скачать книгу бесплатно
– Косточки слабоваты, слабоваты, – настаивал на своем обладатель заслуженной телогрейки, – узковата, узковата ваша барсучка.
– Может, и узковата, – не устоял коротко стриженный, – зато азарт какой! Какое рвение! А ваша, ваша-то вон, в кобелиных ладах, грубая, мужиковатая…
Человек в черной шляпе вспыхнул:
– Му-жи-ко-ва-та-я-я? Ах, ты вонявка! Да нежней моей Буби нет собаки на свете! Ого! Мужиковатая!
– И лапа у нее не в комке, – решил совсем уж добить оппонента, жестоко отомстив за свою собаку, тот, кто был без шляпы. – Глянь, не в комке же, – вовлек он в судьи и меня.
– Да нет, – я хоть и не поняла, о чем идет речь, но решила, что грациозная чернявенькая Буби не заслуживает такой суровой аттестации, а ее хозяин, так близко принимающий к сердцу критику, нуждается в поддержке, – в комке вроде, да, точно в комке…
– Вот видишь, – приободрился человек в шляпе, распахивая свою телогрейку, – нечего тут мою собаку хаять. Оболгал совсем животное!
– И локти вывернуты, – стоял на своем стриженый, – люди добрые, гляньте! – апеллировал к общественности. – Локти-то вывернуты!
– Да я щас тебя придушу, гад, – угрожающе двинулся на ругателя шляпа в телогрейке, – чтобы я кому разрешил так о моей собаке говорить! Да она у меня только золото берет, а ты ее так поносишь, сволочь!
– Да я что? Я – пошутил. Ха-ха. – попытался замять стриженый.
– Я те пошучу! – шляпа схватил критикана за шкирку и встряхнул пару раз. – Извиняйся щас же.
– Извини, был не прав, – счел безопаснее проблеять стриженый.
– Вот и нечего, – шляпа не совсем аккуратно опустил критикана на землю и отодвинулся брезгливо, – а то локти, ты ж понимаешь, ему вывернуты. Да моя Буби – королева красоты, не то что там локти!
Он обвел присутствующих тяжелым, недобрым взглядом. Задержался на мне, поманил пальцем:
– А ты пойди сюда. Ты почему так хорошо в собаках разбираешься, а? Кинолог что ли? Конечно, специалист, – убежденно рявкнул шляпа, и толпа сочла благоразумным рассредоточиться – подальше от греха, – не то, что некоторые, кто ни хрена в собаках не петрят. Душил бы таких!
Я невнятно пролепетала что-то типа «не стоит, не стоит», однако подошла ближе к пышущему негодованием хозяину милейшей Буби.
– Василий, – сказал он и протянул руку.
– Ольга, – я ощутила крепкое рукопожатие и вежливо добавила: – очень приятно.
– Вы на машине? Тогда я вас довезу. А то тут те еще фраера, не знаешь, что от них ждать. Это ж надо, так мою Буби обидеть, – все никак не мог успокоиться Василий. – Бу! Невинное создание!
Под такие причитания мы удалились уже на довольно почтенное расстояние от вольера с искусственной норой, когда Василий вдруг хватился:
– Кстати, где она, Буби-то?
Волоча на поводке Матильду, мы потрусили обратно. К счастью, Буби была цела и невредима, просто засмотрелась на очередную расправу над дежурной лисой.
– Буби, – ласково пожурил ее Василий, – кругом одни враги, а ты расслабляешься. Разве можно?
Он сгреб собаку в охапку и выпустил уже возле громадного джипа цвета темно-зеленый металлик. Облик машины был так же грозен, как наружность танка. Представительский этот вид совсем не монтировался с зачуханностью пролетарской телогрейки, и я высоко оценила независимость своего нового знакомого от мелкобуржуазной страстишки к одежде из дорогих бутиков. Впрочем, черная широкополая шляпа из тонкого фетра была, по всей видимости, как раз оттуда. Но, в конце концов, надо же человеку где-то покупать шляпы!
Бу и Матильду запустили на заднее сиденье, они тут же залезли каждая в свою сумку и задрыхли, измученные своими охотничьими приключениями.
Внутри машина Василия была похожа на космический корабль: на приборном щитке мигали разноцветные лампочки, немыслимое количество кнопок, свидетельствовало о том, что все это контролируется компьютером, поскольку человеческий разум не в состоянии удерживать в памяти такое многообразие функций. Коробка передач была автоматической, и я подумала, что это явный недосмотр, поскольку, судя по всему, Василий был не из тех людей, которые могут смириться с отсутствием возможности форсировать события.
Усевшись за руль, Василий небрежно кинул шляпу на заднее сидение, обнажив округлый лысый череп, обернулся и недвусмысленно потряс могучим кулачищем, видимо, в адрес воображаемого противника.
