скачать книгу бесплатно
Андрей закрыл мастерскую и, подойдя к мешкам, спросил:
– Куда это столько картошки? Дома она ведь сгниет. Молодой скоро полно будет.
– А это не домой, все в деревню увезу. Поликлиника по дешевке на базе взяла. Мать себе три мешка отобрала. Чего не взять, если бесплатно. Кабанчикам, блин, классная кормежка. – Виталик выплюнул жвачку и по-деловому спросил:
– Мне тут пару кранов нужно. Мать сказала, что у вас есть.
Андрей молча взглянул на стоявшее перед ним завхозово чадо, молодое, но, видимо, очень-очень раннее и вздохнул:
– Тебе, что, сейчас дать? Мне их поискать надо – время уйдет.
– Да не, потом прицеплю, в натуре. Сейчас поехали, а то мне ещё пару приколов продвинуть надо.
«М-да, парниша без комплексов, – меланхолично подумал Андрей, – его уже ничем не проймешь, не сдвинешь. Как танк будет переть и давить, – передавит всякого, включая «корыто раздолбанное», то бишь свою мамашу». Именно так эта юная смена поколений обрявкала свою «старуху» в недавней ссоре, свидетелем которой в кабинете у Зины Ивановны случилось быть Андрею.
Вполне возможно, что Виталик не без оснований употреблял эпитеты такой крепости и характера. Поговаривали, что своему появлению на свет он обязан весьма неординарному обстоятельству. Любимое дитя было зачато родителем, умершим в пылу любовной борьбы на теле своей обожаемой супруги.
После смерти мужа, новоиспеченная вдова, не мудрствуя лукаво, принялась пересматривать свои взгляды на мораль. В конечном итоге, ее кредо приобрело форму лапидарности: «Лучше иметь богатого любовника, чем бедного мужа».
Кто вознамериться осудить бедную вдову, к тому же оставшуюся с тремя детьми на руках, автор первым бросит в того камень! Мы упоминаем эти факты не ради потехи или осуждения. Здесь важна лишь истина, которая одна и распоряжается поворотами судьбы, простирающей перед нами дороги жизни.
Что ж тут поделаешь, если, будучи ещё молодой и привлекательной, наша Зина Ивановна пустилась во все тяжкие. И пусть дорога, выбранная ею, испокон веков считалась среди честного люда, будем говорить, не совсем достойной для уважающей себя женщины. В конце концов, всё её усилия были направлены для блага её чад. Не её вина в том, что злые соседские языки доносили до юных умов, ещё не умудрённых тяжким жизненным опытом, не совсем лестные слухи об их дорогой родительнице.
К тому же, можно понять состояние мальчишки, в присутствии которого бессердечные взрослые парни живо обсуждали благосклонность и прелести его матери? Сколько крови было пролито из разбитых носа и губ, в попытке изменить их мнение, сколько синяков и шишек было получено им по этому поводу. Но что поделаешь! Та самая неумолимая житейская истина постепенно раскрывала перед ним суть бесконечного мельтешения разного рода мужчин в их квартире.
В прописных скрижалях жизни отмечено, что не одними благими намерениями измеряется конечный результат усилий. Прав, тысячу раз прав маститый политик, сказавший: «Хотелось, как лучше, а получилось как всегда». Бедная Зина Ивановна сумела уберечь своих дочерей и сына от преступного мира, наркотиков и проституции, этих «сцилл» и «харибд» бедности, но ничто не приобретается безвозмездно.
Была пища и кров у её детей, одежда модная и престижная аппаратура, и даже (что вызывало зависть у людей, по рангу и благосостоянию своему стоящих много выше) новенькая иномарка (как? откуда?). Но судьба, дав всё это, взамен предложила на выбор одну из трёх рунических надписей, высеченных на камне у распутья: «Направо пойдешь, – коня потеряешь. Налево пойдешь, – жизнь потеряешь. Прямо пойдёшь, – богатство найдешь, а честь потеряешь», – бесстрастно изрекал каменный оракул. Ворон, сидевший на нём, хрипло и насмешливо каркал, как бы говоря: «Выбирай, красавица…».
