скачать книгу бесплатно
– Как ваша фамилия? – спросил Игорь, – мне для протокола нужно.
Участковый проворно поставил пухлый пакет к колесу машины и представился:
– Лейтенант полиции Ковтун.
Игорь записал его в участники следственного действия и обратился к пожилому мужчине:
– А вы кто?
– Иванов Геннадий Петрович. Живу здесь недалеко. Деревня Стеблево.
– Вы обнаружили машину и труп?
– Да. Я уже всё рассказал, вот товарищам, как и что. Я ничего не брал и не трогал. Сразу пошёл к дороге и милицию вызвал.
– Понятно, только сейчас полиция называется. Вы нам ещё понадобитесь, поэтому надо будет с нами проехать в отдел.
В это время на поляну въехал зеленый уазик-буханка. Это прибыла труповозка. Разбитной водитель, выпрыгнув в траву, весело со всеми поздоровался.
– Ты, давай, развернись и задом сдай, видишь «Мерседес» стоит? Не на руках же нам тащить? – распорядился Ребров.
Всё было сделано, труп общими усилиями погрузили. Игорь выписал бумажку о направлении трупа на судебно-медицинское исследование, и буханка укатила.
Оставалось перегнать в отдел «Мерседес». За его руль уселся участковый Ковтун, как человек без предрассудков. Ключи оставались в замке зажигания, но запустить двигатель сразу не удалось. Сел аккумулятор. Хорошо, что в полицейском «Форде» нашлись провода с клеммами. «Фордик» подогнали впритык к борту «Гелендвагена». «Немцу» дали прикурить, и его мотор тихо заурчал. На заднее сиденье усадили свидетеля Иванова. Остальные втиснулись в легковушку, и машины тронулись через лес к автотрассе.
На выезде, по-прежнему, маячил рослый сержант, а за его спиной увивались репортёры, нацелив камеры на выныривающие из канавы машины. Сержант подошёл и доложил, что следотдельский уазик уехал на ремонт, труповозка прошла, а сам он лучше сядет во внедорожник. Репортёры погрузились в свой «Рено», и колонна двинулась в город Калашин.
4
В райотделе полиции, в кабинете её начальника Кустова, Игоря уже дожидались руководитель следотдела Сорокин и замрайпрокурора Мещанов.
Они молча изучили содержимое пакетов с изъятыми с места происшествия вещами, и посмотрели на Игоря, ожидая доклада.
После его недолгого рассказа Сорокин спросил:
– И кто же тогда этого мужика грохнул? Ни гильз, ни оружия, ни следов. Как сам-то думаешь?
Игорь неуверенно предположил, что может кто-то поджидал на полянке, а после убийства забрал документы и телефон и скрылся в лесу.
– А туда прилетел и оттуда смылся по воздуху, как Карлсон? – пошутил начальник полиции Кустов, – и зачем убитому было сворачивать с дороги в чащу?
– Да глупости, – вмешался Мещанов, – просто некачественно осмотрели местность, опыта не хватило или торопились. Вот и нет результатов. А в таких делах спешить не надо. Скорее всего, убийца или убийцы сидели у убитого в машине. А значит, были знакомы, и он им доверял. Под надуманным предлогом, например, захотели в туалет, попросили завернуть на полянку, потом вышли из машины и стрельнули через открытое водительское окно. Забрали документы и телефон и пешком вернулись на трассу, где их ждала вторая машина. Вот и весь ребус. Нужно срочно организовать поиски второй машины.
Сорокин, подумав, возразил,
– Вряд ли так. От трассы до машины по протоколу расстояние 260 метров. Далековато для заезда в туалет.
– Хорошо, а если его под пистолетом заставили туда ехать? – настаивал Мещанов.
– Как её искать, эту вторую машину, если она действительно была? Время мы не знаем, направление движения не знаем, что за машина тоже не знаем, – посетовал Кустов.
Сорокин на это сказал, что нужно изъять видеозаписи с постов и на въезде в город, и на трассе в сторону Москвы за последние сутки. И добавил, обращаясь к начальнику полиции:
– Ты давай пошли своих ребят, а то Игорю и так до ночи сидеть с бумажками. Нужно возбуждение дела оформить и спецдонесение в областное следуправление успеть напечатать.
И уже повернувшись к Игорю:
– Допроси этого Иванова, что труп нашёл, и дуй в следотдел, я позже приеду.
– Может этого Иванова у нас придержать, пусть сутки посидит, подумает, гляди чего и вспомнит? – предложил Кустов.
