скачать книгу бесплатно
– подлец и враг» – метаатрибуция, т. е. атрибуция, образованная с целью объяснения одной из предыдущих атрибуций.
Поскольку это так, то сразу же возникает необходимость провести различие между двумя видами метаатрибуции: 1) метагетероатрибуции и 2) метааутоатрибуции. В первом случае индивид Р
сочиняет атрибуцию с целью объяснить какую-то атрибуцию партнера; во втором же случае он сочиняет новую атрибуцию для объяснения своей предыдущей атрибуции.
Примеров найти, как я думаю, не очень сложно. Так, я (Р
) утверждаю, что другой человек (Р
) честен. Это моя первая атрибуция (А
). Когда же меня спрашивают, почему я так думаю, я могу ответить новой атрибуцией (метаатрибуцией) для объяснения того, почему я думаю, что Р
– честный человек. Например: «Р
честный человек, потому что он справедлив и выполняет все свои обещания». Атрибуция справедливости в данном контексте является метаатрибуцией. По сходной логике люди делают также метаавтоатрибуции, с их помощью оправдывая свое поведение.
Вполне понятно, что концепция метаатрибуций имеет внутренние возможности дальнейшего развития. Для этого надо исследовать материалы различных споров, научных, политических и бытовых дискуссий и т. п.
Реатрибуция – освобождение от прежней атрибуции и применение новой. Например, больной считал причиной своей болезни фактор Ф
, но после лечебного процесса и с помощью врача понял, что подлинной причиной является Ф
. Предлагается альтернативная причина.
Деатрибуция – освобождение от определенной атрибуции без ее замены на новую. Альтернативная причина для новой атрибуции в этом случае не выдвигается.
1.16. Атрибуция для себя и атрибуция для других
ДВА ТИПА АТРИБУЦИИ
Обычно атрибутивные процессы исследуются следующим образом: дают испытуемому задачу и после того, как он ее решил (или перестал решать), просят объяснить полученный результат. Испытуемый дает свои объяснения экспериментатору, стараясь не столько понять истинные причины своего успеха или неудачи, сколько оправдать полученный результат. Этот процесс я называю атрибутированием для других, а результат этого процесса – атрибуцией для других. Такая атрибуция предназначена для внешнего социально-психологического употребления. Ее мотив – это мотив не столько подлинно познания, сколько самооправдания, вследствие чего, как я предполагаю, индивид должен производить рационализации и интеллектуализации.
Однако уже во время таких экспериментов у исследователя должен возникнуть вопрос: а не занимается ли испытуемый сочинением атрибутивных суждений уже в самом ходе решения задачи? Не стремится ли он мысленно объяснить себе, почему решение задачи идет успешно или, наоборот, не продвигается? Известно, что многие современные исследователи считают интроспекцию ненаучным методом психологического исследования. Однако я уверен, что если бы они немного доверили собственной интроспекции, то без труда заметили бы, что в своей внутренней речи не раз пытались объяснить мотивы и другие аспекты своего и чужого поведения.
Подобные внутренние атрибуции предназначенны для себя. Я их называю просто атрибуциями для себя и предполагаю, что в них также атрибутивные процессы могут «выливаться» в целый ряд защитных процессов (рационализацию, проекцию и т. п.), однако в меньшей степени. В своей психике, только перед самим собой человек может быть более объективным исследователем своего и чужого поведения и личности.
Одно важное уточнение надо иметь в виду: нельзя путать «атрибуции для себя» со «служащими своему Я» искажением (ошибкой) атрибуции, о которой речь у нас впереди. Дело в том, что атрибуции для себя могут быть более самокритичными и опасными для своего Я, чем атрибуции для других. Служащие интересам Я атрибуции и атрибуции для себя выделены по совершенно разным критериям. Это разные типы атрибуций.
КОГДА У ЧЕЛОВЕКА НАЧИНАЮТСЯ АТРИБУТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ?
Исследователями атрибутивных процессов описаны некоторые условия, при которых обычно, по их мнению, у человека возникает потребность в каузальных атрибуциях (см., напр.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 87–88). Это, в частности, те ситуации, в которых возникают противоречия, или когда уже знакомый человек совершает нечто необычное, и т. п.
Однако я считаю, что названные и другие подобные ситуации лишь усиливают и конкретизируют атрибутивные процессы, направляя их на актуально протекающие или недавно закончившиеся события и людей – социальных актерав. Этапы подобной активизации, безусловно, представляют большой интерес.
