скачать книгу бесплатно
– С радостью, но я вроде как дал слово твоему брату, что прослежу за тобой. Раз дал, значит надо выполнять.
А ему не шибко это и в радость, да? Выискался, блин, благородный рыцарь.
– И ты туда же? – психованно взвываю я. – Да вы достали! Чего вы делаете из меня несамостоятельную? Ну вот что со мной может слу… – меня рывком тянут к себе, не давая договорить. В следующую секунду мимо проносится на скейте юркий парень с бокалом вина. Подмигивает мне, салютуя напитком, и заворачивает за угол. Ну нормально, чё. Питер, культурная столица, всё дела. Чуть не зашиб и подмигивает.
– И правда. Что может случиться, – ехидно передразнивает меня Демьян, выпуская. – По сторонам смотри, самостоятельная.
– Подумаешь, – обиженно бурчу я, гордо задрав подбородок. – Это случайно… – не договариваю, влетая в какого-то мужика. Тьфу, блин.
– Дура. Слепая что ли? – шикает тот, расплёскивая пиво из обернутой в крафтовый бумажный пакет баклажки.
Собираюсь извиниться, всё-таки я реально виновата, но Игнатенко требовательно пихает меня в спину, заставляя ускориться.
– Бухать надо меньше. А то ослепнет кто-то другой, – сухо бросает он мужику, дальше уже не считая достойным слушать его вяканья. Ооо… Это что, он за меня только что заступился? Круто.
Бродим без чётких ориентиров. Питерские улочки умеют плутать, но заблудиться на них сложно, всё равно выходишь к каналам. Вот и мы, заскочив в ближайший продуктовый, минут десять спустя оказываемся недалеко от Тройного моста. Здесь, на набережной, разглядывая протекающую под нами Мойку, и задерживаемся.
Так волшебно. Луна только начинает прибывать, окрашивая всё в мягкий оттенок жёлтого. Демьян стоит рядом, облокотившись на металлическое ограждение. На меня не смотрит, а куда смотрит непонятно. То ли на накатывающие на каменную кладку волны, то ли на ту сторону берега, то ли куда-то внутрь себя.
Не могу отвязаться от возникшего желания зарисовать его профиль в скетчбук. Хех. Чтобы потом выдрать страницу, повесить на стену и пускать в неё дротики. Это ж надо быть таким привлекательным и, одновременно, отталкивающим. Хотя, может, я предвзята? Не знаю… просто пока не понимаю его. Другой вопрос: а хочу ли понять?
– Ты говорила про комендантский час. Росла в строгости? – спрашивает вдруг он и до меня доходит, что мои "игры в гляделки" не остаются незамеченными. Ой. Кто куда, а я опять впросак…
– Постоянных запретах, – признаюсь я, смущённо ковыряя ногти. – Дома будь в одиннадцать и ни минутой позже. Опоздание – неделя домашнего ареста. Про ночёвки у подружки, разумеется, можно и не думать. Про клубы тем более. У Дани было попроще, но тоже под давлением. Папа хотел, чтобы он пошёл по его стопам контрактником, брат отказался. Дошло до скандала. Вот он психанул и уехал. Меня хотели отправить учиться на юриста, а меня от одного этого слова тошнит, так что я специально завалила вступительные и год работала в цветочном, копя на переезд. Уезжала с тем же скандалом.
Не скажу, что у нас такая уж паршивая семья. Нормальная. Обычная. Просто в некоторых вещах мы друг друга не понимаем и не слышим. Надеюсь, это изменится. Потому что если нет, то… ну, печалька.
– Понятно, – кивает Игнатенко. – То есть все эти твои разукрашки – выплеск бунтарства. Я приблизительно так и думал. Но почему сюда? Почему Питер?
– Потому что я люблю Питер.
– Почему?
– А почему нет? Разве его можно не любить? Он ведь дышит историей, а я питаю к ней слабость, – жестом указываю на возвышающий впереди храм. С нашей позиции вся его многогранность как никогда хорошо рассматривается. Как и строительные леса, окольцовывающие центральную башню. – Спас на Крови, выстроенный на месте, где убили Александра II, – киваю правее, где раскинулась низкая, но длинная по протяжённости кирпичная постройка. – Бывшие императорские конюшни, – тычок пальцем влево, где за деревьями тонкой иглой высится шпиль. – Михайловский замок. А эти доходные дома, – оборачиваюсь назад, к разноцветным зданиям. – Ты хоть представляешь, сколько им лет?
– Представляю, – заверяет меня Демьян с какой-то непоколебимой уверенностью. И я ему верю.
