скачать книгу бесплатно
– Давай. Только сначала ты уедешь, как будто в отпуск перед армией. Останешься там, попробуешь найти моих родителей. Потом я сбегу, и мы встретимся. Это безопаснее, чем отправляться вдвоём.
– А если тебя поймают?
– Одному мне проще пройти через погранпосты. У меня будет больше шансов, чем с тобой.
Жена сжала его ладонь ещё крепче.
– Я уеду, но только если ты меня найдёшь, – сказала она со слезами на глазах. – Слышишь? Обещай, что убежишь и найдёшь меня. Обещаешь?
– Обещаю. Но уехать ты должна завтра. Как будто давно планировала эту поездку.
– Хорошо.
Жена Моти оформила туристическую путёвку, отметилась во ВРАЛИ и отправилась в отпуск, из которого не планировала возвращаться. На следующий день у подъезда Мотю ждал чёрный автомобиль. Он понял, что это за ним. Сотрудники ВРАЛИ погрузили Мотю в салон и повезли в контору. Там его опять отвели в подвал, на разговор к старшему специалисту.
– Писов, значит, – говорил он, изучая дело. – Тебе уже меняли фамилию. Неужели опять нужно?
– Почему? – спросил Мотя.
– Вчера твоя жена прошла пограничный контроль в одной из западных стран. Она сбежала.
– Она в отпуске. Одному из супругов можно выезжать за границу.
– Нет, Мотя. Она сбежала. Она поставила подпись в ведомости о выдаче повестки. Это значит, что она не имеет права выезжать за границу, пока не отметится в комиссариате ЧМО.
– Я не знал об этом.
– Кончено же, ты не знал. Потому что хотел уехать следом за ней.
– Нет, что вы. Я честно не знал. Она сказала, что едет в отпуск перед армией.
Старший инспектор ударил по столу.
– Я таких, как ты, на дню по сорок человек опрашиваю! – закричал он. – И каждый из вас невиновен, ненавидит запад и клянётся в верности правительству. Вы СПИД! Вы грязь! Была бы моя воля, я бы вас к стеночке поставил и расстрелял.
– Если она сбежала, то я об этом ничего не знал, – оправдывался Мотя. – Она мне сказала, что уехала в отпуск. Мне больше нечего вам сказать.
Инспектор мгновенно успокоился и гнусаво продолжил:
– Твоя жена уже совершила преступление: выехала за границу, подписав повестку. Если она вернётся, её ждёт суд. Если не вернётся, будет объявлена СПИД.
– Она получила отметку во ВРАЛИ. Она мне показывала. С документами у неё всё в порядке.
– Она не сообщила, что подписала повестку ЧМО.
– Если она не сообщила, то откуда вы знаете? Она уехала только вчера, а вы меня уже…
– Молчи, Писов! Или ты хочешь попасть под статью об оскорблении должностного лица? Ты хочешь оскорбить нас? Ты хочешь сказать, что агенты ВРАЛИ совершили ошибку? Если да, то помни, что это уголовное преступление, щенок.
Мотя промолчал. Агенты ВРАЛИ действительно совершили ошибку. Сотрудники этого агентства должны были проверять так много документов, что на проверку каждого человека уходило слишком много времени. Поэтому печати и подписи иногда ставились не глядя. Большинство из них работало в этом агентстве, потому что другой работы не было и делать они ничего не умели, кроме как проверять документы и ликвидировать иностранщину.
Инспектор подвинул к нему знакомые документы.
– Лучше сразу откажись от неё, – предложил инспектор. – Если она не вернётся, мы сможем доказать, что ваш брак был фиктивен, и обвиним тебя в участии в организованной преступности. Это серьёзное обвинение. Понимаешь, о чём я? Мы тебя реально закроем.
Мотя посмотрел ему в глаза. В них было ослепление властью, как и у всех сотрудников ВРАЛИ. Как и говорила его жена, лицо у инспектора было туповатым, в нём не было ничего человеческого, он послушно выполнял приказы и получал удовольствие, глядя на страдания людей. Инспектору нравилось быть сильней, нравилось чувствовать превосходство. Мотя подумал, что жена может внезапно вернуться, это его напугало. По щекам потекли слёзы, а глаза широко раскрылись от страха. Инспектор надменно улыбнулся, подумав, что напугал Мотю, но тот боялся за жену.
