скачать книгу бесплатно
– Несите… Свет… Сквозь тьму! – запыхавшись произнёс Рики, и лёг на спину, раскинув руки. Эти приветственные слова он сказал пожилому нуониэлю, сидевшему здесь у крошечного костерка.
Сказочное существо поправило тоненькой палочкой угольки и ответило:
– Свет несёт меня!
– Да! – обрадовался Рики; он продолжал лежать на спине и смотреть в небо. – Так я и знал! Всё сошлось! Рики продавец красок знает своё дело! Что ты теперь скажешь, жрец! Ха! Этот бедолага разуверился во мне через две недели пути! Нет, моё ремесло ни в какое Учение не уместишь!
Рики рассмеялся, а потом подполз к костерку. Улыбнувшись нуониэлю, он сел рядом и приготовил свой узелок.
– Вы картограф! – бойко заявил продавец. – Я даже знаю, как вас зовут! Вы – Фраксиний! Нуониэль! Веточки ясеня! Карты, пергаменты, кисточки и краски! Именно краски! А что у нас тут?
Рики огляделся. Отсюда сверху открывался бесподобно-красивый вид на долину. Столь величественная картина даже заставила уставшего Рики подняться и подойти к самому краю, чтобы не упустить никаких деталей невероятного пейзажа. А любоваться тут было чем: непредсказуемые изгибы далёкой реки тянулись до самого горизонта, теряясь в синеве то ли облаков, то ли гор.
– Я даже не знаю, как называется эта долина! – снова сев у костерка сказал Рики. – Да это и не важно! Здесь этих долин столько, что названий на всех не напасёшься! Да! Так начинается самый большой лес Эритании!
– Пожалуй, – протянул нуониэль, – и не самый большой.
– Ну, если там и есть что покрупнее в Драконьих Землях, то это не считается! Туда всё равно никто не ходит. А вот вы, Фраксиний, сюда пришли не просто так. И какое правильное место вы выбрали: обзор здесь просто замечательный. Отменная выйдет карта!
– Судя по всему, вы разбираетесь в картах.
– И в красках! Ведь я – Рики! Продавец красок! Меня все знают! Ваш друг, с такими большими листьями конского каштана на голове, мог бы много вам рассказать обо мне и о моих товарах.
– Хотел бы я взглянуть на самую яркую из ваших красок.
Рики удивился. Такой простой вопрос никогда не приходил ему в голову. Все его пигменты отличались острым тоном, если правильно их развести.
– Если говорить о картографировании этой долины, – начал Рики, – то за основу я бы взял яичную темперу, а в качестве пигмента попробовал бы медную лазурь.
Нуониэль поднял брови и ухмыльнулся.
– Знаю, знаю! – Рики заметил перемену в настроении покупателя, – это не самый дешёвый вариант, но и долина ведь у нас не самая простая. Вы только посмотрите на то, во что она начинает превращаться сейчас, в этот предзакатный час. Минут через двадцать здесь всё будет гореть холодными фиолетовыми красками набухающего за горным хребтом заката.
– Я куплю у вас краски, можете не переживать, – спокойно ответил нуониэль, поправляя веточки на своей голове. – Только перестаньте нести всю эту чушь!
– Чушь?! – возмутился Рики. – Это вовсе не чушь!
– Вы не можете всерьёз верить в то, что сейчас говорите.
– Конечно могу! Я ведь продаю краски. Я разбираюсь в этом. Уж кто-кто, а я точно могу сказать, какой цвет точнее передаст долину, лес, луг, гору или что там ещё пожелает запечатлеть картограф.
– Неужели! – засмеялся Фраксиний. – Как это знакомо! Мне они тоже говорили, что если не я, то никто не запечатлеет западные долины великой Амелинской пущи во всей красоте. Так я здесь и оказался. Несмотря на то, что хотел отправиться как раз таки в пресловутые Драконьи Земли.
– Если вам так сказали, то рисовать карты – это ваше призвание! Так же как и моё призвание – продавать краски.
