скачать книгу бесплатно
И можно даже сказать, что нечто подобное до чего бесславно сгущает тени далекого прошлого, делая их четче и тьма, так и таящаяся в них становится лишь, куда поболее хищной.
Причем сама та откровенно дурманящая ласковость прекраснодушных устремлений так и привлекает, словно мед мух – всяческих дрянных демагогов и они со всех сторон слетаются на пиршество радостно при этом ожидая до чего еще славную поживу.
Причем, конечно, все вот как-никак, а только лишь и делалось для тех самых трудолюбивых работников, мучительно тянущих свою до чего повседневную лямку.
Да только между тем каким-либо тем более чем простецки мыслящим людям нисколько не свойственно вдруг подниматься с колен, дабы доблестно устремить свой понурый от всех тех повседневных забот взор куда-либо до чего стремительно строго вверх.
Нет, уж никак не зачерпнуть им от некоего того сколь возвышенного духовного источника даже и самую малую толику всей его и впрямь разом вот всецело исцеляющей души волшебной силы.
Да и вообще, весь тот набор необъятных и невероятных грядущих благ был одним лишь и вправду самым нелепейшим миражом в знойной пустыне сущего мещанства и по-вселенски безгранично так склочного собственничества.
Обычных людей вообще и близко никак не интересуют сладкие плоды преображения всей окружающей их жизни во что-либо искристо и доморощенно доброе, да и приторно так до чего безоблачно райское.
А главное еще и в той весьма вот как-никак на редкость расплывчато зыбкой и блаженно кроткой дальнейшей ретроспективе.
Уж чего-чего, а их и на той весьма неприхотливо холмистой всеми теми своими естественными трудностями равнине очень ведь даже довольно-таки неплохо и сытно кормят.
А потому ровным счетом и близко не имеет никакого значения, сколько усилий будет весьма усердно кем-либо совсем же нещадно разом предпринято, дабы действительно появилась возможность хоть как-то суметь приучить к «альпинизму» слепую и самодостаточную во всех тех еще низменных и плотских своих устремлениях, вечно чего-то смачно жующую серую людскую массу.
39
Раз она ведь при любом раскладе никуда далее своего любимого корыта и близко-то уйти совершенно не сможет, а впрочем, ничего другого людская толпа буквально ни в жизнь, ясное дело, что абсолютно вот явно и не захочет.
Чехов в своем рассказе «Ионыч» пишет об этом так:
«Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти».
40
И все это до чего неизменно было именно так и никак иначе, и столь немногое хоть как-либо весьма уж зримо действительно как есть, ныне переменилось.
Хотя и кое-что вполне сдвинулось с той самой мертвой точки с тем и впрямь сколь еще весьма вот благословенным появлением всяческих и всевозможных новоявленных живых картин, чуда технически развитого века – синематографа.
Однако все то, что, так или иначе, хоть с какого-либо бока, было касаемо той еще, как правило, донельзя же чертовски на редкость одиозной официальной пропаганды…
Нет, именно тут как-никак, а, само собой, разумеется, все и стало до чего безудержно сходу до чего объективно разом вот явно совсем уж иначе…
Промывать мозги ныне стали, куда и впрямь многозначительно жестче, хотя и поверхностнее, но все тут дело было именно в том, что личную душу при этом попросту загодя полностью отменили, заменив ее целевым устремлением пронзенных острием идей восторженно трудящихся масс.
Причем сильнейшее чувственное воздействие тех еще самых наглядных образов на ту удивительно ведь простую и крайне до чего неказисто наивную душу человека было весьма этак четко и чутко подмечено еще, тем далеко никак не вчерашним же днем.
Уже в пору раннего Средневековья духовные поводыри серых и неграмотных прихожан непременно так вполне обратили свое внимание, насколько жития святых, ярко и красочно расписанные на церковных иконах, более чем неизбежно оказывают весьма значительное влияние на саму душу исключительно невежественного, полудикого человека.
