скачать книгу бесплатно
Ольге не понравилась эта последняя фраза, обшарканная, как лестничная ступень подошвами прохожих.
Какой смысл он хотел вложить в нее? Впрочем, возможно, ему и в голову не приходило придавать ей какое-то особое значение?!
Она постаралась подавить свое огорчение и продолжала:
– Если бы мне сказали, что мы вновь встретимся, да еще так, за одним столом, я бы не поверила!
– Вы правда не знали, что я сижу за этим столом? – Борис явно в том сомневался.
– Как?! Вы допускаете, что я специально села рядом с вами?! – Ольга, потрясенная, приостановилась, высвободила свою руку.
– Да нет, нет, это я просто так сказал. В самом деле – невероятно!
Но шли они теперь уже поодаль друг от друга. Она чувствовала себя безвинно униженной. Если бы ей это было известно, она ни в коем случае не села бы за этот стол, хотя бы из опасения быть заподозренной в навязчивости.
– Пойдемте обратно, – предложил Борис. Ольге хотелось уйти с ним куда-нибудь далеко-далеко, а вот он, как видно, такого желания не испытывал. Ну что ж, пожалуйста.
– Чем вы занимались все эти месяцы? – Ольга поняла: Борис имел в виду время после их знакомства в Прибалтике. Для нее многое измерялось этим «расстоянием».
– Работала, думала о вас… – честно ответила она. Борис вновь искоса взглянул на Ольгу нежно и признательно. Ей ни о чем спрашивать его не хотелось. Правды он мог и не сказать. Ложью же пусть себя и ее не унижает. Он рядом – и никаких проблем!
– Какая у вас профессия? – неожиданно задал вопрос Борис. И вроде бы виновато объяснил свой интерес. – Мы так мало знаем друг о друге…
– Я – экономист, – кратко ответила Ольга.
– Трудная и, по-моему, не женская профессия, – то ли уважительно, то ли сочувствующе высказал свое мнение Борис.
– Почему вы так думаете? – Ольга удивленно вскинула брови, приподняла плечи. – Конечно, моя работа требует большой точности, четкости, внимания. И… профессиональной грамотности. Но я ее люблю и успешно с ней справляюсь.
У входа в свой коттедж Борис приостановился, просто, естественно, как будто не впервой, пригласил:
– Зайдем ко мне.
Ольга отпрянула.
– Нет.
– На несколько минут. Прошу вас, – он крепко сжал ее кисть.
Боясь обидеть Бориса, но и не желая ему уступать, она, вырывая руку, пояснила:
– Пора ужинать.
– Да успеем. Ужин до восьми. Я озяб, у меня совсем легкое пальто…
– Зайдите, погрейтесь, – она наконец высвободила руку и хотела уйти, но Борис ее остановил:
– Да погодите, – взглянул на часы. – Ужинать так ужинать… Не хочется расставаться.
Эти последние слова были произнесены с такой подкупающей искренностью, что Ольга неожиданно для самой себя произнесла:
– Мы можем еще сегодня погулять.
– После ужина я поеду в Москву.
– Зачем?!
– Завтра рано утром мне нужно быть дома.Ольга прикинула: завтра суббота… что за дела могут быть у человека в городе в нерабочий день?! Но ничего уточнять не стала. Только поинтересовалась, когда он вернется. Это было для нее самым важным.
– Да завтра же, к обеду, в крайнем случае, к ужину.
3.
Вечером Ольга на танцы не пошла, хотя и любила танцевать. Развлекаться в отсутствие Бориса! Удерживало и настороженное отношение к Бекбулату Сулеймановичу. Уж слишком откровенно он выражал ей свое расположение. Она же не могла ни оценить, ни принять его.
