скачать книгу бесплатно
Перешагнув через листок, я направился по ходу движения поезда. Тихо ступая с пятки на носок, будто боялся кого-нибудь разбудить, хотя кроме соседнего купе, остальная часть вагона была совершенно пуста и будить было в полной мере некого. Поезд шатался, бросал меня от стены к стене, за окнами, меняя тональность, прожужжал колокольчик. Некоторые двери были открыты настежь, другие приоткрыты чуть-чуть, я заглядывал за каждую, надеялся заметить какую-нибудь особенность, да просто из любопытства. Но за каждой дверью ничего примечательного не находилось: пустая бутылка на полу, кусок газеты на полке, сорванная занавеска.
Но тут, в последнем купе у самого выхода в другой вагон, я встретил глазами проводницу. Это была пухлая женщина, небольшого роста, со средними светлыми неухоженными волосами. Ее белая кожа терялась на фоне темно-синей форменной одежды. Она сидела на кровати, низко свесив голову, которая раскачивалась согласно с поездом, ее руки лежали на коленях ладонями вверх. На груди висел старинный фотоаппарат в кожаном чехле. Ее облик источал уныние. Я не понимал, спит она или умерла уже вовсе. И тут я заметил на столике маленького лупоглазого белого с серым котенка, который стоял на краю и боялся спрыгнуть проводнице на колени. Этот маленький шерстяной носок был единственным, что не выглядело мертвым и таким чудовищно унылым в грязно-голубом свете привидений и призраков, осеняемых фонарями сквозь иллюминатор проводницкого склепа.
Холод бежал по моей спине. Ночь была черной. Вымершие вагоны чаровали и наводили животный страх. Металлические части состава скрежетали зубами и мучились под напряжением. Я застыл в оцепенении, боясь вспугнуть это навивающее ужас кладбище.
Котенок бухнулся на руки проводнице, и та открыла глаза, полные колоссального уныния и упадка. Я хотел незаметно сбежать, но понимал, что она чувствует мое присутствие.
– Что угодно? – спросила она, не поворачиваясь ко мне и натирая глаза костяшками пальцев.
– Здравствуйте, – сказал я, пытаясь придумать причину.
– Здравствуйте! – обернулась она и внимательно осмотрела меня, будто я сказал нечто удивительное, отстранившись шеей назад и убирая с колен котенка за пазуху, – Так что угодно?
От некоторой неожиданности, мне совершенно ничего не лезло в голову. Спросить: «что мы сейчас проезжаем» – было бы наибольшей глупостью.
– Что мы сейчас проезжаем?
Проводница живо подскочила и, бесцеремонно сдвинув меня рукой, уткнулась в пейзаж за окном.
– Росарио, наверное, или Ченнай. Который час?
Я посмотрел себе на запястье, – у меня нет часов.
– Ченнай, наверное, или Акюрейри!
На ее руке прямо перед моим лицом красовались часы.
– У Вас же вот часы!
– Эти? А они не ходят!
– Зачем же Вы их носите?
– Красиво! Красиво же? – и она спозировала с часами.
– Да, ничего, – смущенно сказал я.
– Знаете, колесная пара бьется о стыки рельс где-то раз в секунду. Так что если считать удары и знать время отправления, то можно прикинуть который сейчас час, – и она заливисто засмеялась, согнувшись вдвое и ухватившись за мою руку, чтобы не упасть.
Я совершенно не знал, как мне себя вести и потому просто стоял и ожидал, пока она успокоится.
– Ой! – оборвалась она, – а можно я Вас сфотографирую и немедленно начала распаковывать свою камеру.
– Нет, нет, не надо, я бы не очень…
Но она совершенно меня не слушала, подхватила объектив второй рукой и начала настраиваться на мое лицо. Я прикрывался рукой и неуверенно отговаривал ее от этой идеи – болтаться на пленке незнакомого человека мне совершенно не обещало ни малейшей радости. Между тем она спустила затвор прямо через мою руку, и мое отступающее лицо осело на серебристой пленке.
– Еще раз, – коротко выстрелила та и начала трещать механизмами, переводя кадр большим пальцем.