Товарищ Ленин не зря как-то сказал:
«Из всех искусств для нас важнейшим является кино»
Знал он, о чем это ему тогда довелось сколь надрывно тогда прокартавить, поскольку тот первый большевистский вождь всецело являлся, хотя и тошнотворно гнилым, а все ж таки полноценно образованным, зрелым интеллектуалом.
Да, именно этаким образом, то попросту уж всегда само собой тогда ведь и было, а можно сказать и поныне, как есть кино и телевидение есть важнейший элемент в распространении какой-либо единственно верной правды.
Причем совсем ничем на деле не опровергнуть сей всецело бесспорный, исключительно аксиомный и весьма же, кстати, простейший жизненный факт.
И, конечно, это как есть верно работает никак не на одну разве что сторону откровенно так и впрямь более чем всесильного зла.
Поскольку само изобретение воспроизведение музыки и изображения не несет в себе ни зло не добро, а только лишь оно вполне вот свидетельствует о некоей новой эре в истории развития человеческой расы.
И всякое живое изображение может быть прекрасным источником зрелой духовности, или расточителем липкой пошлости тут все будет зависеть от одной лишь личной индивидуальности того, кто творит какую-либо аудио или кинопродукцию.
41
Но то, что при этом является железным фактом так это, как раз именно то, что кинематограф и музыка самого различного жанра и впрямь-то, пожалуй, до чего же непременно разом затрагивают тонкие струны многих и многих сердец.
Причем им это и вправду ведь дано, и вовсе-то никак не на каком-либо до чего мнимом, безликом и полувоображаемом уровне, как это вполне этак подчас уж происходит с довольно многими произведениями художественной литературы.
Раз, в данном на редкость конкретном случае это разом еще становиться истинной явью, причем, в том числе и из-за своей общедоступности всем слоям общества, а не только какой-либо интеллектуальной элите.
Однако при всем том никак уж нет, никто тут ради одного лишь красного словца буквально-то на корню разом не отрицает, то на редкость широкое и благотворное влияние художественной литературы.
Но при всем том надо бы тут чисто вот сходу весьма на редкость еще верно заметить, что вполне всерьез и всецело нагляднее оно повлияет на сознание всякого человека, разве что если все ее образы более чем достоверно оживают во всех тех так и окружающих какого-либо индивидуума праведных людях.
Во всем остальном скорее уж той подчас изумительно ведь хорошей эстрадной музыке, а также и всем талантливым, и впрямь-то, разом, берущим за душу фильмам и будет непременно на деле доступно, в самой доподлинной мере, всецело придать вовсе-то неброско простой и неразвитой человеческой натуре несколько большее совершенство самых искренних чувств…
А как раз по этому поводу им и будет дано хоть в чем-либо до чего уж явно основательнее поспособствовать донельзя же, куда вот значительно большей чистоплотности всех тех всецело обыденных и сколь откровенно простых и повседневных людских помыслов.
И все ж таки иногда (в случае того еще как есть чисто искусственного насаждения общественных предрассудков любого рода и толка) и может медленно, но верно, постепенно происходить самая явная деградация буквально именно что всеобщего человеческого духа.
Раз уж вместо той большой и светлой правды ему как есть, до чего и впрямь весьма сметливо подсунут дешевую аппликацию в стиле «просто, понятно и доступно всем».
42
И этак-то оно и вправду иногда случается как раз оттого, что целое учит и вдохновляет к душевному подъему, ну а рваные клочки расхожих истин запросто затем приучат человека к нигилизму, а точно также и тому почти бессознательному отрицанию природы как сложнейшей структуры, в дебри, которой попросту нельзя сходу вламываться носорогом.
Ну а в действительности можно разве что довольно-то уж осторожно расчищать себе путь посреди ее бескрайне и по сей день до чего весьма запутанных зарослей.