И чтобы ни выбрала Зина Ивановна, потери были неизбежны. Да и как она могла что-то выбрать, не потеряв при этом нечто более значительное. Не имела она ни школьного образования, ни воспитания, необходимого для того, чтобы выжить в огромном городе. Добавьте к этому полное отсутствие каких-либо связей и знакомств, хоть какого-нибудь кисельного родственника и вы поймёте, как были ничтожны её шансы в городе.
Город, словно взбесившийся зверь, алкавший человеческих душ, восстал призрачным колоссом богу наживы Мамоне. Этот бог, возникший из небытия времен, как беспощадный Молох перемалывал и более крепкие натуры, чем несчастная Зина Ивановна.
Страшила её нищета, повергали в ужас примеры злосчастных судеб детей своих товарок, жертвенными агнцами отданные на заклание всем порокам наступившего жестокосердного мира. Она ни минуты не колебалась, выбирая свою торную дорогу. Что для неё значило нечто эфемерное как честь, в сравнении с жизнью и благополучием её детей и её самой? Что ж, и в этом нельзя ни обвинить, ни упрекнуть нашу вдовушку-сироту.
Кто из нас не делал в своей жизни роковых ошибок? Таких, о которых по прошествии многих лет остается лишь горько плакать и посыпать главу пеплом? Нет таких среди нас, нету! Мы можем только сожалеть и сочувствовать друг другу. Но в том-то и беда, что ни вы, ни я не ощущали и сотой доли тех унижений и боли, которые пришлось пережить столь любимым отпрыскам нашей героини. Всё можно вынести в жизни и всё поправить, пока есть силы бороться. Но только одно нельзя вернуть на круги своя, объяснить и усовестить, – это уважение ваших детей к вам самим.
Принимая, как должное, все жертвы, вырванные тисками обстоятельств, детки вырастут и спросят: «Зачем было так?», «Зачем мы страдали?». Поверьте, никакие материальные блага не восполнят и сотой доли тех нравственных мук, на которые мы, сами того не желая, обрекали своих детей.
Стоит, правда, оговориться, что всё вышесказанное касается натур тонких и глубоко чувствующих, способных проникнуть в мир высокоорганизованной душевной материи. Что же касается любезной Зины Ивановны, то рассуждения в её адрес по поводу душевных мук и терзаний были бы также уместны, как огородная репа на модной шляпке утонченной красавицы.
Конечно, и ей не были чужды высокие движения души, эмоциональные порывы, страсти. Каждый раз, выскакивая перед ней, как чертик из шкатулки, они порождали бурю эмоций, на что Зина Ивановна реагировала со всей непосредственностью своей неразвитой натуры. О том, что она потеряла уважение своих детей, и что это представляет в цивилизованном обществе немалые моральные и нравственные ценности, Зина Ивановна даже и не догадывалась.
Ей не было неприятно то, что её сын именовал разными прозвищами, половину из которых она даже и не понимала, вроде «гульфика затёртого». Напротив, ей немало льстило то обстоятельство, что её Виталик уже в таком возрасте так независим и умён, а, значит, не пропадёт, выбьется в люди. Как страшный сон она вспоминала годы своего детства, гнилую, полуобвалившуюся, насквозь продуваемую избу, в которой спившаяся мужская половина держала на положении коз женскую. Вспоминала мать, которая, улучив момент, засунула в снаряженный узел несколько жалких рублей. Шепча воспалёнными от лихорадочной сухотки губами: «Беги доченька, беги отсюда», выталкивала свою дочь-подростка из избы…
Как и бывает частенько в жизни, из многих своих чад мать выбирает и приголубливает только одного, более остальных лю?бого ей и причины такого предпочтения не объяснить никакими причинами. Остальные её кровинушки ничуть не уступают в своих сыновних либо дочерних качествах, и чаще превосходят избранника во всём, а вот, поди ж ты, – он баловень маменькин и всё тут!
В нашем же случае все более-менее объяснимо. Старшие дочки ничем не выделились из обыденного ряда событий, сопровождающих от родильного дома и по нынешние дни. Также, как и всем, случившимся жить на этом свете, в урочный час появились они из материнской утробы. Также они и продолжали свой путь по жизни, не принося Зине Ивановне никаких сюрпризов. И по истечении положенных природой рубежей, в свою очередь, сделали её бабкой.
Но Виталик был для Зины Ивановны не просто сыном. В ту роковую годину, когда страстные объятия любви были жестоко разорваны вечной и неумолимой разлучницей, забравшей её муженька, Зина Ивановна понесла. Через девять месяцев она благополучно разрешилась младенцем, – последним любовным «прости» её незабвенного Давилина.