– Я не помню, говорил ли тебе, что СПИД – это болезнь, с которой мы боремся. Разве ты ещё не понял, что это правда? Твои родители с тобой даже не связались. Прошло столько лет, а им на тебя наплевать. Наплевать на собственного сына. Потому что они СПИД. Запад посеял гнилое зерно в их разум. А мы боремся с этим зерном. Обрубаем на корню любую иностранщину.
– Она уехала в отпуск, – продолжал настаивать Мотя.
– Нет, Мотя. Она тебя бросила. Твои родители тебя бросили. Потому что они больны. Но ты живёшь спокойной и стабильной жизнью. У тебя есть квартира и работа. Цени это. Не поддавайся этой болезни. Не становись СПИД. Просто подпиши бумаги и докажи, что ты здоров. В этот раз я обещаю тебе пожизненную отсрочку от армии.
Опять его руки тряслись, когда он подписывал бумаги. На этот раз он признавал свою жену сбежавшим предателем и диссидентом. На камеру он говорил всё так же с трудом.
– А что теперь будет со мной? – спросил Мотя.
– К сожалению, ничего особенного, – ответил инспектор. – Ты, получается, двукратный родственник СПИД. Сначала родители от тебя сбежали, теперь жена. Фамилию мы твою опять засекретим. Ты будешь теперь не Писов, а Пиписов. И сбежать у тебя не получится. Мы за тобой будем внимательно приглядывать. Для твоей безопасности, разумеется.
Мотю напугали слова инспектора о том, что за ним будут внимательно приглядывать. Вернувшись домой, он разобрал подготовленный рюкзак, разложил вещи по местам, а рюкзак спрятал под кровать. Мотя думал, что для бегства лучше подождать подходящего момента.
3 Правильная жизнь для правильных людей
Долгие годы Мотя жил с мыслью о бегстве. Он думал об отъезде за границу именно как о бегстве, по-другому думать он не мог. Прошло почти десять лет после отъезда жены. За эти годы он так и не решился последовать за ней, поскольку боялся, что его поймают, и тогда клейма «СПИД» и тюрьмы не избежать.
Мотя работал инженером в бюро рассмотрения архитектурных конструкций (БРАК). Он проверял построенные дома на соответствие нормативным требованиям. У него был свой кабинет, в котором он изучал чертежи. Иногда он слушал радио и просто смотрел в окно.
Мотя прибавил громкость на приёмнике и сел на подоконник.
«Сегодня стали известны подробности скандального дела. Судью по фамилии Честночитсе обвиняют в государственной измене. Напомню, что Честночитсе вынесла обвинительный приговор в отношении главного патрульного инспекции дорожного регулирования. Он ошибочно оказался замешан в коррупционном скандале. Неизвестный источник сообщил, что инспектор владеет несколькими роскошными особняками и дорогими машинами. Судья Честночитсе поспешила с выводами и приговорила главного патрульного к трём годам домашнего ареста. Защита обжаловала решение и представила новые факты, благодаря которым главный патрульный был полностью оправдан.
Вот что по этому поводу сказал главный патрульный:
– Я же говорю, нечего тут говорить. Всё это имущество принадлежит моей жене. Она получила его от неизвестного поклонника. Она всё-таки красивая женщина и может получать дорогие подарки. Вам так не кажется? Вот пускай придумают закон, по которому нельзя будет получать подарки, тогда и поговорим. А я честно говорю, что я честный человек и скрывать мне нечего.
Судье Честночитсе грозит до пятнадцати лет лишения свободы. Источник, сообщивший о причастности главного инспектора к коррупции, признан экстремистским. А теперь к другим новостям. Предатели и диссиденты, сбежавшие в страны запада, заявили, что они стали жертвами правительственного терроризма…»
Мотя выключил приёмник. Он не любил слушать про страны запада и думать о том, что так и не решился на бегство.
Иногда он смотрел в окно и видел, как на улице работают люди в серых робах, на которых было написано «СПИД». Они подметали дороги или вывозили мусор. Это люди, пытавшиеся сбежать на запад, но их поймали и приговорили к исправительным работам за попытку «несанкционированного пересечения границы». Таких людей обходили стороной, а некоторые мальчишки бросали в них камни.
Мотя смотрел на них и думал о том, что если бы он не подписал заявление об отказе от родителей и жены, то мог бы стать таким же, как они. В свои двадцать девять лет он выглядел как сорокалетний мужчина с лицом младенца. Он давно смирился со своей жизнью. Но назвать её счастливой он не мог. Долгие десять лет ему не хватало жены и её смелости.
Он в очередной раз посмотрел в окно и представил, как буквально через несколько минут закончится его рабочий день и он спустится в кафе в здании напротив, где отведает аппетитные пирожки с капустой. Мотя любил поесть, а потому был пухлым и с круглым лицом.
