скачать книгу бесплатно
– Это дело сугубо личное, не хотелось бы впутывать в это других, не имеющих отношения…
Александрович возразил:
– Вы говорите, а мы сами решим, кто имеет отношение к вашему делу, а кто нет.
– Неудобно, знаете ли…
– Не ломайтесь, – раздраженно бросил Малышев. – Неудобно одно: штаны через голову надевать, но клоуну и это удается.
– У меня есть подруга… фронтовая. Десять дней назад сделал предложение… решили соединиться узами брака…
– Кто она? – спросил следователь. Он спросил, хотя ответ уже знал или, точнее сказать, догадывался.
– Аллочка… Простите, Прошкина Алла Демидовна. На фронте сблизились. Она – военврач третьего ранга, я – командир отделения связи. В сорок втором из окружения под Вязьмой вместе выходили… А через год (так судьба распорядилась) оба в плену оказались. В разных концлагерях были. Меня держали в лагере для военнопленных, под Гомелем. Она, как потом, после войны узнал, была в лагере «Терезин» (это в Чехии). Вновь встретились после победы в Свердловске. Вот… Спустя несколько лет решились…
– Причем тут все это? – спросил Александрович.
– Как же! Я подумал, что нам лучше будет, если купим домик на окраине… Чтобы с приусадебным участком.
– Итак, вам понадобились деньги…
– Да… Но, товарищи милиционеры, она ни при чем. Это я все.
Подполковник Малышев саркастически сказал:
– Какое благородство.
Соловейчик развел руками.
– Так воспитан, – и решительно повторил. – Аллочка тут ни при чем.
Кадочников вновь ухмыльнулся.
– Как «ни при чем»? Она же вам помогала в хищении, а потом и в сбыте.
– Вы и это знаете?
– Знаем, потому что задержана торговка на рынке, через которую Прошкина пыталась сплавить украденное.
– Да… но она не хотела… я уговорил. Она категорически возражала. Моя лишь вина.
Следователь Александрович закончил оформление протоколов обыска и изъятия найденного, дал подписать понятым, все время молча стоявшим в сторонке, дал ознакомиться Соловейчику и попросил также подписать.
Соловейчик внимательно прочитал протоколы и поставил подписи. И спросил:
– Что со мной будет?
– Пока мы задержим вас по подозрению в совершении кражи социалистической собственности, а потом будет предъявлено и обвинение в совершении данного преступления, – ответил следователь и стал собирать исписанные листки бумаги в стопку. – Прошу вас, гражданин Соловейчик, собираться.
Часть 7
Шифротелеграмма в Москву из УМГБ Свердловской области:
«Нами задержаны по подозрению в хищении социалистической собственности Соловейчик Яков Яковлевич 1911 года рождения и Прошкина Алла Демидовна 1913 года рождения. По нашим данным, оба в начале 1942 года выходили из окружения под Вязьмой, а в 1943 году оказались в немецко-фашистском плену. Соловейчик находился в концлагере под Гомелем, Прошкина – в концлагере «Терезин» (Чехия). Оба были освобождены в результате наступления Красной Армии.
Прошу проверить по архивам обстоятельства, при которых указанные лица попали в плен и обстоятельства их освобождения из плена. О результатах – информируйте. Генерал Чернышев».
Совещание, проводимое отделом административных органов Свердловского обкома КПСС, закончилось. Все шумно задвигали стульями и стали покидать зал. С кислым выражением лица (не по нутру ему были подобного рода мероприятия, считая единственным их результатом, – пустую трату времени) поднялся со своего места и подполковник Малышев. Он вышел в проход и направился вместе с другими к двери, на выход. Но тут за спиной услышал голос заведующего отделом Савинова:
– Иван Семенович, а вы задержитесь, – Малышев обернулся. – Зайдите ко мне, в кабинет.
– Слушаюсь, – ответил Малышев.