Да и как же иначе отнестись к этой, чуть ли не мистической эстафете душ на грани жизни и смерти?! «Ох, чему-то бывать, смотри, Зинаида, неспроста такое случилось…», – усмотрев в этом чуть ли не перст судьбы, испуганно вздыхали близкие подруги, посвящённые в тайну рождения сына. «Быть ему непременно великим человеком, вот увидишь…».
Редко случается так, когда какое-либо неординарное событие остается в тесном кругу посвящённых. Пересуды да слухи поползли по двору, едва только обнаружилось её интересное положение. Что было само по себе уже удивительно, так это единодушное мнение вседворового совета кумушек, что тут не обошлось без нечистого. «Дитё у отца жизнь забрало, вот и думай…».
Хм! Автору сей непритязательной истории иногда случалось сталкиваться с непонятными ему явлениями в жизни. Но, так или иначе, разрешаемые им вопросы бытия по истечении какого-нибудь времени оказывались столь незамысловатыми, что он диву давался простой сути, в основе их лежащей.
Людям бывалым, конечно же, без сомнения понятны мотивы тех тайных бесед, которым (со знанием дела) неторопливо предавались почтенные бабули, да и не только они, сердешные. Сидя тихими летними вечерами на скамеечках, эти беспристрастные судии, поджимая губы, многозначительными взглядами провожали, отягощенную непонятным бременем, страдалицу Зину Ивановну.
Автору только теперь стали понятны хитросплетения мыслей народного пересуда и истинные их подоплёки и мотивы. И в самом деле, подумайте сами, посудите здраво, – ну какой же уважающий себя человек сможет предположить, что его сосед, или соседка избран самим всевышним для промысла своего. Да такого быть просто не может! И тем более, его дитя! Параллели, знаете ли, озноб берёт! Нет, быть того не может, чтобы он, а не я! – мучается завистливой мыслишкой уважаемый сосед. И потому, грядущему в мир младенцу был уготован, по вполне понятным причинам, бесовский имидж.
Господи, творец всего сущего! Во имя каких сил, твое создание, тварь одушевлённая, будет хулить себе подобного, не страшась гнева твоего! Ведь только одна мысль о вечном должна была бы остановить даже дерзкого в своих помыслах юнца! Что тут уж говорить о дамах преклонных лет, с великим тщанием разбирающих пути твои, о, Господи! Вот оно, истинное богохульство, обрекающее подвижников сей страсти порочной, на муки вечные и жаркое пламя геенны огненной! Аминь!
Глава 2
Веря Великой книге, мы постигаем, что вначале всех дел было слово. Нам нет нужды оспаривать сейчас эту истину. Поначалу она даже не кажется нам сколько-нибудь пригодной для употребления в простых житейских ситуациях. Но, если вдуматься, осмыслить сии сакральные слова без спешки и суеты, откроется мысленному взору вся бездна их правды и пользы для нас, человеков мелких и праздных.
Началась эта история тем, что были произнесены между двух людей некие слова. Впоследствии истинный смысл этих слов был меркантильнейшим образом изъят из обращения. Их первоначальное значение было препарировано действующими лицами, в зависимости от нужд и желаний, самым беспардонным образом.
Метаморфозы джентльменского соглашения (что само по себе было роковой ошибкой нашего героя, учитывая наступившие времена и нравы), протекали стремительно и необратимо. Понять же истинное положение дел стало возможным только по прошествии некоторого количества времени, исчерпав лимит которого, поправить ничего уже было нельзя. Наступил период статус кво. Однако, соорудив эту простенькую интригу, поспешим рассеять туман вышесказанного и изложим всё по порядку.
День, задернутый льдистой, колкой моросью, не задавшийся с самого утра, быстро и неотвратимо скатывался в стылую февральскую ночь. Приемная главврача районной поликлиники была шестым, но не последним местом, которое Андрей рассчитывал обежать сегодня.
Он давно бы ушел, но какое-то предчувствие удачного исхода дела заставляло его терпеливо отмерять шаги по пустынному коридору. Секретарша, неопределённого вида и лет дама, чрезвычайно погруженная в процесс по извлечению чего-то там из компьютера, с мрачным видом гоняла подрисованные брови по наштукатуренному лобику. Робкий вопрос Андрея: «А что, главврач, не скоро еще?..», она пресекла жесткой канцелярской интонацией: «Тамара Витальевна задерживается…».
