Мой киноурожай

скачать книгу бесплатно


Краткое содержание фильма. «Мы бедняки, но не паразиты» – такова философия Гариса, простого парня, немного романтика, который живёт на берегу озера рядом со своим другом Ритоном, воспитывающим троих детей во втором браке. Ритон время от времени заливает тоску красным вином, чтобы забыть настоящую любовь – свою первую жену. Они также общаются с вечно витающим в облаках книголюбом Амедеем, бывшим жителем болот дедушкой Ришаром и машинистом местного паровоза Таном. И вот однажды Гарис знакомится с девушкой по имени Мари…

Режиссёр – Жан Беккер. Автор сценария – Себастьян Жапризо по роману Жоржа Монфоре «Дети болота». В главных ролях: Жак Вильре, Жак Гамблен, Андре Дюссолье, Мишель Серро, Изабель Карре и Эрик Кантона. Премьера во Франции – 3 марта 1999 г. Для коллекции «КИНОУРОЖАЙ» на русский язык фильм озвучивали: Денис Беспалый, Геннадий Новиков и Анна Левина. Режиссёр озвучания – Алексей Петрушин. Улучшенный перевод и продюсер проекта – Дмитрий Напалков.

«Я всегда удивляюсь, почему мои воспоминания связаны с той весной. Но, наверно, у всех так бывает: помним что-то из раннего детства… Но самое начало – это только фрагменты, отдельные образы. А потом, когда тебе исполняется четыре или пять, ты внезапно начинаешь жить по-настоящему. И всё это остаётся с тобой навсегда. Так что много лет спустя ты можешь рассказать целую историю…»

«Человек с поезда»

Когда я размышлял над тем, должен ли остаться фильм «Человек с поезда» в обновлённой коллекции, то главным аргументов «против» могла быть рефлексия, являющаяся квинтэссенцией этой киноработы. Рефлексию можно охарактеризовать как способность осознанно оценивать свои мысли, эмоции и поведение, анализировать принятые решения и перспективы. Сократ, например, считал рефлексию способом самопознания и самосовершенствования, доступным каждому человеку. С одной стороны, разрушительная рефлексия может быть очень опасной для психики, если она приводит к непрекращающемуся самокопанию и зацикливанию на своих проблемах. С другой стороны, именно рефлексия, используемая в меру, может помочь лучше понять себя и сделать шаг на новую высоту.

Через весь фильм красной нитью проходит стихотворение Луи Арагона «На новом мосту», один из его вариантов литературного перевода (Святослав 2, Стихи. ру) я использовал при озвучивании фильма на русский язык:

На Новом Мосту я встретил туманный образ того,
Кто в юности был так весел, кем вновь мне стать не дано.
На Новом Мосту я встретил средь лицемерья и лжи
Бедного парня, что верил в грёзы свои и мечты.
На Новом Мосту я встретил чистого сердцем, его,
Нищего – гордого этим… Того, кем мне стать не дано.
Увидел я, пораженный, образ другого себя,
В водах реки отраженный, в свете бесцветного дня.
На Новом Мосту я встретил в лохмотиях бедняка,
Который одним лишь бредил: как выжить наверняка.
На Новом Мосту я встретил другого, чужого меня,
Чью душу дьявол приметил, чьё сердце он взял для себя.

Еще несколько лет назад мне казалось, что это фильм-сожаление, заставляющий нас думать об упущенных возможностях. При всей неоднозначности концовки её точно нельзя назвать оптимистичной. Сейчас мне всё больше кажется, что это фильм-надежда о том, что никогда не поздно написать новую страницу в книге своей жизни. Порой нас угнетает то, что обстоятельства сильнее нас. Мы вынуждены уступать давлению происходящего, даже если это нас сильно дестабилизирует. В этом случае рефлексировать – это фактически наживать себе всю оставшуюся жизнь комплекс вины за то, что ты мог сделать, но не сделал.

