скачать книгу бесплатно
– Единственный шанс – высадка в Мариуполе.
– Чем, чем высаживаться?! Ты думай, что говоришь!
– В Керчи стоит 404-я дивизия.
– Ты охренел? Она практически небоеспособна, а ты ее в десант! Там по-русски почти никто не говорит! – закричал Мехлис, находившийся возле командующего.
– Мой батальон пойдет в первой волне, товарищ арком. Главное – зацепиться за Азовсталь и ее причалы. Потом рассую своих бойцов в качестве командиров рот, только приказ нужен, и ваша, персональная, накачка всех этих «слонопотамов», товарищ Мехлис, что это так, и эти бойцы являются командирами с исключительными полномочиями.
Мехлис в очередной раз выматерился. Ругался долго и складно, потом, успокоившись, сказал:
– Давай свой батальон, лейтенант! И поехали в Керчь!
Это надо было видеть! Как он разносил комдива 404-й!
– В общем, так, шакал недоделанный! Вот командир десанта, а вот мой маузер! Я передаю его ему! Чтобы он тебя, осла вислоухого, пристрелил, если твоя дивизия в очередной раз обо…ется! Понял???
– Понял, батоно. Все сделаю!
– На погрузку!
Караван отошел от Керчи в 14:00. Ход маленький, поэтому к Мариуполю подойдут только в три ночи. Самое то! Боевые корабли отойдут чуть позже и нагонят караван в пути. Через пять часов стемнело. К часу ночи подошли к косе Долгой. ТК-1 подвалил к борту СБ-12, на которой находился комдив-404, и Дмитрий еще раз напомнил ему, что надо высаживаться на причалы, и быстро! Торпедные катера рванулись в темноту, ориентируясь по усам впереди идущего. Немцы открыли заградительный еще на подходах, и их начали давить мониторы, бронекатера и эсминцы флотилии. Пятьсот девятнадцать человек первой волны высадились быстро и организованно, с ходу выбив немцев с площадок у причалов по обе стороны ковша.
Пулеметчики и снайпера ломанулись наверх, занимать позиции, заранее распределенные еще перед боем. Немцы не ожидали такого плотного огня и отошли, но попали под артиллерийскую подготовку с кораблей. Через час двадцать повалила неорганизованная толпа 404-й дивизии, все, кроме снайперов и пулеметчиков, разведчики ушли в свои роты. Где пинками, где оружием, заставили рыть окопы на берегу Кальмиуски, два наиболее толковых батальона зачищали завод; 1368-й полк занял оборону на востоке. Требовалось создать видимость того, что нас можно сбросить в море, задержать начало прорыва на четырнадцать дней. Первый день прошел довольно спокойно, расширили плацдарм до Виноградного, немцы вели обстрел, но он был не шатким, не валким. Удалось навести хоть какой-то порядок в частях, принять еще одну волну десанта, в том числе свою танковую роту.
Поставили их в качестве огневых точек в узловых местах обороны. А утром началось! Завыли «ишаки», появились немецкие «трешки», пошла пехота. Под давлением противника отошли от кладбища за заводом. Отход удалось выполнить нормально, подстраховывая 1368-й полк при отходе пулеметами. Задержались у домов, и около полутора суток вели бой в поселке Орджоникидзе. Затем отступили на триста метров до Волнистой улицы. Там попытались задержаться, но место больно неудобное, пришлось отойти глубже. К пятым суткам Драгонишвили перестал прижимать голову при каждом взрыве и начал понемногу руководить боем, так как не всегда русский язык доходил до уроженцев Мингрелии и Сванетии. Дела пошли чуть веселее. Да и бойцы обвыклись, хотя стрельбы наугад и без прицеливания было много. Разведчикам приходилось много внимания уделять бойцам. Удивительно, но в дивизии было много людей старшего возраста, мало молодежи, а средний возраст практически совсем отсутствовал. Обучены они были из рук вон плохо. Несколько человек во второй день попытались сдаться противнику, но были уничтожены огнем пулемета с домны.