Однако моя точка зрения следующая: у психически здорового и активного человека когнитивные процессы поиска причин явлений, своего и чужого поведения протекают почти всегда, даже на подсознательном уровне и в сновидениях. Эти процессы преимущественно подсознательны даже тогда, когда человек находится в бодрствующем и активном сознательном состоянии. В сферу сознания большей частью проникают результаты атрибутивных процессов и лишь в небольшой мере – сами эти процессы. Поэтому я предполагаю, что в сновидениях подлинные механизмы атрибуции должны проявляться более часто и неприкрыто, надо только уметь их обнаружить и описать. Более того, имея в виду реальность процессов психической регрессии в сновидениях и на подсознательном уровне вообще, я предполагаю, что исследование подсознательных атрибуций позволит раскрыть их самые элементарные и базовые формы, которые впервые возникли у далеких предков людей. В сновидениях можно обнаружить процессы первичного рождения индивидуальных, этнических и общечеловеческих атрибуций.
Поскольку сновидения – преимущественно образные процессы, то я думаю, что удастся обнаружить образные выражения атрибуций (в частности, ее проективных форм) и те процессы, с помощью которых эти образы вербализуются. Следовательно, мы должны выделить образные и вербальные атрибуции и исследовать их взаимосвязи и взаимопереходы.
ИЗМЕНЕНИЯ АТРИБУТИВНЫХ СУЖДЕНИЙ ПРИ ПЕРЕХОДЕ ОТ ВНУТРЕННЕЙ РЕЧИ К ВНЕШНЕЙ
Итак, нет сомнения, что атрибуции, возникая в психике человека, сначала выражаются в неразвернутой внутренней речи. Поскольку внутренняя речь тесно связана с мышлением и имеет свои особенности (Соколов, 1968), то нет сомнения, что и выраженные во внутренней речи атрибуции тоже должны иметь своеобразные черты. Своеобразны также те атрибуции, которые выражаются в устной или письменной речи. Устно выраженные атрибуции, подвергаясь письменной обработке, получают новые черты. Они, по крайней мере, приводятся в большее соответствие с нормами социальной жизни. Вообще публично выражаемые атрибуции отличаются от тех, которые индивид формирует для себя, для личного употребления, в качестве части своих представлений о мире и о людях.
Я считаю, что, как существует процесс перехода от внутренней речи к внешней, точно так же, будучи частью этого общего процесса внешней вербализации, существует процесс перехода от внутренних речевых атрибуций к внешним ее формам. От внутриречевых атрибуций происходит переход к внешнеречевым атрибуциям. Проблема состоит в раскрытии этого процесса и его механизмов, а также тех изменений, которые претерпевают внутриречевые атрибуции при переходе в форму внешней – устной или письменной речи.
ПЕРЕХОД ОТ АТРИБУЦИЙ ДЛЯ СЕБЯ К АТРИБУЦИЯМ ДЛЯ ДРУГИХ
Вернемся к проблеме этих двух типов атрибуций. Легко представить себе ситуацию, когда человек наблюдает за поведением другого и при себе, во внутренней речи, производит каузальные и другие атрибуции. Это атрибуции для себя, они протекают в психике личности, не сопровождаясь какими-либо заметными действиями. Используется лишь внутренняя речь. При этом наблюдатель молча, в уме может выразить любую мысль и мнение о действующем лице и его поведении, хотя и тут внутренняя цензура не дремлет. Она подавляет и вытесняет из сферы сознания наблюдателя ряд мыслей, особенно если социальные актеры – близкие наблюдателю люди.
Теперь попытаемся понять, что происходит с этими внутренними атрибуциями для себя, когда человека просят дать объяснение личности и поведению такого социального актера, которого он только что наблюдал или продолжает наблюдать? Ведь когда к нему обращаются с таким вопросом, он превращается в социального актера, играющего определенную социальную роль. Его роль сопрягается с ролью того актера, за которым он наблюдает, и даже с ролями остальных, присутствующих в данной ситуации индивидов. Они тоже могут быть активными участниками какого-то сложного социального процесса (ролевого взаимодействия). При этом роль нашего наблюдателя немедленно актуализируется в его психике, она актуализирует соответствующие нормы поведения и оценок, которые он интернализировал в ходе своей социализации. Теперь он не все может сказать о предмете своего наблюдения как личности и о мотивах его поведения. Атрибуции для себя преобразовываются в атрибуции для других, предназначенные для внешнего употребления. При этом могут актуализироваться стандартные, шаблонные объяснения социального поведения людей.
