banner banner banner
На берегах Угрюм-реки (из рассказов геолога)
На берегах Угрюм-реки (из рассказов геолога)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

На берегах Угрюм-реки (из рассказов геолога)

скачать книгу бесплатно


– А как все ехали? За золотом. В Иркутске мы были в то время, а там вербовка шла сюда на прииски. Мы и в самом деле думали здесь золотые горы.

Может быть. Все может быть. Но уже много позже этого разговора вдруг выясняется:

– Кеннеди… Как ни крути, а все равно по нашему будет. Американец не может против нас выстоять, я его знаю… Я ведь в Америке был. Четыре года плавал там. А отец так там и остался. Я-то в 15-м году вернулся, как война началась. Двадцать четыре тысячи долларов у меня было. Деньги сразу ушли, а меня в армию. Воевал. И на Руси и в Бельгии воевал…

Да, может быть Америка, а может служил в гражданскую под началом кого-нибудь, чья голова свалилась в годы великого единовластия. Тогда не очень смотрели – брали за отцов, за сослуживцев, просто ни за что.

Не знаю, так и не знаю, какой ветер занес сюда ныне старых, спокойно доживающих свой век людей. Да и не мое это дело. Просто привлекли они мое внимание, потому что хорошие люди, потому что отнеслись к нам душевно, открыли для нас двери своего дома, потому что рассказали много интересного и полезного, потому что сами работали и на приисках и в БАМ-проекте, обживали Витим.

Вот сын их Герка совсем иного склада человек. Он родился и вырос здесь на Витиме. Не видел заморских стран и родных просторов. Не воевал ни в гражданскую, ни в отечественную. Он любознателен, любит возиться с мотором – «Стрела» принадлежит ему. С первых же дней нашего приезда постоянно около нас. Его интересуют и камни и песок. Он охотно показывает нам все места в окрестностях Спицино, с интересом слушает наши разговоры. Но особой грамотой он себя не утруждал – четыре класса и учебники под лавку. Чего учиться, когда ружье, да сеть рыболовецкая не требует азбуки, а мотор можно познать и без школы. И это чувствуется. Старики хотя и малограмотны, но я бы все-таки сказал, что они культурные люди. Герка – человек некультурный. Он беспрестанно сквернословит, груб с женой, с родителями, крайне ограниченный человек. Единственное его достоинство заключается в том, что он не пьет, хотя в друзьях у него ходят типы вроде Гошки Скопина.

Мы жили и работали, ожидая прихода Иллариона Петровича с оленями. Над нами висело доброе июньское небо и мы были полны радужных надежд.

…И вот радиограмма от Дегтярева, что наши олени «не прошли». Сообщить каюру, чтобы он ждал, пока я не арендую баржу и не уходил домой на Калар? Я полагал, что он и сам догадается об этом. Арендовать баржу было очень трудно, но я боялся не этого, я боялся, что приеду, а каюра с оленями не окажется на месте.

Наконец, снизу пришли три катера. Два из них 150 – сильные, водоструйные «Минск» и «Котлас», третий БМК «Саратов». Минск и Котлас тянули вверх по две баржи – 60 и 40 тонные. Саратов шел специально, чтобы помочь поднять эти баржи через Южно-Муйские шиверы. Еще с утра мы услышали шум их моторов. Стены Южно-Муйских гор, туман, сырость, дождь, представляли собой столь плотную завесу, что мы не раз выходили из палаток. Нам казалось, что катера уже под берегом, но их все еще не было видно. Катера тащили пустые баржи, но двигались еле-еле. В три часа дня мы, наконец, различили их силуэты, а около четырех они бросили концы у Спицино.

Я поднялся на борт флагманского катера Минск. Капитан катера Добрынин в белой форменной фуражке, невысокий, сухощавый, разговаривал со мной, как-будто извинялся. Лицо у Добрынина было доброе и чувствовалось, что ему неприятно отказывать мне в просьбе, тем более, что просьба моя была весьма существенной. Но что делать, он должен был сплавить вниз с Гулинги сено и не только не мог взять моих оленей, сам вынужден был оставить здесь обе 40-тонные баржи, так как по такому Витиму не надеялся поднять их через шиверы.

