скачать книгу бесплатно
Она, приятно удивив его, тут же встала из-за стола, вышла ему навстречу и протянула руку.
– Здравствуйте, Дмитрий. Как чувствуете себя на новом месте? Отдохнули?
У Ольги оказалась мягкая и нежная на ощупь ладонь с тонкими прохладными пальцами. Дмитрий даже испугался, что сжал ее слишком сильно, тем самым причинив женщине боль. Он тут же разжал свою руку и спрятал ее за спину.
– Отдохнул нормально. Чувствую себя хорошо, – бодро ответил Дмитрий и, вместо того чтобы на этом остановиться, зачем-то спросил: – А вы?
– Я? – озадаченно переспросила Ольга.
Она, конечно же, не ожидала с его стороны подобного вопроса. Да и он хорош: разговаривать так со старшим офицером! Сегодня, правда, Ольга была не в военной форме, а в гражданской одежде: темной юбке, нежно-розовой блузке и белом медицинском халате. Но что это меняет? От стыда Дмитрий готов был провалиться под землю. Оставалось только благодарить судьбу, что они находятся в кабинете одни.
– Спасибо. Со мной все в порядке, – медленно ответила Ольга, после чего поспешила вернуться на свое место.
– Раз уж нам предстоит какое-то время работать вместе, давайте познакомимся поближе. Присаживайтесь, – предложила она и указала на мягкий стул за приставным столом.
Дмитрий послушно сел. Сиденье и спинка стула как будто специально были сделаны по его фигуре. Таких удобных стульев он не встречал ни в кабинете командира бригады, где был единственный раз, когда представлялся по прибытии в часть, ни в окружном военном госпитале, где лечился после полученного ранения. Добавь подлокотники, и получится отличное кресло для релаксации. Наверное, стул специально подобран с таким расчетом, чтобы расслаблять собеседника. С другой стороны, зачем Ольге в разговоре с ним использовать какие-то ухищрения?
– Как я уже сказала, меня зовут Ольга Максимовна, – повторно представилась она. – Фамилия Крайнова. По специальности я врач-психолог, хотя и работаю не в медицинском учреждении, а в исследовательском институте.
– А тот молчаливый майор, который привез нас сюда, он тоже врач? – поинтересовался Дмитрий.
– Пригоров? – удивилась Ольга и покачала головой: – Нет, он из другого ведомства, – хмуро добавила она.
Дмитрий сразу понял, что она не хочет продолжать эту тему. Да и зачем им обсуждать какого-то неизвестного ему Пригорова? Разве больше не о чем поговорить?
– А чем занимается ваш исследовательский институт?
– Чем? – переспросила Ольга.
До сих пор она говорила правду. Но на этом правда заканчивалась. Далее нужно было лгать. Лгать, несмотря на то что сидящий напротив молодой человек был ей симпатичен. Причем делать это так, чтобы он не обнаружил и даже не заподозрил обмана.
Ольга сделала незаметный вдох и начала:
– Мы исследуем возможности человеческого организма с целью разработки и создания методик подготовки бойцов спецподразделений, максимально отвечающих условиям и требованиям современных и будущих войн.
– Суперсолдат? – переспросил Дмитрий, удивившись собственной наглости. Не иначе как этот сегодняшний неофициальный, сугубо гражданский наряд сидящей напротив женщины так на него подействовал.
– Да, – не стала возражать она. – Можно сказать и так. Война будущего – это прежде всего борьба высоких технологий. Она будет вестись с применением высокоточного оружия, беспилотных летательных аппаратов, систем спутниковой навигации и космической связи. Но, несмотря на обилие компьютерной техники, она не обойдется без солдата с его личным оружием. Правда, это будет уже другое оружие, а сам обычный солдат превратится в оператора технических средств.
Дмитрий улыбнулся.
– Боюсь, то, о чем вы говорите, дело далекого будущего. У нас в армии вон уже сколько лет не могут новую форму ввести. Смешно сказать: кирзовые сапоги на берцы еще далеко не во всех частях заменили. Берцы – это такие ботинки на высокой шнуровке. А вы говорите: спутниковые навигаторы.