– А за что? Никаких законных оснований нет, – засомневался Сорокин.
– За что, за что? Не знаешь, что ли? По беспределу. Задержим за то, что матом во дворе ругался, а в камеру к нему человечка сунем, – продолжал искушать Кустов.
– Я всего этого не слышал, – заявил Мещанов, – и, вообще, мне пора, поеду докладывать.
С этими словами Мещанов ушел. Игорь тоже поднялся со стула, ожидая решения о судьбе Иванова, которого ему было просто жалко.
Сорокин, почувствовав настроение Игоря, сказал Кустову:
– Давай не будем горячиться. Не тот это случай, да и следователь против, так ведь?
Игорь кивнул и вышел во двор райотдела. Иванова он увидел на скамеечке у ворот.
Несмотря на повсеместную борьбу с курением, скамеечка эта заядлых курильщиков выручала. Над ней кто-то приделал самодельный навес из кровельной жести, а спереди вкопал ведро с бурой водой, в которой плавали бычки.
Петрович покорно сидел, ожидая, когда к нему будут вопросы. Корзинки он поставил возле себя и эти шедевры лозоплетения оказались совершенно неуместны на пыльном казённом дворе.
В своём уединении Петрович снова попробовал перекусить, достав из кармана хлеб. Перед ним, словно из ниоткуда, возникла пёстрая собачка, одно ухо которой забавно стояло торчком, а другое свешивалось, почти закрывая глаз. Местная эта собачка, глядя на хлеб, просительно приподняла переднюю лапку. Петрович, хотя и сам голодный, собачке улыбнулся и половинку отломил. Собачка подержала кусок чёрного хлеба в пасти, затем выронила его в пыль, понюхала, есть не стала и удалилась. Петрович чертыхнулся, но поднимать кусок не стал, доел что осталось. Тут подошёл молодой парень, что приезжал в лес, и позвал с собой.
Игорь привёл Петровича в свободный кабинет на втором этаже, достал из папки бланк допроса и начал писать. Петрович устал за этот суматошный день, все его ощущения притупились. Себя он видел, как бы со стороны, и ему казалось, что всё происходит не с ним. Но он старательно отвечал на вопросы, а потом под диктовку следователя написал внизу листа, что протокол прочитан лично и с его слов записан правильно. Но внимательно написанное Петрович не читал. Потому что без очков он не очень разбирал чужой почерк, да и просто стеснялся не доверять этому, тоже уставшему, парнишке.
Игорь, помещая протокол в папку, поинтересовался, как Петрович доберётся до своей деревни.
– Да как теперь доберёшься? Последний автобус из Калашина ушёл ещё в пять вечера, а сейчас вон на часах восемь. Да и денег нет, я же в лес направился, – поделился проблемами Петрович.
И только в этот момент, впервые за день, он понял, что никакой заветной полянки у него больше нет. И дело теперь не в Жеке, а в том, что слишком много людей про неё узнали. И у них есть машины. А с дороги туда заехать раз плюнуть. Да и после этой машины с мёртвым мужиком, будь она неладна, прелесть волшебной полянки как-то утратилась.
Петрович, невесело задумавшись, притих.
Игорю стало жалко своего немолодого свидетеля. У него самого тоже весь день наперекосяк. Вспомнились и свои, недоделанные из-за выезда, дела. А их немало, и никто другой их за него не сделает.
Игорь набрал в мобильном телефоне номер начальника угрозыска Куницына и решительно начал:
– Женя, помощь твоя нужна! Тут нужно Петровича, ну, свидетеля Иванова в Стеблево доставить, выручай!
Куницын начал вяло уклоняться от дополнительной заботы, а потом вдруг сообразил:
– Знаешь, у меня Ковтун участковый тут завис. Ему всё равно в те края ехать. Давай, присылай деда. Ковтун его отвезёт.
Игорь объяснил Петровичу, как найти кабинет Куницына и тот, поблагодарив и попрощавшись, ушёл.
Игорь откинулся в кресле и посидел с закрытыми глазами, а потом резко встал и отправился в следотдел строчить бумажки.
Освободился он поздно и пешком пошёл домой. Уже совсем стемнело. Кое-где сквозь листву проглядывали уличные фонари, которым удавалось осветить только небольшой пятачок вокруг столба. Игорь любил ходить этим привычным путём. Особенно хорошо было в начале лета, когда цвели липы, двумя тесными рядами стоящие вдоль всей асфальтированной дороги. Аромат липового цветка волной накрывал проходящего у дерева, а потом немного ослабевал, пока не поравняешься со следующей благоухающей кроной.