Я вернулся на берег в палатку, когда часов около шести снова услышал на реке шум мотора. Вниз по реке стремительно неслась длинная узкая красивая лодка со сравнительно высокими бортами. Двигал ее подвесной мотор. В лодке сидело два человека, они махали нам руками (я полагал, что эти приветствия относятся к жителям Спицино), затем тот, что сидел посередине, что-то прокричал, а потом свистнул протяжным разбойничьим посвистом и лодка умчалась вниз по реке как быстрокрылое видение не очень нужное и уже привычное – мимо Спицино то и дело сновали всякого рода катера и лодки.

Но вечером, около десяти часов, когда мы отужинав сидели у хозяев и вели неторопливую беседу, не зная, ложиться ли спать или подождать еще немного, с порога вдруг раздался возглас:

– Здравствуйте! Своих пускаете?

В бородатом человеке, одетом в овчинный полушубок, я с трудом узнал Сашку Антонова – одного из рабочих, ехавшего со мной на барже.

– Как ты сюда попал?

– На лодке.

Его появление на пороге нашего дома было тем более удивительно, что мы не слышали шума мотора.

– Ты сверху?

Сашка осклабился бородатым беззубым ртом.

– Нет, из Догапчан.

Спрашивать, зачем они туда ездили, было бессмысленно.

В Догапчан с Косы ездили только за водкой.

Я знал, что в Сибири «100 верст не расстояние». Я знал, что местным жителям доехать от одного поселка до другого, пользуясь моторной лодкой, было так же обычно, как в Москве проехать из одного конца города в другой на метро. Но спуститься в такую воду по Витиму, а затем подняться (да еще ночью!) через шиверы для того, чтобы купить в Догапчане 8 бутылок водки (и пару выпить там) – даже для местных жителей было не совсем обычным. Герка, например, вылетев один раз из лодки, бросил пить совсем и теперь, как черт ладана, боялся винного запаха. Здесь же, к слову можно добавить, что на Витиме довольно часто тонули люди и, как правило, в большинстве случаев в их гибели всегда была виновата бутылочка.

– С кем же ты приехал?

– С Гошкой Скопиным.

Я слышал об этом человеке. Мне называли фамилию Скопина, как человека способного перевести меня на лодке в любое место Витима. Я представлял его себе человеком умным, бесшабашным, которому море по колено, а уж Витимские пороги и вовсе ничего не значат. В Спицино также разговор как-то коснулся Гошки Скопина и Анна Ивановна примерно так сказала о нем: – За бутылку водки он вас хошь куда сплавит. – И я подумал: «Может быть этот всемогущий Гошка переплавит моих оленей в Спицино?».

Пришел Гошка. Он прямо с порога сбросил насквозь мокрый дождевик, стянул с ног резиновые сапоги и сел греться к печке. Гошка был красивым парнем. Нос прямой, брови вразлет, подбородок крепкий, крутой. Сам Гошка был высок, широкой кости, его грудь за распахнутым воротом, казалось, нарочно подставлена всем ветрам. Светлые волосы спутаны, всклокочены, с серого лица смотрят широко открытые, но ничего не видящие серо-голубые пьяные глаза и уж, разумеется, ни единой мысли не светилось в этих глазах.

На Гошке была старенькая заплатанная брезентовая куртка, рубашка с распахнутым воротом, а под рубашкой виднелась грязная майка. И рубашка, и куртка, и сам Гошка, были какие-то серые, чтобы не сказать серо-грязные. Не потому, что он был не мытый, а просто это был такой человек. Его появление в комнате сопровождалось шумными возгласами:

– Ивановна! Это я, мать растак… Промок… – И опять упоминание «матери». Он не ругался, а просто, как говорят, «выражался». И смысл сказанного сводился к следующему: у него болит нога, он «чуток» выпил и «малость» промок.

Он сидел у печки, грел больную ногу, а Анна Ивановна по-матерински выговаривала ему.

– И когда ты, Гошка, пить бросишь… Шестеро детей-то, неровен час утонешь…

– Не-ет, Ивановна, – мотал головой Гошка. – Я… мать… не утону. Никогда не утону… мать…

– Оставайся, хоть переночуй у нас, – уговаривала его Ивановна. – Шиверы впереди, как поедешь?