Он сказал все это с иронией, но сидящая напротив него женщина и не думала смеяться. Напротив, она опустила глаза и сказала:
– Я знаю, что такое берцы. Как и то, что внедрение в армию новых систем вооружения, средств связи и даже обычного солдатского снаряжения идет крайне медленно. Тем не менее, чтобы избежать напрасных потерь, надо готовиться не к прошлой, а к будущей войне. А она будет именно такой, как я сказала. Этим и занимается наш институт.
– Да, конечно! Я все понимаю! – воскликнул Дмитрий. Он тоже стал серьезен. – Только я не совсем понимаю, как я или мои товарищи могут вам в этом помочь.
– Мы предлагаем вам пройти курс боевой подготовки по разработанной в нашем институте экспериментальной программе, – сказала Ольга.
Ну вот, она это произнесла. Кажется, все выглядело убедительно. Во всяком случае, парень не заподозрил фальши. Сейчас не заподозрил, а потом? А потом – как получится. Если у него вообще будет время на размышления.
Ольга вздохнула.
– Что вы на это скажете, Дмитрий?
Ее немного взволнованный голос и особенно это обращение, не уставное «товарищ лейтенант», а «Дмитрий», прозвучали, как хрустальный колокольчик.
– Тут и думать нечего! Я согласен! – воскликнул он. – Это даже интересно.
Ольга прикусила губу: интересно ему. Когда она впервые попала на «Хрустальное небо», ей тоже было интересно. И Панову, и его заместителю по научной части Макарову, назначенному комендантом объекта, и непосредственному руководителю эксперимента Глымову, и еще двадцати шести экспериментаторам – им всем тоже было интересно, пока не грянул гром…
– Скажите, Ольга Максимовна, а в чем заключается эта ваша экспериментальная программа? – вернул ее к реальности голос лейтенанта.
Ольга заставила себя поднять на него глаза, хотя это было непросто.
– Не волнуйтесь, Дмитрий. Никто не собирается пичкать вас таблетками и другого рода стимуляторами. Наша программа – это специальный комплекс упражнений и тренировок. Считайте, что вы находитесь в тренировочном лагере.
Дмитрий обвел взглядом кабинет: выкрашенные светло-бежевой краской стены, оконный стеклопакет с вертикальными жалюзи, покрытый ламинатом пол, два стола, блестящий хромированный сейф в углу, больше похожий на подарочную шкатулку, несколько стульев и книжный шкаф с дверцами из дымчатого стекла.
– Не очень-то похоже на тренировочный лагерь.
Ольга сначала нахмурилась, а потом, когда поняла его, улыбнулась.
– Все будет: и оружейный склад, и тир, и даже испытательный полигон… – Она сделала долгую выразительную паузу, а может, просто о чем-то задумалась. – Но позже. А сейчас давайте поговорим о вас.
– Давайте, – легко согласился Дмитрий. – Мне скрывать нечего. Что вас интересует?
– Для начала скажите, почему вы решили поступать в училище воздушно-десантных войск? Почему вообще выбрали военную службу?
Дмитрий усмехнулся.
– Книжек начитался. Вот и захотелось себя проверить: чего я могу и чего стою. Хотя… вон младший брат Леха книг не меньше моего прочитал, а выбрал сугубо мирную профессию: поступил на филфак, сейчас учится на втором курсе.
– Ну и как, проверили?
– Проверил, – коротко ответил Дмитрий.
Но Ольга, видимо, не поняла, что он не хочет продолжать эту тему, и задала следующий вопрос:
– После полученного ранения не было мысли уволиться на гражданку?
– И что бы я там делал?! – вскинулся Дмитрий. – Добивался инвалидности да льгот, положенных участнику боевых действий?! Только я в бою так ни разу и не был, не успел. А на Кавказе провел всего один день, да и то большую часть дня без сознания… Утром сошли с поезда, а вечером меня вместе с другими тяжелоранеными транспортным бортом уже отправили в Москву.
Дмитрий замолчал, давая понять, что к сказанному ему больше нечего добавить, но упрямая память, не спросив разрешения, вновь забросила его в тот роковой день, когда он первый и единственный раз оказался на Северном Кавказе.
