banner banner banner
Обидная теория невроза. Том первый
Обидная теория невроза. Том первый
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Обидная теория невроза. Том первый

скачать книгу бесплатно


В тюрьму его не посадят, потому что он не бьёт никого кроме жены (и, возможно, детей), да и способ отреагирования злости вовне он нашел. Зачем ему еще один способ, пока старый функционирует? Тревогу, «совесть» и Пустоту – «успешно» заглушает самогон. Умрёт он, скорее всего, рано, даже не дожив до семидесяти (распитие алкоголя и нагрузка на сердечно-сосудистую систему, из-за частых вспышек гнева – сделают своё дело).

Но эти годы бабушке надо как?то пережить. Бабушка тоже адаптируется, через морализацию происходящего («бьёт, значит, любит»), через «стокгольмский синдром» («Сама его спровоцировала»), через вытеснение/отрицание воспоминаний и сопутствующий газлайтинг себя и детей («Этого не было, не выдумывай»). На психоаналитическом языке это называется «примитивная идентификация». Также, через вытеснение/подавление/отрицание эмоций. Возможно, у неё будет избегающее поведение. То есть, как у многих жертв насилия, появляется «суперспособность» предсказывать, когда насильник не в духе. И вовремя ретироваться (если получится). Возможно, она начнёт отрицать тело (чувственный образ тела), ведь тело постоянно бьют. Или, что часто случается, обвинит тело, само его поведение/положение в пространстве (я как?то слишком прямо держала спину или выдала себя резким движением и поэтому «получила»).

В любом случае, жить как?то надо, все остальные «мужики» такие же (а может, и хуже), и в одиночку не выжить. Понятно, что никакие эти установки не помогут избежать тот факт, что насилие – это насилие (мозг будет реагировать на это соответствующе).

Попробуйте провести мысленный эксперимент: Представьте, что психолог вас ударил. Представили? Вряд ли вы к нему придёте. Но нас, тем не менее, интересует ситуация, где вас не приводят насильно. А если он скажет (и докажет), что это для вашей пользы? Кто?то уже засомневался, но…больно-то всё равно. А если вас каждый сеанс будут хотя бы пару минут избивать и говорить, что это необходимо (и доказывать). Причём доказывать аргументированно, даже так, что верится. Ну, к примеру, для пользы науки. Больно станет меньше? Меньше вы будете ненавидеть того, кто бьёт? Да, наверное, у некоторых сместится ненависть на сам процесс. На сам поход к психологу с личности психолога. Даже, допустим, что за эти сеансы вам будут платить зарплату и дадут «социальный пакет»… не будем развивать эту тему дальше. Мы рискуем выйти на причины популярной проблемы: «выгорание на работе». Кхе-кхе. А книга не об этом!

Цитата:

Тема моей статьи – влияние травмы, полученной родителями при Катастрофе, на следующее поколение. В некоторых семьях родители делятся пережитым с детьми, в других же – родители отрекаются от пережитого (знают и не знают о своей травме), что приводит к определенному замешательству у детей. Это может повториться при анализе таких детей, когда в замешательство приходит аналитик: нельзя работать с тем, чего не знаешь, до тех пор, пока секрет не раскрыт.

Хотя многие европейские коллеги, спасшиеся бегством, приносили в Великобританию предупреждение о нависающей беде, никто из них не мог предвидеть размеров геноцида, разразившегося в Европе в двадцатом столетии. Приток европейских коллег обогатил Британское психоаналитическое общество: среди них был сам Зигмунд Фрейд со своей дочерью Анной. Еще раньше из Берлина приехали Мелани Кляйн, Паула Хайманн и дочь Карла Абрахама. Позднее к ним присоединились другие члены Германского Общества, и среди них – Барбара Лантос, Хильда Маас и Эдит Людовик. Из Вены приехала Эльза Хелльман. Следовательно, европейские коллеги, влившиеся в Британское Общество, могли на основании своего личного опыта знать о терроре против евреев и понимать весь ужас торжества Адольфа Гитлера. Они могли быть сочувствующими слушателями для беглецов и выживших. Тем не менее, эта часть аналитиков опубликовала только две статьи, касающиеся проблем выживших детей. Анна Фрейд сообщила о наблюдениях, проведенных её сотрудниками над группой детей, заключенных в один из концлагерей и после их спасения вывезенных в Англию всей группой (А.Фрейд, 1951). Несмотря на то что некоторые дети проходили анализ у членов Хампстедской Клиники, была опубликована только одна статья Эдит Людовик Джиомрой (1963) с описанием анализа одного из них. И тем более теперь, когда представители старшего поколения давно скончались, второе поколение аналитиков (к которому я принадлежу) не обнаруживает интереса к проблемам выживших и их детей. Словно молчание, которое окутывало старшее поколение выживших и удерживало их от рассказов детям о своем прошлом, отразилось в молчании второго поколения аналитиков, которые не слышат того, о чем выжившие и их дети не могут сказать открыто. Следовательно, скорбь о шести миллионах умерших и о муках родных и близких не подвергается аналитической проработке, так как эти лица остаются тайной прошлого пациентов и их родителей.