И вот чего пишет по этому поводу писатель Сомерсет Моэм в своем романе «Луна и грош»:
«Неужели, по-твоему, красота, самое драгоценное, что есть в мире, валяется, как камень на берегу, который может поднять любой прохожий? Красота – это то удивительное и недоступное, что художник в тяжких душевных муках творит из хаоса мироздания. И когда она уже создана, не всякому дано ее узнать. Чтобы постичь красоту, надо вжиться в дерзание художника. Красота – мелодия, которую он поет нам, и для того чтобы она отозвалась в нашем сердце, нужны знание, восприимчивость и фантазия».
Да только фантазия эта должна быть именно во всем сколь еще многозначительно и многоступенчато развитой и творческой, а не до чего расфуфыренно же восторженной или совсем бесцельно, как есть умиленно прекраснодушной.
Всякая чувственная сладостность, основанная не на разуме, а на блаженных эмоциях всего-то навсего радость неземного бытия в окружении весьма ласковых чьему-то сердцу иллюзий.
В реальности всякому высокому духу нужно иметь железобетонно твердую опору на этой и впрямь до чего отвратительно грязной земле.
Нельзя парить в облаках и при этом верно видеть то, что происходит где-то далеко внизу.
С высоты праздно сытого до чего еще блаженно несведущего жития-бытия сколь многое подчас явно видеться слишком мелким и ничтожным…
А потому и бесцельно калечить уже кем-то до того вдоль и поперек искалеченные людские судьбы и будет казаться самым что ни на есть благородным и праведным делом.
Есть люди фанатично стоящие за добро, однако никак при этом не понимающее, что сам этот их слепой фанатизм явно так во всем лютее самого лютого зла.
Да и вообще всякая естественная простота чего бы то ни было может быть выкуплена одним разве что донельзя тяжким интеллектуальным трудом, и ему обязательно должно будет оказаться всецело продуманным, а то чувство блаженного полета для всего человечества… запросто может продлиться и куда подолее, нежели чем несколько каких-либо самых злосчастных секунд.
43
И всякое весьма строгое идеалистическое препарирование всей той повседневно нас окружающей действительности есть сущее снятие с нее шкуры, и уж когда будет она полностью освежевана, то это как раз тогда человек и сможет до чего вероятно оказаться на этой земле чем-либо не нужным и попросту исключительно так фактически лишним.
Природа, в конце концов, именно что, неминуемо сжив со света, весь род людской, сделает из него еще одно мертвое ископаемое в своих глубочайших недрах.
И совершит она это попросту вот никак не стерпя над собой того крайне простого тупого насилия, а тем более и дико беспощадного научно-познавательного измывательства.
Причем, прежде всего это произойдет как раз именно из-за одной той донельзя глупой нашей привычки – все, значит, разбивать на куски, дабы затем наскоро склеивать его заново, но во всем непременно «по-своему».
А между тем подобное поведение никак не свидетельствует о некоем явном наличии наивысшего разума, а скорее как раз о полном презрении к самому как он есть инстинкту самосохранения.
Человеческий разум – это вообще, прежде всего, умение идти против всех законов природы, а это значит, что люди могут запросто и бездумно уничтожать созданное миллионами лет эволюции и считать это великим счастьем прогресса, да и вообще своей явной победой над чудовищной дикостью вовсе этак до чего нелепого прошлого.
Причем, то доселе бывшее над всем и вся безоглядно главенствующим строго естественное – ныне надо бы попросту как есть разодрать в те самые мелкие клочья, ну а затем и наскоро его весьма успешно сколь мастерски улучшить, потому, как ранее оно было слеплено до чего бессовестно же примитивно и явно наперекосяк.
И кое-кому со всей очевидностью кажется, чем-либо на редкость безупречно вполне достойным и естественным – поначалу так все, то ныне существующее до самого основания под самый корень изощренно разрушить, разбив все уж чьи-либо составные части на всяческие те наиболее мелкие, мелкие его осколки.