Идти до дома приходилось минут двадцать. По совету Куницына Игорь снимал однокомнатную квартирку в одноподъездном доме о двух этажах. Его жильё располагалось на первом. Стоило это недорого, тем более что на службе выплачивалась небольшая компенсация за этот наём. Арендодатель, тётенька в годах, обитала в оставшемся от родителей обширном доме, на окраине города у реки, где под рукой и сад, и огород, и луговина для гусей и уток. Свой небольшой доход от квартиры и львиную долю пенсии она посылала своей непутёвой, по её же словам, дочери, куда-то на Украину.
Освещения в подъезде не имелось. Игорь поначалу вворачивал лампочки, он они сразу исчезали. Он сначала было пошёл на принцип, и покупал, чуть ли не через день, новые. Но и они исчезали. Стало понятно, что в таком темпе следовательский оклад не выдержит покупку даже сорокаваттных осветительных приборов. Игорь сдался и теперь находил замочную скважину просто наощупь, научась это делать в одно движение руки, чем даже втайне гордился.
Игорь родился и вырос в Москве, там и сейчас жили родители и младший брат. Там был его настоящий дом. Игорь проучился пять лет на юрфаке, отслужил в армии, и никак не планировал куда-то уезжать из родного города, но оказалось, что вакантных должностей следователей в главном управлении следственного комитета по Москве нет, а в области нашлось место только в Калашине. Игорь согласился и сейчас не жалел. Как-никак он устраивал свою судьбу сам, без покровителей и поддержки, если не считать небольшие суммы от родителей, которыми он затыкал бреши в своём бюджете.
Правда, в Москве оставалась Ирина, с которой дружили ещё в школе. Эти чувства переросли в любовь, которая уже год подвергалась испытаниям из-за ста пятидесяти разделяющих их километров. Выручала пока мобильная связь. Они переписывались по нескольку раз день, но сегодня для смс было уже поздновато.
Игорь просто завалился спать без всяких сновидений, установив будильник в телефоне на семь утра.
5
В светлом сосновом лесу недалеко на запад от Москвы на исходе этого знойного летнего дня дышалось как-то особенно легко.
Небольшой коттеджный посёлок умело расположили у кромки небольшого лесного озера, от которого в этот поздний час исходила ощутимая свежесть.
Несмотря на близость воды, комары не досаждали. Может быть, им препятствовал смоляной запах сосен, а вернее всего тот химический состав, которым люди в противогазах каждую неделю обрабатывали прибрежную осоку.
Такие тонкости уходили от внимания немногочисленных обитателей посёлка.
Главы семейств по утрам на лимузинах с персональными водителями отправлялись руководить компаниями и банками в Москву и возвращались только к позднему вечеру.
Их жены на изящных машинках к середине дня упархивали по своим важным косметическим делам или на шопинг. Детки под присмотром нянек выпасались на разноцветной игровой площадке, а тех, что постарше отвозили или в школу, или на спортивные занятия.
Словом, хорошо текла жизнь. Гладко.
Растаявший в дневном солнечном пекле мегаполис оставался где-то в отдалении. Выхлопные газы, сутолока метро и плотные людские потоки, конечно, существовали, но это там, далеко, где этому и положено быть.
В это неспокойное море приходилось ежедневно нырять, чтобы заработать деньги, продвинуться, преуспеть.
За это преуспеяние мегаполис исправно поставлял в посёлок снедь в красивых упаковках, нарядные бутылочки и прочие гастрономические радости, словом всё то, что нужно для правильного отдыха и восстановления затраченных сил.
Да и слава Богу, что отдыхать стало можно здесь, у себя. Немыслимо же каждый день улетать на Ривьеру или к Женевскому озеру. Не налетаешься, да и не поймут.
Так что этот самый правильный отдых и протекал сегодня в усадьбе главы финансовой корпорации Валерия Анатольевича Черкасова.
Приглашенными на суаре оказались две соседские семейные пары. Жена Черкасова развлекала их разговором под лёгкие закуски и тяжелые напитки. Компания расположилась под навесом у бассейна, откуда доносился оживленный разговор и иногда слышался смех.