Чудовищная травма и трагедия Катастрофы, страдания европейских евреев сказались на моем поколении – мы жили в это время. Многие выжившие, освобожденные из лагерей или прошедшие подполье, обнаружив, что их семьи больше нет, были вынуждены покинуть родную страну, где им не было места, и эмигрировать. Многие уехали в Израиль, где трагическая реальность их прошлого могла быть постепенно принята их друзьями?евреями, а их позор и потеря достоинства могли быть проработаны в идентификации с молодой и сильной нацией. Скорбь о потерях мог с ними разделить весь народ, который учредил День Памяти Холокоста, организовал музеи, архивы и воздвиг Мемориал шести миллионам замученных. Открытое признание и пациентом и врачом реальности пережитого Холокоста, эмпатия израильских аналитиков помогли многим жить вновь. Сочувствие и открытый контрперенос аналитика помогают пациенту вновь прожить травму в аналитическом пространстве с целью получить доступ к инфантильным конфликтам и эмоциям, которые им предшествовали, и достичь облегчения.

Подобной атмосферы не существовало в Великобритании, где нашли убежище многие выжившие. Не было общественного признания их трагедии; многие из уцелевших прятались и молчали. Таким образом, выжившим, их детям и психотерапевтам, к которым они обращались, не надо было прилагать особых стараний, чтобы достичь состояния сознания, описанного Фрейдом (1925) как «слепота зрячего, когда он знает и в то же время не знает определенных вещей». Фрейд назвал это состояние сознания (непсихотическую форму отрицания) отречением (die Verleugnung). В 1939 году он писал о нем, как о полумере, в силу того, что «отречение всегда сопровождается знанием. Поэтому две противоположные и независимые установки приводят к расщеплению Эго». Баш (1983) предполагает, что при отречении, в отличие от психиатрического отрицания, забывается только значение вещей, но не их восприятие. В области между расщепленными частями сознания может развиться состояние, близкое к психозу, откуда произрастают тайные умопостроения, фантастичные и нереальные, которые придают смысл жизни пациента. По моему мнению, это дилемма выживших. Такое состояние сознания в художественной форме описано Эли Визелем: «Начни мы говорить, мы поняли бы, что это невозможно. Пролив хоть слезу, мы всех утопили бы в ней. Люди отказывались слушать, понимать, сочувствовать. Пропасть легла между нами и ими, между теми, кто выстрадал все, и теми, кто об этом читал».

Как показал мой клинический опыт, отречение препятствует общению выживших с их детьми. Ребенок выжившего может ощущать, что у родителей есть тайна, о которой никогда не говорят, но она чувствуется. Это может породить сильно сексуализированные садомазохистские фантазии, которые воплощаются в воображении во время мастурбации и отыгрываются во взрослых взаимоотношениях и в переносе и контрпереносе в аналитических отношениях. С другой стороны, многие дети выживших, любящие своих родителей, страстно желают спасти и исцелить их от боли и тоски, возместив им утрату любимых объектов. Они, следовательно, бессознательно идентифицируют себя с этими утраченными объектами или даже превращаются в них ценой собственной идентичности. Многие такие дети, не зная о тайне, все же чувствуют, что они замещают собой тех, кто погиб при Катастрофе. Бессознательно их тяготит бремя болезненного чувства долга перед родителями, чье счастье зависит от них. Они могут принять эту задачу или отвергнуть ее. Так или иначе, отделение и индивидуализация в положенное время жизненного цикла становятся труднодостижимыми.