* * *
Поезд прибыл в Назрань рано утром. Ближние к вокзалу пути были заняты составами, поэтому воинский эшелон подали под разгрузку на дальний запасной путь. Здесь не было платформы, и выгрузка происходила прямо на рельсы. У вагонов сразу возникла суета, и Дмитрий битых полчаса пытался найти встречающего его команду офицера комендатуры. Никто их, естественно, не встречал, о чем можно было сразу догадаться. Но ему повезло – командир взвода саперов, долговязый, жилистый старлей, согласился подвезти своего брата-лейтеху вместе с четырьмя его бойцами до комендатуры. В просторном кузове «Урала» как раз нашлось место еще для четверых солдат, а Дмитрия сапер-старлей пригласил к себе в кабину. Всю дорогу он смачно, со всеми подробностями рассказывал о службе на Кавказе и о душманских ловушках (он почему-то всех боевиков называл душманами), которые его солдатам приходилось обезвреживать. Дмитрий с интересом слушал нового знакомого, а сам с не меньшим интересом смотрел в окно на людей и столицу республики, в которой ему предстояло служить ближайшие несколько месяцев. Назрань оставила у него двоякое впечатление. При виде множества людей на улицах, открытых окон и дверей многочисленных кафе и магазинов, лотков торговцев с обилием зелени, крупных бордовых помидоров, домашнего творога и сыра можно было подумать, что город живет нормальной мирной жизнью. Однако то и дело попадающиеся навстречу бэтээры и армейские грузовики опровергали это предположение. Да и рассказ сапера-старлея, за два месяца потерявшего в своем взводе трех человек, подорвавшихся на бандитских минах, красноречиво свидетельствовал, что Северный Кавказ еще далек от мирной жизни.
Вид окруженной бетонными блоками и шлагбаумами военной комендатуры окончательно убедил его в этом. На блокпосту, перед комендатурой, Дмитрий вылез из машины, хотя словоохотливый старлей убежденно заявил, что этого можно и не делать, забрал своих бойцов и, как и положено, предъявил постовому командировочное предписание. Пока тот изучал документ, сличая фамилию в поданном Дмитрием вместе с предписанием офицерском удостоверении, грузовик с саперами беспрепятственно проехал под поднятым шлагбаумом и остановился возле комендатуры, где уже стояло несколько армейских автомобилей. Командир взвода скрылся внутри здания, саперы остались в машине. Возле комендатуры сновали люди – входные двери практически не закрывались, причем армейцев, милиционеров и гражданских было примерно поровну. Дмитрий живо представил, какое столпотворение должно твориться внутри, и велел своим бойцам дожидаться снаружи. На поиски дежурного офицера разведотдела у него ушел еще примерно час, но в конце концов он вышел на огороженную бетонными блоками площадь перед комендатурой с отметкой коменданта на командировочном предписании и подробным разъяснением, как добраться в указанную часть. За это время выручивший его старлей со своим взводом уже уехал – на месте «Урала» саперов теперь стоял милицейский «уазик». Еще один такой же «уазик» остановился перед перегораживающим въезд шлагбаумом. Дмитрий махнул рукой ожидающим его бойцам, которые за время ожидания порядком разомлели от полуденной жары, и направился в сторону блокпоста.
У дежурной смены там вышла какая-то заминка. Несмотря на то что один постовой уже поднял уравновешенную приваренным куском железнодорожного рельса стальную трубу шлагбаума, второй продолжал о чем-то переговариваться через приспущенное стекло с сидящим за рулем «УАЗа» милицейским водителем. Дмитрий скользнул взглядом по притормозившему «уазику» и брезгливо поморщился. Ни в Москве, ни в Рязани он не встречал таких «убитых», по-другому не скажешь, милицейских автомобилей. Краска во многих местах облупилась, изношенные рессоры прогнулись, хотя, кроме водителя, в кабине больше никто не сидел. С другой стороны, может быть, ингушским милиционерам не хватает новых машин, вот и ездят на чем придется. Хотя… Дмитрий обернулся на милицейский автофургон, который стоял возле здания комендатуры. Тот смотрелся куда лучше. А подъехавший к блокпосту «уазик» выглядел так, будто только что вырвался из-под обстрела. Нет, не только что… неловко зашпаклеванные пулевые пробоины в водительской двери и переднем крыле покрылись слоем дорожной пыли. Передний номер, кстати, тоже был забрызган грязью. Неужели водителю самому не стыдно ездить на таком автомобиле? Дмитрий взглянул в напряженное лицо водителя, который даже не повернул головы к постовому, а смотрел прямо перед собой. И этот устремленный в одну точку отсутствующий взгляд, и особенно побелевшие от усилия костяшки пальцев левой руки, которой водитель вцепился в баранку, царапнули по сердцу Дмитрия. Опережающим сознанием он понял, что произойдет в следующую секунду. И это действительно произошло.