Я выпрямился, коль скоро мой отказ все равно не возымел силы, и попытался натянуть улыбку. Вид, конечно, представляю себе, у меня был совершенно не ко двору.
– Отменно-великолепно! – рапортовала проводница и начала суетливо прятать камеру обратно в толстый старинный чехол, крепившийся прямо к снизу фотоаппарата, – так, милый мой, что теперь?
Она осмотрелась в одну сторону, а потом в другую:
– Вы уже все тут исследовали?
– Более или менее, – ответил я.
– А я – нет, – озадаченно цокнула она, но тут же улыбнулась и утвердила:
– Идемте!
Она взяла меня за край рукава и потянула в другой конец вагона. Я вяло сопротивлялся, отдаваясь на милость дамы с котенком за пазухой, который торчал из разреза воротника и смотрел на все оголтело и затаившись. Я, надо приметить, тоже торчал из разреза воротника и выглядел так же.
Пробежав мимо всех дверей, проводница затормозила у туалета и эффектно поделилась: «тут у нас – туалет! Познакомьтесь», – и улыбнулась.
– Да, спасибо, – кивнул я.
– О! Кстати, сфотографируйте меня, пожалуйста!
– На фоне двери в туалет?
– Да, пожалуй, отличная идея!
И она начала распаковывать камеру. Сняла с объектива крышку, а затем скинула с шеи ремешок и вручила аппарат мне. Я совершенно не понимал, чего она пытается от меня добиться. Вместе с тем, ее беготня становилась все забавнее и забавнее и я покорялся ее просьбам, не находя возможности отвертеться, а скорее – я увлекся сам.
В видоискателе был кромешный мрак. Я посмотрел на объектив, все верно, он открыт, но в глазок я ничего не вижу. Ах, да, уж какой-то совсем серый силуэт начал проступать. Я прицелился примерно и нажал на кнопку. Фотоаппарат щелкнул – едва ли там что-то могло получиться.
– Отменно! У Вас определенно способности! – она забрала камеру из моих рук и, повертев колесиком, перевела кадр.
– Благодарю!
– Вы, кстати, в вагоне-ресторане не были случайно?
– Абсолютно случайно, – мотнул я.
– А зря! Наш «шеф», ну, Вы понимаете: «ШЕФ» – подает поразительный черепаховый суп! Я сама, правда, не пробовала. Но согласитесь, – раздосадованная, она прикусила губу, – черепаховый суп не может быть плохим?
Она заглядывала в мои глаза, и я, конечно, согласился:
– Определенно, не может!
– Значит, Вы попробуете?
– Непременно!
– Вы как к черепахам относитесь?
– Эм… с уважением…
– Попробуйте, и расскажите мне Ваши впечатления! Обещаете?
– Да, так точно, обещаю!
– Ну,.. я спокойна…
Уже говоря эти слова, она отвернулась, переметнув свое внимание на что-то еще. Несколько мгновений она стояла, размышляя и вглядываясь в темень вагонной пустоты, а потом хихикнула и понеслась в середину. Я устремился за ней, уже безо всякого принуждения.
Подбежав к купе моего соседа, она хитро посмотрела на меня, затем приложила указательный палец к губам и тихонько надавила на дверную ручку. Дверь не поддалась. Тогда она густо задышала, сдерживая смех, и залезла в карман за универсальным ключом. Я чувствовал себя хулиганом, который с молчаливого согласия втягивается в безобразную авантюру. Рядом с проводницей – я был «младшим». И мне это занравилось несусветно! Она тем временем хрустнула замочным механизмом и, налегая на ручку, образовала в дверном проеме щель.
– Гы, – прыснула проводница, с видом истинного гопника, – дрыхнет, старая калоша.
Она прикрыла дверь, изогнула шею, поцеловала обалделого котенка в маковку – промеж ушей-треугольников и в одно движение достала из нагрудного кармана блокнот и карандаш, помусолила на языке и размашисто накалякала: «Сегодня Вы самый великолепный!» Причем слово великолепный не влезало в ширину листа – было загнуто своим окончанием к низу и буквы тоже поменяли размер – стали меньше. Затем она сорвала лист из блокнотной пачки и пришпандорила клейкой стороной к двери старика-соседа, хорошо притерев по липкой полосе пальцем. Затем, оценив внешний вид всей двери и подмалевав кривоватую «е» в первом слове, она твердо кивнула и, конечно, теперь понятно откуда появляются эти листки на полу и повсюду.