Аналитическая работа с выжившими при Катастрофе привела меня к убеждению, что завершению горького траура (когда утраченные объекты не забыты, но о них уже не вспоминают ежедневно) мешает именно чувство вины выживших. Многие выжившие живут в двойной реальности, в которую новые объекты ассимилируются, не замещая старых. Для этих выживших замена убитых объектов или их забывание бессознательно возбуждают чувство вины не только за то, что они убивали и хоронили их в своей фантазии, но и за то, что пережили их. Многие из выживших, чьи родные погибли при Катастрофе, страстно желали подарить здоровых детей миру, в котором больше не царят смерть, бесчеловечность, террор и садизм. Те, которые потеряли свою первую семью, вновь вступили в брак и завели других детей, испытывают особенно мучительную дилемму. Первая семья по?прежнему жива в душе уцелевшего. Вторая семья и дети только замещают первую, так как те не были оплаканы и забыты. Такие родители, следовательно, не способны обеспечить вторым детям в ранних объектных отношениях надежный фундамент безопасности и защищенности. Пережитое матерью во время Катастрофы может сказаться на ее способности сочувствовать и быть эмоционально доступной для своего ребенка. Это в особенности верно для женщин, потерявших в Катастрофе детей. Мы знаем из анализа женских сновидений, что умерший ребенок никуда не уходит из глубин сознания матери. По моему опыту, на вторых детях менее сказывается трагический опыт отца, чем матери (именно она осуществляет первичный уход за ребенком), и если при Катастрофе пострадал отец, то мать все же может обеспечить ребенку базальную защищенность.

Однако многие выжившие успешно ведут активную жизнь, несмотря на лагерное прошлое, их дети вовсе не обязательно несут на себе отпечаток трагедии родителей, и мы мало о них слышим. Психическое развитие ребенка и исход инфантильного невроза зависят не только от его психической конституции, но и от воспитывающего окружения, обеспеченного ему родителями и предыдущими поколениями. Отсюда следует, что родители, которые столько страдали – и в концлагерях, и в трудные времена после освобождения (например в тяжелых условиях лагерей для перемещенных лиц) – не только передают своим детям депрессию и вину выживших, но и ждут от них подтверждения, что все эти страдания были не напрасны (Левин, 1982). От этих детей иногда ждут исполнения всех несбывшихся родительских надежд и мечтаний, словно у детей нет отдельной личности. Большой вред наносят им патологические идентификации родителей, передаваемые детям (Барокас и Барокас, 1979). Тем самым жизнь прародителей и то, какой смертью они умерли, так же как и участь родительских братьев и сестер, формирует специфическую атмосферу раннего детства ребенка, если родители не проработали свою скорбь. Слишком многое остается невысказанным.

Живя через своих детей, родители надеются восстановить, вернуть свою разрушенную семью и хоть как?то возместить себе ту часть жизненного цикла, которую у них отняли. Естественно, многие такие дети становятся для родителей сверхценными и их сверхопекают независимо от того, скрывают в семье тайну Катастрофы или нет. От многих детей ожидают жизни в состоянии непрерывного счастья, чтобы и родители могли быть счастливы. Нормальные колебания детского настроения, агрессия и боль детей часто не приемлются родителями. Таким образом, сильно затрудняются рост и развитие ребенка на прегенитальных фазах жизни: в силу указанных причин для него оказываются невозможными любовь и ненависть к одному и тому же объекту, враждебность и заглаживание вины, которые в конце концов приводят к формированию целостного объекта. У ребенка не создается той амбивалентности к объекту, при которой понимают и хорошие, и плохие его стороны. В тяжелых случаях эти дети могут вырасти во взрослых, которым трудно признавать собственные аффекты и контролировать их. Они прибегают для этого к первичным способам защиты, таким как отщепление и проекция на других собственных нестерпимых эмоций. Следовательно, опыт родителей осложняет ребенку дифференциацию Собственного Я и объекта, а также нормальные состояния отделения и индивидуализации, независимо от того, делились ли родители этим опытом с детьми открыто или не делились вообще. В последнем случае травма Катастрофы оказывается известной и в то же время неизвестной им. По моему впечатлению, вышеуказанные проблемы не встают у детей так остро, когда родители открыто говорят о своей жизни.

