скачать книгу бесплатно
Сегодня я опять зажгусь
другим светилом.
«Я лишь в кровоподтеках – краски…»
Я лишь в кровоподтеках – краски,
под сталью латной – блузы лен.
Так некогда и сам Веласкес
был обагрен!
Когда из критиков пристало
кому-нибудь кольнуть меня,
там, за двойным моим забралом, —
добра броня!
Когда тяжелым давит грузом
на плечи рыцарский обет,
сменяю панцирь я – на блузу!
шлем – на берет!
И пусть победами непросто
похвастать мне, я быть бы рад
бесславнейшим из крестоносцев —
у райских врат!
Сильвия
Подними голову, Сильвия, дверь открой,
выгони из дому все отравляющий газ,
не выключателей – клавиш коснись рукой,
пусть наполняется воздух потоками фраз.
Вот же твое оружье – бумаги лист,
стрекот машинки, как выстрелов череда.
Самым оправданным из бытовых убийств
будет попытка метафорой передать
то трепетанье нервов, как на ветру:
«Тряпкой застиранной заколыхалась душа.
Чем истончаться – быстрее сама умру,
чем задыхаться – усну, перестав дышать».
Подними голову, Сильвия! Дверь открой!
Не докричаться, как няне твоих детей…
В этом удушливом мире, тем боле зимой,
не избежать ни любви, ни ее потерь.
Девочка со спичками
Я выживу. Всем деспотам назло.
Чтоб ни случилось, долго буду тлеть я.
Завьюжило, снегами замело,
и спрашивает грубо каждый третий:
«Есть прикурить?»
Делюсь, даю зажечь
из коробка едва живую спичку…
Поток курящих так же будет течь,
а я – дичать в морозном безразличье.
Я не курю. Лишь бережно храню
огонь в тепле молитвенного жеста…
К весеннему шагает алтарю
холодная, как мачеха, невеста —
Зима…
А я готовлю душу впрок:
поэзия, и музыка, и память
о всех угасших, спичек коробок —
последний, чтобы мне к весне оттаять.
«Сняв кожу…»
Сняв кожу,
повесив, как плащ, у двери,
тушуюсь в прихожей,
все тело – горит.
Еще не остыло
от сотен их глаз,
от сотен постылых
натуженных фраз.
Скорее бы в воду —
до скрипа отмыть,
как губы, свободу
о всем говорить.
Черпнуть горстку соли,
в своей разлитой,
растворенной боли
стать только собой.
Остров
Там каждый год – неурожайный год,
там каждый метр земли – промерз на метры.
И всякий, кто полюбит, не найдет
любви ответной.
И там живущие в избранном забытье
осознают: им малый срок отмерен.
До темноты – в стенах библиотек,
затем – кофеен,
чтоб ночь не спать, тем самым век прожить
других длиннее: день им – слишком краток.
По побережью еженочно тянут нить
людей-лампадок.
И просят в книгах читанную страсть —
для доли их – при краткости – неброской.
И дернул ж меня – черт? – саму попасть
на этот остров.
«Здесь розы чтут, а маки не при деле…»
Здесь розы чтут, а маки не при деле,
в пыли, склонясь, алеют у дорог.
Так и душа моя в моем усталом теле
поникла, от разлуки на пределе…
О, поскорей отбыть болгарский срок!
Будь не в обиде, щедрая страна!
Спасибо за твое гостеприимство,
но не отвыкнуть: Родина – одна,
и, хоть немного времени для сна,
мой мальчик успевает мне присниться.
Здесь розы чтут, но маки мне, однако,
гораздо пышных запахов милей.
И вот, вроде провидческого знака,
растут, слезами черными накапав
из чашечек… Дороги же – к тебе.
Когда я Сольвейг
Когда я Сольвейг, воздух свеж и сиз,
колюч от лап пронзающих деревьев
и заштрихован – так, что только из
зверей кому возможно выйти к двери.
Когда я Сольвейг, чужды города
душе моей, оскалившейся дико,
прозрачной, как озерная вода,
и плачущей, как тает кубик льда,
от в соснах заблудившегося крика.
Когда я Сольвейг, голос твой дрожит,
дурной мой Пер, гонимый злой молвою.
Позволь мне, друг, твою заштопать жизнь,
брат нелюдимый, здесь расположись —
в тепле огня и терпком духе хвои…
Когда я Сольвейг, ты – уже не плох,
совсем иное я пою отныне:
пусть люди знают, Пуговичник, Бог,
что путь мой солнечный и лыжный непрерывен!..
«К радости поводом быть и надежде я плохо умею…»
К радости поводом быть и надежде я плохо умею,
не человек, а нарыв, прыщ, что вечно зреет.
Возьмем бутылку вина, как в песне Аманды Мейр?
Станет обычный диван словно Skinnarviksberget.
Знаю, мы были б с тобою отличные скандинавы:
свитер с оленьим рисунком согрел бы мне грудь и спину,
ты, ты, с твоим-то спокойным и добрым нравом,
