скачать книгу бесплатно
– А в тюрьме сейчас макароны, – оригинальничаем мы, увидев неизменное блюдо.
Нет, нас кормят очень недурно, но макароны!!!
Как гарнир, десерт или основное блюдо.
Они встречают нас утром, в обед и вечером.
Очевидно, кто-то угнал железнодорожный состав с макаронами и теперь щедро делится с курортниками. Дети едят вяло и требуют «Сникерсов».
На днях нам дали рыбу.
Дети, которые всегда воротили от рыбы нос, извергли рев восторга, как голодные тюлени в обнищавшем дельфинариуме.
– Воздух работает, воздух! – обрадовались мы.
– Акклиматизация! – поднял палец повар Геннадий.
С тех пор наши дети едят все подряд, не переставая.
Рекомендую Шови как лучший способ вылечить капризных детей.
День девятнадцатый
– Вы Мишку не видели? – Этот вопрос стал рефреном месяца. Его слышат все в течение дня, поэтому оперативно собираются свидетельские показания, врассыпную идут поисковые бригады, и очень быстро беглеца обнаруживают в самых разных – но всегда опасных местах. То балансирующим на заборе с гвоздями и битым стеклом понизу. То с руками, опущенными в окончательную взбесившуюся после дождя реку. То в лесу, поедающим странные ягоды. Я похудела на шесть килограммов и теперь бегаю за Мишкой, держа штаны локтями.
– Почему ты убегаешь? – в отчаянии я попыталась договориться. – Если хочешь куда-то пойти, скажи – пойдем вместе.
Ребенок посмотрел на меня муравьиными глазками и обдал презрением: еще не хватало ходить за ручку, зачем отказывать себе в удовольствиях.
И опять убежал.
День двадцатый
В первый же день по приезду этот кошмарный ребенок перестал есть. В нем проснулась атавистическая ненависть его мамаши к столовым и к общественной еде, и Мишка планомерно и методично отказывается от всего, помиловав только картошку, рыбу и яйца. О, яйца!!!!!! Он может есть их в неограниченном количестве и в любое время суток.
Приходя в столовую на завтрак, обед и ужин, мы находим наш паек уже сервированным – строгая доза на каждого едока. Если нужна добавка, идем к окошку раздачи к повару Геннадию и клянчим у него что-нибудь.
И вот если в меню есть яйца, – а дают их нам довольно часто, – Мишка бежит впереди всех, хватает их с тарелки, мчится в поля с яйцами за пазухой и запихивает их в рот чуть ли не вместе со скорлупой.
– Ми-шка, Ми-шка! – неистовствует публика, обожая бесплатный цирк, и помогает ему воровать яйца. Я в ужасе – ребенок стал невменяемым, у него случилось яичное бешенство.
– Оставь его, – невозмутимая Наиле как врач смотрит на все со своей точки зрения. – Организм требует.
– Что организм, – ору я, вытаскивая из железных Мишкиных пальцев добычу, – у него же аллергия случится!
День двадцать первый
Апогея вся эта яичная клоунада достигла в момент, когда старшие брательники придвинули к себе тарелки и показали Мишке дулю. Он – уже слопав свою порцию – открыл пасть и вместе с фонтанами слез извергнул русские тексты с украинским акцентом (публикум побросал вилки и приготовил семечки):
– Мене нициво не дают кусать! Я халодны-ииий!
Молниеносно перегнулся и стянул с тарелки у Сандрика яйцо, прижав его к груди обеими руками. Сандрик вскочил и заорал:
– Я вас не просил рожать мне брата! Что я теперь, без яйца должен быть?!
Публика, получив желаемое, люто радуется. Я, сохраняя достоинство, иду к Геннадию клянчить еще порцию. Мишка интеллигентно отколупывает скорлупу, Сандро смотрит на него злющими глазами.
– Успокойся, – сказала я Сандро. – Геннадий сварит и позовет, ты лично их заберешь, и будут тебе яйца.
Спустя пять минут Геннадий перегнулся через подоконник и зычно позвал:
– Чьи тут яйца, заберите!
Мишку сдуло с места, и он понесся к заветной добыче, как нападающий в регби.
