скачать книгу бесплатно
Как всегда мы знаем лишь свою задачу, не имея ни малейшего представления, зачем и кому это нужно. Подобные вопросы Даме задавать бессмысленно – пошлет подальше вот и весь разговор.
Вот и арка – здоровенное отверстие в стене сложенной из нетесаного камня. За ней должна быть дверь, потом коридор с двумя охранниками, еще одна дверь и, наконец, спальня маленького принца. В общем, не охрана, а толпа вооруженных до зубов мухобоев. И как их царек-королек не поразгонял за бесполезность? Кому спрашивается, нужна стража, мирно дрыхнущая пока ее режут?
– Напоминаю, – назидательно шепчет Дама, – ребенок должен остаться жив.
– Почему нас только трое? – не сдержавшись, спрашиваю у нее. – Раньше ведь замена всегда появлялась на следующей миссии.
– Не ваше собачье дело. Ваше дело выполнять мои приказы.
– А твое дело?
Дама задохнулась от злости, услышав мой вопрос, но так ничего и не ответила.
Из-за угла здания, громко бряцая железом доспехов, как тройка быков колокольчиками на шеях, появился ночной патруль.
Дальнейшие действия расписаны чуть ли не по секундам.
Одновременно с Десяткой бросаемся вперед. Охранники даже и не поняли, что произошло, как уже были мертвы.
– Как по маслу, – довольно шепчу, вытирая нож о плащ поверженного врага.
– Рекомендую для этого дела специальные кремы, – заблестел улыбкой Десятка. – Я особенно клубничный ароматизированный люблю.
– Крем это хорошо, – мечтательно улыбаюсь и облизываюсь. Желудок, наполненный не пойми чем соглашается. – Малиновый люблю, со сливками. Главное, чтобы густой был. Воткнешь вот так в него палец, а потом медленно слизываешь. Благодать.
Из темноты дико глянули глаза Десятки:
– Ну Шестера ты прямо маньяк.
– Вкуснятина, – я все еще под впечатлением воспоминаний детства.
– Так ты про который едят? – разочарованно протянул Десятка.
– Ладно, хватит трепаться, – выдергиваю себя из кулинарного рая воспоминаний. – Пошел я стражу у дверей в спальню сниму.
Бесшумно отворилась тяжелая деревянная дверь усиленная медными полосками.
– Кто? – раздался грубый голос из подсвеченного чадными факелами полумрака коридора.
Две высокие фигуры, закованные с головы до ног в доспехи, замерли как железные изваяния у двери в противоположном конце коридора.
– Что? – как бы не расслышав, переспрашиваю и широкими шагами иду к ним.
– Кто?
Поднимаются на уровень груди, поблескивающие в свете факелов трезубцы. Сквозь прорези в шлемах на меня изучающе смотрят глаза стражников. Оттуда же струится тяжелый сивушный дух. Удивительно, что при таком выхлопе в коридоре еще воздух не горит. И вообще, у них тут что, типа замок или вытрезвитель? Хоть бы одного трезвого увидеть.
– Конь в пальто!
Резким движением руки отправляю метательный нож в прорезь шлема правого стража. Увернувшись от метнувшегося к голове трезубца, падаю на колени, одновременно выхватывая из ножен на спине короткий кривой меч. Широкое лезвие неприятно скрежещет по латам стражника, добираясь до плоти.
– О-о-хх, – простонал страж, опускаясь на колени рядом со мной. – О-о-о, – и дернувшись затих.
Стараюсь придержать тяжелое тело, чтобы стальные доспехи не загремели, ударившись об каменный пол.
– Чисто, – шепчу в сторону входной двери, и пара темных силуэтов сразу же оказывается в коридоре.
Железная шипастая перчатка Десятки хлопает меня по плечу:
– Ты что, стоя на коленях в любви им признавался? Прям как Девятка… – он осекся под моим взглядом.