– «Ни хрена себе – задерживается», – раздражённо выдохнул Андрей. – «Три часа нет. Порядочки, однако, у них тут ещё те!..».
Выйдя в коридор, он снял очки и помассировал глазные яблоки. Затылок уже давно ломило тупой пульсирующей болью. За последнее время он привык к этому набору всех банкротов-неудачников. Скачущее давление, перебои в сердце и лишающее сил ощущение мелкого, поганенького страха, парализовывали волю, – всю, без остатка.
За прошедшие два месяца он не раз ловил себя на мысли, что вообще думает и действует как на автопилоте. Стремительно развалившийся кооператив, собранный из случайных людей, похоронил и развеял в прах надежды и годы изнурительного труда, изрядно сдобренных голодным вкусом нищеты. Оставшаяся в наследство куча проблем требовала немедленного решения.
Главной из них было спасение имущества в виде станков, оснастки и материалов. Подходил к концу срок аренды помещения, в котором хранилось кооперативное имущество. Андрей пробовал договориться с арендодателем, но всё было напрасно, – цены за наем помещений резко подскочили. Вполне понятно, что владелец не хотел терять своё.
За оставшиеся оплаченные две недели ему предстояло найти не только помещение, но и перевезти туда две с лишним тонны груза. Андрей кисло усмехнулся. Дефицит налички определял всё: грузчики, машина и всё такое требовали за перевоз отвалить изрядную кучку «деревянной щепы». Это была еще одна проблема. На данный, как, впрочем, и на любой другой момент времени, «деревянной щепы» у Андрея не водилось в принципе. Долги, займы и перезаймы, под залог, под честное слово и не очень уж такое честное, свели его кредиты к абсолютному нулю.
Сама по себе это уже была нерешаемая проблема! Но Андрей не хотел даже думать на эту тему. Её, эту проблему, вполне вероятно, и не придется решать, если он не сможет в ближайшее время найти помещение. И потому он с упорством и терпением сторожевого пса вымерял шагами коридор перед кабинетом главврача поликлиники.
Размышления Андрея были прерваны шумом подъехавшего лифта. Из него не вышла, а, скорее, выплыла заметных габаритов женщина в распахнутой роскошной шубе. На её круглом, со сглаженными чертами лице, необычным контрастом выделялись черные подвижные глаза.
Нетрудно было догадаться кто эта дама. Тем более, что одна из двух её спутниц, этакая маленькая, борзенькая с востреньким личиком, угодливо заглядывая ей в глаза, ласковыми интонациями выпевала знакомое Андрею имя главврача. Выжидая, когда вся троица скроется за дверями кабинета, Андрей едва не проворонил шуструю секретаршу.
Та, со скоростью фокусника прошуршав листками на столе, изобразила собой некое подобие миража. Еще мгновение, и она покрыла расстояние от своего стула до кабинета начальницы. Всё, что услышал Андрей, прежде чем та скрылась за дверью, было сакраментальное: «Подождите, я вас вызову…».
Последующие двадцать минут за дверьми кабинета главврача раздавались звуки, являющие уху стороннего посетителя характерные черты делового пульса солидного госучреждения. Возмущенно-гневная скороговорка, отдающая фальшивым привизгом в верхний диапазон, иногда прерывалась телефонным трезвоном. Всё умолкало, чтобы снова взорваться энергичной словесной перепалкой.
«Забавная вещь – бабский коллектив…», – усмехнулся Андрей. Чья-то громогласная тирада прервалась хохотом, в котором явно проскальзывали подобострастные нотки. Мгновение спустя раскрасневшаяся троица, игриво перебрасываясь междометиями, неторопливо показала свои спины в распахнувшихся дверях кабинета. «Ах-ах, Тамара Витальевна… конечно-конечно… да-да… как вы правы… обязательно утром сделаю…». Эта куча словесного расшаркивания тотчас же оборвалась, едва вышедшая последней секретарша осторожно прикрыла за собой створку двери.
– А, вы ещё здесь, – сбрасывая с лица остатки радостно-влюблённой улыбки, недовольно поморщилась она. Снова распахнув дверь, небрежно доложила:
– Тамара Витальевна, к вам тут… какой-то мужчина.