Клинический опыт привел меня к убеждению, что опыт Катастрофы может остаться такой же тайной в аналитическом пространстве, как и в семье, и что обнажения столь невыносимого материала могут избегать по негласному соглашению и пациент и аналитик в совместном состоянии отречения. Вот здесь я и хотела бы обратиться к этой теме: как получается, что определенные моменты остаются невскрытыми при анализе, или же о них сознательно не рассказывают аналитику. Такой материал может быть выявлен и освобожден от искажений с пользой для пациентки, если только аналитик позволит себе услышать в материале пациентки то, в чем она не отдает себе сознательного отчета, а именно – какой удар нанесла Катастрофа ее развитию. Ценой, которую платит аналитик за попытку взяться за работу с невыносимыми для пациентки и ее семьи переживаниями, может быть столь же невыносимый контрперенос. Аналитик рискует временным расстройством собственного человеческого понимания, рискует лично испытать негативную эмпатию, какую испытывают некоторые дети выживших по отношению к трагедии родителей. Может быть, аналитику придется даже пережить (и признать) нечто совсем необычное и шокирующее – она поймет, что бессознательно унижает пациентку, ибо унизить другого нам всем очень легко.

Обращаясь к клиническому материалу, иллюстрирующему избранную мной тему, я бы хотела процитировать Георга Штайнера: «Черная тайна происшедшего в Европе для меня неотделима от моей собственной личности. Именно потому, что меня там не было». Никого из моих пациентов, чьи истории я здесь привожу, «там не было». Все они родились после окончания войны. В интересной статье Надин Фреско (Фреско, 1984) приведено восемь интервью с детьми выживших. Многие из тем, затронутых ею (молчание семьи о Катастрофе, фантазии детей, незавершенная задача оплакивания), фигурировали также в материале моих пациенток и нуждались в аналитической проработке. Две мои пациентки были детьми, рожденными на замену погибшим. Все пациентки несли непосильное бремя – возместить родителям их невозместимые утраты. Неудивительно поэтому, что некоторые из них страдали от чувства вины выживших, так как они были живыми детьми, которые никогда не могли занять в родительском сознании места умерших детей и лишь напоминали им прежний объект любви. Они страдали и от не поддающегося объяснению чувства, что они самозванцы, подмена умершим детям, а между тем у них есть собственная личность и собственная жизнь. Многие чувствовали вину за свой гнев на родителей, которые столько перестрадали, и в то же время отказывались признавать своего ребенка за отдельную?личность.[5 - (Примечание автора): Удар катастрофы по следующему поколению. Представлено на: «XXXVII Международный психоаналитический конгресс», Буэнос?Айрес, июль 1991 г. (Dinora Pines). Название: «Бессознательное использование своего тела женщиной».]

Все эти рассуждения приведены здесь для того, чтоб наглядно показать, что невроз – это система и появляется он в определенной системе. Как и психоз – это адаптация к среде. Нельзя его свести до установок. Да, КПТ, собственно, и не пытается, а работает с тем, что на поверхности.

Вообще часто не ясно, что появилось раньше: «яйцо или курица»? Каждую установку надо связывать со всеми остальными. Тогда станет ясно: Это установка, чтоб адаптироваться к окружению, какому-либо непереносимому в моменте событию и/или для того, чтоб адаптироваться уже к своему собственному неврозу/ам?

От КПТ и ДПТ, нам никуда, тем не менее, не отойти, ведь чтоб проработать страх, клиент должен сначала стать критичным к нему. Если он встроен в его систему ценностей и не вызывает конфликта, а несмотря на парадоксальность всех без исключения страхов, так практически всегда бывает с новичками соприкоснувшимися с миром психологии, то он (клиент), проработать этот страх не сможет. Чёрное видно только на белом.

Тут и приходят на помощь приемы и инструменты из КПТ и ДПТ, позволяющие клиенту взглянуть на всё под совершенно другим углом.

Введение. Часть 3. Психодрама, гештальт?терапия и остальные.