– Проеду! – утверждал Гошка. – Я… мать… всегда только домой…

Гошка Скопин действительно оправдывал данные ему характеристики. Вода была его стихия. Перекаты и шиверы смущали его не больше, чем порог дома, который он сейчас переступил. Он шел повсюду, не думая, что где-то ему может быть заказана дорога. В нем выплескивалась наружу сила первобытного человека. Кровь Фильки Шквореня или еще более древних праотцев-неандертальцев толкала его на единоборство с природой, у которой он силой и смелостью, но не разумом, отвоевывал себе на кров и пропитание. И на водку, главным образом. И я решил спросить его об оленях. 25 моих оленей стояли в 4 км выше Косы и я не знал покоя.

Ивановна налила ему чаю. Гошка, прихлебывая из кружки, выслушал меня внимательно и, я бы сказал, трезво.

– А сколько заплатишь? – спросил он.

Я предложил ему назвать свою цену. Хищный блеск старателя, почуявшего богатую россыпь, появилась в его прозрачных глазах.

Он назвал цену и объяснил:

– Нужно сбивать плотики. Два-три… Нет, двух хватит. А лес не заготовлен. Валить его надо… А вести плоты через шиверы (он снова упомянул мать) тоже не чай пить…

Я мог дать ему в два с половиной раза меньше.

Он сразу ослабел, глаза его снова стали пьяными.

– За эти деньги пусть они во-от куда идут, – махнул он рукой на скрытые ночью и туманом горы. – Месяц пройдут.

Разговор был исчерпан.

Гошка встал. Не попадая в рукава он стал натягивать мокрую куртку. Поднял брошенный у порога и задубевший на холоде, так что он и сейчас стоял колом, дождевик.

Снялся с места и Сашка Антонов.

– Да ночуйте сегодня, непутевые вы люди, – говорила им хозяйка. Но они вышли.

Взревел мотор. В тон ему прокатился прощальный разбойничий свист. И лодка умчалась в ночь, в горы, навстречу большой воде, навстречу шиверам и неизвестности.

Появившаяся было слабая надежда рассеялась, так и не успев принять реальных очертаний. Снова олени остались где-то за горами. Снова между ними и мною лежала непроходимая долина прорыва Витима и острые гребни Южно-Муйского хребта.

Но ведь не сошелся же свет клином на одном Гошке! Взоры наши снова обратились к Витиму.

Дожди закрыли горизонт, приземлили самолеты, задержали движение в воздухе и на земле, но зато на реке все пришло в движение. Словно прорвав запруду, по Витиму двинулся сплав. Его открыли плоские и широкие самоходные баржи. Наполнив берега гулом моторов, они прошли мимо Спицино – одна, другая, третья – стремительные, как миноносцы. За ними, тяжело урча, но все же не в пример быстрее, чем вверх по течению, спустились маленькие «БМК». Они тянули за собой баржи с горючим, с продуктами, с сеном. Раньше, когда катера поднимались вверх по Витиму, задолго уже был слышен шум моторов. Берега Витима гудели долго и однотонно, а катер все не показывался, так медленно двигался он, так трудно давался ему путь вверх по реке. Теперь же катера, волоча за собой 100-тонный груз, появлялись в узких «воротах» Южно-Муйских гор и уже через несколько минут оставляли Спицино позади. Один за другим, один за другим. Но никто не соглашался задержаться, чтобы сплавить наших оленей. Оставалось только последнее средство: съездить в Толмачевское и попытаться арендовать катер в лесхозе. Кстати, мы могли совместить эту поездку с изучением интересующих нас песков.

И так, теперь мне предстояло вести переговоры об аренде лодки. По мере того, как наше пребывание в Спицино затягивалось, по мере того как росла неуверенность в возможности использовать оленей, по мере того как выяснялось, что на Витиме нужна в первую очередь лодка, а не олени, у меня все больше и больше крепло убеждение о необходимости арендовать лодку не на день-два, а на две-три недели, чтобы детально осмотреть берега Витима вплоть до Парамского порога, а, будет время, проплыть сколько сможем по Муе и по Конде. И вот, когда близлежащие места были уже осмотрены, когда вопрос об аренде баржи для перевозки оленей потребовал поездки в Толмачевское, а в Догапчан удобнее было делать маршруты на лодке, а не пешком, возникла конкретная потребность делового разговора. Но с кем говорить – с Павлом Ивановичем или с Геркой? С Павлом Ивановичем у меня была уже предварительная договоренность, но сам старик был слаб здоровьем, находился на пенсии, да и «Стрела» принадлежала Герке.