– Я не верю в призвание, – ответил нуониэль, достал из своего мешочка ломтики хлеба и стал запекать их над пламенем костерка. Он жестом пригласил Рики присоединиться к трапезе.
– Если бы я знал, что кто-то встретит в пути моего друга, я бы передал сообщение, – сказал, как бы между прочим Фраксиний.
Рики промолчал. Он помнил просьбу картографа, встреченного у стен крепости Сайтур Амак, но озвучивать её не желал.
– Я продавец красок, а не посыльный.
– Да, да! Это ваше призвание. Краски для вас – всё. Любопытно узнать, какую из ваших красок вы меньше всего желаете продать.
– Это совершенно нелюбопытно, – ответил Рики, отпив из своего бурдюка и предложив воду сказочному существу.
– Нелюбопытные истории самые необычные. В них кроется сама жизнь, и в них нет фальши.
Рики не ответил, а нуониэль больше ничего не говорил. Так они просидели до тех пор, пока всё вокруг и впрямь не сделалось фиолетовым из-за начавшегося заката. Воздух остыл, но от этого лишь уютнее стало подле маленького костерка. Продавец красок и сам не заметил, как достал из нагрудного кармашка бутылочку с угольным порошком.
– Я бы никогда не продал этот уголь, – сказал Рики. – И неинтереснее истории ещё поискать надо. Кого захватит слезливый сказ про разорённую деревню, про сожжённый дом. Знаете, ведь дом – это не просто точка на карте или постройка. Дом – это как раз и есть история. Часто заурядная и никому, кроме рассказчика неинтересная. Дом есть у всех. А у меня от дома осталась лишь горстка этого пепла. Как бы далеко не зашёл путник, он всё равно может вернуться домой. Мне же возвращаться некуда.
– Поэтому вы и решили, что продавать краски – ваш дом.
– Как это? – удивился Рики.
– Призвание! То, что только ваше и ничьё больше. Как дом! Вы потеряли родной очаг, и теперь весь трепет своего сердца направляете в продажу красок.
– Да, продавать краски – это моё. Так же как и рисовать карты – ваше.
– Это не так! Они говорят, что картография – моё. Но я так не считаю. Да, у каждого есть свой дом, или был свой дом. Но это лишь место и время, а картография – деяние. Скорее всего, мы не выбираем место, где рождаемся, а вот то, чем заниматься – можем выбирать. И должны.
– Если я выбрал продавать краски, то это мой выбор!
– Это долина, а я картограф, – рассуждал нуониэль. – Я пришёл сюда, чтобы запечатлеть её на карте. Что касается выбора, то он у меня, видимо, невелик, ибо выбираю я только краску, которую использую на пергаменте. Могу ли я выбрать не запечатлевать долину вовсе? Если я картограф, то нет. Если я Фраксиний Арсирий, простой нуониэль из Лойнорикалиса, то я волен выбрать поступить так, как того пожелаю.
– Не нарисовав карту, вы поступитесь делом всей жизни. Предадите ремесло, если уж говорить откровенно.
– Предам ремесло! – рассмеялся нуониэль. – Я вижу мало толку в ремесле, если оно не ведёт по верной тропинке.
– Если так рассуждать, то всё, что бы мы ни делали, окажется бессмысленным! – вознегодовал Рики. – Захватывать крепость, во имя правителя не имеет смысла, потому что правитель рано или поздно умрёт. Торговать, чтобы обеспечить безбедную жизнь детям тоже плохо, ибо излишний достаток сделает потомков ленивыми и слабохарактерными. Да и карты рисовать не надо, потому что по ним в эту долину придут люди и вырубят здесь все деревья.
– Правильно мыслите, господин торговец! – подняв указательный палец вверх, заметил картограф. – И я совсем не вижу смысла в верности профессии, которая сама по себе не ведёт ни меня, ни всех остальных по тропинке истины.
– Разговоры у костра могут быть очень волшебными, – вздохнул Рики. – Но костры гаснут, а мы остаёмся и зябнем. Вы всё равно нарисуете эту долину, ведь так?