Есть психологическое течение, популярное как в европейских школах психологии, так и у нас, на постсоветском пространстве. Называется оно: «Психодрама». По сути, если не вдаваться в нюансы, то происходит психотерапия. Только посредством театра (назначение ролей другим и себе, в силу «децентрирующего Я?эффекта», способно на многое). И вообще это для многих интересно, приятно и увлекательно. Это превращает терапию в игру. Но игру продуктивную.

Сразу же в голове у настоящих пограничников и невротиков проскочили «horror?гадания». На вроде, таких: «Люди, театр, много людей, страшно, как это?…, Да не я не могу, не хочу, лень».

В этом есть доля правды. Настоящий нарцисс, например, никогда не пойдет один на один к психологу (чаще приведет партнера, со словами «подлечите его»), а не то, что в какой?то театр. Настоящих тревожников (социальная тревога при проявлении «истинного?Я»), в обострении можно консультировать только онлайн. Этакая «постмодернисткая кушетка Фрейда». Взял в руки телефон и консультируешься, даже не показывая лица терапевту. Очень удобно. Ещё бы, ведь на тревогу уходят все силы, да и не под силу куда?то идти человеку, которому кажется, что он умирает.

Те Субъекты, что вступают с Объектом не в симбиоз, а идентифицируются с ним (перенимают его систему ценностей, теряя собственное «Я»), могут выдать, как вполне настоящую, к примеру, остановку сердца или инсульт, так и ипохондрию, в ответ на попытку посвятить их в подобный опыт публичного проявления Себя (слишком большой стресс).

Ни о каком лечении «психодрамой» в отношении настоящих эмоционально?зависимых личностей говорить не приходится.

Если перед этим поработать над ними в КПТ, то, возможно, они «дадутся», хотя б на стандартную групповую работу, но не факт.

Это ж опять разговор о танцах вокруг невроза, в попытках его обработать, так чтоб он «не мешал». Разница только в том, что сеансы психодрамы действительно, примерно с той же вероятностью, что и классическая психотерапия, излечивают невроз (вероятность близкая к нулю). Потому что, как и при психотерапии, человек, никогда свою «месть реальности» (невроз) добровольно не выдаст – только если она сама просится наружу из всех возможных психологических «щелей».

Существует в общественном пространстве феномен психологов, старательно «проминающих» под себя принципы «психодраматизма».

На выходе при таких стараниях, часто получается или какое?нибудь «развитие и лечение через танцы», или через художества.

Да, это может быть очень полезно для детей, родители которых, будучи «прошаренными» в психологии отдали к такому психологу?преподавателю.

Тут тебе и полезные навыки отреагирования во вне. Делаем из парализованного неврозами, дисфункционального и дезадаптированного человека – компенсированного и встроенного в социум, и неврозы уже «не баг, а фича.[6 - (Примечание автора): Для себя можно обобщить, что, если в программе есть ошибка, которая нарушает ее функциональность, – это баг. А если эта же самая «ошибка» не нарушает функциональности программы, а наоборот, улучшает или придает ей некую «изюминку», то это, скорее всего, фича.]». Всё по принципу: «Нервничаешь – потанцуй или позанимайся изготовлением каких?нибудь кукол или глиняных чаш». В жизни, ведь, так или иначе, приходится переживать всякие трудности.

В этом есть своя логика, ведь, никакой психолог никогда не сделает так, чтоб жизнь человека перестала его как?либо пытаться «поддеть». Тогда уходит весь смысл этой самой жизни, и она превращается в Рай. А Рая на земле нет. Речь тогда идёт о повышении адаптивности личности к изменениям, через расширения количества инструментов компенсации и отреагирования, через искусство, культуру, хобби. И в последующем вместо образования невроза, при потенциально травматической ситуации, человек будет успешно эту ситуацию проживать, активно компенсируясь, пока проживаются стадии принятия, ведь у него хватает инструментов.

Для активно практикующих психологов все это звучит как утопия. Да и не совсем это психологическая работа, а скорее развитийно?педагогическая, подкреплённая основанием из психологических знаний. Хотя современная психология о себе более высокого мнения.

Подобные преподаватели?психологи, как и другие специалисты аналогичных направлений работы, в упор не хотят замечать тот факт, что настоящий, перекрытый несколькими фиксированными страхами на тему проявления Себя, человек, никогда на такое не придет, а если и придёт разок, то больше не вернётся.