Насколько томительно тянется время! А считается, что для всех всегда в часе шестьдесят минут! Непонятное заблуждение! На следующее утро, наспех перекусив, чтобы не встречаться с соседями по столу, Ольга вернулась в свою комнату, села к окну. И хотя знала, что Борис уехал домой, почти не сводила глаз с аллейки, по которой он обычно ходил. В то же время искоса поглядывала на часы: сколько еще осталось до обеда? До ужина? Нет, он должен непременно должен вернуться к двум часам!
А в памяти то и дело всплывали слова из песни «Нежность»:
Опустела без тебя земля,
Как мне несколько часов прожить?..
Казалось, что это сказано о ней, выражено ее состояние. Разве возможно, чтобы еще кто-то точно так же страдал, жаждал свидания с любимым?!
Словно и не было многих месяцев, разделявших их прошлогоднюю и эту встречи! Выходит, не остыли ее чувства, только затаились, а теперь выплеснулись мощным фонтаном.
– Можно у вас поубираться? – женщина с веником и ведром в руках остановилась в дверях комнаты.
– Да, пожалуйста, – обрадовалась ее появлению Ольга Своим присутствием она, быть может, хоть немного отвлечет ее от грустных, – почему, собственно, грустных? – но именно тягостно-грустных томлений.
Горничная обмакнула веник в ведро с водой и стала сметать пыль с ковровой дорожки. Выглядела она как девушка, внезапно пережившая тяжелое горе, – тонкий гибкий стан, крупные удлиненные синие глаза, но на лице, сохранившем черты привлекательности, множество морщинок.
Заметив, что Ольга ничем не занята, лишь разглядывает ее, Тоня попыталась завести разговор:
– А чего это вы одна сидите? Где ваша напарница?
Ольга ответила, что Татьяна Ниловна поехала домой.
– Ой, и чего это все в Москву так стремятся?! Даже во время отдыху. Да ничего хорошего в ней нету! Народу всюду полно! Раньше я тоже работала в Москве, а жила тут. Едешь с работы или на работу в электричке народищу – туча черная, все пуговицы пообрывают, да… Чтобы купить полкило колбасы или еще чево, надо очередь не знай какую выстоять! А у нас здесь или в других городах! Вон моя дочка, она врач, как окончила институт, работала в Москве, да… Потом уехала насовсем в Усть-Илимск. Не в тот, который старый, в Иркутской области, а есть еще один, новый, в пятнадцати минутах от того. Какая же там жизнь! Да там люди совсем ногами не ходют! На работу подают автобус, с работы – автобус, да… Даже по заводу не ходют, а ездят. Иностранцев там полно, новый комбинат строят, бумажно-целлюлозный, да…
В магазинах – колбасу никто не берет. Куры по одному рублю двадцать копеек, тамошние, свои, – тоже лежат навалом. Шубы – искусственные, натуральные, дубленки – сколько хошь! Моя дочка сначала туда ездила посмотреть, жила там восемнадцать дней, да… Жених у нее там был, он ее вызывал, юридический факультет окончил. Триста рублей получает. А его мать, она пенсионерка, тоже туда поехала, двести двадцать получает, работает уборщицей в столовой для иностранцев. Дом уже купили из двух комнат за тысячу рублей. Там у них так: приезжают – покупают, уезжают – другим продают. Потом туда насовсем поехала моя дочка, шесть часов на самолете.
– Чего это она из столицы в такую даль? – спросила Ольга.
– Ну а как не поехать? Замуж-то все равно надо выходить. Такое наше бабье дело. Хозяйкой стала в своем доме. И работа там у нее легкая, да… Здесь-то она работала, как уж это? В ре-ани-ма-ции. Так, кажется, называется. Очень трудная эта работа. Все поступают раздавленные, кто этажами, кто машинами. Они умирают, а врачу легко ли! Одно расстройство. У них в больнице еще хорошо было – все врачи свои: и хирурги, и по другим болезням. А в некоторых больницах – жди, когда тебе на подмогу привезут откуда-нибудь другого врача, да…
На вопрос, не думает ли она переезжать к дочери, раз так хвалит жизнь там, Тоня, выпустив из рук веник, с обидой и укоризной посмотрела на Ольгу, почти сердито ответила:
– Что я, с ума сошла? У меня тут сын, ему только шестнадцать лет, муж. Бросать квартиру? Она нам так дорого стоит! Семь лет работаю и все на нее, да…
– Кооперативную купили?