– Нарисую, – согласился нуониэль, и улыбнулся. – А может быть, и не нарисую. Возможно, я оставлю эту долину себе. Было бы здорово, не запечатлевать её ни на одной карте! Ещё можно решить заняться этой картой позже. По памяти. Или, коль пожелаю, нарисую её неправильно и совсем не там, где она должна быть! Вот смеху-то будет! По правде, я ещё не решил, что делать с этой долиной.
– Но краски вы всё же обещали купить! – напомнил Рики.
– Я куплю у вас уголь, что остался от вашего сгоревшего дома, – серьёзно ответил картограф.
– Но ведь угольный порошок не продаётся! – объяснил Рики.
– Потому что Рики продавец красок не торгует простым углём? А ещё Рики продавец красок не посыльный. Похоже, в мире больше того, чем вы не являетесь, и что не делаете, нежели наоборот.
– Я выбрал что-то одно и следую этому! – отрезал Рики. – Никто не может делать всё!
– Жить, это и есть делать всё, – объяснил нуониэль. – Требуется идти по всем тропинкам сразу! Дерево не живёт, если от его ствола не отходят в разные стороны ветви. Недаром дерево – символ жизни. А жизнь, часть той силы, которую лишний раз… Впрочем, вы это всё и без меня знаете, господин.
– Если я брошу продавать краски, то у меня ничего не останется, – тревожно сказал Рики, испугавшись за будущее.
– Когда у тебя есть лишь бутылочка с угольным порошком, потерять всё не такая уж и трагедия.
– Но, бросив это дело, мне всё равно придётся что-то делать! Потребуется искать что-то ещё; какое-нибудь иное ремесло. И что это будет? Что я буду делать?
– Всё, – просто ответил нуониэль, пожав плечами.
– Всё! – нахмурился Рики. – Это не так-то просто.
– Проще, чем кажется! – сказал нуониэль, поднялся и подошёл к краю утёса. Он всмотрелся в сумерки, сгущающие в глубине долины тёмными фиолетовыми клубами с отсветом белёсого тумана по краям.
– Все люди, которых я встречал, делали в жизнь что-то одно! – продолжил Рики, больше размышляя вслух, нежели разговаривая с картографом.
– Это не так. Вы просто сравнивали себя с ними. От этого вам и казалось, что пройденный ими путь длиннее вашего. Но вы смотрели лишь на одну из ветвей древа их жизней. Смотрели, и видели своё отражение. Потому что сами идёте лишь по одной тропе. Однако, как бы далеко вы по ней не зашли, она не приведёт вас обратно домой. И не заменит собой дома. Ваш дом сгорел. Держаться за прошлое бессмысленно. И, если хотите, чтобы появился новый дом, то его придётся построить сызнова.
– Я не умею строить дома! – испугался Рики. – Я за всю жизнь не построил ни одного дома!
– Было время, когда я сел рисовать карту в первый раз.
– Представляю, какая это была карта! – попытался пошутить Рики, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.
– Это была моя лучшая карта! – мечтательно вздохнул нуониэль. – Её превзойдёт лишь та, которая станет моей последней. А что есть дом? Место, где мы рождаемся, или место, где умираем?
Продавец красок знает все существующие в Эритании пигменты. Он может безошибочно сказать, на какой основе замешаны краски, лишь взглянув на пергамент. Кроме того, продавец красок имеет хорошие связи, благодаря чему добывает редкие минералы, порошки и перья. Он знает точное время приливов и отливов, что позволяет получать доступ к подводным глинистым отложениям в определённое время года. Продавец красок чувствует, что надо покупателю и добивается хорошей цены за свой товар. Ещё он ловок и тих, поэтому неприятные встречи в глуши для него не самая большая проблема. Также он может легко находить общий язык, как со знатными людьми, так и с чернью. Продавец красок всю жизнь оттачивает своё ремесло и не тратит время впустую.
Рики был продавцом красок. Был.