Частным, но очень важным является следующий вопрос: если предположить, что атрибуции для себя в основном внутренние, возможно ли, чтобы эта тенденция изменилась и в атрибуциях для других преобладающей стала противоположная тенденция? Если удастся доказать реальность подобного кардинального изменения атрибуций в процессе перехода от формы существования «для себя» в форму «для других», то станет возможным сделать неутешительный для проводившихся до сих пор исследований и полученных результатов вывод о том, что атрибуция для других не вызывает доверия к себе как подлинное выражение того, что есть у личности. Подобного рода внешние атрибуции как социально-психологические явления представляют интерес для науки, но с их помощью вряд ли можно раскрыть подлинные механизмы атрибуций, с помощью которых человек «при себе» и «для себя» объяняет как свое, так и чужое поведение. Лишь в моменты искренности и потери самоконтроля истинные атрибуции могут «вырываться» во внешнюю речь человека. Но в экспериментальных ситуациях это почти невозможно. Или возможно лишь тогда, когда социальный актер не имеет никакой власти над наблюдателем, не может отвечать ему, т. е. когда между ними нет реального ролевого взаимодействия.
По этой же логике мы можем предположить, что самоатрибуции личности при переходе от формы «для себя» к форме «для других» должны подвергаться еще более крупным изменениям. Человек может считать себя подлецом из-за какого-либо своего поступка, но подобное мнение о себе он, возможно, никогда не выскажет перед другими. Поэтому открытое, публичное выражение самоатрибуции заслуживает даже меньшего доверия как объяснение своего поведения, чем публично выраженные гетероатрибуции.
Для примера рассмотрим чрезвычайно интересное и важное явление из области психологии преступной личности: раскаяние. Внешне, исходя из своих личных итересов и мотива самозащиты преступник может сказать, будто раскаивается в содеянном, тем самым атрибутируя себе положительные человеческие черты и способствуя тому, чтобы другие участники уголовного процесса также приписали ему положительные черты и даже психический и моральный рост и зрелость. Но его внутренние самоатрибуции могут быть совершенно иными.
В свете всего сказанного становится очевидно, что методы исследования атрибуции требуют совершенствования. Мы должны больше опираться на самоотчеты и скрытые документы о людях. Нам следует больше знать о том, что делает человек, о чем и как размышляет, когда он один и уверен, что никто за ним не наблюдает.
Итак, исследование процессов перехода от внутренних самоатрибуций к внешним, предназначенным для глаз и ушей других, и обратных процессов чрезвычайно важно для обеспечения дальнейшего развития психологии атрибуции и целого ряда других связанных с ней разделов социальной психологии.
1.17. Атрибуция основ действия и атрибуция причин того же действия (новая концепция и направление в психологии атрибуции)
ПРОБЛЕМЫ
Я думаю, что для развития представлений об атрибутивных процессах просто необходимо проведение различия, указанного в заглавии настоящего параграфа: атрибуция основ поведения – это не то же самое, что атрибуция причин того же самого поведения. Это важное различие.
Для дальнейшего развития теории атрибуции необходимо тщательно исследовать виды оснований и причины действий человека и выяснить, являются ли процессы атрибуции и связанные с ними другие психические процессы различными. Если говорить кратко, психологам предстоит начать исследование с решения следующих проблем:
1) Основа и обоснование действия: а) что такое основа действия? б) что значит обоснование действия? в) необходимо рассмотреть два подвида обоснования: обоснование актером своих действий (самоатрибуция основ своих действий); обоснование наблюдателем действий социального актера (гетероатрибуция основ действий актера).
2) Причины поведения: а) что такое причина поведения? б) что такое причина поведения в собственно психологическом смысле?; ответ на вопрос «Зачем?» (или «Для чего?»); ответ на вопрос «Почему?»
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ЗАЧ ЕМ?» И «ПОЧЕМУ?»
Предполагают ли эти вопросы содержательно разные ответы и, следовательно, разные ответы, когда спрашивающий имеет в виду одного и того человека? В обыходной речи мы интуитивно понимаем, что разница есть, и, по-видимому, соответствующим образом и отвечаем. Но в рамках научной теории атрибуции мы должны четко и в словесной форме выразить эти свои интуитивные «чувства» и «понимание».