– Стоит ли, все же, так переживать? – осторожно поинтересовалась я.
– Да, ты права. И из-за кого переживать? Они собаку-то от кошки сроду не отличат. Они и на охоте-то настоящей никогда не были. А туда же – оценки раздавать. А те, у кого такс нет, – вообще с ними невозможно дело иметь. Привяжутся вечно: «А у вашей собачки волосы не растут? Да, и талия низковата…» Тьфу. Дураки. Им бы только с пуделями дело иметь. А ты – молодец. Мало того, что ты в собаках досконально разбираешься, ты еще и за меня заступилась. А за меня вообще-то мало кто когда заступался. Да вообще-то никогда никто не заступался. Вроде как я сам могу за себя постоять, всегда считалось. Но иногда приятно, что за тебя кто-то заступается. Да. Прямо скажу: клево. А ты кто вообще, по жизни?
Даже после долгого раздумья я не смогла бы ответить на этот философский вопрос. А потому скромно предположила:
– Я, наверное, все-таки по жизни пионерка. Наивная, добрая. И доверчивая. Потому что опыт жизни ограничен, а идеалы – идеальные.
– А что? Похожа. Вполне, – одобрительно окинул меня взглядом Василий, – даже очень. А я тогда, наверное, по жизни – пес. Одинокий, бродячий пес, который предан тому, кого любит, но никогда не променяет свою свободу на миску похлебки, никогда не будет пресмыкаться. Да. И который рвет обидчиков в клочья! Сражается до последней капли крови! И всегда справедлив.
Я пристально взглянула на Василия: налысо бритый череп выглядел свирепо, спокойствие и уверенность, с которыми Василий управлял своим вездеходом, изобличали в нем многоопытность, прямой, открытый взгляд говорил о том, что у его обладателя чистая совесть. Из всего этого стройного видеоряда выбивалась одна только драная телогрейка.
– Вы, наверное, очень суеверны, – предположила я.
– Откуда знаешь? – хмыкнул Василий.
– Телогрейку-то, наверное, еще с первой удачной охоты носите.
– Да ты, слушай, не только в собаках сечешь, ты еще и психолог, в натуре! Ты замужем? Ну да, все умные бабы замужем, это конечно. Муж не обижает? А то я ему башку-то скособочу, ты только скажи! Я тоже за тебя буду заступаться, если что. Ты когда в следующий раз на притравку поедешь? Можем состыковаться… Ты где живешь? О! А я там часто бываю, в казино хожу. Грешу: рулетка – страсть моя.
– Их, вроде, запретили, казино-то…
– Олечка, – снисходительно глянул на меня Василий, – в нашей стране ничего нельзя запретить. Вот посмотри на меня. Что мне можно запретить?
– Ну да, – сказала я, – и собака у вас очень натренированная.
– О, Бу – это великая охотница. У нее есть даже диплом по барсуку!
– О!!! По барсуку! – с почтительный придыханием произнесла я.
Диплом по барсуку считался высшим достижением таксы. Лиса, хоть и хитра, но пасть у нее малюсенькая – покусает разве что. А вот барсуки бошки-то таксам откусывали, и не раз. Среди таксятников даже ходили страшные истории о том, что по весне, к началу охотничьего сезона по городу ездят специальные похитители такс. Охотнику-то, дескать, свою таксу жалко в нору пускать, вдруг там барсук, а не лиса, ведь никогда неизвестно, кто именно. Так вот они, охотники эти злобные, пускает вперед чужих, ворованных собак. Скорее всего, страшные эти истории про похищения были сказками. Однако считалось: если такса побеждает барсука – она достигает совершенства.
– Да, – гордо подтвердил Василий, – по барсуку!
– А есть ли тогда у нее охотничий билет без права охоты? – робко спросила я.
– А как же, – довольно кивнул Василий, – чего только я не делал, чтобы его получить для своей Бу! Как только они надо мной там, в своем кинологическом обществе не изгалялись, крючкотворы. Но я выдержал. Я ведь хотел сначала за бабки Буби охотничий билет купить. Но собачники, что ты, грудью встали: мы, говорят, за чистоту породы боремся. Это вам тут не дворянское собрание, титулы за деньги покупать, и графьям на крестьянках жениться! Здесь кинологический клуб! Потомки нам не простят, если мы утеряем рабочие качества породы в процессе эволюции! Короче, год на притравку таскался – все по чесноку. Пусть у собаки все будет, что положено! Без базару!
– Да, – решительно поддакнула я, – я вот тоже так думаю.
Мы уже въехали в город, двигались в плотном потоке машин, часто выезжая на встречную полосу для обгона.