А ведь задача психологии стать максимально гибкой и доступной для всех.

Что, если уточнить, что такой психолог развивает кого?либо с помощью тех инструментов, которые он любит и которые ему подходят? А если ситуация будет неподходящей для их использования или личностные черты развиваемого клиента не позволяют в стрессовой ситуации отреагировать невроз через танцы и прочее? Где универсальность методики?

В таком ракурсе эти практики приближаются по эффективности к «развитию характера» через спорт или боевые искусства – распространенную практику на постсоветском пространстве. Как будто в жизни единственная потенциально?травматическая ситуация это если тебя: «победят в драке» или, на вроде того.

Чувствуете, пахнет неврозом у родителей?[7 - (Примечание автора): «Napalm, son. Nothing else in the world smells like that.I love the smell of napalm in the morning. You know, one time we had a hill bombed, for 12 hours. When it was all over, I walked up. We didn’t find one of 'em, not one stinkin' dink body. The smell, you know that gasoline smell, the whole hill. Smelledlike… victory. Somedaythiswar’sgonnaend…»]

Гораздо важнее в таком контексте привить ребёнку привычку всё время развиваться (не забывая при этом наслаждаться плодами развития и жизни), тогда весь мир станет его «развитийной песочницей», что бы ни случилось: «Да, сейчас тяжело, но это просто моя зона роста, а если я пока не могу это преодолеть, то да, иногда жизнь – это искусство ждать».

Можно подвести такой итог: психодраматизм можно применять, но аудитория очень узкая. Подходят только те, у кого фиксированные страхи (неврозы), позволяют хотя бы попробовать выразить свои внутренние эмоциональные переживания.

Введение. Часть 4. Психоанализ

По сути, психоанализ, как теоретическая основа (да и практика) сделал всё, чтоб мы передали вам это свое открытие.

Мы взяли классификацию, описанную в книге Нэнси Мак?Вильямс, в которой выделяется два уровня защитных механизмов по степени их «примитивности», в зависимости от того, насколько сильно их применение мешает Индивиду адекватно воспринимать реальность.

Внимательно с ними ознакомьтесь. Это титаническое открытие психоаналитиков. Эти защитные механизмы, практически: «Вся психология в одной странице».

Психолога, хотя бы частично интериоризировавшего[8 - (Примечание автора): Интериоризация (франц. interiorisation – переход извне внутрь, от лат. interior – внутренний) – формирование внутренних структур человеческой психики посредством усвоения внешней социальной деятельности, присвоение жизненного опыта, становления психических функций и развития в целом. Любое сложное действие, прежде чем стать достоянием разума, должно быть реализовано вовне. Благодаря интериоризации мы можем говорить про себя, и собственно думать, не мешая окружающим. Термин был впервые введён Л. С. Выготским.] содержание понятий о механизмах защиты, и способного после отличать эти защиты на практике, что называется «на глаз» – смело можно отделять от остальной массы.

Да они итак выделяются. Только их не любят. Кто вообще любит людей, что видят «под защиту»? Философский вопрос о том, кто любит гонцов, несущих правдивые, да ещё и дурные вести?

Первичные защитные механизмы:

Всемогущий контроль – восприятие себя как причины всего, что происходит в мире.

Диссоциация – человек начинает воспринимать происходящее с ним так, будто оно происходит не с ним, а с кем?то посторонним.

Интроекция,в частности идентификация с агрессором – бессознательное включение в свой внутренний мир воспринимаемых извне взглядов, мотивов, установок и пр. других людей.

Отрицание – полный отказ от осознания неприятной информации.

Примитивная идеализация – восприятие другого человека как идеального и всемогущего.

Примитивная изоляция, в частности защитное фантазирование – уход от реальности в другое психическое состояние.

Проективная идентификация – бессознательная попытка навязать кому?либо роль, основанную на своей проекции, выраженной фантазией об этом человеке.

Проекция – ошибочное восприятие своих внутренних процессов как приходящих извне.

Расщепление Эго – представление о ком?либо как о только хорошем или только плохом, с восприятием присущих ему качеств, не вписывающихся в такую оценку, как чего?то совершенно отдельного.