Стоящий у машины постовой через приоткрытое окно зачем-то просунул руку в кабину. То ли хотел забрать у водителя документы, то ли ухватить того за ворот нескладно сидящей на нем милицейской куртки, то ли выдернуть ключи из замка зажигания, но не успел ни того, ни другого, ни третьего. Водитель, напоминающий до этого момента замершую рыбу, и не просто рыбу, а застывшую в засаде щуку, нажал на газ и с истошным криком:
– Аллах Акбар!!! – бросил машину вперед.
Сила инерции ударила постового о борт машины, протащила за ней несколько метров, а затем отбросила в сторону. Его рука переломилась, словно сухая ветка – Дмитрию даже показалось, что он слышит хруст переламывающейся кости и треск рвущихся сухожилий. Искалеченный постовой упал на асфальт возле одного из бетонных блоков, которые должны были препятствовать бесконтрольному проезду машин к городской комендатуре, но совершенно бесполезному в данном случае, и тоже дико закричал, но это был крик пронзившей тело невыносимой боли. Никакого сопротивления террористу он оказать не мог. Его напарник выглядел не лучше. Вместо того чтобы сорвать с плеча автомат и открыть огонь по прорвавшейся через блокпост машине, он вытаращил глаза и двумя руками вцепился в поднятый шлагбаум. Отчаянно лавируя между неровно расставленными на площади бетонными плитами, террорист-смертник на своем автомобиле мчался к комендатуре, до которой оставалось менее ста метров. В тот момент, когда он нажал педаль газа, он перестал быть человеком и превратился в детонатор, соединенный электрическим проводом с несколькими десятками килограммов взрывчатки, загруженных в кабину «УАЗа». В своей голове Дмитрий даже увидел змеящийся черный шнур, тянущийся от правой руки террориста к тесно уложенным брикетам пластита за его спиной. Через несколько секунд смертник врежется в припаркованные возле здания машины и бурлящую перед входом толпу, которые в то же мгновение исчезнут в пламени взрыва.
Опасно вихляющую машину, наконец, заметили. Кто-то закричал, отдавая совершенно бессмысленные команды, кто-то резко распахнул выходящее на площадь окно, кто-то бросился к своему автомобилю, кто-то потянулся за оружием, но большинство просто замерли с вытянувшимися от страха лицами, как напарник сбитого террористом постового. Последней преградой на пути террориста стала только что прибывшая в Назрань команда Дмитрия: четверо безоружных солдат и он сам со своим табельным «макаровым». Думать стало некогда. Дмитрий и не думал. Глядя в перекошенное злобой и ненавистью лицо сидящего за рулем боевика, он бросил руку к поясной кобуре, умудрился одним движением расстегнуть тугой клапан и выхватить пистолет, чего на тренировках почти никогда не удавалось – очевидно, сказался мощный выброс адреналина. Ребристая рукоятка жестко легла в ладонь. Не целясь, на это уже не оставалось времени, Дмитрий ткнул стволом в надвигающееся на него оскаленное лицо и нажал на спуск: раз, другой, третий… Выстрелов не было – он их не слышал. Но движущаяся затворная рама исправно выбрасывала дымящиеся гильзы. Ствол пистолета тоже окутался дымом и пламенем, а в лобовом стекле приближающегося «УАЗа» появились ощетинившиеся лучами-трещинами сквозные отверстия. Одновременно с третьей пробоиной в стекло брызнуло красным.
Голова террориста резко дернулась вправо, а следом за ней и все его тело стало заваливаться на бок. За забрызганным кровью лобовым стеклом Дмитрий разглядел только движение черной тени. Тень нырнула вниз, стараясь укрыться за приборным щитком, но он продолжал посылать в нее пулю за пулей. С последним выстрелом лобовое стекло не выдержало и, разлетевшись на осколки, осыпалось в кабину. Дмитрий увидел, что за рулем несущийся на него машины никого нет, но не успел этому удивиться. Неуправляемый «УАЗ» вильнул в сторону, накренился, зацепив Дмитрия, подбросил его над землей, после чего опрокинулся набок и, по инерции проскрежетав по асфальту несколько метров, словно издыхающий смертельно раненный зверь, наконец остановился. Откуда-то с высоты Дмитрий увидел свое раскинувшееся неподвижное тело, а рядом с ним опрокинувшийся автомобиль террориста, который вот-вот должен был полыхнуть ослепительно-яркой огненной вспышкой. Но последнего так и не произошло. Вместо этого вдруг наступила непроглядная темнота.