Ответа Андрей не услышал. Но, судя по реакции секретарши, он понял, что посетитель он нежелательный. Коротко выдохнув, Андрей прошел в кабинет. «Совсем не хило», – подумал он, мельком бросив взгляд. С виду интерьер кабинета был неброским, но деловая респектабельность убранства, вкупе с дорогой мебелью и аппаратурой, выдавали неординарность вкуса его владелицы.
Демонстрируя великолепнейший образчик официально-деловой мины на лице, Тамара Витальевна мягким и тихим голосом произнесла:
– Добрый вечер, слушаю вас.
– Я прощу прощения за беспокойство, – начал Андрей не менее десятка раз произнесённую за последние пару дней заранее приготовленную речь. – Учитывая профиль вашего учреждения, я к вам пришел с не совсем обычной просьбой…
Остаток своей речи он произнес с какой-то вымученной, деревянной улыбкой и потухшим, скрипучим голосом застарелого пропойцы. Андрей понимал, что перегорел. Не стоило, наверное, столько времени пасти эту сытую, самодовольную бабу. Сейчас от ее милости зависело либо окончание его мучений, либо потеря ещё одного из оставшихся драгоценных дней. Ситуация, он чувствовал, была проигрышной по всем, мало-мальски значимым впечатлениям. Чтобы хоть как-то повлиять на настроение главврачихи, Андрей привел последний, самый веский аргумент:
– Тамара Витальевна, я готов работать у вас бесплатно. Текущий ремонт и художественное оформление поликлиники произвести за свой счет, только позвольте разместить где-нибудь в подвальном помещении свое имущество. Понимаете, ситуация у меня просто аховая и всё зависит от вашего решения…
Тамара Витальевна слыла женщиной умной, а потому осторожной и неспешной в своих суждениях. Особенно это касалось тех ситуаций, где дело, так или иначе, касалось любой, мало-мальской выгоды. К своим сорока двум годам она представляла собой вполне сложившийся тип удачливого администратора. Начинала Тамара Витальевна свою трудовую деятельность в этой же поликлинике гинекологом. Но вскоре, к великой своей досаде обнаружила, что на одной только благодарности своих пациенток, простиравшихся не далее стеклянных, под хрусталь, вазочек вперемежку с коробками просроченных конфет, благосостояния не достичь. Глядя на своих коллег, уставших сводить концы с концами и безропотно принимавших свою незавидную участь, она всем своим существом протестовала против уготованной ей самой подобной стезе.
Тамара Витальевна росла в семье, где бедность была нормой жизни. Имея невзрачную внешность, она рано поняла, что ей не удастся извлечь хоть какую-то выгоду там, где её более броские и яркие подруги имели успех. Малообразованные родители на фоне других являли для неё самый убедительный довод в пользу образования. Для девочки-подростка эта цель стала синонимом успеха и благополучия в жизни.
Тамара внимательно анализировала всевозможные толки и разговоры в пользу того или иного института. Слушая разговоры, которые вели её подруги, их родители, знакомые и просто случайные тетки и дядьки, в конце концов, выбор свой она остановила на медвузе. Правда, поначалу она поступала в Плехановский, но не попала. Так уж случилось, что её обошли по конкурсу более денежные соискательницы студенческих билетов сего вуза. Но Тамара не растерялась и не пала духом. Мигом сориентировавшись, она выбрала запасной вариант, подав документы в медицинский на гинекологический факультет. По сведениям, которые определяли её приоритеты в выборе учебного заведения, этот вариант тоже предоставлял немалые выгоды с точки зрения жизненных перспектив.
Первые же годы работы после окончания института быстро развеяли её иллюзии. Придя к неутешительному выводу, что уважаемая профессия ещё не является синонимом доходной, она не стала сожалеть о потерянных годах. С присущей ей рассудительностью, Тамара стала обдумывать всевозможные пути к исправлению сложившейся ситуации. И, как это всегда бывает, «господин великий случай», который, известно, чаще благоволит настойчивым, помог ей определить жизненные приоритеты. Услышав едва различимый голос судьбы, она смогла уцепиться за ту дорожку, в которой Трухнова ясно увидела реальное осуществление своей мечты.