– Не надо так… Не надо, – твердо говорю ему глядя в глаза. – О мертвых…
– Хватит, – это уже Дама встряла. – Десятка действуй.
– Я бы действовал, так ты ведь против. Ты даже не знаешь от чего отказываешься. – Он многозначительно подмигивает, поправляет приплюснутый шлем и скрывается за дверью.
Дама сердито пробормотала что-то насчет того, что для многих мужчин ампутация определенной части тела пойдет на благо – больше крови в высыхающие мозги поступать будет.
Сейчас Десятке предстоит самая легкая часть работы – оглушить старушку-сиделку и забрать ребенка. Плевое дело…
– Тварь! – неожиданно взвыл приглушенный неплотно прикрытой дверью голос Десятки. – Стервозина! – а вслед за ним пронзительный детский плач.
Вот тебе и плевое дело.
Одновременно с Дамой врываемся в комнату и застываем на пороге, готовясь принять схватку с противником, которого здесь не должно быть. В ее руках широкий двуручный меч с гардой в виде лап мифического зверя увитых виноградной лозой, по лезвию разлилась тонкая вязь непонятных рун. Тяжелое оружие, больше подошло бы мужчине. Хотел бы я увидеть того, кто скажет это Даме. Она бы его тут же, этим же мечом… А потом скажет что так и было.
Несколько вонючих ламп, стоящих на высоких железных треногах, наполняют большую комнату с резной колыбелью в центре дрожащим желтым светом. Краснеют угли в большом камине украшенном несуразной лепкой. Стены задрапированы не то выцветшими гобеленами, не то просто покрытыми художественными разводами грязи прямоугольниками толстой ткани. При таком освещении не разобрать.
В колыбели, суча голенькими ножками, захлебывается в плаче ребенок, на половину придавленный телом костлявой старухи в черном сарафане. Рядом на полу лужа крови и судорожно дергающийся Десятка. Больше ни души.
Дама бросается к ребенку, я к Десятке.
– Десятка? – прижимаю к полу бьющееся в конвульсии тело красавца. – Куда ранили?
К сожалению, в этой миссии у нас нет боевых аптечек. Все лекарства сводятся к холщовому свертку с каким-то набором народных средств. Всякие там мази, травки-муравки, сушеное дерьмо летучей мыши пойманной девственницей над кладбищем в полнолуние и умерщвленной путем запугивания до смерти оной же девственницей, и прочие глупости. Я испытываю большие сомнения, что все это шаманское хозяйство хоть какой-то помощник даже при лечении банального насморка не говоря уже о ножевом ранении.
– Это ее. Ее, – хрипит он, выгибаясь дугой. – Стер… стерв… Ох-х-х. Как больно. Жжет!
– Что ее?
– Ее кровь, – на его губах появляется пузырящаяся пена. – Стервозина! Сдохнуть от руки бабы…
Он захлебывается кашлем, и на грудь выплескиваются клочья пены.
Стаскиваю с Десятки шлем и, придерживая голову на весу, чтобы случайно не ударился затылком о каменный пол, вытираю пену рукавом холщовой рубахи.
– Что она с тобой сделала?
– Шестерка уходим, – раздается из-за спины голос.
Дама с вопящим младенцем, завернутым в покрытое пестрой вышивкой покрывало уже у двери.
– Но Десятка?
– Ему не поможешь, – она безразлично пожимает плечами. – Скорее всего, у старухи был отравленный ноготь. Здесь это практикуется. Противоядия не существует. Он сгорит изнутри.