Соматизация или конверсия – тенденция переживать соматический дистресс в ответ на психологический стресс и искать в связи с такими соматическими проблемами медицинской помощи.

Вторичные защитные механизмы:

Аннулирование или Возмещение – бессознательная попытка «отменить» эффект негативного события путём создания некого позитивного события.

Вытеснение, Подавление или Репрессия – активное, мотивированное устранение чего?либо из сознания.

Вымещение, Замещение или Смещение – бессознательная переориентация импульса или чувства с первоначального объекта на другой.

Игнорирование или Избегание – контроль и ограничение информации об источнике пугающего психологического воздействия либо искажённое восприятие подобного воздействия, его наличия или характера.

Идентификация – отождествление себя с другим человеком или группой людей.

Изоляция аффекта – удаление эмоциональной составляющей происходящего из сознания.

Интеллектуализация – неосознанное стремление контролировать эмоции и импульсы на основе рациональной интерпретации ситуации.

Компенсация или Гиперкомпенсация – прикрытие собственных слабостей за счёт подчёркивания сильных сторон или преодоление фрустрации в одной сфере сверхудовлетворением в других сферах.

Морализация – поиск способа убедить себя в моральной необходимости происходящего.

Отыгрывание, Отреагирование вовне или Разрядка– снятие эмоционального напряжения за счёт проигрывания ситуаций, приведших к негативному эмоциональному переживанию.

Поворот против себя или Аутоагрессия – перенаправление негативного аффекта по отношению ко внешнему объекту на самого себя.

Раздельное мышление – совмещение взаимоисключающих установок за счёт того, что противоречие между ними не осознаётся.

Рационализация – объяснение самому себе своего поведения таким образом, чтобы оно казалось обоснованным и хорошо контролируемым.

Реактивное образование, Реактивное формирование или Формирование реакции – защита от запретных импульсов с помощью выражения в поведении и мыслях противоположных побуждений.

Реверсия– проигрывание жизненного сценария с переменой в нём мест объекта и субъекта.

Регрессия – возврат к детским моделям поведения.

Сексуализация или Инстинктуализация – превращение чего?то негативного в позитивное за счёт приписывания ему сексуальной составляющей.

Сублимация – перенаправление импульсов в социально приемлемую деятельность

Когда читаешь эти варианты защит, (обязательно пройдитесь по ним глазами, и сверяйтесь снова и снова, пока не запомните, иначе вообще не поймете, о чём написана книга) тогда, и только тогда становится ясно, как произошло это открытие. Эти защиты – это ключ. Ключ к пониманию: как разрушается личность, почему какие?то люди сходят с ума, а какие-то покрываются неврозами, не помнят половины жизни и почти ничего не чувствуют.

Что может быть достаточно разрушительным, достаточным для того, чтобы столько «защитных механизмов» – не справлялись, или психике их приходилось применять пермаментно?

И тут на поле выходит игрок под именем «Обида». Если подставить в большей части, предлагаемых исследователями защит слово «обида», то всё встанет на свои места. Обида – пучок негативных эмоции (чувств), застрявших (удерживаемых) в теле. Ни для кого не является новостью, что большинство психосоматических проблем вызывают неверно (неэкологично) проживаемые негативные чувства.

Что будет, если человек пытается отрицать тот факт, что у него есть обиды, и вытесняет их и репрессирует в определенные зоны тела?[9 - (Примечание автора): в следующем томе, механизм попадания органов под атаку, раскрывается шире и немного с другой стороны. Но обиды, и другие формы отрицательно означенных эмоций, как причина болезни, от этого не инфляцируют.]

Вот как отрицающий тело подопечный описывает грусть (вырезка из протокола):

– А как бы ты ее описал, если б мне хотел бы объяснить, что это такое?

– Состояние при котором трудно подбирать какие?то определенные слова, в эти моменты хочется поддержки, чтоб тебе кто?то поддержал в какой?то степени выслушал, в основном грусть наступает при каких?то определенных моментах, что?то когда не ценил, не было кашля, например, и он появился, неприятное ощущение в теле, начинаешь грустить, начинаешь вспоминать те моменты, когда оно не болело.

– А ощущения в теле от грусти, есть какие?то?