– Быстрей! Наперехват! – На мой рев со стульев сдернулись старшие и побежали спасать Сандрикину долю. Но Мишка уже цапнул из Геннадиевой руки яйца и скачками, как заяц, рванул через столики к выходу.
– Заходи слева! – Автошка старше всех и к тому же футбольный вратарь, мыслит тактически.
Но публика на стороне воришки; она помогла ему уйти.
Дальнейшая погоня переместилась на открытую местность, и зрители побросали свои тарелки, чтобы наблюдать за развитием событий с крыльца. Невозможно маленький и вредный Мишка двигался среди ромашковых облаков, как шмель, следом вскидывал длинные ноги свирепый Сандрик.
– Ми-шка, Миш-ка! – скандировала публика. Оглянувшись, воришка понял, что его скоро с позором настигнут, и, размахнувшись, зашвырнул яйцо раздора в сторону леса. Хохот пригнул ромашки к земле, Сандрик тоже растерянно заулыбался. Ему уже не хочется ни есть, ни пить – он вообразил долгую череду лет вместе с братом и решил, что лучше достойно принять судьбу.
Завтра едем домой. Не может быть!
День двадцать второй
Зачем, зачем мы вернулись?! Город дымится от жары, воздуха просто нет.
Где наши ромашковые поля, дикие лошади и вода со вкусом ржавчины? И чего нам не сиделось в затерянном мире?
– Свари мне яйца. – Мишка стоит, как мурашка, держа в каждой руке по яйцу.
Он их любит и сейчас: ворует из холодильника и тащит к себе в кровать.
А еще он научился готовить омлет – жарит его три раза в день и угощает всех, кого поймает. Теперь нам нужна целая упаковка яиц в сутки.
Четыре сезона эмансипированной женщины
Мишка ползает по мне, когда я стучу по клавиатуре, и зудит, чтобы я заканчивала работать и дала ему поиграть в змей. Я снимаю его с головы и делаю отвлекающий маневр:
– Мишка, я немного поработаю, потом поиграешь.
Он пыхтит мне в ухо:
– Ну ты потом, а я хочу сейчас!
Я, раздражаясь:
– Мишка, ну ты же так хорошо мух побил мухобойкой! Иди еще побей!
Мишка, возмущенно:
– Мухи уже все кончились!
Пока Мишка был маленький, я ухитрилась целый год поработать в офисе.
К концу этого срока дети распоясались, я поправилась на десять килограммов, заработала невроз и остеохондроз и поняла, что больше всего на свете хочу остаться дома. Однако и работать я тоже хочу!
А может, написать диссертацию по кино? Защититься и получить степень магистра по культурологии – звучит? И читать лекции студентам – красота!
Но я же ничего не помню. Летом жарко и надо выезжать с детьми на дачу, какая может быть умственная работа? Осенью начну.
Осень… Вот и осень наступила, черт бы ее побрал. Самое время собрать мозги и волю в железный кулак, взяться за научный труд и ежедневно, планомерно и целеустремленно писать диссертацию. Универсальный концепт в искусстве! Барт, Пазолини, Лотман – титаны семиотики. И английский наворачивать хотя бы по часу в день, а то сын уже меня обставляет. Новые материалы пошарить в сети – это уже без регламента, как получится. Ну, и замусоренную жаргоном речь очистить, в натуре. Ах, какая чудесная картина нарисовалась: меня ждет насыщенная, полная смысла жизнь. Я докажу всем, что есть еще порох в пороховницах! А какой великолепный пример для Сандрика? Блеск. Самая лучшая педагогика – это личным примером…
Сжимаю кулаки и решительно шагаю к компьютеру, мимоходом убедившись в зеркале, что брови нахмурены под правильным углом, и… Кстати, надо бы их выщипать. Ну, а как же работать с заросшими бровями?!. Так, теперь чистенько, гладенько, загляденье просто. Угу. О-о, эти усики! Почему они у меня растут только с левой стороны – неизвестно никому. Лучше в ванную, это не для слабонервных.