Пики гибли и до этого. Но раньше я воспринимал смерть всего лишь как издержку нашей работы, как неизбежность. Сейчас во мне как будто что-то сломалось. Передо мной на полу лежит не просто солдат Десятка, выполняющий свою работу, не просто карта пиковой масти из жиденькой колоды… передо мной человек… человек, который как и я умеет любить, страдать, ненавидеть…и хочет жить. Любить? А я знаю, что это такое? Что я ощущаю кроме ненависти и безысходности там, дома, в кажущейся беспросветной серости? Что у меня есть там кроме снов… Снов, в которых я полноценный человек… Снов в одном из которых умирает Десятка?.. Снов, которые кажутся иллюзией лишь там, здесь же это реальность, суровая и жестокая. Я знаю, что стоит мне хоть раз оплошать, не выполнить приказ, сорвать миссию, и я буду лишен этой иллюзии навсегда. Я буду стоя на коленях умолять бездушные стены своей квартиры, буду биться о них головой лишь бы снова вернуться сюда, почувствовать себя полноценным воином, увидеть цель, ощутить жизнь и смерть. Но бросил бы я раненого друга там, в реальном мире? Бросил бы? Даже если приказал мой командир? Никогда! Тогда почему здесь я должен поступать иначе? Я один и тот же и там и здесь. Отличия лишь физические. Там – я инвалид, вызывающий жалость, здесь – превосходный солдат, одаренный Хозяевами необычными умениями и знаниями. Но ведь душа везде одна и та же. Человек – это не только телесная оболочка, человек это нечто большее.
– Я его не брошу! – во мне просыпается злость на Даму и ее безразличие. – Он же один из нас!
– Он всего лишь один из нас. И не более, – она перехватывает ребенка поудобнее. – Быстрее, а то через минуту здесь вся гвардия будет.
Для того, чтобы понять другого нужно всего лишь поставить себя на его место, увидеть мир его глазами, застилаемыми погребальным саваном, ощутить сжигающий изнутри огонь, почувствовать леденящее дыхание смерти на лице.
– Ничего Десятка, не дрейф. Я тебя вытащу.
– О-о-ох! Больно! Жжет внутри. Шестера ты точно меня не бросишь?
– Конечно, не брошу.
– Но Дама… О-о-й! Горю! Ты нарушаешь ее приказ… можешь потерять сны… мне все равно труба…
– Это не повод, чтобы бросать партнера в беде. Конечно, я боюсь их потерять. Они дороже собственной жизни.
Уже во второй раз за последнее время я совершаю непростительную с точки зрения карт глупость. Сперва пожалел врага – не пойми зачем оставил в живых вожака волков, теперь вот пытаюсь вытащить коллегу, ставя своим поступком под вопрос выполнение миссии.
Сцепив зубы, вскидываю тяжелого Десятку на спину. С таким грузом не повоюешь, но все равно я его не брошу. Оставлять своих на поле боя это подло. Я не знаю, как поступил бы он на моем месте, может, оставил бы меня подыхать в конвульсиях, но знаю точно, что я его вытащу. Во что бы то ни стало, вытащу.
– Брось, мразь! – острие стрелы небольшого самострела смотрит мне прямо в глаз. – Брось, кому сказала!
– Уйди с дороги! – хриплю под тяжелой ношей, которая не перестает дергаться и что-то бормотать. – Или стреляй или уйди.
– Дама, не трожь его. Он святой, – шепчет в горячке Десятка. – Он меняет свои сны на мою жизнь. Святой! Как все печет. Потушите огонь.
Я уверен, что она не выстрелит. В одиночку, да еще и с ребенком на руках из замка не вырваться и до Серебряных гор не добраться. Дама никогда не поставит на кон успешное выполнение миссии.
– Держись, – шепчу лежащей на моем плече голове Десятки. – Не вздумай умирать.
– Жжет. Огонь в груди, – бормочет он. – Больно…
– Держись красавец! Тебя твои девки дожидаются. На кого же ты свой гарем оставишь? – неуклюже пытаюсь его утешить. Знаю, что несу чушь, но ничего более умного в голову не приходит.
– Какие девки? – хрипит Десятка.
– Они же без твоей смазливой мордочки и того, за что еще они тебя любят, не проживут, зачахнут как розы без садовника.