Со свойственной ей энергией и чувством ответственности за порученное дело, Тамара Витальевна весьма активно и целенаправленно занялась профсоюзной деятельностью. Вскоре, как она и рассчитывала, ее усилия принесли свои дивиденды, и, причём, немалые.
Трухнова быстро оценила все возможности своего нового положения. Умело пользуясь ими, Тамара Витальевна тут же сделалась совершенно необходимой тем людям, от которых ждала известных благодарностей. Не зря же она прикармливала свой персонал льготными путевками, премиями, подарками к бесчисленным праздникам, юбилеям и торжествам! Всё случилось именно так, как она и предполагала. Бывший гинеколог тонко уловила основной инстинкт людской натуры. Уже через год с небольшим Трухнова пожинала плоды своей дальновидной политики. Высокое начальство сочло её кандидатуру, как подающего большие надежды молодого, но вполне опытного специалиста, единственно подходящей на должность главврача.
Первое время Тамара Витальевна не спешила предпринимать что-либо по осуществлению своих жизненных установок. Она зорко и тщательно присматриваясь к людям. Умело проведя своеобразную чистку кадров, она собрала около себя тех, кто успешно пал жертвой её искусительных сетей. И только тогда она приступила к главной цели своей жизни – строительству райских кущей. Раскидистое древо с пышной кроной из рукотворных вечнозелёных листочков стало в нем ее главным кумиром…
«На ловца и зверь бежит», – оформилось расхожей пословицей мимолетное впечатление. Для её острого, аналитического ума достаточно было и одного взгляда на стоящего перед ней уже немолодого мужчину, нервно мнущего в руках затёртую шапку: «Этот сломлен и ему уже не подняться». Вслушиваясь в его просительные интонации, Тамара Витальевна мысленно обдумывала один из вопросов, не дававших ей в последнее время покоя.
Месяц назад она была вынуждена уволить рабочего по обслуживанию здания. Горький пьяница был, к тому же, весьма болтлив на предмет некой тайной информации. Не помогали предупреждения, ни увещевания его жены, работавшей здесь же в поликлинике и весьма заинтересованной в дальнейшем пребывании своего мужа на этой должности.
Получая оплату за полторы ставки, её муженёк расписывался за три. Остальная половина, как всегда, уходила «на хозяйственные нужды». По коллективу поползли крамольные слухи. Когда ситуация приблизилась к взрывоопасной, Тамара Витальевна распорядилась отсечь сию скверну. Никакая тень не должна упасть на ее садик. Неровен час, налетит саранча в лице всяких там проверяющих комиссий.
Благодаря её усилиям, правда, не очень значительным, ситуация благополучно разрешилась. Но на будущее Трухнова для себя решила как можно тщательнее подойти к кадровому вопросу. Этакая, казалось бы, ничтожная мелочь, а могла принести серьёзные осложнения там, где затронут финансовый вопрос. В таких делах мелочей не бывает! Этот кадровый аспект она решила проконтролировать лично. Месяц, минувший в просмотре кандидатур, не принес желательных результатов. Не было уверенности в надежности людей, приходивших на собеседования, – срабатывало никогда не подводившее чутьё.
Но на этот раз ёкнуло, встрепенулось ретивое Тамары Витальевны, давая знать своей хозяйке о возможной удаче. «Что ж, вполне возможно, вполне возможно… Судя по всему, мужик действительно попал в крепкий переплёт. С такими обстоятельствами ему трудно будет трепыхнуться, при условии, что все его россказни хотя бы наполовину правда. Проверить это нетрудно. Пусть завезёт свое имущество и всё, – птичка в клетке». Прокрутив всё это в качестве преамбулы, Трухнова встала с кресла и спросила:
– Как ваше имя, отчество? – и, услышав ответ, продолжила. – Сегодня уже поздно, Андрей Васильевич. Приходите завтра с утра, мы продолжим разговор. Я думаю, что у нас есть возможность вам помочь.
– Господи, Тамара Витальевна, большое вам спасибо. В долгу не останусь, вечный ваш должник. – Андрей с чувством ударил себя в грудь шапкой. – До свидания, Тамара Витальевна…
На следующее утро Андрей, не теряя времени, помчался к владельцу помещения. Арендодатель, человек покладистый и понимающий обстоятельства, в которых оказался Андрей, согласился дать ему свой грузовик и пару человек для погрузки. Теперь нужно было сделать главное, – не дать фортуне вильнуть своим разноцветным, большей частью в черно-белую полоску, хвостом. Главное – оформить с главврачом поликлиники окончательный договор. Андрею хотелось не просто пребывать в роли хранителя своего имущества, но и извлечь кое-какую пользу.