Больше такие случаи не повторялись. К девятому дню весь поселок был уже у немцев, десант находился только на заводе. Потери в составе дивизии превысили 35 %, батальон потерял двадцать шесть человек. Ночь прошла спокойно, приняли несколько кораблей с боеприпасами.
Отремонтировали сбитые гусеницы трех танков. Утром до рассвета подняли бойцов. Но вместо немецкой атаки – жиденькие очереди нескольких пулеметов. Клейст догадался, что происходит, и начал отводить войска. Дмитрий связался со штабом и получил указания начинать штурм города. Указания, конечно, ценные, но десантники подорвали все мосты через Кальмиуску. Поэтому ограничились занятием поселка строителей, а на правый берег переправилась одна рота. Немцы отходили на север к Сталино, но по-прежнему удерживали улицу Ленина и Металлургов, видимо, ожидая кого-то из Бердянска.
Там 404-я дивизия дралась еще четыре дня. А батальон сняли катерами, так как с очередной волной десанта подошли свежие дивизии Южного фронта.
Клейст ударил от Славянска, и не по Крымскому фронту, как все ожидали, а по 6-й и 28-й армиям, пытаясь напрямую соединиться с Паулюсом, но от Красного Лимана по нему ударила 20-я армия, как только наметился его успех у Славянска. Огнем тридцати шести 203-мм гаубиц 517-го артиллерийского полка Резерва Верховного Главнокомандующего, генерал Макс Рейтер, бывший полковник царской армии, проломил оборону у Славянска и ввел в прорыв три дивизии и две танковые бригады на КВ. Фланговый удар такой силы не держит никто, тем более потрепанные во многих боях «тройки» и короткоствольные «четверки» остатков армии Клейста. Клейст потерял в этом бою почти все танки и отошел к Сталино.
Батальон выгрузился в Геническе, это уже тыл. Дмитрий стоял на причале и наблюдал, как выносят раненых и убитых. Батальон никого на Азовстали не оставил. Сзади раздался скрип тормозов, остановился ГАЗ-61, и из него вылез вездесущий Мехлис. Он начинал нравиться Диме своей удалью и храбростью. Начальники его ранга гораздо более, как бы это помягче сказать, осторожны. Этот мог лично поднять батальон в атаку. Бывало.
– Товарищ армейский комиссар! Отдельный разведбат фронта вышел из боя. Мариуполь находится под контролем войск нашего и Южного фронта. Потери: двадцать восемь безвозвратно, шестьдесят четыре ранены, из них тридцать пять – тяжело. Сгорело одиннадцать танков танковой роты, остальные оставлены на плацдарме. Командир батальона старший лейтенант Матвеев.
– Вольно! Живой?
– Да вот, зацепило. Ваш маузер, Лев Захарыч, спасибо, не пригодился, – сказал Дмитрий, стаскивая с себя перекидной ремень кобур-маузера.
Мехлис взял пистолет, подкинул его в руке.
– Жалко, конечно, с восемнадцатого года со мной. Держи! Подарок! – он сунул руки в карманы реглана и зашагал прочь к машине.
Потом хоронили погибших, ждали машины из Чкаловской, тряслись на них через пол-Таврии. Наконец, добрались на место. Короткий доклад Бархоткину, и падение в койку.
Через день в штабе фронта возникла потасовка: Матвеев врезал по зубам какому-то курчавому капитану из штаба фронта, который поинтересовался у него, каково командовать «туземцами». Драку прекратили Батов и Мехлис.
– Старлей Матвеев! Прекратить! В чем дело?
Матвеев встал по стойке смирно и замолчал, потом сдвинул вперед командирскую сумку и достал оттуда рапорт, подал его комфронта.
– Что это?
– Представление на звание Героя Советского Союза на красноармейца 404-й дивизии Иоселиани Георгия Иосифовича, 96-го года рождения. Лег под прорвавшийся немецкий танк у домны номер пять с гранатами. Их просто очень плохо учили, товарищ командующий, и он остановил его, как сумел. А этот козел их туземцами назвал, сволочь.
Батов посмотрел представление.
– Сумку!
Дмитрий перевернул командирскую сумку и подал ее Батову. Тот положил на нее представление, подписал и передал ручку Мехлису. Мехлис проставил недостающую запятую и тоже подписал его.