Он вышел в коридор, поднялся на четвертый этаж, прошел прямо, в конец коридора и открыл дубовую дверь приемной Савинова. Сидевшая за пишущей машинкой седоватая старушка подняла вопрошающие глаза.
– Илья Максимович просил зайти.
– Он у себя, – откликнулась старушка. – Проходите, пожалуйста.
Малышев вошел в кабинет и остановился.
– Присаживайся, Иван Семенович, – хозяин кабинета показал рукой на стоящий напротив стул.
Малышев прошел и присел.
– Жалуются на тебя, – без всяких предисловий начал Савинов.
– Меня это не удивляет.
– А меня – очень, – Савинов исподлобья смотрел на сидевшего напротив него. – Я тебе должен напомнить, что не в первый раз.
– Илья Максимович, это же хорошо, когда жалуются. Значит, взяли за живое. Значит, на верном пути. Хуже, когда жулье станет благодарить.
– О чем ты? Какое «жулье»?
– То самое жулье, с которым мне приходится иметь дело.
– Говори, да не заговаривайся. На тебя не жулье, как ты выражаешься, жалуется…
– А кто?
– Первый секретарь горкома партии. Он считает, что ты не с преступностью борешься, а попираешь основные принципы социалистической законности.
– Серьезное обвинение…
– Оставь иронию для другого случая, – Савинов с трудом сдерживался. – Что ты привязался к магазину «Светлана»? Как мне сообщили, ты вновь там разбойничаешь.
– Вы так напрасно со мной… Обижаете…
– А партию обижать можно? А честных коммунистов третировать можно? Я тебе должен напомнить: времена вашего произвола давно закончились. И партия больше вам не даст возможности вернуться к прошлому. Учти!
– Я не третирую честных коммунистов…
– Ты не понимаешь?.. Я тебе уже однажды говорил: ты – коммунист, и будешь делать то, что говорит партия. Тебе понятно?!
– Это понятно. Но непонятно другое: разве партия говорит о том, что коммуниста наличие партбилета избавляет от ответственности? Вор – он и есть вор. Мне все равно: с партбилетом он в кармане или нет.
– Повторяю: говори, да не заговаривайся. Не хочешь ли сказать, что партия состоит из воров?
– Я этого не говорил.
– Не говоришь, но подразумеваешь. Я тебе официально заявляю: все, что связано с членами правящей партии, решать не тебе, а нам. Понятно?
– Нет.
– Дерзишь?! Сожалею… Кстати, я разговаривал с Азаровым… Он также тобой недоволен. Он также просил тебя оставить в покое руководство магазина «Светлана»… Кто ты такой?! Почему не слушаешь советов – ни наших, ни непосредственных руководителей? Так ты можешь далеко уйти. Впрочем, партия тебе не позволит… Иди! И подумай… Пока еще не поздно.
Из воспоминаний полковника милиции Плотника:
«Обыск на квартире Соловейчика лично у меня вызвал двойственное чувство. С одной стороны, у меня он вызвал жалость. Согласитесь, со столь искренним и честным преступником не так уж часто доводится встречаться. Я тогда думал: «Оступился человек… С кем не бывает. Главное, искренне раскаивается, готов загладить вину. Он не увиливает, не валит вину за случившееся на других. Порядочен по отношению к подруге, будущей супруге». Короче говоря, во всех отношениях мужик вправе рассчитывать на сострадание. А, с другой стороны, я все время ловил себя на мысли, что все происходящее производит впечатление чего-то не натурального. Точно также ощущаешь себя, когда приходишь в театр на премьеру, а уходишь после спектакля – обманутым: происходившее на сцене – не искусство, а его подделка.
Майор Кадочников, мой тогдашний кумир, относился с долей скепсиса к происходящему во время обыска. Я это не видел, но ощущал. Я чувствовал, что он прав, а вот объяснить – не мог. Он не доверял, потому что за плечами огромный жизненный опыт. Я не вполне, скажу так, доверял словам Соловейчика, из-за моего слепого поклонения кумиру.
Такое вот странное раздвоение личности произошло во мне.
