скачать книгу бесплатно
– Говорят, здесь подход короткий. Бить лучше навесом, не по прямой, а для этого надо разгружать весло и гасить удары. Если бы можно было…
Но его прервал рык:
– Я их в первых рядах на штурм пущу. Пусть дырками в шкуре отрабатывают свое содержание, если ничего толкового сделать не могут!
Танкред молчал.
– Если мы не выкурим мятежников из Амальфи на этой неделе, то впору пускаться домой. Нам здесь будет нечего делать, когда к ним придут подкрепления. Нас здесь вообще не будет!
Исполин еще раз выругался и обратил взор на лагерь своего войска.
Вдали показался одинокий всадник, скоро перед удивленным командиром спрыгнул запыленный гонец.
– Мой принц, – запыхавшись, начал он.
Воин жестом показал, что тот может продолжить.
– Мой принц, в долину входит войско.
Брови военачальника поползли вверх.
– И чье же это войско?
Гонец пригнул голову:
– Это не мятежники. Это лотарингцы и франки.
Принц не поверил:
– Здесь?! Люди Готфрида? Какого черта?
Гонец еще раз поклонился:
– Это малый отряд. Они были в Апулии[8 - Апулия – одна из южных провинций итальянского «сапога».] у вашего брата[9 - Имеется в виду Рожер Борса, сводный (по отцу) брат Боэмунда.], а теперь следуют к месту сбора, чтобы затем, вместе со своим сюзереном, отправиться в паломничество. Сперва пешком дойдут до Константинополя, потом переправятся через пролив к Никее и Антиохии, отвоевывать Гроб Господень.
Окружившие принца воины перекрестились, с секундной задержкой перекрестился и вождь.
– Что за новость?
Гонец затараторил:
– Все они – пилигримы, с молитвой идущие биться за Святую землю. Папа Римский подарил им Азию, кто придет первым, тому все и достанется. Рай там, говорят. Земли молоком сочатся, а реки – вином. Тем, кто идет на Иерусалим, все грехи прощаются, говорят, а земли их Церковь хранить будет и долги требовать запретит во время всего их паломничества.
Принц почесал затылок:
– И много их? Земель… то есть воинов, конечно. Воинов много?
Гонец развел руками:
– Сказали, что тех, кто принял крест, как деревьев в лесу, видимо-невидимо. Клич их: «Так хочет Бог», все они носят на груди крест из красной материи. – Подумав немного, он добавил: – Еще мне один кнехт проболтался, что за ними идут норманны с Робертом Коротконогим и провансальцы с Раймундом, но они будут первыми.
Принц задумался, бросил взгляд через плечо на стены Амальфи, ткнул носком сапога в остов метательной машины. Затем рывком сорвал с собственного плеча багряный плащ ценою в сотню солидов и бросил его соратникам:
– Резать на кресты. Мы выступаем через месяц. – Он обернулся к Танкреду: – Племянник, поедешь к Рожеру… Нет, к обоим Рожерам[10 - Вторым Рожером принц называет своего дядю Рожера Сицилийского.]. Если уж брат мой младший остается на царствие[11 - Отец Боэмунда, вняв настойчивым требованиям своей второй жены, итальянки, оставил завоеванные итальянские земли своему младшему сыну Рожеру Борса, а старшему, Боэмунду, завещал лишь маленький город Тарент и «все земли норманнов к востоку от Адриатики», т. е. земли, которые норманнам фактически не принадлежали и которые еще надо было отвоевать у Византии.], то пускай готовит припасы, да и дяде растрясти мошну на богоугодное дело не помешает. Нам предстоит дальняя дорога.
Он повернулся к остальным:
– А вы что уставились?! Снимаемся! Бегом! Чтобы через два часа лагеря не было! К черту это село, когда вся Азия ждет нас!
Бородачи послушно потрусили со склона, оставив на нем только исполина-вождя с его племянником, испуганно жавшихся к стенкам носатых инженеров и гонца, послушно резавшего драгоценный плащ на маленькие кресты.
– Вот так вот, племяш. Сидим здесь на окраинах – от жизни отрываемся, – с улыбкой посетовал принц.