– Пять суток ареста, капитан. На досуге подумайте, в какой стране живете, и сколько у нас национальностей, – сказал Мехлис.
Прибыло пополнение, новые танки с пятиступенчатой передачей. Несмотря на то, что бои на Донбассе продолжались – там добивали 1-ю танковую и части 17-й армий – основной задачей стали Очаков, Николаев и правый берег Днепра. Фронт изменил название и стал 3-м Украинским. Двадцатая армия, наконец, дошла до места, заняв побережье от Запорожья до Воронцовки. Она стала 2-й гвардейской армией. В центре встала 51-я армия, а южный фланг держала 18-я десантная. Части 44-й находились в Крыму, на Перекопе и у Чонгара; 404-я дивизия продолжала действовать у Сталино. Жизнь в обороне приятна и удивительна для всех, кроме разведки, для нее начинается самая беспокойная жизнь – постоянное наблюдение за противником, ведение и анализ журналов наблюдений. Поиск возможных путей проникновения в тыл противника. Изредка выходы или попытки выходов туда. Потери, которые неизбежны при неудачном пересечении линии фронта. Плюс проведение разведок боем, во время которых засекаются огневые точки противника. Все это компенсируется нормальным питанием и более-менее размеренным образом жизни. В июле 42-го года ввели погоны и офицерские звания, таким образом отметили успехи РККА в боях на юге, где остатки двух немецких армий сдались под Сталино, и на северо-западе, где усилиями трех фронтов – Карельского, Волховского и Ленинградского – была прорвана блокада Ленинграда. Захвачены Синявинские высоты, проложена узкоколейка до Шлиссельбурга и наведен наплавной мост.
Второй и первый Украинские фронты располагались правее Третьего, были более крупными и держали оборону от Белгорода до Запорожья. Им было тяжелее: здесь, на Третьем, происходили только артиллерийские перестрелки через Днепр, поэтому в июле фронт несколько расширили до села Терновка на границе Днепропетровской и Запорожской областей, прибавив фронту еще шестьдесят километров. Благо что инженерные работы выполнять не пришлось. Здесь Днепр делает крутой поворот, и левый берег становится выше правого. Во многих местах это наоборот. На фронте затишье, бои идут много севернее, где 2-й Украинский пытается сбросить Паулюса с позиций на берегу Самары. Наблюдение за противником показало, что этот участок держат венгры и румыны. В самом Запорожье стоит эсэсовская дивизия «Мертвая голова», попытка захватить там плацдарм закончилась для 18-й армии провалом, да и течение там быстрое. Дмитрий направил на правый берег группу из трех бойцов-саперов проверить подходы. Все прошло тихо, сняли двадцать мин, сами солдаты противника к минному полю и близко не подходили. После этого собрались у Батова. Москва таких задач уже пару месяцев не ставила. В резерве – одна дивизия, правда, боезапаса почти два армейских комплекта. Начали поступать американские плавающие бронетранспортеры. Но их ничтожно мало пока. Тимошенко забрали на север, командующего направлением нет. Наш «медвежий угол» мало кого интересует. Основные бои идут подо Ржевом.
– Вот здесь вот, в этом овражке, можно спрятать переправочные средства. Тут – сбросовое течение, как только его пересекаешь, начинает тянуть к тому берегу. Здесь – село Вовниги, несколько причалов самопальных, в селе – командный пункт батальона на западной окраине. Шесть наблюдательных пунктов. Здесь дзоты, шесть штук, ниже по течению – немцы, 11-й корпус. Вот здесь, между оврагами, плацдарм удержать можно: направление не танкоопасное. И главное! Левее сто метров – блок старой паромной переправы.
– Уговорил, хорошее место. Вот сам туда и пойдешь, а мы от Васильевки. По течению, – сказал Макс Андреевич.
– Со Ставкой надо согласовать, – осторожно предложил Батов.
– Да, по шеям могут надавать.