– Ты местный? Родился здесь?
– Вроде того.
"Вроде того". Крайне аргументировано и весьма занимательно. Впрочем, на откровения я и не рассчитывала, так как уже успела перекинуться парочкой слов с Кирой. Мол: ху из ху и с чем едят этого персонажа. Из существенного выяснилось мало. Практически ничего. "Ты особой болтливости от Дёмыча не жди. Он на сегодня и так перевыполнил план по речевой активности. Обычно из него слова не вытащишь лишнего".
Миленько. Интересно, мне должно быть лестно от того, что скромная персона имени меня смогла его разговорить? Или впору обижаться, что именно я встала ему как кость в горле? Что ж, секрет расшатанной нервной системы красавчиков раскрыт. Завтра как набью себе татушку на лбу, устрою ему ещё один эмоциональный всплеск. И, возможно, сердечный приступ. Надо же как-то развлекаться.
– Мне сказали, ты рос в детском доме…
– Сказали ей… – мрачнеет собеседник, догадываясь откуда растут ноги. – У одной рыжей девицы длинный язык и никакого чувства самосохранения.
– Это такая тайна?
Ну вот, мне уже совестно, что я открыла рот и сдала человека.
– Нет. Но это не твоё дело.
Не моё дело. Ладно. Пусть так. Он прав.
Стоим дальше, наблюдая за проплывающим по каналу экскурсионным теплоходом, спешащим присоединиться к сородичам на Неве, где уже общим кортежем выводок пройдётся под разводящимся Александровским мостом.
– Хочу попасть на крыши, – говорю я ради того, чтобы что-то сказать. Потому что мне неловко. Не могу стоять и молчать. Моторчик в заднице требует работы либо конечностей, либо речевого аппарата. – Ты не знаешь, где-нибудь есть незапертые чердаки? Чтоб с красивым видом.
– Знаю.
– Дай адрес.
Демьян брезгливо отстраняется от железного заборчика, растирая след ржавчины, оставшийся на коже.
– Дай воды, – то ли просит, то ли требует он. Швыряю не глядя. И попадаю. – Блять! Ты что творишь?
Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать.
– Прости. Но ты ж сам просил!
– Я просил: “передай, пожалуйста, воду”, а не “кинь мне бутылкой в рожу и разбей нос!”
Эм…
– А где пожалуйста-то было? Я его пропустила.
– Это подразумевалось, – огрызаются, сердито протирая ушибленную переносицу. И чё он гонит? Ничего не сломано. Неженка тоже нашлась.
– Ах, – саркастично фыркаю я. – Ну тогда я, типа, извиняюсь. Мысленно. Ааа! – пронзительно взвизгиваю, чувствуя, как ноги отрываются от асфальта, и я опасно накреняюсь через ограждение вниз головой, нависая над водой. Если он сейчас меня отпустит…
– Как думаешь, отомстить тебе или быть выше? – насмешливо интересуется голос Демьяна где-то в районе моей пятой точки, светящей задранной юбкой.
– Я не очень хорошо плаваю, – пищу на панике. Мало того, что плохо плаваю, так мне ещё и абсолютно не хочется барахтаться в грязной застоявшейся воде. Правда, подразумеваю, Игнатенко тоже этого не хотелось делать.
– Ничего. Я тебя брошу, я же и вытащу. Захлебнуться не успеешь. Ну так что, выдерга? Каковы наши дальнейшие действия?
Глава 3. Куриный супчик, пирсинг и другие приятности
POV Тома
Волосы застилают лицо, кровь приливает к вискам, в ушах начинает шуметь. Демьян смеётся, наслаждаясь моментом, а мне вот нифига не смешно.
– Ты там решаешь или на моё усмотрение? А то я начинаю уставать, – слышу приглушённо, из-за пульсации в голове.
Сволочь. Сволочь, сволочь, сволочь. Почти уверена, что он глумится. Процентов на семьдесят уверена. Не бросит, иначе Даня потом его по стенке размажет. Однако остаются ведь незадействованные тридцать… А, может, он маньяк под прикрытием? Может у него справка есть о невем… невмем… тьфу, невменяемости?
– Не надо, – прошу я.
– Что не надо?
– Не бросай.
– Тогда извинись, – молчу, за что хватка на моей талии чуть ослабевает, и я ещё на пару сантиметров ныряю вниз. Внутри всё замирает от испуга.
Чёрт с тобой, золотая рыбка. Плавай дальше, пока в аквариум серной кислоты не добавили. Живая мышка лучше дохлой собаки…
– А-а-а! Прости!
