скачать книгу бесплатно
– Кто не выдержит при такой песенке? – сказал он весело. – У тебя хороший голос. Если бы коснулось ещё раз этого, то человек и до вечера охотно таким способом упражнялся.
– Ввиду этого ещё пять раз на виват! Как школа, это школа.
– В стену?
– В стену!
– Ударили крепко по рукам, подсчитали точно. Вместе направились ко входу.
– Понимаешь, что говорил Ланин? – сказал Черский. – Я должен учить тебя русскому языку. Может, начнём сразу?
– Начнём. Если судьба бросила человека в Сибирь, не годится быть ослом. Что отсюда заберу, то моё. Впрочем, капитан сам сказал:
я пан. Как могу быть, следовательно, хуже других.
Он рассмеялся. Черский подошёл к идущему перед ними Быкову и обнял его фамильярно за плечи.
– С ближайшего жалования поставим бутылку, – шепнул он. – Полагается. Замёрзли вы больше, чем мы.
Капрал повернул голову. На посиневшем от холода лице резко выделялся большой красный нос.
– Полагается, – согласился он скромно. – И мне, и вам.
5
Март приближался к концу, в воздухе чувствовалась весна. Земля потемнела, слабел лёд на реках, чаще показывалось солнце. Повеселело вокруг и повеселело в казармах. Твёрдое, жестокое, трагическое порой в прошлом обучение набрало черты нормальности и на взгляд жизнь становилась легче. Рекруты становились солдатами. Закалились, научились умело избегать многих ненужных столкновений, могли лучше обезоруживать рассерженных командиров.
Впрочем, и они казались теперь другими. Может быть, исчерпали свою ожесточённость, привыкли к этим молодым лицам, многих полюбили и не скрывали своей симпатии. Несомненно, на это немалое влияние имели достигнутые результаты: роты ходили, как одно тело, приказы выполнялись безошибочно. Но и замены офицерских кадров сыграли серьёзную роль: прибыло несколько подпоручиков, которые только закончили школу. Те лучше понимали душу этих молодых людей, применяли совершенно другие методы. И смогли, особенно к полякам, проявить искреннюю доброжелательность. И поэтому чувствовали себя всё свободней. Казармы изучили как собственный карман, расширили свои знакомства, создали товарищеские кружки, могли выходить в город. Всё тоскливее, однако, ожидали прихода весны. До этой поры прогулки по сонным, пустынным улицам были малоинтересными, тем более что двери домов для них по большей части были закрыты. Солнце должно было рассеять скуку, и не один уже планировал даже более лёгкие вылазки.
Однажды в субботний полдень, именно в то время, когда зима исчезала, а весны ещё не было, инженер Марчевский вернулся домой раньше обычного. Покопался в шкафу, достал какие-то записи и уселся у окна. Он тоже был ссыльным. Находился он, по правде говоря, в лучшей ситуации, чем другие, мог работать по своей профессии, однако и ему было нелегко привыкнуть к совершенно другим условиям. К счастью, у него не было недостатка в занятиях, в Омске он был нужен всем. К тому же, он имел талант к завязыванию знакомств, следовательно, и свободных минут у него не было: если он не шёл кого-то навестить, то гости приходили к нему.
И теперь случилось именно то же. Не успел он заглянуть в записи, как отворились двери. Вошёл пожилой мужчина, Квятковский, тоже ссыльный. В своё время он был учителем гимназии, здесь в Омске он давал частные уроки. Он поздоровался и уселся у стола. Был он удивительно неприветливым человеком, преисполненным горечи, очень требовательным к ученикам.
– Что слышно? – спросил он. – Аммонд доволен тобой? Марчевский был его противоположностью, каждую минуту он улыбался на чей-то зов. И теперь его лицо светилось безмятежно.
– Не столько там полковник ведет расчёты, сколько его жена, – ответил он. – А та была в восторге.
Полковник Аммонд был командиром штрафного батальона. Инженер переделывал основательно его дом, вводя там многочисленные улучшения и современные архитектурные решения.
– С Аммондом тоже сегодня разговаривал, – добавил он немного погодя. – Очевидно, и он не жалел похвал. Обещал уладить то и это.
Среди находящихся в руке записей он вытянул небольшой лист бумаги.
– Вчера пришла почта, – начал он говорить, заглядывая часто в него. – В третьей роте двое парней получили из дому деньги. Почти всё сразу обменяли на водку, и один получил сегодня такую взбучку, что едва двигается. Принял, видимо, утром из бутылки.