Запросили Москву. Там думали сутки, затем разрешили подготовку. Шесть дней готовились, потом погоду ждали. Наконец вечером прошел дождь, ночью лег туман. Дмитрий пошел с первой группой из десяти человек. Пошли в ИДА, уравновесившись на метровой глубине. За ними тянулся линь. Попали почти в точку. В заливчике чуть не прошумели! «Мамалыжники» сетку поставили, рыбу ловят, стервецы. «Рыбаки» спали на берегу возле небольшого костерка, который с нашего берега не видно.
Экспресс-допрос дал пароль и отзыв для караульных, но он и не потребовался. Верхний пост сняли тихо. Через двадцать минут в овражке было уже девяносто человек второй роты. Три группы под прикрытием пулеметчиков двинулись вперед, к дзотам и позициям 75-мм пушек-гаубиц. Дмитрий метнул нож и снял часового у первого орудия. После этого дали сигнал на тот берег, что разве-дрота 2-й гвардейской армии может начинать переправу.
Долгие-долгие тридцать минут ожидания, затем у Никольского взлетели в небо ракеты и загремели взрывы.
Выбежавших по тревоге румынских солдат встретили взрывы «растяжек», дзоты взорвались через десять секунд. На Дмитрия выскочил офицер, который был сбит с ног и запеленован. Его тут же потащили к переправе.
А через Днепр, ревя моторами, пошли катера двух батальонов гвардейцев, натягивался трос переправы, от левого берега отошли плоты с 57-мм пушками, а 517-й артполк начал обстрел позиций немцев слева и справа от плацдарма. За ночь успели перебросить полк 33-й ГвСД и 475-й истребительно-противотанковый полк. Войска 2-й армии заняли населенные пункты Башмачное, Ореховка и Николаевка, создав плацдарм глубиной до десяти километров. Создана паромная переправа и два наплавных моста. Девяносто человек в батальоне и восемьдесят пять человек в разведроте 2-й гвардейской были представлены к ГСС. Но тем, кто его уже имел, ГСС заменили на орден Богдана Хмельницкого, статус которого предусматривает форсирование водной преграды, учрежденный еще весной, как только началось освобождение Украины. Наиболее тяжелые бои шли в районе Николаевки и Башмачки. Но переправы были скрыты от артиллерийского огня, позиции быстро укрепили, авиационная поддержка была хорошей. Потери на плацдарме были довольно большими, но держался он крепко. Получив от Резервного фронта два корпуса, 52-й и 53-й, и 1-ю танковую армию генерала Катукова, в августе 42-го года войска фронта взяли город Днепропетровск и освободили правобережную часть Запорожья. Действия фронта были признаны успешными, и у них забрали Батова, Рейтера и Мехлиса. Командующим фронтом стал Малиновский, ЧВСом назначили Желтова. С Малиновским и Желтовым сразу же «не сошлись характером», в итоге вместо второй звезды получил Дмитрий «Богдана», тут он и вспомнил, что он «прикомандированный», и вернулся в Азовскую флотилию.
Этому событию предшествовали другие, не относящиеся к боевым, действия, просто «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Случилось это в Москве, на «разборе прыжков в сторону» в Ставке, по окончании ликвидации 1-й и 17-й армий немцев. Выступавший первым генерал Малиновский присвоил в докладе все лавры Южному фронту, лишь однажды упомянув действия Крымского фронта. И то в контексте, что у него забрали 18-ю армию в Крым, поэтому он не смог нарастить силы на плацдарме на реке Миус и был вынужден отойти, оставив плацдарм. Батов усмехнулся, но промолчал, а Мехлис, со свойственной ему прямотой, начал уличать Малиновского в подтасовках:
– Южный фронт, имея вчетверо больше сил, чем Крымский, не сумел наладить взаимодействие с авиацией и флотом. После удачно проведенной операции по освобождению Ростова – кстати, проведенной другим командующим – в течение более полугода не мог взломать 15-километровую глубину укреплений на Миусе. Не смог ни обойти противника, ни растянуть его силы.