Ну а лишь затем и составить в уме подробный и до чего еще основательный план, как это именно его во всем том дальнейшем более чем посильно переоформить заново в некое единое, разумное, но главное – теперича как раз-таки чисто во всем по-нашенски скроенное целое…
44
И это явно находит вполне доподлинное отображение во всей культуре и искусстве, но прежде всего это сколь весьма вот до чего незыблемо разом касаемо всякой той или иной истинно на редкость донельзя так во всем разнообразной человеческой натуры.
Раз у нее и впрямь довольно умелой и верной рукой фактически безукоризненно уж наскоро попросту отсекается все, то в ней явно как есть кажущееся несколько чрезмерным и полностью излишним, а на редкость до конца раскрыто передаются одни те наиболее наглядные, поверхностные черты.
Причем в этаком ключе все это кое-кем более чем задушевно производится исключительно ради того, дабы далее вовсе не составило ровным счетом никакого труда со всех видимых сторон, куда выпуклее в нем разглядеть те единственные кое-кому крайне ведь нужные признаки.
Ну а дабы их вполне стояще распознать, нужно бы всецело перечеркнуть, то, что чрезвычайно вот излишне усложняет всю ту и впрямь крайне же сложную картину мироздания.
А каждый тот еще отдельный человек это целая вселенная и его единственную и неповторимую индивидуальность никак нельзя рассматривать как один лишь только тот мелкий болтик в огромной государственной машине.
Ну а единение масс под широко развивающимся флагом борьбы со всею той жуткой скверной чудовищно загнивающего классового общества это, прежде всего создание чересчур ярких миражей в безводной пустыне…
Правда, понятно, что кто-то как-никак явно захотел разве что только как лучше, а тот самый плачевный результат он никак не от нежелания совершить благо, а от общей неопытности и как есть еще на редкость весьма самонадеянного оптимизма.
Хотя на самом-то деле из подобного рода рассуждений и впрямь-таки чисто поневоле получается одна слащавая и гнилая полуправда, в которой более чем многогрешно навсегда утопнет все неискусственное, никем не придуманное, а останутся на самой поверхности одни те весьма остро выпирающие наружу чисто аморфные и самые исключительно наилучшие намерения.
И будут они торчать из каркаса убогой действительно именно что те еще кем-либо до чего жестоко сломанные ребра…
А все это именно потому что та самая настоящая жизнь никак не празднична и вполне праведным образом ее ведь следует где-либо отображать именно так безо всяких прикрас и визгливых восторгов, а кроме того и без какой-либо донельзя унылой и крайне назойливой схематичности…
А иногда еще и происходит то самое донельзя суровое выпячивание именно тех людских черт, которые сколь явно хотел всеми силами со всем тем мясом для пущей наглядности разом уж выдрать из всей той повседневно окружающей его действительности их никак не в меру блаженный духом, донельзя добропорядочный душка-автор.
45
Яростные устремления гения Чехова по тому на редкость как есть более чем бескомпромиссному устранению всех и всяческих ростков праздности из широчайшего поля какой-либо вообще общественной жизни русского общества наиболее наглядно и верно переданы как раз-таки в трех его пьесах.
Причем они-то для всего своего собственного поколения и века отнюдь не являлись ничем, собственно, большим, кроме как теми донельзя вот страстными агитками, хотя вместе с тем и без тени сомнения вполне этак полубезумно гениальными произведениями величайшего искусства.
То есть, вполне оно допустимо, что для некоторой части публики они, может, и были одними лишь беспримерно виртуозными шедеврами пера великого гения своей эпохи…
Однако в безумно ясных, словно синее небо очах безгранично над всем и вся в то время довлеющего большинства тем пьесам было дано предстать в одном виде феноменально наглядного подтверждения наивысшей и вездесущей правильности и без того повсеместно витавших тогда в воздухе идей.
А главное, речь тут явно идет именно той до чего еще совсем так на редкость безгрешной, а главное – излишне же воинственно классовой справедливости.