Боэмунд, князь Тарентский, старший сын завоевателя Сицилии Робера Гюискара, принял крест. В составе Христова войска появилась еще одна армия.
12
Улугбек Карлович приехал через три дня после того, как на вилле, принадлежащей компаньонам, объявился бывший красноармеец. Прибыл ученый поутру, был свеж, что-то напевал и вообще производил впечатление человека, которому все вокруг нравится, в отличие от товарищей, поджидавших его.
Костя уже второй день пил в компании Пригодько. Алессандра Кевольяри уехала на виллу, доставшуюся ей по наследству от бывшего супруга, напоследок потребовав от любовника определиться с собственным и ее будущим. Красавице не нравилась перспектива оставаться одной, пока Костя совершает паломничество на край света.
Вот Малышев и определялся.
Вокруг дома бегали собаки, день и ночь бродили патрули из вооруженных слуг. Внутри было пусто…
Пили друзья по-черному.
Специально они не старались, но просто сначала почему-то закуски не потребовали, а потом уже было не до того, хотя слуги, угадывая желания хозяина, сами принесли блюда и вазы с мясом и фруктами.
Захар еще в самом начале процесса, узнав про терзания товарища, предложил было наплевать и забыть. Все равно им пора домой, здесь нынче очень уж жарко.
Костя на легкий вариант решения жизненной дилеммы не шел. По его мнению, ответ должен был медленно вызреть, сам прийти по мере опустошения запасов спиртного. Честно говоря, последнее было маловероятно, так как деятельность перегонного цеха не останавливались, но товарищей это не пугало.
Когда Улугбек Карлович заглянул на террасу, занавешенную от жары влажными простынями, которую друзья избрали местом пребывания на второй день запоя, то тут же захотел выскочить обратно. Воздух был пропитан сивушный запахом, весь пол покрыт хлебными крошками и черепками от двух разбитых кувшинов, тут же находились несколько винных луж, присыпанных свежим сеном, и прочие следы активной жизнедеятельности. Посреди всего этого великолепия за столом сидели, обнявшись, Захар и Костя. У обоих опухшие лица, воспаленные глаза, всклокоченные волосы.
– И давно вы так? – Археолог оглядел наконец-то помещение, брезгливо смахнул со свободного табурета остатки еды и сел.
Костя сфокусировал взгляд, потом начал толкать в плечо красноармейца, тупо разглядывающего голую стену.
– Захар, глянь, галюник! – Он ткнул пальцем в сторону Сомохова, при этом задел чашу с надгрызенными яблоками, поставленную зачем-то на блюдо с бужениной, отчего вся конструкция с грохотом полетела на пол.
На шум повернулся Пригодько. В отличие от товарища, сибиряк был еще вполне адекватен, хотя и не очень быстро реагировал на изменения окружающей обстановки. Говоря по-простому, спьяну Захар жутко тормозил, но даже в таком состоянии он не собирался считать себя жертвой воспаленного воображения, поэтому просто поздоровался с прибывшим:
– Бон джорно, Карлович!
Это усилие исчерпало резервы, уцелевшие после ночных возлияний. Голова красноармейца начала неуклонно заваливаться к близкой столешнице. Если бы не товарищ, оживший с приходом гостя, то Захар явно закончил бы утро на столе или под ним.
Костя придержал поплывшего собутыльника.
– А мы тут… пьем, дружище, – констатировал очевидное номинальный хозяин виллы, приглашающе махая новоприбывшему. – Садись к нам! Давай! Тут есть место.
Улугбек Карлович осуждающе поджал губы, но морализировать не стал и пересел поближе. Костя молча набуравил ученому полный кубок разбавленного спирта:
– Пей!
Сомохов покачал головой и отодвинул от себя посуду.
– Не нравится, – протянул Костя. – Брезгует его благородие, екарны бабай.
Улугбек Карлович вздохнул, взял кубок и отпил половину. Малышев пьяно улыбнулся:
– Вот так… Вот… А то, понимаешь, сам видишь, как бывает, чтобы, значит, если что…
Запутавшись, фотограф умолк. Рядом с ним, придерживаемый под руку, уже сопел Захар.