– А теперь, – вдруг сказал Василий, – возьми собак на руки, держи их крепко и пристегнись – поедем быстро.
Я заозиралась, но ничего не заметила такого, что источало бы опасность. Но – если тебе не понятно то, что происходит вокруг тебя, слушай всегда того, кто все понимает и на данном этапе готов принять решение. Если, конечно, между вами есть доверие. Благоразумно рассудив таким образом, я дотянулась до ремня безопасности, висящего со стороны водителя, пристегнула сначала Василия, как наиболее ценного члена экипажа, перегнулась назад, подтащила с заднего сидения сумки, в которых безмятежно спали таксы, водрузила сумки на колени и пристегнулась сама.
– Можно спросить, кто за нами гонится? – все же решилась я поинтересоваться минут через десять.
Даже суперустойчивый джип не мог амортизировать неровности дороги, по которой несся с безумной скоростью, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. Оставалось загадкой, как это мы еще до сих пор ни в кого не врезались, никого не сшибли, не задавили и сами не разбились. Собаки упорно норовили вылезти из сумок, так что мне было довольно сложно удерживать их.
– От ментов скок даю, – процедил сквозь зубы Василий, – а может, и не от ментов. Одна хренотень – не хочу встречаться сегодня ни с кем. Имею право? Незарегистрированный пистоль при мне. Взял, как дурак, пострелять хотел в лесу, потренироваться, этот говнюк все планы мои порушил со своими замечаниями. Буби, вишь, ему моя не понравилась! Козел! Голову убери.
Только теперь я обратила внимание на удручающе близкое завывание сирены, а совет Василия пригнуться совпал по времени с появлением на заднем стекле небольшой дырочки в окружении эффектно смотрящихся лучей-трещин.
– Если мы сможем от них оторваться, – сказала я, которой вовсе не улыбалась перспектива быть пристреленной во цвете лет, – вы нас с собаками высадите где-нибудь. И пистолет ваш давайте, я его к себе в сумку положу. А потом я вам его верну.
Василий кивнул:
– И, знаешь, мне, наверное, придется пропасть на некоторое время. Так мне кажется. Какие-то проблемы, чувствую, у меня.
Я тоже это чувствовала. Машину заносило на поворотах, а визг тормозов сливался с визгом с трудом выскакивающих из-под наших колес прохожих.
– Давай договоримся, через два часа в кафе у Таганки. Знаешь, у церкви, стеклянное, передашь пистолет моему корешу. Он подойдет к тебе, скажет: я от Васи Сугроба.
– Отлично, – сказала я, хотя не только отличного, но и ничего хорошего во всем этом не усматривалось. – А как он меня узнает?
– По Буби. Пароль – Буби. Вон, возьми в бардачке борсетку мою. Ты в нее не заглядывай – на всякий случай. Меньше знаешь, лучше спишь, в натуре. Поняла? Борсетку корешу моему и отдашь, в ней пистоль и лежит. А Буби… Буби тоже ему отдашь. Он, правда, в собаках ничего не понимает абсолютно.
– Тогда, может быть, Буби поживет пока у нас? – пожалела я животное.
– Спасибо тебе, – Василий расчувствовался, на секунду отвлекся от дороги и едва успел вывернуть руль, чтобы не врезаться в придорожный магазинчик, – спасибо. Ты настоящий друг. И если что, Бу мою не бросай. Гуляй с ней два раза в день, не больше. Рыбу она не ест. Консервами тоже не трави…
Возможно, я смогла бы получить более подробные инструкции по поводу содержания Буби, но только, видимо, Василию удалось все же оторваться от преследователей. Джип круто затормозил, и я пришла в себя посреди незнакомого двора с двумя таксами на поводке, с небольшой кожаной борсеткой и с неясным чувством тревоги, впрочем, небеспричинной.
Ровно через два часа я сидела в стеклянном кафе, и Буби смиренно примостилась под столиком, привязанная для сохранности к его ножке, а борсетка Василия конспиративно лежала в неброском целлофановом пакете.
Поскольку Антон должен был быть дома, я не стала заходить домой. Не объяснять же ему, в какое идиотское положение я попала. А ведь он предупреждал! Правда, Антону в голову не могло прийти, до какой степени ситуация будет идиотской. Тем более не хотелось Антона волновать. В конце концов, я сейчас отдам собаку и оружие другу Василия и явлюсь домой, как ни в чем не бывало!
А Матильду я пока отвела к Поли. Появившись у нее на пороге с двумя таксами, смущенно залепетала:
– Скажи, пожалуйста, Поли, э-э, ну, в общем, как бы тебе сказать, э-э-э… То есть не подумай чего-нибудь…
– О тебе что ли? – уставилась Поли на меня, пунцовую от смущения. – Что о тебе можно подумать?