Рики открыл бутылочку и высыпал угольный порошок в костёр. Потом он поднялся, подошёл к нуониэлю, стоявшему на краю утёса, и, последний раз пощупав большим пальцем округлое стекло, выбросил бутылочку в пропасть долины. Пустой сосуд исчез во тьме, не издав ни звука.
– Тот картограф, – начал Рики, – просил передать, чтобы ты шёл домой и не отправлялся в Драконьи Земли!
– Хе! – крякнул нуониэль, явно насмехаясь над советом друга! – Хотелось бы мне знать, что ты сам думаешь по этому поводу.
– Я думаю, что до тех земель и впрямь долго добираться.
– Покупателей красок там точно не много! – улыбнулся нуониэль.
– Разве что Серые монахи! – пожал плечами Рики.
Они вернулись к костерку и сели.
– Переночевать можем здесь, а с утра спустимся в долину и пойдём строго на восход, – сказал как бы между прочим нуониэль.
– Согласен! – ответил Рики и положил сухую ветку в костёр, заложенный не им самим.
Гнездо лаггара
Капитан каравана мечтал увидеть в дымке горизонта башни родного города Фин Илари?м. Ах, давно не просыпался он от шума улиц главного города пустыни! Фин Иларим – это зазывания купцов, продающих товары со всего света; пение ветряных колокольчиков – любимых безделушек горожан; резкие, внезапно появляющиеся и тут же исчезающие звуки дудочки укротителя змей; гул пёстрой толпы, что рекой течёт между бело-жёлтых домов с маленькими оконцами; и, конечно же, жара! Куда в Фин Илариме без жары?! Её несёт горячий ветер, обжигающий кожу острыми песчинками, поднятыми в воздух с бесконечных дюн, окружающих город.
Первые признаки этой жары капитан почуял задолго до прибытия в родные пенаты, когда после десяти дней дороги караван вышел с травянистых равнин на безжизненные пески. В полдень десятка нагруженных огромными тюками верблюдов медленно спустились с бледно-зелёного плато. Теперь путь каравана лежал на юго-восток, вдоль почти отвесного склона, тянущегося за горизонт. Пройдёт ещё дней пять и погонщики оставят отвесный склон плато, повернут на юг и будут идти по барханам, пока из-под песка, в подёрнутой раскалённым воздухом ряби не забрезжат башни Фин Иларима.
Двигаться днём по пустыне невозможно: жара измотает за час любого, будь то верблюд или человек. Впереди ждали холодные ночные переходы и душный дневной отдых под шатрами из плотной ткани, защищающей от палящего солнца. Капитан каравана Иналами?н – или Лами, как его называли друзья – любил пустыню и обладал необычайным нюхом, позволяющим определять путь по запаху верблюдов, ходящих этими песками с незапамятных времён. Ночными переходами, Иналамин каждый час будет спешиваться, брать горсть песка и, вдыхая запах, «видеть» скрытую от всех прочих дорогу, соединяющую мир с далёким, но родным городом пустыни Фин Иларим.
– Эй, Лами, – окликнул капитана Иналамина его верный помощник Биду, – остановимся в нашем обычном месте, или пойдём вперёд до сумерек?
– Больно жарко сегодня, – ответил Лами, почёсывая свою волосатую грудь рукоятью прутика, которым он погонял верблюда. – Остановимся в нашем обычном месте и дождёмся темноты.
– Что это там впереди? – спросил третий караванщик по прозвищу Белый. Он подкатил на своём верблюде к Лами и указал прутиком куда-то вдаль.
– Похоже на камень, – неуверенно предположи пузатый Биду.
– Или на сидящего человека, – добавил облачённый в белый халат, белый чурбан и белые сапоги третий караванщик, прозвище которого соответствовало его облачениям.
Далеко впереди и вправду что-то чернело. Слева от путников тянулась отвесная стена плато, а шагах в пятидесяти от неё зияло тёмное пятно.
– А не наше ли это место стоянки? – спросил Лами, и хлестнул верблюда.