* * *
– Дима, что с вами?! Вы меня слышите?
Сквозь багровый туман проступило озабоченное лицо Ольги. Однако уже в следующую секунду туман рассеялся. Да его и не было. А был уютный кабинет, мягкий стул и красивая женщина, сидящая напротив, с милой и приветливой улыбкой. Правда, сейчас она не улыбалась, а смотрела на Дмитрия с новым, незнакомым ему выражением растерянности и удивления.
Он виновато потупился.
– Простите, я немного задумался.
– Да, немного.
Ольга неожиданно повеселела. Во всяком случае, от ее растерянности не осталось и следа. Она зашелестела бумагами, быстро перебирая страницы, хотя, когда Дмитрий вошел в кабинет, на ее столе, кажется, не было никаких документов. Откуда же они взялись?
– Мы отвлеклись. – Ольга сначала искоса взглянула на него, потом подняла голову. – Скажите, Дмитрий, вот у вас в группе у всех есть… прозвища. Зачем они нужны?
– Не прозвища, псевдонимы, – поправил ее Дмитрий. – Они используются для радиосвязи, как позывные. Опять же команды становятся короче, да и понятнее.
– Ясно, – Ольга кивнула, но у Дмитрия создалось впечатление, что ничего нового он ей не открыл. – А кто их придумывает, вы сами?
Дмитрий пожал плечами:
– Когда как. В основном, псевдонимы – это производные от фамилий. Глухарев – Глухарь, Чирков – Чирок, Жилин – Жила.
– Почему же тогда у Кожевникова псевдоним Фагот? – спросила Ольга. – Или он до армии занимался музыкой?
Дмитрий остро глянул на нее. Псевдонимы в личных делах не прописаны. Откуда же она узнала?!. Хотя, она уже побеседовала с Глухарем. Может, от него.
– Да нет, не в этом дело, – начал объяснять Дмитрий, но, представив здоровяка Кожевникова с фаготом в руках, не удержался и хмыкнул. – Тут дело в другом. Так называется переносной противотанковый ракетный комплекс: ПТУР «Фагот». Слышали? Так вот, до перевода к нам в бригаду Кожевников служил стрелком-наводчиком этого комплекса.
– Понятно, – Ольга кивнула. – А почему вас в группе называют Чугун? Это тоже как-то связано с прошлым?
Дмитрий перестал улыбаться. Видимо, сегодня такой день, что ему приходится ворошить свою память.
– У меня в голове титановая пластина и три металлические скобки, – тихо сказал он. – Год назад в Назрани неудачно попал под машину. Несколько месяцев провалялся в госпиталях, потом еще столько же добивался восстановления на службе.
Ольга округлила глаза от удивления. Она читала в личном деле Рогожина о полученном им ранении, но мельком, не заострив на этом внимания. Она и представить не могла, что оно было таким серьезным.
– Как же вы… служите?
– Окружной врачебной комиссией признан годным к службе без ограничений, – хмуро ответил Дмитрий.
В действительности врачебных комиссий было три. И заключение первых двух было однозначным: уволить с действительной военной службы по состоянию здоровья! После того как хирурги по кускам собрали его расколотый череп, скрепив их с помощью скоб и металлической пластины, такой вывод напрашивался сам собой. Но Дмитрий нашел в себе силы, чтобы сопротивляться полученной травме, мнению врачей, собственному отчаянию – всему, и, главное, поверил в себя.