Леша Спиркин посоветовал мне иметь дело с Геркой. Да, все клонилось к тому, что Болдюсов-сын устроит нас лучше, чем Болдюсов-отец. На том и порешили. В один из таких дней мы поговорили с Геркой, договорились, совершили несколько первых поездок в Догапчан и Толмачевское.

Наступило 30 июня. Наладилась погода. Близлежащие участки были уже осмотрены. Можно было ехать в Неляты и дальше на Парам.

И вдруг Герка заявил, что он ехать с нами не может.

– То есть как не можешь, мы же договаривались!

Упрямо свесив на свой длинный нос еще более длинный чуб он повторял, что на Парам ехать с нами не может.

– До Нелят могу довести, а дальше нет.

Уже 2—3 дня с Геркой творилось что-то неладное. Он ходил злой, мрачный, материл всех напропалую. Что за причина тому, я не знал. Быть может молчаливая Дуня приревновала его к Алле. Но не исключено, что Герка просто был лентяй – во всяком случае он уже не первый раз подводил нас.

Не добившись проку, я, наконец, пошел на уступку.

– Хорошо, – сказал я. – Свези нас в Неляты, а там мы наймем другую лодку.

Герка минуту подумал, а потом заявил, что нет и в Неляты он нас не повезет, только до Догапчан.

– Но ведь ты только что сам говорил, что можешь довести нас до Нелят.

Он не считался ни с логикой, ни с разумом, ни даже со своим собственным словом.

– До Догапчана довезу, – повторял он и вид у него при этом был законченного кретина.

– Но ведь ты же подводишь нас, – снова и снова взывал я к его разуму, совести, чести – всему тому, что в хотя бы маленькой дозе, должно быть у человека. – Ведь если бы ты нас не обнадежил, мы бы давно договорились с одним из проходящих катеров и были бы сейчас в Нелятах.

– Поговорите с отцом, – наконец сказал он. – Может быть он согласится, а я не повезу.

Мысленно облаяв Герку самыми последними словами, я обратился к Павлу Ивановичу.

– Выручайте, – попросил я его. – Как же нам теперь…

– Ладно, – коротко сказал старик. – Поеду. – И обругал комсомольцев, которые «много себе знают».

Комсомольцев-то он обругал, конечно, зря, свидетельством тому могут служить девчата с Муйской метеостанции, а если Герка и был когда-то комсомольцем – во что поверить трудно – то это, конечно, было чистейшим недоразумением. После того, как Павел Иванович дал свое согласие, вопрос поездки практически был решен и вдруг Герка тоже согласился сделать один рейс до Нелят. Наступило 1 июля.

Это утро наступило для нас не совсем обычно. Казалось, все организационные вопросы уже решены. Уже Виктор и Алла начали перетаскивать вещи к лодке, как вдруг Леша позвал меня к рации. Из Читы сообщали: «Первого июля Муе будет АН-2 заданием аэровизуалки вам нужно быть сегодня Муе зпт также помогите Дегтяреву двум человекам = Потапов=.

Мы не собирались первого июля в Мую и не просили, что-бы нам присылали самолет. Тем не менее, в Муе нам нужно было получить бензин для моторной лодки, да и полетать на самолете над районом, посмотреть с воздуха что к чему то-же было не вредно. К тому же с самолетом должны были прислать нам продукты, а после подсчета расходов, проведенного тридцатого июня, выяснилось, что мы съели в полтора раза больше, чем предполагали и запасы наши нужно было непременно пополнить. Таким образом, приходилось на ходу срочно менять график переезда. Мы собирались выехать двумя лодками, но Герка повез Дуню якобы показать врачу в Нелятскую больницу и в результате Виктора Статкевича и часть грузов пришлось оставить в Спицино. Было договорено, что Герка по возвращении перебросит его в Догапчан, а Павел Иванович съездит за ним, пока я буду летать.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)