– Что-что? – стебётся, кодла. У кого-то чувство юмора, оказывается, есть. – Я не расслышал.
– ПРОСТИИИИИ!
– Ну раз просишь. Так и быть, – меня возвращают на грешную землю. Треснуть бы его по роже, но я немножко на отходняке и пока просто промаргиваюсь, пытаясь убедить мир не крутиться. С моего лица заботливо смахивают рассыпавшиеся пряди, попутно одёргивая кружева платья. Бережно так, по-братски. – Ты как? Порядок? – киваю. Нерешительно, но всё же киваю. – А ты молодец. Не орёшь и не пытаешься пустить когти в ход. Не переношу истеричек.
– Мне нечем, – растопыриваю пальцы, показывая короткие ногти без лака. Вообще, ещё с утра на них был прозрачный, но он давно сгрызан. Дурацкая привычка. Я поэтому никогда не делаю дорогого маникюра, всё равно пущенные на воздух деньги.
Поразительно, но снова зарабатываю в ответ смех. Уже другой. Без ехидства. Мягче.
– Ну что, один-один? Дальше мир-дружба-жвачка? – мне протягивают ладонь.
– Прям дружба? – сомнительно поджимаю губы я.
– Ну не враждовать же. Ты ж Данькина.
“Ты ж Данькина”. Ну да. Нам ещё долго предстоит вместе куковать, так что собачиться ни к чему. Хотя, наверняка, придётся. И не раз. Тем не менее моя маленькая ручка утопает в его огромной лапе. Меня тянут на себя и собственнически обхватывают за шею. – Пошли, мелкая. Выгуляю тебя перед сном и поеду домой. В мокрых бутсах не очень кайфово киснуть.
Опускаю глаза на его берцы и… ТОЧНО! Одежду то высушили, но обувь за такой короткий срок просохнуть бы не успела. Ему, наверное, реально не прикольно ходить и хлюпать.
– Заболеешь, – замечаю я, пытаясь понять, как отношусь к новому уровню наших отношений: приятно ли мне находиться под "его крылом" или не очень. Подумав, прихожу к выводу, что приятно. А вот обращение "мелкая" шкрябает. Понимаю, для него шесть лет, вероятно, разница значительная, но всё же я не пятилетняя девочка. Я девушка.
– Не заболею. Моим иммунитетом гвозди забивать можно. А вот тебе, московскому цветочку, скоро отобьёт всю твою Питерскую романтику. Это летом здесь хорошо: дождь и солнце. Посмотрим, как запоёшь по осени.
– В прошлом году я приезжала в ноябре. Знаю, какие тут сквозняки.
– Надеюсь, ты запаслась шерстяным платком и валенками? Они тебе пригодятся, – в подтверждение громко и смешно чихаю. Демьян согласно кивает, будто заранее запланировал сговор с моим организмом. – Возможно даже раньше, чем можно подумать…
Ничего не отвечаю. Лишь чихаю повторно, особо не акцентируя на этом внимания. Зря. Очень зря. Надо было уже в этот момент бежать и накачиваться противовирусными, потому что на следующее утро просыпаюсь и понимаю, что… внимание, барабанная дробь, да-да… я ЗАБОЛЕЛА! В июне месяце. Анекдот. Причём даже знаю, как и когда. Будь неладен кондей в поезде, который хреначил за шиворот всю дорогу.
Приплыла, Радова. Башка чугунная, в носу сдавленность, в горле горчит и больно глотать. Превосходно. Просто офигеть, блин, как превосходно. И дома никого. Даня укатил по делам. Что-то по своей старушке Хонде, которую он собирается перепродавать с заменой. Так что в квартире я одна и даже представления не имею, спрятан ли где здесь градусник. Не говоря о таблетках, а они мне нужны. Лицо всё горит.
Делать нечего. В состоянии контуженного зомби одеваюсь и выползаю на улицу. Аптека обнаруживается дальше чем хотелось бы, на первом этаже жилого строения, рядом с супермаркетом. Супермаркет. Точно, в холодильнике шаром покати. Даже пиццы вчерашней не осталось. А я есть хочу. Горячего чего-нибудь. Бульончика, например. Он бы сейчас пришёлся невероятно кстати.
Грозя эпично грохнуться в обморок в проходе между яйцами и подсолнечным маслом, закупаюсь на пару-тройку дней. На четыре пакета, если точно. Жесть. Четыре долбанных неподъёмных пакета. С которым тащусь обратно как сгорбленная кляча на смертном одре. Давненько так паршиво не было. Я болею редко, но если болею, то звоните в морг и заказывайте хрустальный гробик на колёсиках.