Эта сторона дела была для него не менее важна. Проку от вечного хранения своего добра Андрей не видел никакого. Сейчас его не очень интересовала зарплата, которая своим размером вызвала бы улыбку у любого нищего, где бы тот ни промышлял. Всю ставку на ближайший период Андрей сделал на запуск в работу своего оборудования. Он не сомневался ни на секунду в том, что сможет реализовать свои далеко идущие планы.
Проработав около десяти лет с деревообрабатывающим оборудованием, он приобрел приличный опыт в самостоятельной работе и наладке станков и инструментов. Он без труда мог изготовить любую необходимую оснастку и самое изощрённое приспособление, дававшие Андрею возможность свободно делать вещи, невозможные на любом промышленном станке. У него ни на мгновение не возникало никакого сомнения в своих силах. Идеальным был вариант с устройством куда-нибудь на работу, где он смог бы, пусть даже бесплатно, отрабатывать своим трудом за пользование парой десятков квадратных метров.
Сегодня Андрей постарался быть при параде. Секретарша, не узнала его. Узрев перед собой хорошо одетого представительного мужчину нервно засуетилась, не зная, как отнестись к сей личности.
– Вы по какому поводу? Тамара Витальевна у себя, я ей сейчас доложу.
– Вчера я приходил по поводу работы, если припомните. Тамара Витальевна просила меня подойти утром для окончательного разговора.
– Ах, так это вы. Подождите, я скажу.
Секретарша сняла трубку и скучно произнесла:
– Тамара Витальевна, к вам тут вчерашний мужчина по поводу работы.
Положив трубку, она кивнула Андрею:
– Подождите, сейчас она освободится и примет вас.
Ждать пришлось недолго. Когда из кабинета главврача вышла высокая стройная женщина с явными признаками неудовольствия на лице, Андрей понял, что главврач, вероятно, не в духе. Внутренне собравшись, он решил идти до конца. Отступать ему было некуда.
Сейчас Андрей жалел, что поспешил оповестить своего арендодателя о вывозе имущества. Кабы не пришлось ползти на коленях назад. Но, вопреки ожиданиям, он был принят если не весьма благожелательно, то, по крайней мере, довольно любезно. Пригласив его сесть Трухнова без всяких предисловий сказала:
– Андрей Васильевич, я бы хотела обговорить некоторые условия, на которых будет базироваться наше с вами сотрудничество. От того, насколько точно оно будет соблюдено, зависит ваше пребывание в этих стенах. Я люблю точность в соблюдении договорённостей между людьми, и сама придерживаюсь самого пунктуального их исполнения.
Трухнова внимательно взглянула на Андрея. Тот согласно кивнул головой. Чуть потянув паузу, Тамара Витальевна продолжила:
– Мне бы хотелось, чтобы наша договорённость была взаимовыгодной. Я принимаю вас на работу рабочим по обслуживанию здания. Зарплата, которую вы будете получать, будет состоять из нескольких частей, точнее, из двух. Одну из них вы будете получать на руки, за другую только расписываться в ведомости. Этого требуют наши обстоятельства, которые заключаются в расходах на хознужды поликлиники. Лимит денежных средств, отпускаемых нам на эти расходы, крайне мал. Я думаю, что вам не нужны дальнейшие пояснения моих условий.
– Конечно, Тамара Витальевна, я вполне всё понимаю. Собственно говоря, меня ваши условия ни в чем не ущемляют. Вы могли бы и не ставить меня в известность об этой стороне дела. Но, раз вы сочли нужным сказать мне об этом, то, как я понимаю, не стоит об этом нигде распространяться.
– Вот именно, вы меня правильно поняли. Если всё будет нормально, то вы и ваше имущество сможете находиться в стенах поликлиники столько, сколько вам потребуется.
– Тамара Витальевна, у меня к вам ещё одна существенная просьба. Иногда мне понадобится включать станки, чтобы сделать кое-какую работу. Вы понимаете, что на зарплату я прожить не смогу, а я снимаю квартиру и поэтому вынужден как-то прирабатывать. На станке я могу делать кое-что из деревянного погонажа, – вагонка, шилёвка, плинтуса ну и прочее.