А гробил людей и технику в лобовых атаках. И даже на последнем этапе 20-я армия – это армия Крымского фронта, и действовала она по приказу командующего Батова. Я лично возил этот приказ генерал-лейтенанту Рейтеру. В приказе однозначно говорилось, что если Клейст начнет прорыв, определить место прорыва и нанести фланговый удар. Что он и сделал, а с правого или левого фланга, это значения не имеет. Плюс я был на допросах Клейста, он восемь дней считал, что в Мариуполе высадился Малиновский, у которого достаточно сил и средств, чтобы организовать преследование его корпусов. Во второй день у него появились пленные из десанта, но они не говорили ни по-русски, ни по-немецки, и их не смогли допросить. Только на исходе восьмого дня в плену оказался раненый офицер 404-й дивизии, который сообщил немцам, что дивизия снята из Крыма, а товарищ Малиновский его преследовать не собирается! Но перебросить войска к рубежам в Чаплино он уже не успевал. Его удар из-под Славянска никто из немцев поддержать не смог. Так что дело решил десант отдельного разведбатальона Крымского фронта и 404-й дивизии 44-й армии нашего фронта, и добивали группу Клейста воины Южного фронта при активной поддержке войсками 51-й, 44-й и 2-й гвардейской армий. Лишь 18-я десантная армия нашего фронта не участвовала в последних боях с Клейстом, но она обеспечила форсирование Сиваша и выход Крымского фронта на оперативный простор, что в конечном итоге и предопределило судьбу всего южного фланга немцев.
Все в кабинете Сталина молчали, ждали реакции хозяина. Тот, не спеша, раскурил трубку, несколько раз затянулся и тихо сказал:
– Мы согласны с такой оценкой операции, товарищ Мехлис. Именно настоятельные просьбы товарища Батова, который верно просчитывал ходы противника, предупреждал их, и малыми силами наносил сокрушительные удары по противнику. Он вовремя остановился и озаботился своими флангами, и доказал нам, что без дополнительных сил может произойти катастрофа, поэтому он и получил дополнительные резервы, которые и решили исход сражения.
– Батов получил две армии, и за мой счет, – пробурчал Малиновский. – И его еще и флот поддерживал!
– Ви нэ правилно считаэте, товарищ Малиновский! – с раздражением сказал Сталин. – У вас было семь армий! На фронте в двести восемьдесят километров, а у товарища Батова – три, гораздо меньшего состава, на фронте в пятьсот сорок километров. А вот подвижность и активность войск Батова в несколько раз превосходила вашу! Поэтому товарищ Батов поедет на Первый Украинский, Второй возьмет генерал-полковник Рейтер, а вы возьмете вспомогательный 3-й Украинский. Потому что опять пробуксовываете и не можете выбить немцев с берегов Самары.
Но между этими словами и приказами прошел месяц с лишним, поэтому вернувшегося с правого берега Дмитрия встретили неласково. Батов и Рейтер опять отличились, а Малиновский и молодой Желтов вынуждены отражать атаки 11-го корпуса немцев и танковой дивизии «Мертвая голова». А пять дней назад на Первомайском форту погиб Бархоткин: немецкий снаряд попал в наблюдательный пункт. Командовал теперь полковник Савватеев, которого Дмитрий не жаловал. Дима связался с Горшковым и объяснил ситуацию. Сергей Георгиевич прислал приказ, отзывающий батальон к месту службы, и, в связи с гибелью начальника разведки, назначил Дмитрия на его место. Но Малиновский понял, что остается без разведки, и уперся: флотилия по-прежнему придана 51-й армии, даже не фронту. Горшкову пришлось выходить на Октябрьского, доказывать тому, что 51-я армия находится далеко от моря, и флотилия ее поддерживать не может, тогда как 18-я армия – нуждается в такой поддержке, и готовится к десантам. Адмирал Кузнецов, до которого дошли эти дрязги, распорядился забрать батальон во вновь формируемую Дунайскую флотилию, костяк которой составляла Азовская флотилия, и новая флотилия активно получала бронекатера и корабли, готовясь к новым боям. Пока шли штабные дрязги, мимо пролетели представление к званию майор морской пехоты, вторая звезда Героя, благо что сумел сам проводить Десфину в Сары-Гель – ей скоро рожать, поэтому ее отпустили свободно. А в батальон вцепились зубами и не отдавали.