Сам Черкасов, принеся тысячу извинений и сославшись на неотложные дела, коротая время до ужина, посиживал в глубине балкона второго этажа. По правде говоря, дел у него не было, просто хотелось посидеть одному, поцеживая виски и покуривая гаванку. Другие сигары Черкасов отвергал, хотя внятно объяснить почему, вряд ли бы смог.
Кубики льда мягко позванивали в широком хрустальном стакане, на кончике сигары постепенно образовывался плотный цилиндрик серого пепла, и мысли уходили в какие-то неожиданные, но приятные сферы.
Видимо на Черкасова так синергически, говоря модными словами, действовали алкоголь и никотин.
Усмехнувшись про себя, он вспомнил, что у Чехова для обозначения таких состояний применялось выражение «парить в эмпиреях».
Взор Черкасова упирался в сгущающуюся синеву неба. На темном фоне контрастно выделялись легкие белые облачка, нижний край этой идиллической картины оттеняли почти чёрные зубцы верхушек сосен. Лёгкие, слегка ощутимые, движения вечернего воздуха доносили смоляные запахи и слабые шорохи окружающего дом леса.
Но напрасно, в оправдание своего отсутствия, он сослался на вымышленные дела. Дела его и настигли. Сначала он услышал звук подъехавшей машины. При этом звонков от охраны с вопросом: «Пускать, не пускать», не поступало, значит приехал кто-то из своих. Потом вошла горничная, и сообщила, что приехал начальник его службы безопасности Сергей Гапоненко.
– Он что позвонить не мог? – пробурчал недовольный Черкасов, – ладно, зови его сюда.
Всё очарование вечера улетучилось, как сигарный дым. Во рту остался только горьковатый торфяной привкус недешёвого виски.
Гапоненко вошел на балкон и, повинуясь жесту шефа, расположился в кресле, напротив.
– Ну и …? – Черкасов приложился к стакану, не предлагая выпить Гапоненко.
Гапоненко выпрямился в кресле, слегка наклонился к Черкасову и начал говорить:
– В общем, всё пошло не так. Эти придурки только недавно со мной связались. Короче, они в него стреляли, но тот дал по газам и уехал. Его «Гелендваген» они не нашли. Поэтому флешку забрать не удалось.
– Так он живой?
– Не знаю, выясняем. Утром получу более точную информацию. Мы все свои связи в органах и у братков задействовали.
– Гапоненко, это прокол. Это твой косяк и ничей больше. Где ты этих горе-стрелков откапываешь только? Смотри, чтобы никто ничего не вякнул. Все давай, не рассиживайся и своих всех напряги. Жалко гости у меня, а то я тебе долдону проще бы всё объяснил. Давай, топай.
После ухода Гапоненко Черкасов обнаружил, что сигара погасла и теперь издавала зловоние табачной золы, лед в стакане растаял, и образовавшаяся там желтоватая водица больше не щекотала нёбо и не радовала.
Вечер оказался совершенно испорчен, а проблем добавилось.
6
Следующий день погодой не порадовал. С утра сеял меленький дождичек, обещая затянуться до вечера. Сразу похолодало.
В помещениях морга и в солнечные дни особенного уюта не было. На полу и стенах тусклая голубая плитка, окна до половины закрашены белой краской. Известковая побелка на потолке в желтых кругах от постоянных протечек.
Яркая лампа над секционным столом освещала место работы Реброва, который привычно орудовал хирургическими инструментами.
Игорь стоял чуть поодаль, держа в правой руке диктофон. Хотя все происходило с его участием далеко не первый раз, его поколачивала какая-то нервная дрожь, и ладонь взмокла от пота.
Он внимательно слушал комментарии Реброва, машинально приближая к нему диктофон в начале каждой реплики.
У Игоря на плечах красовалась белая больничная накидка. Даже его небольшой опыт уже научил прикрывать свою одежду от тяжелых запахов секционной. Иначе пару дней будешь так благоухать, что это парфюмерное решение обязательно оценят окружающие.
Ещё опытные люди советовали закурить, если уж совсем невмоготу, когда труп лежалый. Но Игорь, как некурящий, прибегал к этому способу защиты редко.
Ребров, обычно смоливший сигареты, на вскрытиях применял папиросы, мундштук которых позволял прикасаться к ним в заляпанных трупной кровью резиновых перчатках. Ребров при этом утверждал, что папиросы изобрели золотоискатели на Аляске, чтобы при курении не прожигать рукавицы.
Игорь всем этим россказням Реброва не очень-то верил, зная склонность того к розыгрышам, но и не спорил попусту.