А ноги, простите за выражение? Что, если купальный сезон закончился, уже и ноги не надо эпилировать?! Что вы говорите, вот сами и сидите, как неощипанные курицы, а я люблю гладкость и свежесть. Лалала…
Интересно, как смотрится мой загар? Ну-ка, где купальник? Ой, когда это он порвался? Непорядок! Зашиваем, как в лучших мастерских Парижа. Ну разве с такой головой можно смотреть на себя в зеркало? Марина, я в душ, посторожи, чтобы эти малолетние вредители не лазили в комп! У меня там диссертация. Пока воображаемая, но мало ли.
Ну, все. Теперь я гладкая, как яйцо, и на мне даже пыль не оседает, ибо ей не за что зацепиться. И внутри черепа такой же пейзаж – стерильный и белоснежный, похожий на операционную. Мозги даже не похрапывают, а спят глубоким беспробудным сном, приоткрыв рот. Что там про знаковые системы? Чтобы втянуться, почитаю пока Кортасара – все-таки я больше филолог, а не семиотик, или как его там.
Пожалуй, рановато мне браться за тяжкий интеллектуальный труд – осень, биоритмы все еще настроены на отдых, мотивация незначительна, дожди, перемена сезона… Сейчас надо заботиться о комфортном состоянии, а то и в депрессию впасть недолго. Посидеть, что ли, на балконе и подумать о вечном. С сигареткой. Заодно и кофе сварить, да не как-нибудь, а по всем правилам. О, как раз девочки пришли! Вы не представляете, как вовремя – сделаю передышку. О, это ужас! Очень, очень тяжело идет работа – столько материала, и все это необходимо увязать с моей главной темой. Кхм…
Зимой – о! Зима самое милое дело: ходить некуда, дети, как гвоздями прибитые, смотрят мультики, сиди себе, шевели извилинами, куй будущую блистательную карьеру в теплой берлоге.
Зима… Мозги слегка продрали глаза, но напрягаться из-за чего-либо, кроме хлеба и зрелищ, упрямо отказываются. Ну, ладно, я еще немножко почитаю вот этот рассказик, как я могу пропустить такую прелесть, и потом сразу же начну набирать текст.
Как холодно-то! Надо готовить обед. О, сразу мозг развеселился и давай идеи генерировать. Зима – это такое дело, что надо хорошо кушать. Так, так, так… Ух ты, как плодотворно мозг-то заработал: выдал серию гастрономических галлюцинаций. Решено: делаем харчо из курицы с грецкими орехами, пирог с грибами и… и десерт какой-нибудь поплотней. Кекс, например. С изюмом.
Кухня полыхает огнем и гремит симфонией из четырех кастрюль сразу. Вот настоящее дело – кормить людей! Это вам не диссер кропать, который никому не сдался, разве что я заработаю невроз, а дети вырастут беспризорниками. Когда варится роскошный обед и квартира пахнет, как райский сон гурмана, мое чувство вины на время замолкает.
А? Что? Уже три часа прошло? Все-все. Сандрик из школы приходит, надо его кормить, потом уроки с ним учить, некогда мне семиотикой заниматься – вот так приносятся в жертву детям личные амбиции!
Так-с, откладываем всю домашнюю дребедень в сторону, дайте мне заняться собой, изверги!.. Кто это орет? Мишка? С горшка орет? Иду… Задницу и ту без меня не могут вытереть. Все, начали печатать… Так, кто там опять? Сандро? Голодный, значит. Как уроки учить, так голодный. Лопнешь, бедный, пятый раз уже обедаешь! Не обедаешь, а ужинаешь? Что, разве ужинать пора? А чем это я занималась все это время? Мда, ну что, почитала немножко в Интернете, время-то быстро улетает, черт… Что же мне вам приготовить? Оладьи со сметаной – это круто, а главное быстро. Мне работать надо!!!
Итак, Пьер Паоло Пазолини был не только гениальным экранизатором Бокаччо, но и теоретиком в вопросах киносемиотики… Красота! А вот каким боком сюда Умберто Эко приткнуть?
Да возьмите же телефон кто-нибудь!.. Але, я слушаю. Ой, кого я слышу! Ну как вы там? Забегу на днях, непременно, вот занята я очень с этой диссертацией, не поверишь: столько новых идей!.. Ну, и что он сказал? С ума сойти! А ты что? А-ха, так ему и надо! Стой, я только сок себе принесу… У, мхм… ха-ха!.. Ой, это Мишка орет, брательники подрались, надо разнимать. Ну все, забегу обязательно!..