Капитан вырвался вперёд, но вскоре остановился. Его спутники с гружёными верблюдами поравнялись с Лами только минут через десять.
– Это и вправду человек! – сказал Белый, у которого был самый острый глаз.
– Посмотрите в небо! – воскликнул пузатый Биду, вскинув руку.
Под палящим солнцем, чуть ниже самого плато, кружилась хищная птица. Иналамин и Биду, дети пустыни, тут же узнали её.
– Это он? – радостно спросил Биду своего предводителя.
– А как же! – улыбаясь, ответил Лами. – Старый добрый лаггар. – Серые крылья, чёрный хвост, белые щёчки! Разве можно спутать лаггара с другим соколом! Да и станут прочие залетать в пустыню?!
– Возможно, это почтовый, – предположил Белый, наблюдая за птицей, приложив ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза.
– Только не сейчас, – улыбаясь, объяснил Лами. – У лаггаров нынче период гнездования. Никто во всём Фин Илариме не стал бы отправлять почтовую птицу теперь!
– Странно, – покачал головой Белый. – Если время гнездиться, то, что он делает в краях, где совсем нет деревьев?
И вправду, возле этого плато, разделяющего равнины и пустыню, ничего не росло. С севера наверху тянулись сухие луга, а с юга начинались пески, где кроме барханов, меняющих свои очертания под влиянием диких ветров, царило лишь безмолвие.
– Гляньте! – воскликнул Белый. – Лаггар падает!
Птица, сложив крылья, стремительно опускалась прямо к фигурке сидящего на песке человека. Иналамин остервенело хлестнул верблюда и устремился вперёд, что было мочи. Он нёсся, осыпая верблюда ударами прута и громко выкрикивал пронзительный «хэй». Лаггар не успел достичь цели: испугавшись наездника, он взмыл в небо, а потом подлетел к отвесному склону плато и скрылся где-то в его тенистых трещинах.
Капитан каравана Иналамин слыл опытным человеком, и слава его возникла не на пустом месте. Он не только умел безошибочно выбирать путь в пустыне, где нет иных ориентиров, кроме как невидимый запах верблюдов, но и чтил неписанные законы путников. Осадив верблюда рядом с сидящей фигурой, Иналамин резво спешился, тут же схватил одну из фляг, закреплённых на ездовом животном, и кинулся к незнакомцу. Несомненно, тот, кто сидит в пустыне, попросту не имеет сил двигаться вперёд. А если нет сил, значит, нет воды. Иналамин всегда делился водой, даже с врагами. Может быть, поэтому у него, в конце концов, не осталось врагов?
На ходу откупорив флягу, Лами упал на колени, приобнял незнакомца и приложил к его иссохшим губам сосуд. И только когда живительная влага потекла по потрескавшейся коже, незнакомец вздрогнул, будто пробудился ото сна, и принялся глотать воду.
Иналамин, продолжая аккуратно, будто кормящая мать, поить незнакомца, с облегчением вздохну. Он бы и улыбнулся, радуясь тому, что спас от гибели живое существо, но непонятный образ этого одинокого странника встревожил капитана. Лицо, будто точёное, смуглое, с острыми бровями, доходящими чуть ли не до висков, напоминало лицо злодея из детских сказок. Странные брови и борода, цвета жухлой травы дополняли отталкивающий образ. Капитан попытался не замечать нарастающую тревогу. Он держал ослабшего незнакомца, обхватив за спину, и прижав его плечо к своей груди. Опустив взгляд, Иналамин заметил, что шапка или капюшон у этого путника сделан из каких-то веток, но не сплетённых, а запросто ниспадающих на драный балахон. Капитан медленно поднял свой взор и рассмотрел макушку головы незнакомца. Он увидел, что никакой шапки и никакого капюшона вовсе нет, а эти ветки растут на голове существа вместо волос. Шелушившаяся кожа, нарывы и забившаяся в корни веточек пустынная грязь заставили капитана отвернуться. В глазах помутнело. Сделалось дурно.