– Да-да, понятно, – взглянув на часы, оборвала его Трухнова. – Я не вижу в этом никаких для нас неудобств, так что можете заниматься своими делами в свободное от работы время. А сейчас, извините, Андрей Васильевич, я тороплюсь. Как мне кажется, мы всё обговорили и в дальнейшем никаких недоразумений не предвидится. Разыщите Зину Ивановну, нашего завхоза, она вам скажет, у кого и где оформляться. До свидания.
– До свидания, Тамара Витальевна! Можете надеется, у вас со мной хлопот не будет.
Он встал и, откланявшись, направился к двери. Когда Андрей вышел из поликлиники, от февральской хмури не осталось и следа. Порывы ветра разогнали с просиневшего неба остатки грязно-серой пелены. Ярко блеснувшее солнце, казалось, разделяло его настроение, ободряюще подмигивая ему. Андрей распахнул пальто и сдернул с головы шапку. Подставив лицо под изливавшие тепло солнечные лучи, подумал: «Жить можно!..».
Вот тут самая пора обратить внимание читателя на историю, которую ему предложил автор. Особенно на уточнение в подзаголовке романа, значащееся как «административная поэма». Согласен, одна эта пара слов может вызвать зевоту у любого. И если к этому моменту сия история не смогла хоть сколько-нибудь заинтересовать вас, господа, особенно тех, кто в силу своей кипучей, любознательной натуры балдеет от вороха стрельбы, погонь и прочих атрибутов убойных детективов и фантастики, то самое время сказать «баста» и отбросить эту нудную книжонку куда-нибудь в угол!
Но, право слово! Признайтесь честно, ведь иногда вдруг охватывает вас некая душевная истома. Хочется покоя, хочется застыть хоть на минуту этаким соляным столбом. Нестерпимое желание заставляет вас забиться в дальний уголок, чтобы пребыть на краткое мгновение в состоянии нирваны. Уловить на себе тонкий лучик умиротворения, отдышаться от дел и забот, которые словно железными обручами стиснули всё ваше свободолюбивое существо. Рука невольно тянется к приготовленным на сей случай ярким обложкам, наивно полагая найти в них то самое отдохновение.
И тут перед вашим взором назойливой мошкарой взвиваются тучи моднючих, написанных суконной прозой полицейских отчетов пополам с воспалённым бредом неугомонных стряпчих от кухни «фэнтези». С досадой вы отбрасываете от себя сии творения. Не то, не то!.. Душа просит иного, какого-нибудь простого бытописания, в незамысловатом сюжете которого вы смогли бы сопереживать герою в его исканиях простых, житейских истин. Самое время вспомнить о небрежно отброшенной в угол книжонке, в которой, может быть, автору удастся затронуть несколько струн вашей души.
Так не медлите, раскройте её и удивитесь тому, насколько в жизни все похоже на ваш собственный опыт, ну, хотя бы и не на ваш, но тех, кого вы знаете! И если наш герой покажется вам ничтожным лохом, радуйтесь, ибо миновала вас чаша, уготованная ему.
И еще небольшое отступление, которое, как кажется автору, совершенно необходимо. Сюжет нашей истории может показаться на первый взгляд несколько отступающим от литературных канонов. Случилось это по многим, не зависящим от автора причинам, о которых мы упомянем позже.
В качестве пояснения можно указать на то обстоятельство, что он, то есть сюжет, складывался совершенно стихийно, по мере поступления рабочего материала. Вначале автор имел естественное намерение собрать весь материал в стройную историю. Но впоследствии, перечитывая отпечатанное, было решено оставить всё как есть. Ему показалось, что такая манера изложения больше соответствует тем событиям, о которых автор пытался рассказать беспристрастно и правдиво.
Кроме того, обязательно нужно упомянуть ещё одно немаловажное обстоятельство, которое, может быть, и определило в главной мере стиль нашего повествования – это полная секретность описываемой истории от её рассказчика. Оставаясь в неведении относительно намерений своего собеседника, рассказчик (то бишь, Андрей), излагал события своей жизни, как его душе заблагорассудится. И, поверьте, изменить сложившийся стиль общения с ним было совершенно невозможно.