1) «Зачем?» Есть точка зрения, согласно которой вопрос «Зачем?» касается общих целей или причин деятельность человека (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 60). Согласно этой точке зрения, задавая вопрос «зачем»? человек имеет в виду (или стремится осуществить) атрибуции мотивации или интенции, в силу которых совершается действие.
2) «Почему?» Задавая вопрос «Почему?», человек, согласно этой точке зрения, желает получить объяснения (или разъяснения) «… о результатах целенаправленных действий, о событиях и ситуациях, охватывающих также и непроизвольную активность» (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 60).
Говоря проще, задавая вопрос «Зачем?», хотят получить ответ о мотивах; задавая же вопрос «Почему?», желают знать объяснение результатов деятельности. Это интересное различие, и в основном Хекхаузен прав в том, что в период до написания его книги в теории атрибуции это различие не проводилось. Правда, в последние годы отмечается понимание того, что обоснование (вопрос об основах действий) и объяснение (вопрос о причинах действий) – не одно и то же. Но это не то различие, о котором говорил Хекхаузен.
Действительно, человек может стремиться к цели Ц
но в итоге своих целенаправленных действий добиться или Ц
(где Ц
меньше Ц
) или Ц
(где Ц
больше Ц
). Первый случай – это неуспех, второй – большой успех. Когда же достигается заранее поставленная цель (Ц
), то это успех. Но поскольку получается три таких варианта, причем неуспех и большой успех могут иметь свои градации (уровни), то обычно после завершения целенаправленной деятельности возникает вопрос «Почему?», т. е. человек, спрашивая себя «почему?», например, не сумел добиваться цели Ц
, а получил меньший результат (Ц
). Большой успех (Ц
) также вызывает вопросы: человек хотел бы знать его причины и в дальнейшем держаться этой линии поведения, чтобы добиваться новых больших успехов. Ясно, что подобные вопросы может задавать себе не только сам актер (и делать свои автоатрибуции причин), но и наблюдатель, который, желая понять поведение актера, совершает соответствующие гетероатрибуции причин результатов деятельности.
Нетрудно понять, что вопросы типа «Зачем он так много работает?» и «Почему он получил такие результаты?» – по существу своему разные. Они касаются разных предметов. В первом случае нас интересуют общие мотивы активности человека, а во втором – причины конкретных результатов этой же активности. Когда о ком-либо спрашивают: «Почему он потерпел поражение?», то хотят знать причины поражения или конкретного результата его действий. Об этих же его действиях можно спрашивать: «А зачем он ввязался в это дело?» или «Зачем он вообще проявляет такую активность?» Это уже другой вопрос: это вопрос об общих мотивах активности человека.
Отсюда становится ясно, что мы должны (в психологии) различить несколько видов понимания. Их по крайней мере два: 1) понимание мотивов активности человека (например, его намерений, мечтаний и т. п.); 2) понимание причин результатов его деятельности (например, причинами неудачи могут быть невнимательность актера или внешние препятствия).
Относительно механизмов этих двух форм психологического понимания я предлагаю следующую гипотезу: 1) при атрибуции мотивов социального актера преобладают внутренние атрибуции, поскольку мотивы – внутренние психические явления; 2) при атрибуции мотивов внешние атрибуции не могут касаться ситуативных факторов. Они, скорее всего, касаются таких фаталистических «причин», как наследственность, Бог и другие духовные существа, которые находятся вне контроля нашего социального актера; 3) истинные каузальные атрибуции имеют место тогда, когда человек пытается найти ответ на вопрос «Почему?» В этом случае атрибуции будут не только внутренними, но и внешними. Я думаю, что ошибки атрибуции, как они описаны до сих пор, имеют место главным образом при атрибуции причин, а не при атрибуции мотивов.
Итак, дифференциация мотивов и причин позволила нам высказать идею о том, что существует два психологически различных вида атрибуции; это атрибуция мотивов (оснований) и атрибуция причин действий человека и их результатов. Как будет видно из дальнейшего изложения, на основе сказанного нам придется выделить также два типа ошибок атрибуции: ошибки при атрибуции оснований действий и ошибки при собственно каузальных атрибуциях, осуществляемых наблюдетелем социального поведения другого человека.