– Ты этого сам захотел! – блеснули холодной сталью бесцветные глаза под козырьком шлема, и палец нажал курок.
В последний миг я понял ее замысел и рванулся в сторону, но не успел. Короткая стрела с белым оперением вместо того, чтобы воткнуться в беззащитный затылок Десятки, глубоко вошла ему в основание шеи. Из его рта на мои доспехи хлынул фонтан крови. Не глядя на Даму, опускаю Десятку на пол.
– Десятка? – растерянно шепчу, глядя на ставшее красным оперение стрелы. – Как же так?
Он что-то шепчет захлебываясь кровью.
– Сер… се…
– Что? – склоняюсь к самому лицу, пытаясь разобрать невнятную речь.
– Сере… Серега меня зовут, – с бульканьем вырвалось из его груди. – И гарема у меня… нет. Совсем. Горел я Шестера, – он приоткрывает полные боли глаза. – В танке горел.
– Я не Шестера, – говорю в полный голос. – Меня зовут Дмитрий.
– Ты святой Димка.
Десятка улыбается сквозь боль и тянет ко мне руку, собираясь пожать. По телу прошла волна конвульсий и, обмякнув, рука упала на грудь.
Не знаю зачем, пожимаю перепачканную в крови ладонь Десятки, нет не Десятки – Сергея и закрываю ему глаза.
Меня разрывают на части противоречивые чувства. С одной стороны – хочется положить Даму прямо здесь, рядом с Сережей, оплатив за него по счету. С другой – довести миссию до конца и вернуться домой, в ожидание нового сна. Хотя, не уверен, что после сегодняшних событий я чего-то дождусь. Втрое подряд нарушение, можно сказать, священных правил это чересчур.
Надо взять себя в руки и успокоиться. Смерть Сереги это всего лишь смерть во сне и не более. Наверняка он сейчас там, у себя дома вскочил на кровати, и ошалело вертит головой, пытаясь понять, что произошло. Конечно, ему не позавидуешь. Потеря снов это самый большой кошмар карты. Не будет больше ни миссий ни экстрима… Будет лишь обыденная серая жизнь. Если у него реальность подобна моей, то он заслуживает жалости… Нет, не жалости. Жалость унизительна. Заслуживает обычного человеческого понимания.
– Шестерка!
– Меня зовут Дима и никак иначе! Запомни это! – рывком вскакиваю на ноги, ожидая увидеть нацеленный самострел. Времени на перезарядку у нее было более чем достаточно. Сейчас Дама уже раздумывать не будет – в моих глазах столько ненависти и жажды смерти. У нее не будет выбора… Либо она либо я. И плевал я на сны!
– Хорошо, Дима, – неожиданно устало звучит ее голос.
Двумя руками она прижимает к груди хнычущего ребенка. Сейчас Дама похожа на обычную усталую тетку. Бесцветные глаза полны тоски, а в том, как она удерживает мальчика, гладит его по головке, пытаясь успокоить, замечаю невидимые ранее материнские черты.
Мои ладони ложатся на рукоятки мечей-близнецов крест накрест закрепленных на спине. Медленно, как бы раздумывая, руки движутся вверх, выпуская на свободу широкие кривые лезвия.
– Дима, мы должны довести дело до конца – доставить ребенка отшельникам Серебряных гор, – тихо говорит Дама, боясь испугать притихшего малыша, залюбовавшегося блеском моих мечей в желтом свете ламп.
– Я никому и ничего не должен.
Шаг навстречу.
Мальчик смотрит на меня любопытными черными глазенками. Ему, наверное, около года, а может и меньше.
– Ты не понимаешь, – пытается образумить меня Дама.
Шаг.
– Я не хочу ничего понимать!
В коридоре раздается топот ног и бряцание оружия. Похоже наше присутствие здесь уже ни для кого не секрет. Дама захлопывает дверь и задвигает тяжелый засов. На какое-то время эта преграда задержит стражу. Хотя какая теперь разница.
