачет по серебряному мосту. На середине моста встает вдруг его конь как вкопанный. Ожег див коня плеткой, да только и тогда конь его ни с места.

– Эх ты, – говорит див, – струсил, будто Тан-батыр сюда заявился, а он еще и на свет-то не родился!

Только див проговорил слова свои, Тан-батыр из-под моста выскакивает:

– Тан-батыр и на свет родился, и здесь появился.

– Вот и славно, что появился, – говорит див, – я тебя пару раз кусну, разок проглочу.

– Не проглотишь, кость широка.

– Ладно, тогда тягаться будем или бороться начнем?

– Пускай дядя твой тягается, давай бороться! – кричит Тан-батыр.

И начали они бороться. Поднимает Тан-батыр дива в воздух и так о землю хряпает, что все кости у того рассыпаются. После чего складывает Тан-батыр эти кости в поленницу, на коня хозяйского вскакивает и едет во дворец.

Стражник просит:

– Эй, добрый человек, не оставляй меня здесь, я ведь не стражник, я средняя дочь такого-то падишаха, ты уж возьми меня с собою!

– Ладно, – говорит джигит, – за моего брата замуж пойдешь, за среднего, – и показывает ей бумагу, падишахом выданную. – Ты пока оставайся здесь, в серебряном дворце, а я тебя на обратном пути заберу. Сейчас же поеду за твоей младшей сестрой. В какой она стороне и далеко ли отсюда?

– Если вот на этом серебряном коне поскачешь, ровно семь дней пути, – отвечает девица.

И едет он, серебряного коня оседлав. На исходе седьмых суток доезжает до золотого дворца. Обнесен тот дворец толстой и крепкой стеной. Возле золотых ворот стоит дозором воин в золотых доспехах, на золотом коне. Как приблизился к нему Тан-батыр, этот воин-стражник и говорит:

– Эй, сын человечий, что здесь потерял? Тебя ведь див сожрет, тогда жизнь потеряешь.

Джигит в ответ:

– Он меня сожрет или я его ущемлю, а только сейчас мне самому очень есть хочется, ты бы накормил меня.

Стражник ему:

– Нет у меня ничего, кроме приготовленных для хозяина трех бочек кислого питья, трех печей хлеба да трех туш быка.

– Мне хватит, – говорит джигит.

– Раз так, – отвечает стражник, – подойди к тем чугунным воротам, если сумеешь их отворить, накормлю тебя.

Вдребезги разбивает Тан-батыр те чугунные ворота и входит во дворец. Сильно удивляется, конечно, стражник этакой силой джигита. Заводит он его в одну комнату, поит и кормит. Наевшись-напившись, начинает джигит расспрашивать:

– Когда хозяин твой вернется и в какую сторону отбыл?

– Вернется он со стороны вон того дремучего леса. И будет там золотой мост. Див на золотом коне по этому мосту поедет, и будет с ним его верный пес.

Тан-батыр говорит:

– Я сейчас лягу отдохну. Как настанет время твоему хозяину возвращаться, ты меня разбуди, а если просыпаться не буду, уколи меня вот этим шилом, – и дает стражнику шило.

Ложится Тан-батыр и тотчас засыпает. День прошел, и ночь прошла, настало время диву домой возвращаться. Пытается стражник джигита разбудить – да куда там, он и не пошевелится. Тогда берет стражник шило, ему выданное, и вонзает джигиту в ногу. Вскакивает джигит тут же, благодарит стражника. Подает ему стражник ковш воды, зачерпнув его из стоящей рядом бочки:

– Выпей перед уходом, от этой воды сила прибавляется!

Пьет Тан-батыр воду. После чего стражник говорит ему:

– Есть у дива обычай: кто к нему придет, ведет сразу во дворец, в гости якобы. Вот здесь стоят две бочки: в одной вода, от которой сила прибывает, а в другой – от которой сила убывает. Ты эти бочки местами поменяй.

Последовал джигит доброму совету, бочки поменял и, попрощавшись, пошел к золотому мосту, спрятался под ним.

И вот через некоторое время подъезжает к мосту див на золотом коне со своим верным псом. А пес-то на мост не ступает, поджав хвост, с визгом возвращается к хозяину. Впадает див в страшную ярость. Хлещет он пса своего плетью и коня на мост направляет. Однако на середине моста встает его конь как вкопанный. И бьет его див, и понукает, а конь вперед ни шагу. Говорит ему див, обозлясь:

– Что ты, дохлятина? Или думаешь, что Тан-батыр где-то близко? Да его еще мать и на свет не родила!

Только он это проговорил, джигит из-под моста выскакивает:

– Тан-батыр, – кричит, – и родился, и здесь уже появился!

Див говорит:

– Я думал, ты ростом очень велик, а тебя от земли едва видать. Два раза куснуть тебя да разок глотнуть – вся забота.