Справедливости ради надо признать, что зачатки понимания различия причины и основания мы видим уже у Басса (известного в первую очередь своими исследованиями в области психологии агрессии). Басс выступил еще в 1978 г. с критикой в адрес теории атрибуции Хайдера и Келли (см.: Buss 1978). Я различаю мотив и причину, в то время как Басс различал причину и основание. Является ли основание мотивом? Что имеют в виду люди, когда, слушая другого, говорят: «Резонно!»? То, что говорящий (действующее лицо) правильно рассуждает о мотивах («Зачем?») или о причинах («Почему?»)?
То, что в народной («наивной») психологии эти тонкие различия не всегда проводятся, видно из того, как в общих словарях объясняются соответствующие понятия. Например, слово «reason» в «Англо-русском словаре» В.К. Мюллера переводится и как основание, и как причина, и как мотив, и т. п.
На различия мотивов и причин обратил внимание психолог Круглански (Kruglanski, 1975).
1.18. Каузальные атрибуции в физическом и социальном мире
ПРОБЛЕМА
Выше я вкратце представил современное понимание каузальной атрибуции. Теперь же вернусь к этому вопросу с тем, чтобы сравнить между собой роль атрибуции при познании физического мира и социальной жизни, а также высказать ряд новых идей.
Наблюдая за событиями физического и социального мира, человек каким-то образом воспринимает и понимает также причины этих событий. Эта проблема давно интересует мыслителей, и некоторые философы и психологи задолго до появления теории атрибуции высказывали об этом различные суждения. Более того, в психологии первой половины XX в. были проведены даже экспериментальные исследования по восприятию причинности, которые, как мы увидим, представляют интерес не только для психологии социального познания, но даже для этнопсихологии. Вкратце историю этого вопроса рассмотрел Хайдер, основатель теории атрибуции, одним из первых исследовавший психологическую проблему восприятия причинности.
ВОСПРИЯТИЕ И АТРИБУЦИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ ПРИЧИННОСТИ
Из повседневного опыта известно, и мыслящие люди давно заметили, что восприятие внешнего мира – процесс сложный.
Мы воспринимаем не просто то, что дано в наших ощущениях, но также и то, что скрыто от органов чувств. Более того, даже в чувственно воспринимаемом мы видим не только отдельные предметы, но также их взаимные связи.
Недаром Фриц Хайдер в опубликованной в 1958 г. книге «Психология межличностных отношений» (Heider, 1958) утверждал, что наше восприятие является одновременно феноменальным и каузальным. Феноменальное восприятие охватывает непосредственно воспринимаемое, «картину» предметов и ситуаций. Под каузальным же восприятием он имел в виду психический процесс построения образа предмета, находящегося на определенном расстоянии от человека. Например, когда мы воспринимаем другого человека, то, кроме его физических признаков и локализации в пространстве и времени, воспринимаем также его эмоции, психические состояния, желания и т. п. Но это уже из сферы восприятия психологической причинности. Поскольку в этой книге я уже указал на существование процессов атрибуции качеств и причин физическим, неодушевленным объектам, приведу некоторые дополнительные факты, которые позволят нам делать далеко идущие выводы о характере мировосприятия и мышления современного человека. Еще в 40-е годы XX в. психолог Мишотт опубликовал результаты своих интересных опытов. Он предлагал своим испытуемым наблюдать за следующим событием и дать его описание: «…объект А движется к объекту В, касается его, после чего А останавливается, а В начинает двигаться в том же направлении, в котором двигается А» (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 63; Michotte, 1946; Фресс, Пиаже, 1978, с. 62–70).
Оказалось, что если время задержки между соприкосновением А с В и началом движения В короткое (не более 100 милисекунд), то все наблюдатели заключают, что движение В обусловлено движением (соприкосновением) А. Такое заключение о причинной связи имело место даже тогда, когда испытуемым сообщали о том, что А и В приводятся в движение независимо и с помощью отдельных механизмов.
Другим вариантом эксперимента был следующий: после соприкосновения с В предмет А начинал обратное движение, а В следовал за ним. Наблюдая за этим движением, испытуемые утверждали, что В притягивает А к себе, после чего А захватывает В и ведет за собой.