– Зачем кооперативную? Государственную, двухкомнатную получили, вон в том доме, она кивнула в сторону окна, из которого кроме парка и дач дома отдыха ничего не было видно.
– А сколько в нее надо! Она же без плитки, без антресолей, без шкафов, без полов, – набили кое-как досок, как в сарае, и с рук долой, да… Приходится всё самим делать, божеский вид придавать. И мебель надо сменить, и разные там шторы. Говорю же, на нее, матушку, теперь и живем. Вот уж когда это дело осилим, всё пустим на еду да одежку. Зараз на всё не хватает, сами знаете, какая у нас зарплата, да… Ну что, пыль еще стереть? – Тоня заправила волосы под косыночку, выдернула тряпку из-за пояса передничка, прошлась ею по столу, тумбочкам, подоконнику.
– Водичку сменить? – она кивнула на графин.
Ольга ответила, что сама нальет. Только что грязной тряпкой и веником махала и, не помыв руки, пойдет за водой! Горничная за работой не гналась: была бы честь предложена! Как только она вышла, Ольгу вновь охватили мысли о Борисе: уже пол-одиннадцатого. Он, должно быть, собирается в обратный путь. А что, если дела его задержат на весь день?! Да она с ума сойдет до вечера!
И тут ее осенило: а не съездить ли ей домой. Время скоротает, заполнит хоть каким-то делом и кое-что из вещей возьмет. Когда собиралась сюда, думала: для кого ей там выряжаться? Две-три смены – и хватит. Она ехала не флиртовать, не наряды демонстрировать, а отоспаться, отдохнуть, почитать. Дома как-то на всё это не хватало времени. Но, встретившись с Борисом, сразу почувствовала,
пребывание в доме отдыха требует и соответствующей «экипировки».
С чего это ей прибедняться! Не в поле обсевок!
В дом отдыха она ехала на такси, так как не знала, где он находится. Здесь ей объяснили – на электричке до ее района рукой подать. Потом несколько минут на автобусе почти до дома. Она быстренько собралась и, не обращая внимания на удивленные взгляды отдыхающих – среди них Бориса ведь не было, – почти бегом направилась к железнодорожной станции. Всё ей сопутствовало – только купила билет, подошел поезд. Через десять минут – Востряково. Тут же неподалеку – автобусная остановка. А вот и ее рейсовый автобус.
Ольга не стала звонить в квартиру, а отыскала в сумочке ключ и отомкнула дверь. Где-то в глубине ее сознания внезапно возникло намерение проверить мужа в верности. Правильно замечено: всякий судит о другом по мере своей, ну… не испорченности, так уж во всяком случае, вины! Андрей настороженно выглянул из кухни. Он был в ее цветастом переднике, очевидно, готовил обед. Увидев Ольгу, обрадованно воскликнул:
–Кого вижу!.... Вот это сюрприз! – и тут же начал снимать фартук. В присутствии жены заниматься немужскими делами!
Супруги обменялись поцелуем – так у них было заведено при встречах и расставаниях. Ольга вздохнула с облегчением: муж по-прежнему ей предан душой и телом. Как же приятно в этом вновь и вновь убедиться! Какое счастье – и дома у нее все благополучно, и… это внезапное озарение – любовь к другому мужчине, к тому же, как кажется, взаимная!
– Ты чего это надумала? – Андрей прижал Ольгу к груди. Как не растрогаться – только уехала и уже не выдержала, прикатила. – Ах ты, моя радость! – И за руку потянул ее из прихожей в комнату.