Раздался щелчок и, обнажив свою хитрющую улыбку, проводница перевела кадр, на котором сохранилась дверь с листком и надписью поверх.
– Давайте и Вас на фоне двери! – она навела объектив на меня.
Я распрямился и подался поближе. Раздался щелчок и за ним затараторила трещетка перевода кадров. И я улыбался и любовался всем вокруг.
– Пойдемте теперь кондуктора напугаем! – захохотала проводница.
Я осекся. Хорошее настроение было застлано поверх дурным.
– Нет, вырос я немного из этих штук.
– Ой, не говорите глупостей! Какая Вам разница, во сколько лет становиться счастливым?
– Не знаю…
– У Вас был велосипед в детстве? – не остановилась она.
– У меня?.. Не помню, откровенно говоря.
– Вы не помните, был ли у Вас в детстве велосипед?
– Был, наверное.
– Такое ощущение, что у Вас детство было 1000 лет назад, что Вы его не помните.
– У меня – такое же ощущение.
– Ну, вот подумайте: «был у Вас велосипед», «не было у Вас велосипеда» – ну какая теперь Вам разница? Будьте счастливы сейчас – в эту минуту. Ваша прежняя жизнь, Ваши прежние удачи и неудачи – не мешают Вам быть счастливым в эту минуту.
– Наверное так.
– Да что «наверное»? Вот Вам загадка: девять раз подбрасывали монетку, девять раз она упала решкой, какова вероятность того, что и в десятый раз подкинутая, она упадет решкой?
Она скомкала губы и заглянула мне в глаза. Я смотрел ей в ответ.
– Прикиньте! – надавливала она, – девять раз уже бросили – и все решки! И чтобы десятый раз тоже решка – какова вероятность?
– Ну, это считать нужно, там пятьдесят на пятьдесят в первый раз, ко второму уже ноль, точка, двадцать пять, третья – ноль, точка, двенадцать…
– Да нет же! – прервала она, – не надо там считать!
Я смотрел недоумевающе.
– Пятьдесят на пятьдесят!!! Девять раз подкинули – все решки. И перед десятым броском вероятность выпадения решки – пятьдесят на пятьдесят!!!
– Да, – кивнул я, – верно.
– Не важно, что Вы выкидывали себе в прошлых бросках. Перед новым Вы – чистый лист.
Она замолчала и я вместе с ней. Мы стояли и смотрели друг на друга. Мимо нас пролетали города с морями и пустынями, а относительно друг друга мы были недвижимы. И в этой паузе я просто смотрел на нее. Удивительно, человек кажется таким пустым, пока ты ничего о нем не знаешь и таким наполненным, как только с ним разговоришься. И каждый раз ты допускаешь одну и ту же ошибку: считаешь что незнакомец тебя ничем не может удивить.
Щелчок, улыбка, трещотка.
– Конец пленки, – посмотрела она на камеру, – могу я попросить Вас об одном одолжении, помимо супа, конечно?
– Слушаю, – я был серьезен.
– Заберите пленку, проявите ее, пожалуйста, когда появится такая возможность, и напечатайте, если получатся удачные кадры.
Она, не дожидаясь ответа, начала откручивать рычажком пленку обратно в кассету. Затем бережно раскрыла камеру и, изъяв катушку, протянула ее мне. Я молча взял и упрятал ее в карман.
– Спасибо, – безо всяких витиеватостей сказала она. И вдруг, улыбнувшись, добавила, – и, знаете что, возьмите Глашу пожалуйста!
Она подхватила котенка за шкибот и махом вытянула из-за пазухи.
– Ой, не, не, не, – разулыбался я, – кошка мне совсем ни к чему!
– Это кот!
– Кот Глаша?
– Да.
– Женское имя же?!
– Коту-то не все ли равно? – прищурилась она, – красивое имя!
– У Вас дети есть? – перешел я в контрнаступление.
– Нет.
– Нет? – я удивился.