Квятковский вытащил из кармана записную книжечку.
– Который? – спросил он.
– Переворошил листки, на одном из них отыскал фамилии, которые перечислил в свою очередь Марчевский, сделал около них какие-то знаки и отыскал следующую страницу. Снова что-то записывал, потому что инженер произносил как бы краткий реферат о жизни и людях, которые некогда находились в штрафном батальоне как рекруты.
– Таким образом, с первой ротой постоянно лучше всего, – закончил он. – Там водка имеет менее всего последователей.
– Не получал ли Черский какой-то посылки?
– Нет.
Квятковский во внезапном волнении сильно потёр щёку.
– Удивительное дело, – проворчал он. – Получили письма даже крестьяне, черкесы, татары, а для него постоянно нет ни письма, ни денег. Это совершенно непонятно. Токажевский, когда по прибытии партии навестил его в тюрьме, говорил, что там, в Могилевщине, оставил он большое поместье.
– Может, конфисковали?
– Гм, возможно. Но есть мать, есть сестра… Почему не получает писем? Стоит задуматься над тем, чтобы мать не написала сыну? Нужно это как-то выяснить. Насколько знаю, парень переживает тяжело. Рассчитывая на помощь, он влез в долги сначала на презенты для офицеров и унтер-офицеров, а теперь не может вернуть. Он экономит с жалования каждую копейку и совершенно не выходит в город. Если так пойдёт далее, может отчаяться окончательно. А жаль…
В голосе Квятковского прозвучала глубокая забота. Инженер покачал головой.
– Хорошо, проверю это, – произнёс он, записывая вопрос на листке. – Перейдём к следующим. Марущик, это парень из-под Томашова…
Так по очереди обговорили они все фамилии рекрутов, потом фамилии офицеров и унтер-офицеров и наконец начали они вытаскивать предложения. Заняло это довольно много времени, стемнело. Инженер зажёг лампу.
Можем закончить на этом, – констатировал он, пряча записи. – Сегодня ещё совершу какую-то сделку, – он улыбнулся легко. – Появлялся у меня Ланин. Если сумею его убедить, что нужно учить парней русскому языку, то может уговорю на большее… Выпьешь чаю?
Квятковский поблагодарил и ушёл. Часом позже кто-то снова постучал в двери. На этот раз оказался поручик Чекулаев, один из тех молодых офицеров, которые прибыли во время зимы в Омск.
– Пожалуйста, пожалуйста! – приветствовал его сердечно Марчевский. – Такой гость всегда приятен. Очень рад, что вы сдержали слово. А что с Ланиным?
– Вскоре будет здесь. Пришёл к решению, что перед визитом нужно показаться дома, чтобы жена не имела к нему потом претензии.
Они рассмеялись и начали разговаривать. Поручик был интеллигентным и начитанным человеком, живо интересовался всем, что делается на свете. Он был очень рад, потому что получил последней почтой много журналов российских и заграничных.
– Несколько взял с собой, – произнёс он, развязывая принесённую пачку, – остальные доставлю пану во вторник.
– Очень благодарен вам. Что слышно в казармах? Парни учатся?
– Чрезвычайно! – в голосе поручика прозвучал энтузиазм. – Гляжу на них и глазам не верю. Даже те, для которыхязык очень труден, уже объясняются свободно. Превосходны эти польские учителя! И особенно Черский. Латыши, татары, черкесы, финны боготворят его, слова вынимают из его уст. Необычайный педагогический талант.
– Приятно слышать такие слова из уст россиянина мне, поляку… Очевидно, с солдатом меньше хлопот, когда он всё понимает. Более сильными аргументами не нужно пользоваться?
Поручик немного опешил.
– Разное там бывает, – ответил он уклончиво. – Количество наказаний уменьшилось, однако, очень серьезно. Если бы не водка, может быть, их не было бы вообще.
– Пьют много?
– К сожалению. Особо не удивляюсь. Жизнь в казармах нелегка, и, впрочем, начинает их уже пожирать тоска по дому. К счастью, в нашей роте нет этого грозного явления. Парни с этим обучением имеют достаточно работы…
– В других тоже ведь учат?