Самого «скандалиста и карьериста» особо не держали, но Горшков и Октябрьский поставили ему задачу забрать всех, кто имеет отношение к флоту и соответствующий опыт. К флоту имели отношение все: формировал батальон Бархоткин. В итоге «штабного сражения» потеряли восемьдесят человек, оставшихся служить на 3-м Украинском. Батальон перебазировался в Таврию, в Железный Порт, и с сентября приступил к разведке подступов к Очакову. Положили цветы и поставили водку на могилу Александра Сергеевича, которому посмертно, но все же дали Героя. Пять человек, оставшихся в живых от того самого первого разведвзода флотилии, распили наркомовские на его могиле и дали трехпатронный залп. Чем немедленно вызвали артобстрел Первомайского: 18,3 артиллерийских кабельтова отделяет их от ближайшего немецкого орудия. Немцы и румыны минировали подступы к Очакову, минировали вход в Березанский лиман. Есть сведения, что Березань тоже минирован, и проход между ним и берегом. Периодически мины появляются и в других местах. Немцы продолжают минирование с воздуха. Доложил обстановку: «Противник успел подготовить противодесантную оборону. Ускоренными темпами строят аэродром севернее Очакова. Насытили местность 88-миллиметровками. Крепость и аэродром надежно защищены от ударов с воздуха. Большое количество орудий не дает возможности вести траление».
Операцию признали невозможной, потому что флот пока не получил должного количества боеприпасов, чтобы «снести» Очаков. Тогда Дмитрий предложил разместить в Покровке 152-мм орудия, прикрыв их батареями МЗА и КЗА, плюс, пока погода позволяет, переместить сюда один из истребительных полков для прикрытия батареи.
– У немцев нет орудий, способных достать эту батарею. Мы можем вести беспокоящий огонь как по крепости, так и по аэродрому.
– Шестидюймовых снарядов у нас хватает.
Ночью на Первомайку доставили дальномер, отъюстировали его, замаскировали. На следующую ночь привезли тяжеленные бронесегменты, снятые с Северного форта, которыми три ночи укрывали дальномер. Обстреливали и бомбили форт часто. Сегменты не сильно помогли, дальномер все-таки повредили немцы, но он позволил нормально пристреляться, и впоследствии использовали таблицы, полученные с его помощью. Первый налет дивизион МЛ-20 совершил утром 22 сентября. Флот прислал три тральщика, работу которых должна была прикрыть артиллерия. На глазах у немцев они начали тралить подходы к Кинбурнской косе. Немцы начали пристрелку. Последовала пристрелка со стороны нашего дивизиона. Через залп перешли на поражение. Батарея была подавлена, больше открывать огонь они не решились. Тральцы пробежались между Кинбурном и Березанью, вытралили несколько мин и расстреляли их. Отошли. Немцы, со второй батареи, открыли огонь по Первомайке и получили сразу точный ответ по своим позициям, так как привязка уже была. Батарея замолчала. Дима доложился командующим флотом и флотилией.
– Давай сюда!
«Давай сюда!» – это в Севастополь! Пришлось трястись на полуторке до аэродрома, потом лететь в Херсонес. Оттуда в штаб флота. Намечалась операция, поэтому он взял с собой Соню Красовскую, которая обычно находилась в штабе или на КП руководителя операции. С апреля месяца, сразу после свадьбы, Дмитрий стал еще более официально относиться к ней: подвыпив на свадьбе, она расплакалась с Финой и сообщила той, что для нее существует единственный мужчина, который ее привлекает, и это муж Десфины. Фина, естественно, почти сразу сообщила об этом Диме, тот фыркнул, но решил про себя, что надо быть настороже: может подставить. Впрочем, Соня поняла, что болтнула лишку, и тоже заняла такую же позицию: строго официально, сухо и выдержанно. Обоих это устроило. Со временем это вошло в привычку. Полет на малой высоте над теплым морем в условиях начинающейся осени – это нечто! В Херсонесе Соня вышла из самолета совершенно зеленой, ее шатало. Благо что машина, присланная командующим, пришла с небольшим опозданием. Отказавшись от кабины, она залезла в кузов. Там ее проветрило, она раскраснелась, повеселела. Подъехали Г-образному двухэтажному зданию штаба, с трехэтажной башенкой, на Матросском бульваре, машину пропустили во двор, оттуда по ступенькам поднялись в приемную командующего флота. Вдруг Соня как заверещит:
– Дядя Степан! – и кинулась на шею какому-то летчику, который оказался генерал-майором Красовским, командующим 2-й воздушной армией, которая недавно прибыла на Южный фланг фронта для усиления. Шуму было довольно много, среагировал даже Филипп Сергеевич, вышедший из кабинета. Дмитрий доложился, а генерал-майор представил свою племянницу командующему. Октябрьский сказал Матвееву пройти в кабинет.