– Что случилось? – задал очевидный вопрос ученый.
Костя недоуменно поднял голову, как и у красноармейца неудержимо влекомую к столу.
– Как что?! Пьем!
Улугбек Карлович пододвинул к себе блюдо со вчерашней ветчиной, снял подсохший верх и начал отрезать сочную мякоть.
– Это вижу, что пьете. Почему пьете?
Фотограф задумался, машинально вытер руки, потом, вспомнив, подпер голову и задумчиво ответил:
– Нас тут чутка не прирезали… Но… Наверно, прирежут, если останемся… И… Ик! Алессандра от меня уходит…
Сомохов понимающе кивнул:
– Бывает… А из-за чего? Уходит в смысле?..
Слова об угрозе для жизни он всерьез не воспринял, списал их на состояние товарища.
Захар, утративший на секунду поддержку, кулем свалился на лавку и оттуда под стол, но, казалось, Малышев этого даже не заметил.
– Говорит, беременная. Мол, если пойду в поход, то могу и не возвращаться.
Костя налил себе еще. Сомохов какое-то время обдумывал услышанное, а потом последовал его примеру.
Молчание длилось почти минуту.
– А ты располнел, – невпопад заметил ученый, глаза которого привыкли к полумраку занавешенной от солнца террасы.
– Ми-и-и… – Костя снова икнул и похлопал себя по появившемуся пузу. – Мирная жизнь, мать его… Мирная и семейная.
Улугбек Карлович понимающе покачал головой:
– И что надумал делать?
Тот пожал плечами:
– Еще ничего.
Сомохов подождал, не последует ли продолжения сентенции, но товарищ молчал.
– А что собираешься делать?
Фотограф почесал голову, всклокоченную после бессонной ночи.
– Что? Думаю, ехать ли мне с вами или тут остаться. – Он медленно вытер подбородок, задумчиво глотнул из кувшина. – Остаться, снести на фиг эту Геную со всеми их кланами, мать их. Спалить тут все вокруг километра на два, забор поставить и… Ик!.. Вот ведь пристало! О чем это я? Ага… – Костя придвинул к себе налитый кубок с водкой. – Забор поставить и жить-поживать, детей наживать.
Сомохов задумчиво посидел, сопереживая нелегкому выбору, потом пододвинул кувшин со спиритусом к себе.
– Ну и… Так остаешься?
Костя еле слышно выдавил:
– Нет… Блин! Не знаю я!!!
Наступило молчание, которое на этот раз затянулось на несколько минут. Компаньоны по очереди вздыхали, пили теплый и выдохшийся напиток собственного производства, ели подсохшие закуски.
– А ты женись! – неожиданно предложил археолог. – Я сам вот все никак не собрался, хотя и годы уже солидные. А тебе можно.
Костя вскинулся:
– А я что?! Чего это так, что мне – женись, а ты – молодой еще? – Он нахмурился. – Вас оставь и…
Улугбек Карлович почесал затылок:
– Моя невеста, сударь, – наука. А вы же – парень молодой, холостой и достаточно привлекательный. Думаю, вам… тебе бы и в той жизни без проблем удалось бы найти спутницу жизни, но если уж Господь спровадил в эту эпоху, то живи… по-человечески! Женись, воспитывай ребенка, мы и сами справимся.
Костя покачал головой:
– Не-а. Предлагаешь друзей кинуть на половине дороги? Это не про меня. Я – за всех… и все на… Тьфу ты!!! За одного то есть… Да если надо… Я…
Археолог не понял:
– Что?
Фотограф отмахнулся:
– Не тупи. Я как выпью, язык заплетается. – Он пихнул сибиряка ногой, отчего Пригодько только недовольно нахмурился, но так и не проснулся. – Вот он и так все понимает, а тебе растолковывать надо.
Улугбек Карлович промолчал.
Костя сидел, пялясь в стену и расчесывая пятерней волосы. Через несколько минут немытые патлы приобрели фантасмагорический вид, напоминая этюды модерновых парикмахеров.