Его планы были нарушены внезапным появлением заместителя начальника БРАК. Дверь приоткрылась, а из коридора раздался неприятный, гнусавый голос.
– Пиписов, – сказал он, – тебя хозяин вызывает.
– Так рабочий день уже закончился, – возмутился Мотя.
– Говорит, что срочно.
Мотя недовольно вздохнул и пошёл в кабинет «хозяина» – так просил называть себя начальник БРАК по фамилии Порсусукиф, потому что считал, что на него возложена важная хозяйственная задача, объяснить которую он не мог. Он настойчиво убеждал своих подчинённых, что именно он является хозяином всего, что делает БРАК.
Начальник был необычайно толстым. Для него даже изготовили на заказ специальное кресло. В этом кресле могли без труда уместиться заместитель начальника и Мотя.
В кабинете помимо начальника собрались ещё несколько человек. Когда пришёл Мотя, Порсусукиф подозвал его жестом и показал на бумагу, лежавшую на столе.
– Подпиши-ка, – сказал он, тяжело дыша.
Мотя взглянул на документ, и его тряхнуло. Это был акт приёма нового здания. Мотя понимал, что подписывать его нельзя, поскольку здание построено с нарушениями.
– А они устранили замечания? – неуверенно спросил Мотя.
– Чего?! – возмутился Порсусукиф.
– Устранили, – заявил представитель строительной компании. – Всё нормально.
– Я вчера был на вашем объекте. Вы не демонтировали горючие материалы, но здание подготовили к открытию.
– Пиписов, ты чего начал?
– Они приносили проект. Я им сказал, что в детских комнатах горючие материалы нужно заменить негорючими. В проекте они заменили. Стоимость увеличили в несколько раз. А по факту установили дешёвые горючие материалы. Это нарушение…
– Ты мне брось! – ударив по столу, взвизгнул Порсусукиф. – Сказано же тебе, что всё устранили! Это здание «президентиума»! – Порсусукиф поднял руки вверх, произнося слово «президентиум». – Это место, в котором детишки будут узнавать, как наш президент поднял нашу страну. Через неделю могут приехать его представители на открытие. А ты хочешь, чтобы я им сказал, что какой-то Пиписов отказался подписывать бумаги?!
– Это же серьёзное нарушение. Там ещё…
– Молчать! Ты меня учить собрался? Забыл, где живёшь? Не забывайся. Либо подписывай, либо пошёл вон отсюда. А завтра заявление мне на стол. И потом ищи работу. Куда ты пойдёшь в кризис?
Порсусукиф вытер пот со лба и продолжил более спокойным тоном:
– Слушай, давай по-хорошему. Ты подпиши, представитель президента приедет, порадуется, а потом разберёмся с материалами.
Мотя неохотно, но всё-таки подписал акт приёма, это означало, что формально здание соответствует всем нормативным требованиям, но фактически это было не так. Помимо дешёвых и горючих строительных материалов, в здании не установили пожарную сигнализацию, во многих местах протекала крыша, а некоторые окна были затянуты прозрачной полиэтиленовой плёнкой. Но рассказывать обо всех выявленных нарушениях было бессмысленно, они никого не интересовали.
«Зато не придётся искать работу», – успокаивал себя Мотя.
Он позабыл, что хотел зайти в кафе, и поспешил домой. По пути на остановку он увидел разъярённую толпу стариков, набросившихся на мусорный контейнер. Среди них началась борьба за просроченные продукты, которые выбросил ближайший магазин. Обычно продавали даже товары с истекшим сроком годности, а выбрасывали те продукты, которые уже зеленели и теряли товарный вид, но даже на них находился спрос.
Мотя ехал в автобусе, плотно набитом пассажирами. Автобус подпрыгивал на кочках, в салоне постоянно что-то гремело. Мотя ехал стоя. Напротив него сидели две женщины и возмущались ростом цен на продукты.
– Ты видела, сколько морковь стоит? Дороже, чем фрукты заграничные. Это просто ужас какой-то. Скоро будем питаться одними крупами.
– А я давно уже мясо не покупаю. У меня муж говорит, что скоро пешком все будут ходить. Цены на бензин тоже ведь растут. Скоро и проезд подорожает.
– Так на прошлой неделе подорожал.
– Опять подорожает. Я в газете прочитала.
К ним обернулся дед, на лице которого была неописуемая ярость.