Мишотт и другие авторы объясняют такие «каузальные выводы» испытуемых тем, что в их восприятии, на основе прошлого опыта или в результате работы законов гештальта, есть не только чувственные образы, но и причинные связи явлений. Но ведь в таких случаях мы видим не столько восприятие реальных причинных связей, сколько приписывания подобных связей. Почему у человека спонтанно возникают подобные атрибуции для неодушевленных предметов. Я считаю, что причиной появления таких атрибуций является сохранение в психике современного человека анимизма, тенденции одухотворения неодушевленных предметов природы. Эта форма мироощущения и мышления была преобладающей у древних людей, но, как видно из подобных фактов, сохранилась и у современного человека на подсознательном уровне его психики, и нередко воспроизводится. Вот почему есть много людей, которые вполне серьезно обижаются на предметы (например, на инструменты, которые плохо служат им) или восхищаются ими, проявляют враждебность к ним, проклинают их, обзывают оскорбительными словами.
Итак, наряду с объективно существующими причинными связями физического характера у современных людей имеют место также процессы атрибуции физических предметов как свойств (атрибуция свойств), так и причинных связей (каузальная атрибуция).
АТРИБУЦИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПРИЧИННОСТИ
Каузальные атрибуции испытуемых, описанные в предыдущем разделе, очень четко показывают нам, каким образом в процессе познания внешнего физического мира происходит переход от физической причинности к психологической. Приписывание физическим объектам психических черт и мотивов еще сильнее выражается тогда, когда эти предметы символически играют роль живых существ («входят» в дом, «гоняются» друг за другом и т. п.). Подобные опыты проводили Хайдер и Зиммель (см.: Хекхаузен, 1968, ч. 2, с. 63–64). Таким действующим объектам приписываются человеческие мотивы и качества. Это уже усмотрение во взаимодействиях предметов подлинной психологической причинности. Причем геометрическим объектам приписывались не только мотивы, но и агрессивные черты («задира», «драчун» и т. п.). Игра была агрессивной.
АТРИБУЦИЯ В НАСТОЯЩЕМ И АТРИБУЦИЯ В ВООБРАЖАЕМОМ ПРОШЛОМ
По-видимому, атрибуции могут касаться не только того, что происходит «здесь и сейчас», на социальной сцене, но и прошлого и будущего. Когда человек наблюдает за поведением других людей, он может построить предположения не только о том, что происходит сейчас, каковы личности актеров, каковы актуальные причинные связи и т. п. Он может делать предположения о том, что предшествовало данной ситуации, какие события прошлого привели к ее возникновению. При этом имеют место атрибуции в воображаемом прошлом. Точно так же, пытаясь понять, что будет дальше, наблюдатель может делать атрибуции в воображаемом будущем. Разрабатывая эту тему, следует иметь в виду, что то, что имеет место в настоящий момент, в следующий момент превращается в прошлое, в историю. Я думаю, что такой подход позволит раскрыть определенные стороны применения проективных методов, в частности, теста тематической апперцепции (ТАТ). Например, когда испытуемого просят посмотреть картинку и сказать, что что на ней изображено, тем самым мотивируют его делать атрибуции в настоящем. Когда же требуют догадаться, что было до этого и как возникла данная ситуация, уже дают импульс атрибуциям в направлении в прошлое. Наконец, когда испытуемого просят догадаться, что произойдет в дальнейшем, тогда уже он должен делать атрибуции на будущее. Я полагаю, что только часть этих атрибуций является проективными.
Все эти три вида атрибуций довольно широко распрстранены в поведении и социальном познании людей. Историки осуществляют множество атрибуций прошлого, а прогнозисты – будущего. Психологические атрибуции в полной мере развертываются, конечно, при наблюдении и объяснении поведения индивидов и социальных групп. Что же касается животных, то их очеловечивание (антропоморфизация) является результатом атрибутивных процессов, хотя между людьми и высшими животными имеются и реальные сходства.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Здесь хотелось бы подчеркнуть одно фундаментальное различие между познанием неодушевленной природы и познанием человека. Я предлагаю следующую гипотезу: при познании физического мира может иметь место почти исключительно атрибуция качеств и причин, а атрибуция мотивов не должна занимать сколько-нибудь заметного места в познании физической природы. Это, конечно, при современном научном подходе. Причем в этом случае причинные атрибуции почти исключительно являются внешними атрибуциями. Если же при познании физического мира в психике исследователя возникают атрибуции мотивов, то это уже не научное познание, а мистификация.