Вот уснете вы, изверги, а я печатать буду… Мишка, подвинься чуть-чуть. И убери руку с моей груди, ты уже здоровый парень. Ну чего ты нахохлился, вон уже губы надул? Ладно, иди ко мне, только руку на шею, вот так. Все, спи давай. Не мешай Сандрику молиться. Все, вы уснете, я встану и… Как тепло, как уютно… Завтра напечатаю, зима длинная, ну его к черту… Нет, зима – это период спячки, лучше работать весной, с новыми силами, много солнца, приток новых идей – здорово. Да ее ждать всего ничего – вот как раз все праздники отгремят, потом дни рождений, и как раз весна.
Весна. Кто сказал, что весной свежие соки бродить начинают, я вас спрашиваю?! Я бы из него эти соки выпустила и поглядела, как они бродят! У меня так полный авитаминоз и интересная бледность лица. Но, с другой стороны, остальные люди же работают, не умирают, надо и мне поднапрячься. Годдэм, завтра еще английский, а у меня амнезия на глаголы. Ай хев хед – как там дальше? Лучше бы я стала товароведом, как Ира советовала… Как же я буду рассказывать на английском про концепцию универсальных символов в искусстве? Я и так ее, на родном языке, с трудом представляю. Нет, весной полезнее заняться здоровьем. Фитнес не терпит измен! Менс сана ин корпоре сано, доказано эмпирическим путем.
Так, хоть бы одну страницу домучить. Кадр в кино можно рассматривать как аналог слова в литературе, а монтаж – это синтаксис… А как классно «Имя розы» экранизировали, чего там писать, там писать нечего, господа, там смотреть надо, смотреть и наслаждаться. Эх, или уж кино снимать самой… Вот только одним глазком гляну в блог и, честное благородное слово…
А? Ой, кормилец пришел!.. Дети где? А что дети? Телевизор смотрят, наверное. Порвали что? Прожгли занавеску? Ну и что, новые пора покупать давно. То-то я думаю, чего это горелым пахнет! Вот обед у меня – пальчики оближешь! Ой, он тоже сгорел, смотри ты… И пластилином холодильник залепили? Ну, отмоем… А зачем ты им принес пластилин, я же говорила, что в моем доме пластилин табуирован!!!
Уфф, еле отмыла холодильник. Вот у моих детей точно прилив энергии весной, как, впрочем, и во все остальные времена года. Когда они спят, кажется, что наступило военное перемирие. Теперь можно и поработать. Я сыта, минеральная вода стоит рядом, в туалете была, ноги укрыты. Закончились все отмазки. Судорожно шарю глазами по комнате и напрягаю мозг, вальяжно наблюдающий за моими потугами выцыганить из него свежайшую новаторскую идею, которая перевернет мир киноведения.
Все, наступил твой час! Назад пути нет. Монитор смотрит прямо в лицо беспощадным взглядом без тени иронии: ну, роди уже что-нибудь! Или признайся в своей умственной деградации и патологической лени! Я сглатываю сухим горлом и шарю по полкам в надежде найти какого-нибудь классика-кинотеоретика, что-нибудь еще нечитанное, лишь бы свалить от этого мерзкого монитора.
– Все сидишь? – Голос кормильца заставил меня подскочить на стуле. Браво, рагацци! Муж – это последняя надежда эмансипированной женщины. Напевая Триумфальный марш из «Аиды», иду составить компанию одинокому сердитому супругу. Будем репетировать мизансцену Ингрид Бергман и Хэмфри Богарта в «Касабланке». И никто не смеет ко мне придраться, ибо мир в семье дороже любой Нобелевской премии.
Лето! Оно падает на нас стремительно, как орел на цыпленка, и испепеляющая жара исключает любые шансы на плодотворную работу. Нет, с компом надо попрощаться, это однозначно, но английский надо взять с собой на отдых. Мозги вертят пальцем у виска – учить глаголы на пляже? Когда твои каскадеры будут кувыркаться в волнах? А вот посмотрим.