– Верно. Несмотря на это, там хуже… Может, потому что не хватает им Черского. А может, отсутствие попросту Ланина?.. – поручик в задумчивости погладил волосы. – Порой задумываюсь об этом человеке и не всегда могу его понять. На взгляд пьяница, грубиян…
Он прервался внезапно и взглянул на Марчевского в смущении.
– Не должен так говорить о начальнике, – добавил он неуверенно. – Эх, – махнул он рукой, – вы, наверное, знаете его лучше, чем я. Так вот этот мужлан из старых офицерских кадров, который едва умеет сделать свою подпись, обнаруживает столько понимания для этого обучения, что смог бы пристыдить лучших его. Впрочем, сама идея была отличной. Он дал пример другим ротам, опередив всех.
– Ну и, очевидно, теперь собирает похвалы?
– Понятно. Аммонд упомянул его в особом приказе и поставил другим в пример. Старик ходит гордый, как павлин. Не вредит, чем облегчил он парням жизнь, это факт. Полагается ему за это похвала. Если бы…
В сенях раздались энергичные шаги. Вошёл Ланин: быстрый в движениях, упругий, сияющий, как солнце. Ухватил Марчевского за руку, пожал крепко, а потом приобнял его и поцеловал в обе щеки.
– Здравствуй, друг сердечный! – произнёс он откровенно. – И прости, что прихожу так поздно. Не смог вырваться из-под заботливых крыльев моей матушки. Холерна (дьявольская) баба! Представь себе: угрожала мне войной!
Он прыснул со смеху и только теперь взглянул на поручика. Предостерегающим движением приложил палец к губам.
– Ни слова об этом никому! – произнёс он угрожающе. – Потому что если…
Чекулаев щёлкнул каблуками и вытянулся перед ним, как струна.
– Согласно приказу, Ваше Высочество! – объявил он громко. – Тайны начальства для меня всегда являются священными.
Ланин ласково похлопал его по плечу.
– Знаю, что неплохой из тебя мужик, – произнёс он. – Немного пьёшь, но научишься этому, когда двадцать лет проведёшь в Омске. Ну, брат, – обратился он к Марчевскому, – вытаскивай бутылки! Ни капли не было во рту со вчерашнего дня. Дьявольская баба!..
Он спокойно жаловался на свою половину, а инженер накрыл в это время стол. Он сам вёл своё небольшое хозяйство в двух снятых комнатках, но буфет, как вскоре оказалось, был заполнен до отказа.
– Неплохо, неплохо, – хвалил Ланин, поглядывая с одобрением на появляющиеся каждый раз другие бутылки. – Не гневайтесь, что сразу промочу горло.
Он наполнил стакан и выпил, как воду. Потом, однако, в течение долгого времени даже не глядел на стакан. Говорил зато за двоих. Марчевский наблюдал с полным удивлением эту воздержанность, но был доволен этим. У него была крепкая голова, и мог он выпить много, однако в Сибири пил единственно тогда, когда это было обязательно. Таким образом он умело поддерживал беседу.
– Чувствую, – произнёс он с прохладцей, – что произошло что-то хорошее.
Ланин наклонился в кресле и гордо выпятил грудь.
– Ну, догадался, наконец! – воскликнул он. – Ясно, очень хорошее! Ланин самый мудрый командир роты во всём батальоне! Понимаешь? Отмечено это в особом приказе!
Марчевский притворился, что слышит это в первый раз, и поздравил его горячо. После этого он произнёс великолепную короткую речью, обнял его и пожелал новых отличий. Поручик аплодировал от всего сердца. Ланин взглянул на него, взглянул на инженера и внезапно расплакался.
– Дорогие друзья… – произнёс он. – И лучшие братья… Вы понимаете меня. Догадываетесь, что значат для такого, как я, который двадцать пять лет провёл в гарнизоне, слова похвалы перед лицом целого полка… Об этом говорят, об том говорят, а о Ланине – ничего. В течение двадцати пяти лет! Это страшно… А теперь наконец я!
Он вытер медленно слёзы, Марчевский подвинул ему стакан, потому что не любил рюмок. Ланин окинул его неожиданно серьёзным взглядом.
– Мой дорогой, желаешь ли мне добра? – спросил он. – Наверное, да. Таким образом, договоримся: если не попрошу сам, не пододвигай мне сегодня водки. Мне хорошо с вами, не хотел бы испортить настроение. А тебе хотел бы как-то выразить признательность… Потому что ведь в этом есть твоя большая заслуга…
– Черского! – Марчевский весело ворвался в его слова. – Прежде всего Черского.