В седьмом классе школы я прошёл жёсткий отбор кандидатов на поездку в США на целый год. Мама, дедушка и бабушка на семейном совете отговорили меня от этой идеи. И денег нужно было много, и отпускать меня во «вражеский лагерь» на такой долгий срок не хотелось. Помню, я был подавлен – ведь фактически меня не пустили, не дали мне возможность воспользоваться шансом. Упущенная возможность в моей жизни?

На последнем курсе обучения в ММА имени И. М. Сеченова я поехал на стажировку в Лондон. Это тоже было очень престижно, но на этот раз меня, наоборот, уговаривали, а потом почти пинком отправили на 5 недель в другую, чуждую моему восприятию страну. Я рассматривал эту поездку как ссылку, чувствовал себя совершенно инородным телом в туманном Альбионе и специально покупал французские журналы, чтобы близкая мне культура сглаживала мой стресс. Та же самая ситуация спустя несколько лет после «накрывшейся медным тазом» поездки в Америку, и моё отношение было уже другим. Мне было некомфортно. Я больше никогда уже не рассматривал возможность таких поездок. Получается, что мне для моего комфорта противопоказаны «командировки по приказу». Я сам должен выбирать, с кем, куда и насколько я хочу поехать. И сейчас я сам выбираю, куда ехать в отпуск, с кем и насколько.

Ещё одной своей упущенной возможностью в жизни можно считать то, что я так и не сделал «головокружительной карьеры». Хотя все предпосылки для этого были. В 33 года меня, тогда ещё кандидата наук, ректор Михаил Александрович Пальцев неожиданно назначил на пост ученого секретаря нашего вуза. До этого на этой должности работали только доктора медицинских наук. В одной из бесед мне было сказано, что меня готовят на должность проректора и заведующего нашей кафедрой, поэтому мне желательно ускориться с защитой докторской диссертации. А в 2009-м всё вдруг резко изменилось: М. А. Пальцева без объяснения причин уволил Минздрав, после чего мы прошли нелёгкий «переходный период» с исполняющим обязанности ректора Сергеем Витальевичем Грачёвым, а через 9 месяцев сверху пришёл приказ о назначении нового руководителя, с которым в силу ряда причин я сработаться не смог. Многие мои коллеги по ректорату «переобулись на лету» и «переформатировались», а я, столкнувшись с неприемлемыми для себя условиями работы и отношением к людям, сам написал заявление об уходе по собственному желанию. С первого раза мне отказали. Новоназначенный начальник отдела кадров даже пришёл ко мне для разговора: дескать, у руководства «нет к Вам вопросов», зачем уходить самому? Помню, что я ответил ему, что именно сейчас, «пока нет вопросов», самое время вернуться на своё прежнее основное место работы – на кафедру. Позже какие только слухи не доходил до меня: и про то, что я избил в приёмной проректора по науке (представляете себе картинку – московский доцент лупит профессора, недавно приехавшего из Саратова?), и про то, что я «психанул» и написал заявление после того, как новый ректор замахнулся на меня стулом у себя в кабинете… Ничего подобного, естественно, не было. Я повторно написал заявление об уходе, после чего оно было подписано, и моя административная карьера завершилась.

Хотя нет. Она могла бы обрести новый виток пять лет спустя, когда тяжело заболел заведующий нашей кафедрой профессор Сулимов, и я в течение почти года исполнял его обязанности. Помню, как на его похоронах в марте 2016-го многие жали мне руку как будущему руководителю. Но оказалось, что в своей предсмертной записке он написал, что хотел бы видеть на моём месте другого человека. Я тогда посчитал это знаком судьбы и отказался даже участвовать в возможной «предвыборной гонке», о чём объявил и вышестоящему начальству, и коллективу кафедры.

А в день своего 45-летия меня вызвал к себе нынешний ректор и предложил занять должность декана факультета (теперь она называлась – директор института). В этот раз я уже без колебаний отказался. Сплошные упущенные возможности! Или нет? Количество людей, провёрнутых через административную мясорубку и ставших никому не нужным фаршем с остатками человеческого достоинства за последнее десятилетие, поражает воображение. Те, кто смогли удержаться, сделали это лишь благодаря тому, что круглосуточно следовали «генеральной линии партии» в ущерб своим личным устремлениям и здравому смыслу.