– Вы чего, бабы, разнылись? – прошипел он. – Сказал же президент, что нужно потерпеть немножко. Что нам нужен прорыв.
– Сколько терпеть-то можно? Уже сил никаких нет.
– Самолёты ведь строят, – объяснял дед. – Вчера по телевизору показали чертежи нового боевого самолёта.
– Ой, старый. Кому нужен твой чертёж-самолёт? Он мне детей поможет прокормить? Или в школу их собрать?
– Тупая девка! – захрипел дед. – А если завтра страны запада на нас нападут? Тебе и школа будет не нужна! И дети твои будут рабами!
– А может, пусть захватят. Может, и морковь дорожать перестанет.
– Ах ты, поганка!
Дед вскочил с места и замахнулся тростью, но автобус резко остановился, после чего дед отлетел на три сиденья в обратную сторону.
Раньше на дороге была неглубокая лужа, скрывавшая кочку, на которой автобус просто подпрыгивал. Теперь дорогу размыло, и на месте лужи образовалась яма, куда провалилась передняя часть автобуса. Люди начали покидать салон. Мотя вышел через переднюю дверь и оказался по пояс в воде. Но жил он неподалёку, поэтому особо не переживал. На самом деле никто особо не переживал, поскольку подобное случалось часто.
Жил Мотя в двадцатипятиэтажном доме, который выглядел как огромная незавершённая стройка, у него даже фасад не был покрашен. Дом должен был быть светло-жёлтого цвета, но краску кто-то украл, а по документам дом приняли так, будто он покрашен. Некоторые строительные материалы украли строители, некоторые – даже не закупили, а краску и всё, что осталось, разворовали жильцы дома, чтобы сделать ремонт в своих квартирах.
Весь двор был заставлен машинами, даже там, где должна была находиться детская площадка, стояли чьи-то авто. Иногда за место приходилось бороться. Женщина с первого этажа стояла на парковочном месте и отгоняла желающих там припарковаться. Когда её пытались задавить, она ложилась на асфальт и раскидывала ноги и руки в стороны. Жильцы, которым места не доставалось, оставляли машины на дороге. Иногда они обнаруживали свои машины без колёс, но случалось и такое, что и вовсе не обнаруживали машин.
В подъезде дома был длинный коридор с множеством дверей, ведущих в тесные комнаты, где жили люди. Войдя в коридор, Мотя остановился. Возле одной двери стояли несколько десятков вооружённых бойцов ГНИЛ (гвардия наказания и ликвидации). Это элитное подразделение, борющееся с терроризмом и экстремизмом. Операция против террористов и экстремистов только началась. Сотрудники ГНИЛ приготовились. Сняли автоматы с предохранителей и спрятались за бронированные щиты. Один из бойцов со всей силы застучал ногой в дверь.
– Благоевский! Откройте дверь и выходите с поднятыми руками!
Дверь открылась. Двое бойцов силой вытянули оттуда хрупкую женщину, скрутили ей руки и прижали к стене. В квартиру бросили шумовую гранату, после громкого хлопка внутрь вломились несколько бойцов. Из квартиры сперва послышались истошные крики, а затем громкий детский плач.
– Это какая-то ошибка, – в слезах говорила мать, – мой муж умер несколько лет назад.
– Мы не за вашим мужем пришли. Ваш сын подозревается в распространении террористических, экстремистских материалов, дискредитирующих и оскорбляющих правительственные структуры.
– Это вы про картинку? – спросила сестра. – Про картинку, где изображён боец ГНИЛ с золотым унитазом на голове? Так это я ему показала, а он, наверное, другу своему отправил.
– Так. Значит, у нас тут соучастник объявился.
– Соучастник чего?
– Соучастник преступления. Вы разве не знаете, что законом запрещено дискредитировать работников правительственных структур? Вы отправили ему дискредитирующий материал, следовательно, являетесь соучастником. Наша работа – защищать людей от преступников. Уводите их.
Мотя слышал, как из квартиры выводили плачущего девятилетнего мальчишку и его старшую сестру. Мать в истерике ревела и одновременно пыталась успокоить арестованного сына.
– Вы защитники золотых унитазов! – не сдержав гнева, заорала сестра. – Защищаете своих хозяев. Бандитов и вор…
Один из бойцов ударил ей по ноге дубинкой. Девчонка завопила от боли. Мотя спрятался за стенкой, чтобы его не арестовали как соучастника. Он закрыл уши руками: слушать рёв было мучительно. Сотрудники ГНИЛ уходили, а женщина осталась лежать на полу и плакать.