– Ну, в основном это «залипания в одну точку. В этот момент в голове просто пусто, больше как пустота в голове, думать ни о чем не хочется в этот момент, максимум, что у тебя в голове кружится это то, что у тебя грусть или вообще пустота. Бывает, грусть накатывает из?за воспоминаний, песню услышал, она начинает в голове крутиться и становится грустненько, в основном это «пустотавнутри», в голове пустота.

– А часто тебя мучает пустота внутри?

– В последнее время нет

– А до этого в основном, мучала,от того, что я не мог найти то, чем я хочу заниматься…, когда что?то не получалось, думал, что никогда этому не научусь и пустовать внутри будет.

Как вы думаете, это грусть или всё-таки Пустота? Основной соматической жалобой клиента были: астма и чувство Пустоты, появляющиеся, если сумма в кошельке падает ниже определенной контрольной для клиента точки.

Клиницисты назовут состояние, когда такой подопечный в бодром расположении духа: «компенсированным», а когда у него заканчиваются деньги и он впадает тяжелое уныние с ярким психосоматозом по дыхательной системе – «декомпенсированным».

По факту же очередной пациент, который живет в глубокой обиде, практически всё тело (или точнее душа) заполнена обидами. Пустота никуда не исчезла, но пока он в процессе мести (то есть живет в неврозе), она отступает, будто бы превращаясь в движитель. Пока он активно мстит, добывая деньги (почему деньги это главный символ успешности мести, тут уж его личный вопрос) он считает себя ценным и может не есть, и не спать, ему ничего не нужно кроме этой мести. Как только он начинает подозревать, что месть не свершится (деньги исчезли), Пустота (обида) возвращается. Объект мести и обиды чётко выделяется самим клиентом: Родители. Они применяли к нему различные систематические физические наказания, а отомстить им можно лишь став успешным по их меркам, и как говорит клиент: Показать им, что они не правы, а я прав и так поступать было нельзя.

Таких протоколов можно привести миллионы. Пустых людей, хорошо, если не миллиарды. И никто никогда не поднял вопрос: «Что такое пустота?».

Но пустота – это обида, с замаскированными идентифицирующими её (всё, что может выдать Пустоту, как обиду для окружающих и сознательной части «Я» – маскируется отрицанием[10 - (Примечание автора): Но, Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу.]).

Обида, также как и Пустота, состоит из комбинации нескольких негативных чувств, но Пустота состоит из базовых эмоций, а обида может состоять из усложнённых культурно?зависимых чувств и эмоций. Таких, например, как чувство несправедливости. Тоже чувство несправедливости в Пустоте может упроститься в описании до «боли».

А невроз – это месть, то есть переход от пассивной по своей природе обиды к надежде на нанесение обидчику такого же урона. Урон обычно предполагается нанести Себе или Миру, но, по большому счёту, так как мы неотъемлемая часть Мира и мы и есть Мир, то никакой разницы нет, на кого держать обиду (Пустоту).

«Хроническая опустошенность» идёт, как симптом различных нарушений личности, таких как «F60.3» (классический пример) (по МКБ?10).[11 - (Примечание автора): Если на момент выхода книги или вашего её прочтения эта классификация уже будет пересмотрена, не серчайте.]Пустоту находят в протоколах у зависимых людей (от других людей или от каких?то деструктивных увлечений). Пустоту находят у трудоголиков. У, по?настоящему, выгоревших людей. Пустоту находят у ярких «ПТСР» симптоматизированных пациентов. У прошедших войны, катастрофы и так далее. На первой страничке поиска по запросу «Вьетнамский синдром» вы увидите, житейский термин «Взгляд на тысячу миль», он же «Взгляд в пустоту» и соответствующий «арт» или фотографию. Пустоту находят у людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, еще без симптомов развития травматического синдрома. Пустоту находят у людей, страдающих конкретно зависимых отношений, которые часто называют симбиотическими.

Про пустоту клиенты могут проговариваться по?разному, но ваши «ушки должны быть на макушке», речь всегда об одном и том же.

Что дал нам психоанализ, и чего до этого у нас не было:

Если б не психоанализ мы бы не знали, что какие?то вещи не забываются на самом деле, а вытесняются в бессознательную часть психики и, более того, что бессознательная жизнь психики человека, гораздо объемнее сознательной.

Психоанализ подарил нам само изыскание такого явления как невроз.