Упущенные ли это возможности в моей жизни? Если и так, то я только рад этому факту. Да, все мы – «винтики» системы, делаем какое-то общее дело, но при этом мне пока удаётся ощущать себя свободным человеком. Я стараюсь жить по принципу, декларированному в фильме «Дети природы»: «Свобода – это не безделье, а право свободно распоряжаться своим временем и выбирать работу и занятие по вкусу. Другими словами, быть свободным – не значит ничего не делать, это значит самому решать, что делать, а что нет».

Моя рефлексия позволяет мне сделать вывод о том, что благодаря упущенным возможностям я не так уж мало и приобрёл. У меня нет разочарования, порой я расстраиваюсь, что что-то идёт не так, но я знаю, что в моих силах многое изменить. Не всё, но многое. И вот именно сейчас я напоминаю себе учителя из фильма «Человек с поезда». Я сел в поезд – в тот, в который я хотел, и тогда, когда я решил. Загадочно улыбаясь, я гляжу в окно и еду навстречу неизвестному будущему под успокаивающий стук колёс.

«Наша земная жизнь похожа на поездку по железной дороге: едешь быстро и не видишь ни того, что впереди, ни, что самое главное, паровоза»

    (Винсент Ван Гог).

«ЧЕЛОВЕК С ПОЕЗДА» (Франция, 2002)

Краткое содержание фильма. Человек выходит из поезда. Это Милан. У него потрёпанный и изнурённый вид. Случайное знакомство на улице с бывшим школьным учителем Манескье может изменить их ближайшие планы. Абсолютно непохожие друг на друга, они всегда мечтали прожить чужую жизнь. Милан, приехавший в провинциальный городок для ограбления банка, мечтает обрести домашний уют, а добропорядочный Манескье жаждет бурных приключений. На размышление и на выбор у них есть всего 3 дня…

Режиссёр – Патрис Леконт. Автор сценария – Клод Клотц. В главных ролях: Жан Рошфор и Джонни Холлидей. Премьера во Франции – 2 октября 2002 г. Для коллекции «КИНОУРОЖАЙ» на русский язык фильм озвучивали: Геннадий Новиков, Денис Беспалый и Анна Левина. Режиссёр озвучания – Алексей Петрушин. Улучшенный перевод и продюсер проекта – Дмитрий Напалков.

«Чем мы старше, тем мы бесценнее! Вот, что ты должен понять!»

«Страшные сады»

Фильм «Страшные сады» рассказывает не о событиях на полях Второй мировой (для нас – Великой Отечественной) войны, но все истории военного времени неразрывно связаны в моей памяти с моим дедушкой. Николай Леонтьевич Напалков (1919–2010) прожил долгую жизнь, прошёл всю войну без тяжёлых ранений, очень много времени уделял мне, своему единственному внуку, и фактически воспитал меня как сына. Удивительно скромный и добрый по характеру человек, интересовавшийся политикой, историей и рассказами о живой природе, закончил службу в армии в звании полковника медицинской службы и проработал до пенсии простым рентгенологом, несмотря на то что несколько лет возглавлял медицинскую службу всех атомных объектов СССР, а позже был заместителем начальника центральной поликлиники МВД.

Он рассказывал мне много историй, всегда складно и интересно – этот его талант отмечали все, кто был с ним знаком. Самым главным для него праздником был День Великой Победы. Меня, тогда ещё совсем маленького, он брал с собой на встречу ветеранов, которая проходила на ВДНХ. Там собиралась их 34-й гвардейская Енакиевская ордена Кутузова дивизия, в составе которой он прошагал от Астрахани до Вены, оказывая помощь раненым и заболевшим, хотя ускоренное медицинское образование с началом войны уложилось в два неполных года обучения. С каждым годом однополчан становилось всё меньше и меньше, и вот уже двенадцать лет прошло с тех пор, как сам дедушка был призван в свой Бессмертный полк…