А идейки те были остры, впрямь-таки словно ножи, а посему и самая срочная чья-то надобность их весьма вот изумительно скорейшего прилаживания к суровым реалиям житейской действительности и привела к самым страшнейшим тяготам народа во времена бесконечно долгих лет невероятно чудовищных испытаний и лихолетий советского периода российской истории.
46
И чего это тут может на деле быть хоть сколько-то и близко никак этак вовсе до чего только непонятного…
Демагогии всеобщего трудового сподвижничества был, безусловно, и впрямь неотъемлемо считай что, как штык весьма же неотъемлемо нужен, как раз-таки тот весьма ведь безупречно надежный, и на редкость успешно и безотказно работающий великий катализатор.
И очень вот искренне жаль, что столько большого таланта было некогда совсем без пользы истрачено разве что ради того, дабы весьма наглядно и подробно со всех сторон передать всю ту донельзя непотребную словесную фальшь!
Советский лозунг «Слава труду!» – более чем явное чеховское наследие, самое глубокомысленное производное всех его великих пьес.
Однако и другие авторы тоже зачастую ловят один лишь, как он есть лейтмотив современной общественной жизни, но вовсе не саму ее вполне до конца во всем до чего на редкость как она есть полновесную суть.
Причем почему-то именно от духовной и физической сытости автора во всем его творчестве затем и проявляется вся эта немыслимо твердая убежденность в той еще как-никак самой неотъемлемой необходимости весьма этак смело обогатить весь этот мир какими-либо до чего несусветно популистскими идеями добра и света.
И это как раз из-за них Пикассо и нарисовал свою голубку мира, а не отобразил на широком полотне развалины города после той, не дай уж еще Бог некогда на деле приключившейся всесокрушающей ядерной войны.
И это именно Брэдбери в своих «Марсианских хрониках», как и во всем своем творчестве, довольно-таки верно предвосхитил весь тот чисто же дальнейший крен этой нашей нынешней цивилизации в сторону самого, как есть полнейшего медленного, но верного техногенного саморазрушения.
47
Причем всякая та неимоверно грубая утилитарная восторженность и впрямь-таки разом расхолаживает всю душу современного человека.
И это одни лишь те сколь яркие положительные эмоции, что разом так и окажутся, полностью так всецело настояны на одном том, как есть весьма ведь благочестиво мыслящем разуме, до чего еще явственнее сходу отобразят всю полноту человеческих чувств.
А как раз именно потому, собственно, всем им и должно будет вполне так всецело еще послужить всяческому, как есть собственно только лишь уж дальнейшему развитию всей той истинно настоящей и разумной, а не той более чем приторно ласковой духовности.
И вот как до чего здраво и умело передает все вышеизложенное автором этих строк великий писатель Иван Ефремов в своем романе «Лезвие бритвы»:
«Уметь видеть, но не пытаться сложить из виденного целое, превратить в реальность, заставить поверить в него силой труда и таланта. Наоборот, они стараются рассыпать целое на крохи. Разбить вазу, чтобы любоваться причудливой формой черепка. Выбрать из живой игры светотени изображения две-три черты, пару красочных пятен и назвать это именем целого, заменяя мудрость собирателя красоты умением анатома. Это неизбежная расплата за разрыв с природой, с ее изменчивой игрой форм».
А впрочем, да, может, то само собой и являет весьма верный образец той еще на редкость и впрямь уж доподлинной правды…
Поскольку вполне этак есть уж хоть какая-то возможность, что в буквально любой, пусть даже и самой примитивной игре с человеческим сознанием всенепременно порою возникает некое псевдоподобие внешнего развития.
А все-таки донельзя ведь оно при этом более чем жалко и убого, а потому и близко и в жизни, вовсе-то не достичь ему тех как есть еще до чего изначально всею культурой перед всяким представителем нынешнего человечества отнюдь уж никак не наспех поставленных задач.