Ланин просиял.
– И Черского. – признался он. – Несомненно, парень в обучении имеет золотые уста. Хотя и до штыка нет недостатка у него таланта, – поморщился он сразу с неприятным осадком. – Несколько дней назад он устроил мне такую взбучку…
В глазах Марчевского промелькнуло беспокойство.
– Взбучку? – сказал он быстро. – Тебе? – подтвердил он вопрос недоверчивым пожатием плечей. – Вероятно, шутишь. Нет в Омске такого, кто бы справился с тобой!
– Ланин прыснул смехом.
– Ясно.
– Шучу, – ответил он. – Но тогда было со мной на самом деле неважно. Прихожу утром после небольшого принятия водки и, как обычно в таких случаях, схватил Черского за шею: «Пошли, брат, покажи мне, что умеешь!» Вышли мы во двор, карабины в руках: звон, треск! Если бы был мороз, всё было бы лучше. А здесь уже весна. Бросило меня в жар, ударила в голову водка, начали заплетаться ноги. А сопляк на мне. Как начал меня гнать, и бить, и колоть!
– Не смог прервать боя?
– Стыдно мне было. Подошло несколько офицеров, а вблизи упражнялись солдаты.
– Ну и что? Чем закончилось?
Ланин весело покачал головой.
– Было очень плохо, – ответил он. – К счастью, у парня нет недостатка в разуме: он сориентировался, чем это может ему грозить. Сделал преднамеренно неумелое движение. Я воспользовался оказией, ударил раз, ударил другой. А потом он только отскакивал, притворяясь сильно утомлённым.
– Эх, снова шутишь…
– Не шучу! Хорошо знаю, как всё случилось. И отлично знаю Черского. Тогда он мог меня опрокинуть, пригвоздить к земле. Но он этого не сделал. А почему? Потому, что умеет видеть. Буравит меня этими глазами, умея отгадать самую быструю мысль. И сориентировался он, что будет плохо. Мудрый парень! Открыл я его с первого взгляда.
Говорил с ним на эту тему, и чем дольше говорил, тем больше чувствовалось в его голосе симпатии. Поручик начал поддерживать его. Марчевский осторожнее, чем обычно, умело подчёркивал некоторые моменты и добавлял в беседу много юмора.
– Из этого вывод, что должен биться с ним только трезвым, – пошутил он. – Согласишься, однако, со мной, что ему везёт? – посерьёзнел он. – И, наверное, нужно бы снова воспользоваться этим… А что, если выскочит какая-то новая похвала?
– Ну, ну? – живо заинтересовался Ланин. – О чём думаешь?
Марчевский заколебался. Но вывернулся, будто начал сомневаться в правильности своей идеи.
– Говори наконец! – поторопил капитан, похлопывая его фамильярно по плечу. – Что у тебя хорошая голова, об этом тоже знаю! Таким образом, что?
– Гм, как сказать?.. Задумывался порой, не нужно ли было здесь, в Омске, привлечь для работы Петербургскую академию наук…
Ланин сразу потерял всю заинтересованность к вопросу.
– Это не для нас, – махнул он рукой. – Мы не мудрецы, только солдаты.
Марчевский вздохнул.
– Да, это верно, – признал он. – Ну что же, значит идея была глупой. А в первую минуту казалось мне, что снискал бы ты за это похвалу. Ведь идея: начнёшь теперь выводить роту в район. Такой Черский, если его немного подучить, мог бы собирать разные камни, ловить рыбу, зверей, может, даже собирать растения. Там, видишь, в Петербурге, не такие опять же мудрецы, в том, что есть около Омска, не имеют ни малейшего понятия… Для нас камень – это твёрдая вещь, которая порой пригодится, когда нужно кого-то ударить. А для них камень – большое открытие. А если открытие – кто его совершил? Рота капитан Ланина! Хотя и, – заколебался он снова, – наверное, ты прав… Этим не стоит себе морочить голову. Слишком длинная дорога!
– Подожди, подожди! Как ты это сказал? Там, в Петербурге, не имеют об этом понятия?
– Очевидно, не имеют. Когда-то приезжал сюда немец Гумбольдт. Обстукал эту землю, обманул и стал знаменитым. А с того времени – ничего. Что имеется в середине этой земли, никто не знает. И это опять не такая мудрость, только нужно немного помучиться. Но, верно, для Черского – эта задача немного трудная…