Родился он в Новочеркасске и всегда считал себя донским казаком. Его отец, Леонтий, был подъесаулом казачьего полка, его следы теряются в 1917-м в Новочеркасском военном училище. Дедушка говорил, что дату его рождения поставили «наобум» и мне вдруг подумалось: а может, 1919-й год был записан его матерью специально, чтобы никто не искал возможных взаимосвязей с его «пропавшим» отцом. Может быть, его мама, школьная учительница по имени Неонила, видя положение дел в стране, специально сделала так, чтобы он родился в Советском Союзе, а не в Российской империи, поскольку в те времена о таком родстве было не принято говорить, поскольку это могло закончиться реальным сроком для всех членов семьи «врага народа». Может, дедушка родился раньше – в 1916-м или 1917-м, и на самом деле прожил на этом свете ещё дольше, чем мы считаем официально. Он всегда очень трогательно и нежно отзывался о своей маме, хотя каких-то особо запоминающихся историй не рассказывал. А вот про свою бабушку вспоминал часто. По-видимому, семья отца была довольно зажиточной: бабушка держала мельницу, а дядя был лесничим. Дедушка вспоминал, что бабушка угощала его сахаром – редкий деликатес на Кубани в те времена. Когда у меня появилась машина, мы с дедушкой планировали съездить и поискать это место. Вряд ли сохранилась сама мельница, но он бы вспомнил, где всё это было. Но уже и силы были не те, и возраст под 90, в общем, так и получилось…

Видимо, из-за этих своих родственников, которые запросто могли попасть под «раскулачивание», он и уехал из станицы Тихорецкой (ныне – город Тихорецк) в Москву и поступил во Второй мединститут. Истории из его детства я помню до сих пор. И сейчас не могу представить себе, как он, такой домашний ребёнок, в совсем юном возрасте оставил маму, свой родной дом и уехал в столицу, где у него не было ни родственников, ни знакомых. Но он учился, подрабатывал фельдшером, и ему удавалось сводить концы с концами.

Сегодня, когда страны блока НАТО уже не один год окружают нашу страну и строят нам козни, я вспоминаю его слова. И про основное зло из-за моря от Соединённых Штатов, и про то, что наши богатейшие ресурсы многие мечтают себе присвоить. Я, молодой и глупый, спорил с ним до хрипоты: в 90-е годы прошлого века с трудом можно было себе представить, что кому-то нужна Россия, экономика которой лежала в руинах, а половина населения находилась у черты бедности. А теперь его правота, его недоверие к нашим так называемым «западным партнёрам» возвращается из прошлого как плохо усвоенный моим поколением урок…

Я закрываю глаза и хорошо представляю себе картину почти сорокалетней давности: дедушка садится в кресло в нашей большой комнате, я устраиваюсь на диване рядом или напротив. Он уточняет, рассказывал ли мне ту или иную военную историю, и начинает. Иногда, в особенно эмоциональные и драматичные у него начинает дрожать голос, он делает паузу, потом берёт себя в руки и продолжает…

Есть люди, которых война сделала своими вечными узниками. Они не могут ни думать, ни говорить ни о чём другом. Дедушка относился к тому времени как к тяжелейшему испытанию своей жизни, но именно Великая Отечественная и Великая победа придавала ей главный смысл. У меня осталась запись дедушкиного голоса (спасибо Алёне Чубаровой за это интервью, взятое летом 2010 года незадолго до его ухода). И я хочу, чтобы простые истории из его военной жизни, по каждой из которых можно было бы снять если не фильм, то эпизод сериала, ожили на этих страницах, а мы почтительно замолчим, преклонив голову перед теми, кому мы обязаны жизнью.

Блинчики

«…Как-то раз под Миусом одним утром подходит ко мне старшина и докладывает: «Товарищ капитан, на ДОПе (дивизионный обменный пункт – прим.) ничего нет!» Там мы получали питание, боеприпасы, словом, всё необходимое. Я спрашиваю: «Ты что же, совсем ничего не привёз?» «Да нет, – отвечает, – привёз. Муку и молоко». Вот незадача: то ли молоко мукой заедать, то ли муку молоком запивать.