После обыска я много думал, воскрешая все мельчайшие детали происходившего. И чем дольше думал, тем больше находил в поведении Соловейчика странного. Необъяснимого. Непонятного. Но это – в мелочах. По крупному же – все как раз было предельно понятно: человек совершил нехороший поступок, поддавшись минутной слабости; осознав случившееся с ним, готов на любые жертвы, чтобы исправить зло».
Генералу Чернышеву только что принесли дымящийся чай – в стакане и старинном серебряном подстаканнике. Сделав маленький, пробный глоток, с удовольствием хмыкнул – по его вкусу, значит. А обожал он чай горячий (крутой кипяток, а когда напиток чуть-чуть остывал, то он его уже называл ополосками). Пил без сахара: говорил, что сахар вреден для организма; что от чрезмерного его употребления может развиться сахарный диабет. Дома заварку готовил только сам, не доверяя никому, и по собственному оригинальному рецепту. На службе – это делал его помощник Некрасов, у которого, по словам генерала, на сей счет талант, превосходящий его собственный, то есть генеральский.
Он пил медленно, наслаждаясь напитком, вдыхая его аромат и всякий раз поцокивая языком.
Вошел капитан Некрасов.
– Товарищ генерал, в приемной подполковник Малышев. Говорит, что вы вызывали. Может войти?
– Да. Пусть заходит.
Некрасов вышел и тотчас же вошел Малышев.
– Товарищ генерал…
– Проходи, подполковник, присаживайся, – генерал показал рукой на стоящий напротив стул.
Малышев прошел и присел. Генерал допил чай, отодвинул в сторону подстаканник. Посмотрев внимательно на вошедшего, спросил:
– Как дома? В порядке?
– Так точно, в порядке, товарищ генерал.
– Если что – говори, не стесняйся.
Подполковник еще раз повторил:
– Все в порядке, товарищ генерал.
– Тогда – ладно… Я вот зачем вызвал тебя: Савинов звонил… Пять минут назад… Что там за история с магазином «Светлана»?
Малышев встал.
– Докладываю, товарищ генерал…
– Да, сиди ты, – генерал недовольно поморщился, – мы же одни.
Малышев снова присел на стул.
– От осведомителя стало известно…
– Не надо подробностей. Я подписывал запрос в Москву. Скажи, что-то серьезное?
– Понимаете, товарищ генерал, похищенное подпадает под категорию особо крупного… А, кроме того, в этом деле много неясного, подозрительного.
– Вот как? А мне докладывали, что подозреваемый дает правдивые показания; что у него на квартире во время обыска обнаружено похищенное; что история предельно проста и может уже через месяц пойти в суд… Если, конечно, вы все там не сочтете возможным прекратить уголовное преследование…
– По закону, товарищ генерал, не положено. Не на поруки же отпускать?
– А почему бы и нет? Как-никак фронтовики – оба.
– Не мне этот вопрос решать: суду. Думаю, там учтут и это обстоятельство.
– У тебя, что, есть сомнения насчет их прошлого?
– Не знаю, как и сказать… Очевидного – ничего, однако…
– Тогда зачем надо было в Москву слать запрос?
– Это, собственно, не моя инициатива… Это – капитан госбезопасности Целищев настоял. Узнав, что задержаны находившиеся в плену… Сами знаете, какая у них установка. Не грех, мол, лишний раз перепроверить. Они…
– «Они» – это мы, подполковник, – поправил его генерал.
– Это так, но задачи все же у нас разные.
– Задачи, может, и разные, а вот цель одна – чтобы социалистическое общество с каждым днем здоровело; чтобы твердо и победно все мы шли к коммунизму.
– Согласен, товарищ генерал.
– И на том спасибо, – по лицу генерала пробежала улыбка. – Работайте. Не собираюсь мешать. Поступайте, как считаете нужным. Не хватало, чтобы я занимался каждым воришкой.
– Но воришки-то бывают разные, – заметил подполковник и взглянул в глаза генералу.