Я предполагаю, что развитие научной мысли начиная от Аристотеля и до наших дней – это в рассматриваемом аспекте есть освобождение наук о природе (в первую очередь физики и химии) от атрибуции мотивов природным явлениям и самоограничения мысли в виде использования только причинных атрибуций. При этом последние в области естественных наук бывают двух видов: 1) истинные атрибуции – это предположения об истинных причинах и механизмах природных явлений. Например, строя научную гипотезу, ученый делает истинные причинные атрибуции природы; 2) ложные атрибуции – это случай ошибочных гипотез.
Когда физик делает атрибуции мотивов физических явлений (например, относительно движений элементарных частиц), он тем самым вносит в науку элементы мистики и религии. Когда, например, Эйнштейн говорил о сложности законов природы, выражаясь образно («Бог изощрен, но не злонамерен»), то он делал атрибуции мотивов, пытаясь одухотворить природу, и ввел в физику элементы мистики. Религия в основном совершает относительно природы мотивационные атрибуции, а наука – причинные.
В. Два типа ошибок атрибуции. Для того чтобы развить несколько дальше выдвинутые выше идеи, я предлагаю следующую дополнительную гипотезу: ошибки атрибуции в описанных выше двух случаях должны иметь существенные различия. С моей точки зрения, существует два вида искажений при атрибуциях: а) ошибка атрибуции при попытках понимания общих мотивов (основ) поведения; б) ошибки атрибуции при попытках понимания конкретных причин результатов действий человека. Необходимо исследовать различия этих двух типов атрибуции, чтобы не путать и не терпеть лишений в ходе социальных взаимодействий. Данные предположения я попытаюсь использовать при рассмотрении во второй главе типичных ошибок, допускаемых людьми в атрибуционных процессах.
ВОЗМОЖНЫЕ ПУТИ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ РАССМОТРЕННОЙ КОНЦЕПЦИИ
Когда мы говорим о существовании особого типа мотивационных атрибуций, нельзя забывать, что у человека имеется целая иерархия мотивов. Следовательно, мы в принципе можем говорить о возможности возникновения в психике людей соответствующей иерархии мотивационных атрибуций. Поэтому мотивационные атрибуции у каждого члена социального взаимодействия (актера и наблюдателя) могут быть самыми разными. Если в качестве исходной системы мотивов взять иерархию, предложенную Маслоу, то можно предложить следующую простую схему:
Атрибуции могут осуществляться на различных уровнях иерархии мотивов.
Причинные атрибуции: а) у каждого человека и в каждой этнической культуре имеются представления о возможных причинах результатов действий людей; б) для развития предложенной концепции необходимо составить список или иерархию этих причин и вывести разновидности причинных атрибуций.
В этих двух системах атрибуций должны наблюдаться индивидуальные, групповые и этнические различия.
В конце этих не совсем систематизированных заметок выдвинем еще одну проблему: существуют ли различия в представлениях разных этносов о мотивах и причинах поведения человека? Это интересный предмет для исследования, поскольку в конце концов ее решение позволит создать этничес кие варианты теории атрибуции. Намечается новое направление исследования атрибутивных процессов и их этнопсихологической специфики.
1.19. Цель и причина активности и еще три разновидности атрибуций
НОВАЯ ТИПОЛОГИЯ
Если вопрос о мотивационных атрибуциях в целом нам понятен (хотя и еще многое предстоит делать для полномасштабного их исследования), то проблема причинных атрибуции заслуживает здесь дополнительного рассмотрения. Причем в духе проблематики настоящей главы нас в первую очередь интересует, нет ли здесь необходимости и возможности выделения подтипов причинных атрибуций? Для того чтобы решить данную задачу, нам необходимо вспомнить, что относительно любой активности человека можно задавать следующие вопросы:
1) Зачем (для чего) она осуществляется? Это вопрос о мотивах и целях активности. Если вопрос мотивов или оснований поведения мы выяснили, то вопрос о связи целей и атрибуции еще предстоит исследовать более основательно.
2) Почему? Это вопрос о причинах активности. Иногда спрашивают об этом в других формах, например, «По какой причине?»
3) Как она осуществляется? Это уже вопрос о способах и средствах, а также о стиле осуществления активности. В первую очередь имеются в виду знания и навыки человека, деятельность которого стала предметом наблюдения.