– Шуму-то, шуму сколько! Откуда она взялась в штабе?
– Начальник радиостанции моего батальона, товарищ комфлота, прибыла со мной, будет обеспечивать связь со штабом флота.
– А справится? На вид вроде кукла! – недоверчиво спросил вице-адмирал.
– Она с начала войны в разведке АВФ, еще раньше меня начала служить здесь. Всегда ее в этом качестве используем. Никогда не подводила.
Горшков тут же подтвердил, что это так.
– Ладно, как знаете. Вам виднее. Итак! Задача: провести дивизион бронекатеров проектов 1124 и 1125, и монитор «Железняков» в устье Днепра. Задача очень непростая, товарищи. Эти скорлупки по морю ходить не могут, мореходность у них ноль. Однажды «Железнякову» повезло, и он добрался до Азова. Второй раз может и не получиться. Пока погода стоит нормальная, Сергей Георгиевич, давай, переводи его сюда, и свои скорлупки тоже. Ставь на станцию размагничивания все. И начинай готовить базу! Теперь ты, майор!
– Я – старший лейтенант, товарищ комфлота.
– Не понял? – Филипп Сергеевич недоуменно посмотрел на Дмитрия. – Я сам, лично подписывал!
– Не объявляли, и приказа в штабе нет, товарищ вице-адмирал.
– Как так?
– Мир не без добрых людей, Филипп Сергеевич.
– Касатонов! – рявкнул командующий.
Вбежал молодой порученец, замер и вытянулся.
– Где-то полтора-два месяца назад был приказ о присвоении звания майор старшему лейтенанту Матвееву. Найди, и копию – мне!
– Есть! – порученец крутнулся и выскочил из кабинета.
– Так вот, майор, коли получилось один раз протралить, надо создать видимость у немцев, что мы готовимся высаживаться в Очаков, а самим подготовить позицию для еще одного дивизиона, но уже не нашего, а 18-й армии. Есть еще два места, где немец может прищучить наши корабли: мыс Станислав и Кизомыс. По нашим прикидкам, наиболее удобное место для дивизиона находится на южном берегу озера Аджиголь.
– Там же сплошное болото и дорог нет!
– Ну, есть такое дело, но вот тут вот – старые кошары и небольшая возвышенность. Посмотри это место, и если надо – привлеки саперов. Камков выделит, он согласен. Вслед за дивизионом, начнем протаскивать туда десантные средства Дунайской флотилии. На тебе – визуальная и артиллерийская разведка северного берега Днепровского залива. И поторапливайтесь! До ледостава Херсон должен быть наш!
– Здесь же обычно не замерзает!
– Шуга идет такая, что мама не горюй, Дмитрий Васильевич, – сказал Горшков.
– Но основная задача – проход бронекатеров, эта задача должна быть выполнена как можно быстрее, до начала штормов! Понял, майор?
– Так точно! Разрешите идти?
– Идите! Копию приказа забери!
Касатонов заканчивал печатать, затем забежал в кабинет к комфлота, выскочил оттуда, поставил печать, зафиксировал в журнале и попросил Дмитрия расписаться.
– Поздравляю, товарищ майор!
– Спасибо, товарищ капитан 3-го ранга.
– И извините, товарищ майор, у нас не принято в полевой форме приходить в штаб.
– Спасибо, товарищ капитан 3-го ранга береговой службы, я непременно учту это положение! Соня! Перенеси станцию в штаб флотилии!
– Есть!