А к нам на службу только что прислали фельдшерицу, совсем молоденькую девчонку. Она и говорит: «А давайте я нам блинчики сделаю!» Я согласился, развели ей костерок, и она начала блины печь. Только вот о чём я не подумал: немцы на высоте находились, могли увидать дым от костра. Так и получилось. А мы тем временем сели перед пеньком друг напротив друга на канистры, чтобы позавтракать. Вдруг слышу – снаряд летит. Кричу: «Ложись!» И падаю в сторону, а она, глядя на меня, туда же. А разорвался снаряд прямо за ней. Я быстро схватил её и затащил в окоп. Смотрю, а у ней осколками весь живот нафарширован. Я её бинтами поверх одежды перевязал, приказал одному из солдат положить в повозку и быстро доставить в медсанбат. А сам молюсь про себя: только бы они успели переправу преодолеть до бомбёжки! Повезло: бомбардировщиков не было, и они благополучно проскочили.

К вечеру солдат вернулся. Спрашиваю у него, что там и как. «А что толку, что привезли? Её только на операционный стол положили, она тут и умерла. Только на фронт попала. В первый же день… Вот вам и блинчики…»

«Явись немедля!»

«Передали мне записку от замкомандира полка. В ней написано: «Явись не медля». Всё раздельно. Грамотный, замполит же! Подполковник, между прочим… Что ж поделать? Через плавни нужно перебираться, через реку Миус. Раз уже есть приказ: «Явись немедля!» – надо выполнять. Хоть и глупая записка, но приказ есть приказ. Немцы с высокого западного берега прекрасно просматривали и простреливали восточный, на котором были мы. С большим трудом я перебрался туда, захожу в блиндаж и докладываю, что прибыл. Спрашиваю его: «Что с Вами?» Он мне отвечает: «У меня, кажется, температура». Я готов был ему морду набить! Днём преодолеть такую полосу препятствий – дойти до дамбы, после дамбы какое-то расстояние просто по открытой местности, потом через Миус на лодке переправиться, потом ещё перебежками по крутому берегу, хотя там уже меньше видно – и после этого услышать про температуру! Я сказал, что на ощупь температуры нет, а градусник с собой я не брал. И пошёл восвояси».

Чуть не утонул

«Чуть не утонул. Весной дело было. Стояли мы рядом с небольшой речушкой на Украине. А мне нужно было тогда в полк попасть. Из реки камни выступают, и я по этим камням туда раз-раз и перешёл через речку, даже ноги не замочив. Это было рано утром, а вечером обратно иду, а там вместо речушки поток воды несётся – снег растаял. Понял, что так же перейти назад не получится. Думаю: как же мне быть? Вдруг вспомнил – выше по течению есть взорванный мост. Подошёл, смотрю – нет, здесь тоже не перейти. И тут возле моста вижу течение спокойное, и вода местами льдом покрыта. Мне бы, дураку, лечь на лёд и катиться или ползти. А я ногой лёд пробую – вроде держит – и дальше продвигаюсь. Ещё шаг – трещит лёд, но держит. Ещё шаг – бах! – проваливаюсь в воду под лёд, а под ногами дна не чувствую. Пытаюсь на лёд залезть, а он ломается. А меня начинает тянуть вниз: на мне шинель, сапоги, ремень, пистолет в кобуре. Одежда быстро намокла, ещё тяжелее стала. Долго барахтался, за лёд хватался, наконец, почувствовал под ногами дно и выбрался с трудом. Прибежал в аптеку к моему другу Мише Романенко. Тот мне дал сухое бельё и отправил меня на печку, ещё сто грамм спирта мне прибавил. Утром просыпаюсь – хоть бы насморк был, самочувствие прекрасное. А сейчас если бы такое? Можно было бы уже «Скорую» вызывать. А тогда со здоровьем всё нормально было».