Слабость, ломка, правая ноздря забилась начисто, а кашель сдавливает изнутри, рвясь наружу, но если начну дохать, народ на улице подумает, что из меня выходит бес и вызовет экзорцистов. Двигаюсь заторможено. Настолько, что чёрный Гелендваген едва не отдавливает мне ноги, резко тормозя на пешеходном переходе. Из тачки выпрыгивает Демьян. Он меня преследует? Или у меня галюны на фоне недомогания? После вчерашнего я не думала увидеть его настолько скоро.
Прохожие, которым он перекрыл зебру, шипят и плюются. Громко плюются. Ядовито. Правда непонятно чего ради: чтобы получить моральное удовлетворение или пристыдить нарушителя. Если последнее, то мимо. Игнатенко у нас, это я уже заценила, гордый обладатель способности не слышать то, чего слышать ему просто-напросто не интересно.
Что ж, и мне снова, видимо, должно быть приятно, что я в радиус его "интересов" всё же вхожу. Хотя бы на правах шибанутой родственницы друга.
– И куда тебя несёт нелёгкая? – у меня сердито отбирают ношу. – Больше некому переть пакеты?
Меня отчитываюсь за количество покупок? Дожила.
– Я ж не знала, что столько наберётся. Того по чуть-чуть, того, того…
Не добившаяся правосудия сердитая толпа на светофоре торопливо рассасывается, гудя возмущённым роем. Новые потихоньку собираются за спиной, понимая, что не успевают. Начинают нервно сигналить машины, которым Гелик перегородил возможность повернуть. Самые нетерпеливые на низком старте и готовы выскочить разбираться.
– Садись, – Демьян небрежно закидывает сумки на заднее сидение, кивком веля мне проделать с собой тоже самое. На самом деле идти остаётся каких-то пару минут, но с учётом того, что я еле передвигаю ластами – с радостью ныряю на пассажирское место рядом с водителем. Ловлю эффект дежавю. Вчера, после прогулки, он точно так же завозил меня домой, когда кругами мы вышли к Исаакиевскому собору, где обнаружился припаркованный джип.
Заезжаем во внутренний дворик колодца быстрее, чем хотелось бы, но и этого хватает, чтобы мозг дал установку телу расслабиться. Отяжелевшие веки прибалдели в тепле и теперь слипаются, поэтому поднимаюсь вслед за широкой спиной на четвёртый этаж чуть ли не вслепую и по стеночке.
Кое-как вставляю ключ в замочную скважину.
– Пускай брат сам ходит в магазин. Или не набирай столько, – ругают меня, проходя в обуви вперёд и ставя всё на стол на кухне. – Тебе только тяжести таскать. Сломаешься.
Мне, несомненно, приятна такая забота, но в полной мере не могу её сейчас оценить. Не до этого. Так что вместо благодарностей лезу в маленький пакетик с эмблемой аптеки и среди упаковки тампонов, ватных дисков, жидкости для снятия макияжа и кучи коробочек с лекарствами нахожу быстрорастворимый порошок с жаропонижающим.
Мой лоб накрывает тяжёлая ладонь.
– Да ты же горишь, – присвистывает Демьян. Это он только заметил, что рядом с ним шатается ходячий труп?
– Это от страсти. Ты ж у нас мальчик-огонь, – фыркаю я, зубами надрывая пакетик и выискивая рядом с раковиной условно чистую чашку.
У меня отбирают лекарство и болезненных тычком в спину отправляют в гостиную.
– Иди ложись.
– Чайник надо вскипятить.
– Поставлю. Иди.
– Ща, пельмени хоть в морозилку уберу. А то растают.
– ЛЕГЛА, КОМУ СКАЗАЛ!
От повышенных тонов башка ещё больше начинает ныть.
– Не ори на меня, не имей такой привычки.
– Не моя вина, что ты с первого раза не понимаешь. Попёрлась она с температурой! За пельменями. Иди. Я всё сделаю.
– Ой, да и пожалуйста, – давясь новой порцией кашля и на этот раз уже не сдерживая его, уползаю в свою, типа, комнату вызывать сатану.
Плашмя падаю на разобранный диван, утыкаясь лицом в подушку и зычно прокашливаюсь. Надо переодеться в домашнее, но у меня нет сил. Потому что это надо снова встать, взять шмотки с кресла, сесть, снять, надеть… Нет. Не могу. Всё, на что меня хватает – стащить с себя джинсы и с пинка отшвырнуть на пол. Дальше Бобик сдох.