Смерив худосочного кап-три презрительным взглядом, Сонечка гордо продефилировала мимо него и вышла из приемной командующего. Штабу флотилии выделили три комнатушки на первом этаже. Дождавшись Горшкова, определили место для Сони. Тут же выяснилось, что с первого этажа связь с батальоном неустойчивая. Ей пришлось тащить станцию в башенку, туда же протащили телефон для связи с обоими штабами. Решив организационные вопросы здесь, Дмитрий вылетел из Херсонеса в Каланчак, где находился штаб 18-й десантной армии. Генерал Камков, кавалерист до мозга костей, как нельзя лучше подходил на должность командующего десантной армией. «Все свое ношу с собой!» – основной принцип кавалерии и десанта. Принял он Матвеева радушно, тем более что в момент подготовки десанта через Сиваш они много раз встречались. Уточнили задачи, удалось разжиться приличными машинами в батальон, так как Малиновский зажилил всю транспортную роту отдельного батальона и передал ее в 18-ю армию. Теперь Камков «прикомандировал» роту обратно к батальону. Таким образом, батальон стал вновь полнокровным. Проблема заключалась в том, что Черноморский флот и Дунайская флотилия получали исключительно отечественную автотехнику, а ленд-лизовские машины шли в первую очередь к сухопутчикам. Ссылаясь на приказ Верховного, Малиновскому и удалось оттяпать транспортную роту, в которой почти весь личный состав был с сухопутным ВУС. Пересев с «полуторки» на полюбившийся «Додж», Дима почувствовал себя человеком! Загрузили приданных саперов и поехали в Памятное. Дороги избитые, плохие, добирались долго. Как сюда тяжелые орудия тащить? В сельсовете сразу сказали, что в Аджигольских хуторах почти никого не осталось: активно сотрудничали с немцами и ушли с ними. Немцы в полицию набирали не русских, а украинцев. Все мужское население хуторов служило в полиции. Осталось несколько семей, но ни одного мужчины. Через день подошли трактора батальона, и начали укреплять дорогу. Еще через пять дней стали прибывать орудия и личный состав второго дивизиона артиллерийского полка РВГК. Вместо более-менее легких МЛ-20 пришли тяжеленные Б-4 510-го полка. Восемнадцать штук пришлось протаскивать по солончаку.
Наконец их установили, Дмитрий выехал в Виноградное вместе с корректировщиками дивизиона. Провели стрельбу по мысу Станислав, затем пристрелялись по Кизомысу.
Доложили о готовности, и Дима выехал на Кинбурнскую косу. Оттуда ночью в шлюпке в Первомайский. На следующую ночь назначили выход из Железного порта, где уже стоял дивизион и «Железняков». Ближе не подойти, негде укрыться. Дивизиону предстояло преодолеть восемьдесят семь миль. А у «Железнякова» парадный ход – 8,3 узла!
Остальные катера, переоборудованные двумя двигателями Паккард по 1200 сил, могли дать до двадцати узлов, но грохот будет стоять такой, что мама не горюй. У «Железнякова» машины тоже довольно громкие. А погода, как на зло, ни ветерка, полный штиль, хорошо, что новолуние и ночь темная! Горшков не выдержал и сам прилетел в Таврию, добрался до Первомайки. Сидит в каземате, подзуживает. «Железняков» вышел за четыре часа до заката, чтобы подобраться поближе. У немцев есть довольно мощный прожектор и три «ночника» Ю-88 на аэродроме. Ночью они периодически, не каждую ночь, взлетают: патрулируют акваторию, производят минные постановки. У нас есть шестерка МиГ-3 с летчиками-ночниками ВВС флота.
Все что есть! Пока тихо! Слышно, как у Горшкова тикают часы, где он такой будильник достал?
– Союзники подарили! – недовольно буркнул он. – Швейцарские, хронометр.
Вышли покурить из каземата. Небо звездное, немцы сидят спокойно, изредка стреляют ракетами, проверяя, не высаживаем ли мы десант.
– Хоть бы туман, что ли! – сказал адмирал, разглядывая вражеский берег.
– Тогда они вообще не доберутся! – резюмировал Дмитрий.
– Эт точно! – усмехнулся Сергей Георгиевич. Из батальона передали по телефону, что монитор на траверзе Тендры.