Ольга не сопротивлялась: впереди у них около трех недель разлуки. Да и муж… пусть тешит себя хоть таким заблуждением. Она только спросила, не сбежит ли то, что на плите.
– Я уже все выключил, все готово, придет сын будем обедать.
Вскоре заявился Игорек. Увидев Ольгу, он в радости разбросал по прихожей шапку, пальто, ботинки, ранец и со словами:
– Мама, мамочка! – повис у нее на шее.
Отец с нарочитой строгостью потребовал, чтобы сын срочно навел порядок в прихожей. Но тот, как бы не слыша его, перескакивая с одной темы на другую, взахлеб посвящал мать в дела и события своей школьной жизни.
– Ой, мама, что сейчас было!.. Шли мы с Хлебниковым домой. Ну из школы, после уроков. Четыре мальчишки из шестого «А» остановили нас, говорят Витьке: «За то, что ты трепался, сейчас будем тебя бить». Я подумал: «Что мы вдвоем сделаем против четырех, да еще таких верзил!» И говорю им: «Раз Хлебников трепался, давайте по-честному: дайте ему три раза по затылку, и все»… А они стоят и улыбаются. Я спрашиваю: «Ну чего же вы? Сколько мы будем вас ждать?» А бросить Витьку одного я же не могу! Не по-пионерски. Тогда один как размахнулся, как даст Витьке по щеке, по самому больному месту, и они ушли.
Заметив недоуменный взгляд матери, пояснил:
– У него, мама, огромный шрам через ту щеку! Летом он плыл с отцом на лодке по Москве-реке, к ним подошла моторка. Их лодка наклонилась, Витька вот так упал на борт, ему как даст по лицу винтом моторки! Все каникулы он лежал в больнице, кожа до кости была разрублена. Мы как узнали об этом, под «ура» Выбрали его председателем пионерской дружины. Заслужил! Как участник войны!
– Ну, Игорек, хватит, – остановил сына Андрей, – мама с дороги устала, пора обедать. А ты еще не убрал свои вещи.
– Да погоди ты, папа! Я еще расскажу про пение! – обиженно отмахнулся мальчик. – Сам говорил – смешно, а мама не знает.
– Ну расскажи, расскажи, – разрешила Ольга, растроганная вниманием сына и мужа.
– Понимаешь, мамочка, к нам пришла новая учительница по пению. Смешная! Она очень плохо видит. Когда ставит отметки, надевает сразу двое очков, ну вот так – одни, а на них вторые… Один раз она ходила по всем классам, спрашивала, не у них ли забыла свои окуляры. Потом повесила на всех этажах объявления: кто нашел ее очки? Знаешь, где они оказались? В ее портфеле! Правда, смешно?
Ольга улыбнулась: в самом деле, мол, нелепое недоразумение! И хотела встать со стула, но мальчик вновь усадил ее на место со словами, что он еще не всё про пение рассказал, чего же она торопится?
Ольга, с трудом сдерживая себя, приготовилась дослушать сына.
– Эта учительница, мама, велит нам вот так сильно разевать рот, когда мы поем. Ходит по классу и всем говорит: «Шире, шире», – и лезет в рот своим пальцем. А вдруг он грязный! Правда, мама? Она говорит: «Сварите дома яичко, обхватите его губами, будете знать, как надо раскрывать рот». А мы спрашиваем: «А вдруг проглотим?» Она говорит: «Будете сыты, вот и всё». Но ведь оно в скорлупе! Как же это, мама?
– Учительница пошутила… – заметила Ольга, чтобы унять мальчика.
– Да нет, мама! Она весь урок только и говорит про яичко и про рот яичком. Подходит к ученику близко-близко и смотрит – яичком рот раскрыт или нет. Если яичком, говорит: «Молодец, ставлю пять». Один раз она велела начать нам петь, мы все раскрыли рты яичком, понадеялись друг на друга, и никто не запел. Как к кому учительница наклонится, тот начинает кричать: о-о-о! Разве, мама, это правильно, ну… петь разинутым ртом – яичком? Ничего же не получается!