Жара, жара и еще раз жара, море утром, море вечером, в промежутках надо спасать несчастных кроликов и котят, попавших в цепкие руки юного натуралиста Мишки, чинить Сандрикин велосипед, вытаскивать орущего Мишку из колючих зарослей, заставлять обоих съесть хоть по две ложки супа и только потом по два мороженых, снова утешать орущего Мишку – на этот раз его укусила пчела в пальчик, потом разнимать маму с папой, которые никак не могут согласовать свои аграрные приоритеты (мама сажает павловнии, а папа их выкорчевывает), потом громко послать всех подальше и самой трупом лечь в гамак.
Английский лежит на тумбочке и нагло подмигивает. Ах, так? Ну и отправляйся обратно в чемодан, падла. Мозги празднуют победу.
Подумаешь, радуются оне! Чему радуетесь-то? Над кем смеетесь – над собой смеетесь! Вот когда осень наступит – жара схлынет, все вернется в привычный трудовой ритм, я сяду у монитора, и в моей отдохнувшей голове созреют, как ананасы в оранжерее, гениальные идеи, революционные… Вот бы мне сапоги купить революционные. И штаны какие-нибудь модные, пока я по новой не раздобрела. Сандрика на плавание, Мишку на керамику, всем репетиторов, мне делать ремонт в подвале – когда писать-то. Может, взять у мамы одного котенка? По крайней мере, я знаю его родителей, и будет у нас домашний питомец, хоть какой-нибудь.
Осень. Вот и осень наступила, черт бы ее побрал.
Пока я готовилась к большой карьере, меня развлекал Интернет. Я писала там всякую чушь и иногда рассказывала про обед, который приготовился накануне.
Когда пришло три предложения написать книгу, я удивилась, но книги написала. И внезапно оказалось, что это и есть мой удел: писать про еду и получать за это деньги.
До сих пор не верю, что человечество относится к этому всерьез. Но каждый раз, перебирая вакансии на сайте, я вспоминаю годы, проведенные в офисе, и с тоской понимаю, что лучше быть каким-то непонятным приличным людям кулинарным автором, чем каждый день просиживать штаны в тоске, думая о детях.
Архивы: мечты о детях
Я не буду, не буду, не буду рассказывать вам про мечту. В этом городе душистые деревья, и тени ложатся, как золотая парча, дожди бывают только ночью, а наутро неизменное солнце добротно осмотрит улицы, где мало машин, много водоемов, никто не тонет, не плачет, не ссорится.
С одной стороны у города море, порт и корабли, с другой – темно-зеленые мшистые горы, и стоит мой дом, глядя большими окнами на синие дали.
Вокруг дома – зеленый двор, а внутри – множество детей. И девочки, и мальчики, и все мои, красоты необыкновенной, мягкого нрава, забавные, лопочут, а я прохожу в белых нарядах – по пути к самолету в Африку. Дети машут руками, я обещаю привезти новорожденного леопарда.
Уклад у нас самый аристократический – за каждым днем недели закреплена какая-нибудь европейская страна: вот прилечу я из Кении, будет у нас английский, во вторник – французский, в среду – испанский, в четверг – немецкий. Весь дом говорит на положенном в этот день языке, за обедом подают тематическую паэлью или сосиску с кислой капустой, после обеда в библиотеке рассматриваем Гойю или читаем сказки Гофмана.
Где-то на заднем плане маячит любезный супруг и отец детей, похожий на Диего Веласкеса с дворцового автопортрета, он облачен в бархатный темный костюм, молчалив и неподвижен, и вдвоем мы составляем красивую пару на семейных обедах.
А потом дети все разом выросли, стали знаменитостями и нарожали своих детей.
Сейчас у меня тоже есть мечты – буквально пара-тройка штук. Мечтаю о детях-книголюбах, о домашнем животном и о Нобелевской премии. Но самая главная и основная мечта – чтобы дети были здоровы, потому что, если они болеют, какие еще карьерные планы можно строить?
Медицина в жизни матери
Перед уходом в школу Сандрик задумчиво сказал по-русски, глядя в зеркало:
– Ты не можешь высморкаться раз и навсегда.
Потрясающее по художественной силе философское заключение.
Небезынтересно, что на данный момент у него абсолютно сухой нос.