– Ну, мало ли… Вот если я попрошу тебя оставить у себя на час-другой Матильду. Только не говори об этом Антону, пожалуйста. Может быть, тебе покажется странным…
– Что может быть странного в твоей жизни? – Пожала плечами Поли. – Ты конченый человек. И не надейся.
Через стеклянную стену кафе была видна улица. Я размышляла о новом для меня ощущении охотничьего азарта, о том, что Матильда, конечно же, развращена диванной жизнь, но если бы Мотя была более воинственной, она не была бы уже такой нежной и трепетной. Нет совершенства в подлунном мире!
«Ну а что касается смысла этих притравок, – как бы отвечая Антону, подумала я, – так, конечно же, его мало. Впрочем, как мало смысла практически во всем происходящем вокруг нас. И вообще, вопросом „Зачем?“ можно уничтожить абсолютно все. Зачем мы живем на свете? Зачем я заказала этот кофе? Зачем людям лазерные шоу? Зачем Бог создал Землю? Не говоря уже о том, зачем он создал Человека. А черепаху? Не говоря уже о таксе! Но просто творчество самоценно – вот и все».
К столику подошла тоненькая женщина в белом халате, наклонилась и положила перед Буби бумажку с мясными обрезками. Буби тут же, радостно помахивая хвостом, стала поедать так неожиданно предложенное блюдо.
– Спасибо, – сказала я.
– Приходите. У нас много остается этих обрезков.
– Спасибо.
– Девчонки из торгового центра даже суп из этих обрезков варят. А вам я так, бесплатно их буду давать. Я собак люблю. Они не то, что люди, от собак никакой подлянки никогда не ждешь. Я с собаками пять лет в цирке работала, знаю… Теперь вот здесь посуду мою… Так что приходите…
Похоже было на правду: подбородок по-актерски чуть вверх, и накрашена любительница собак была именно так, как красятся те, кто хоть раз в жизни имел дело с гримом: обводила глаза тоненькой линией, словно рисовала вместо своих глаз новые, побольше.
– Спасибо…
Циркачка ушла мыть посуду, а я снова посмотрела на улицу и, чуть не вскрикнув от неожиданности, вскочила: у темно-зеленого джипа, очень похожего на джип Василия, два дюжих мужика мрачно теснили какого-то здоровяка, а тот, как бы шутливо подняв руки, медленно отступал к белому пикапу с ярко-оранжевой надписью «Аварийная служба». Буби подняла голову и зарычала. Я забарабанила в стекло, пытаясь привлечь внимание. Здоровяк поднял на меня глаза, криво улыбнулся, что-то сказал мужикам и, не оборачиваясь, полез в пикап.
Когда я выбежала на улицу, «Аварийной службы» и след простыл. Я даже номер не успела разглядеть.
– Боже мой, Боже мой, что же делать? Что делать?
Я метнулась к темно-зеленому джипу. Нет сомнений – это машина Василия. На заднем сидении его шляпа и сумка, в которой он возил Буби. Ключей зажигания не было видно. Дверцы закрыты. Полиция?
– Полиция! – надтреснутым от волнения голосом закричала я.
На меня стали оборачиваться прохожие.
Дул холодный ветер, я постояла-постояла на улице, да и вернулась в кафе.
Циркачка кормила Буби новой порцией мясных обрезков. Буби оторвалась от поедания, подняла голову, посмотрела на меня и стала, натягивая поводок, рваться на улицу.
«А что она может сделать? – с тоской подумала я. – Так же как и я – ничего. Абсолютно ничего. Она не понимает, что произошло. Так же как и я».
Я без сил опустилась на стул.
– Что-то случилось? – участливо спросила циркачка.
– Да, – сказала я, – наверное, что-то случилось.
Было обеденное время, но посетителей в кафе всего несколько человек. Суббота. Офисы сегодня не работают, и Таганка в выходные пустела – не спальный район.
– Вы кого-то ждали, а он не пришел? – тихо и грустно проговорила циркачка.
Мне стало жалко себя, и я заплакала. Спохватилась, быстро оделась и ушла.
* * *
Антону я сказала, что нашла Буби на притравочной станции.
– Ты хоть оставила там наш телефон? Человек, может, с ума сходит. Мыслимое ли дело? Собаку потерять!
О пистолете в борсетке я умолчала. Антону хватает своих проблем на работе. Человек с утра до ночи вкалывает в нынешних ужасных капиталистических условиях! Зачем ему голову морочить ерундой всякой?
К тому же невозможно было обойти рассказом Василия, а неизвестно, как на него прореагировал бы Антон. Поверил бы Антон, что можно доверить самое дорогое, что у тебя есть – собаку и оружие – женщине, которую ты в первый раз видишь? Поверил бы? Я сомневалась в этом.