Поняв наконец, что ни мать, ни отца дела и проблемы пятого «Б» не заинтересовали, Игорь обиделся, насупился и стал ползать по прихожей. Пальто и шапку повесил на вешалку, портфель бросил на диван-кровать, ботинки швырнул поближе к стене.
«Бедный малыш», – с нежностью и жалостью подумала Ольга и обняла, поцеловала его, объяснила: она же спешит, вот как вернется совсем, у них будет уйма свободного времени, чтобы поговорить, всё обсудить.
…В дом отдыха Ольга вернулась к полднику. Лишь ее и Бориса булочки лежали нетронутыми. Как хорошо, что она за это время побывала дома, убедилась, что там всё благополучно. И принарядиться теперь есть во что! И до возвращения Бориса – он говорил, что в крайнем случае вернется к ужину, – оставалось не так уж долго…
4.
Борис пришел, когда Ольга, затягивая ужин, допивала чай. Она покинула столовую, ни о чем его не спросив, не упрекнув в задержке, попрощалась лишь долгим укоризненным взглядом.
Но Борис, кажется, его значения не понял: такими ласковыми, добрыми были его глаза и улыбка.
Из полумрака комнаты было хорошо видно, что происходило на освещенной заасфальтированной площадке перед центральным корпусом. Но Ольга смотрела лишь на тех, кто выходил из него. И мгновенно определяла – не Борис, и это не он… Она узнавала его по особой, чуть склоненной посадке головы, по походке, не похожей ни на чью другую. Но как ни старалась, определить, в чем же эта особенность, не могла. Очевидно, эту исключительность она не столько видела, сколько чувствовала.
Обеспокоенно взглянула на наручные часы: более двадцати минут ужинать! А что, если он вышел, а она его не заметила! Ей вновь стало грустно и тоскливо: целые сутки отсутствовал, а когда она уходила из столовой, он ее не остановил, не пригласил пройтись перед сном.
И тут – легкий стук в дверь. Кто бы это мог быть? Приятельница Татьяны Ниловны? Но неужели она не знает, что та поехала на именины внучки?
Не спрашивая «кто», не приглашая войти, Ольга подошла к двери, распахнула ее. В освещенном коридоре стоял Борис.
– О-о-о! – произнесла она, сама не осознавая, чего больше вложила в это короткое, но емкое восклицание – радостного изумления или искреннего недоумения. Так внезапно, без приглашения, договоренности явиться к ней!
Борис явно опешил от такого приема, но, успев заметить, что в комнате больше никого, внес ясность:
– Я хотел напроситься к вам в гости…
Отказать – значит обидеть, а то и вообще прервать их отношения. Это было свыше ее сил.
– Пожалуйста, заходите.
Борис вошел, огляделся, похвалил «апартаменты»: довольно просторные, окно в сторону парка…
– Садитесь, – Ольга показала на кресло в углу комнаты, сама села у стола. Только что так рвалась к нему, а встретились – вроде и сказать нечего. Очевидно, то же самое ощущал и Борис, ибо совершенно неожиданно произнес:
– В этом костюме вы ездили в Домский собор.
– Вы помните?! Ольге показалось это чуть ли не равносильным признанию в любви: за столько времени не забыть! Экскурсия в Домский концертный зал Государственной филармонии в мельчайших деталях запечатлелась и в ее памяти. Получив билеты у экскурсовода, Ольга и немолодые супруги Завьяловы, с которыми она там подружилась, решили ехать в Ригу, так сказать, в индивидуальном порядке. Концерт начинался в шестнадцать часов, времени оставалось в обрез… Они поспешили на станцию. У выхода с территории санатория прохаживался Борис. Похоже, что на концерт он не собирался.