Помог случай, провидение, а может быть, и вмешательство высших сил. Окружной военный госпиталь, где лежал Дмитрий, посетил настоятель расположенного по соседству православного храма отец Николай. В отличие от предыдущих посещений представителей областной администрации и командования военным округом, это не был формальный визит. Пожилой священник не просто прошел по палатам, а поговорил с каждым раненым. Остановился он и у койки Дмитрия. Вся беседа продолжалась недолго, немногим более пяти минут, но за это время Дмитрий почувствовал себя совершенно по-другому. Одолевавшая его тоска по рухнувшим надеждам, которым положила конец полученная травма, куда-то испарилась. Вместо нее пришло понимание, что все в жизни можно исправить. Нужно только поверить в себя, довериться своей совести, как советовал отец Николай, и не опускать рук, иначе говоря, не сдаваться. Встреча со священником стала определяющей. С того дня Дмитрий начал вдумчиво и осознанно молиться. Сначала мысленно, а потом шепотом вслух, глядя на увенчанный крестом купол храма, который был виден из окна госпитальной палаты. Выписавшись из госпиталя, он первым делом пришел в храм. Там как раз началась служба, которую вел отец Николай, и Дмитрий отстоял ее до конца, с удивлением для себя отмечая, как много среди молящихся молодых людей. После службы, выбрав момент, он подошел к настоятелю. Пожилой священник узнал молодого офицера, с которым беседовал в госпитале. Они еще раз тепло поговорили, и в конце беседы отец Николай благословил Дмитрия на ратный труд. Вот тогда он окончательно поверил в себя. Поверил так сильно, что сумел заразить своей верой членов окружной военно-врачебной комиссии, которые, как и их коллеги, поначалу собирались вынести отрицательный вердикт, на этот раз уже окончательный. Но случилось чудо, как выразился председатель комиссии, плотный округлый полковник с седым ежиком волос. Когда Дмитрий положил перед ним результаты своих последних медицинских анализов, находящихся в пределах нормы, а по многим показателям, таким, как устойчивость к перегрузкам, превышающим уровень среднестатистического здорового человека, полковник только развел своими пухлыми ручками: «Ну раз так, молодой человек, отправляйтесь служить». Да еще добавил то ли с иронией, то ли всерьез: «Такие крепкие парни нашей армии нужны».
Никто из членов комиссии не догадывался, что основанием для произошедшего чуда стали усердная работа Дмитрия над собой и его не менее усердные молитвы…
– Значит, Чугун… это от имплантированной пластины? – уточнила Ольга спустя несколько секунд. Она никак не могла справиться с охватившим ее волнением и взять себя в руки. – И что, вам она совсем не мешает?
Сидящий перед ней лейтенант улыбнулся и развел руками:
– Как видите.
– А если новая травма?
– Тогда и выясним, что крепче: кость или титан, – пошутил он.
Через силу Ольга заставила себя улыбнуться, хотя на самом деле ей было совсем не весело. Бедный юноша, через что ему пришлось пройти и что выдержать! А она снова посылает его в… Куда?! Но уж точно, не на курорт.
* * *
Опутанный проводами Глухарь сидел перед большим сенсорным экраном в комнате без стекол, одновременно похожей на дисплейный класс и рентген-кабинет, и с непривычным для него волнением ожидал начала теста.
– Удобно? Ничего не мешает? – спросила майорша, закрепив последний датчик – смоченную какой-то клейкой гадостью пластину, которую прилепила к его левому запястью.
Она стояла рядом, совсем близко – Глухарь даже чувствовал запах ее духов. Сегодня она тоже была в белом медицинском халате, но Глухарь знал, что под халатом у нее тончайшая шелковая блузка – вон и воротничок виднеется в вырезе халата, а под блузкой… Он облизал пересохшие губы. Близкое соседство майорши возбуждало и нервировало одновременно, что перед предстоящим тестом было совсем некстати.
Женщина как будто прочитала его мысли: отодвинулась и сказала:
– Не волнуйтесь. Это обычный тест, призванный определить скорость вашей реакции.
Глухарь молча кивнул, потом взглянул на свои руки. Нет, пальцы не дрожали – еще чего не хватало, но ладони вспотели. Он вытер их о штаны и тут же пожалел о своем поступке. Майорша наверняка заметила этот жест, хотя и не подает вида, сука!
Глухаря внезапно охватила злость. В обществе красивых и умных женщин он всегда чувствовал себя скованно. Это началось еще со школы, когда он тужился и потел у доски перед холеной блондинкой-англичанкой, мучительно вспоминая спряжения неправильных глаголов. Может, поэтому или по чему другому, но первые красавицы класса тоже упорно избегали Пашку Глухарева, хотя он вырос крепким пацаном и мог начистить рыло любому их ухажеру. И, кстати, чистил не раз! Но никакой личной выгоды это ему не принесло. Девчонки только злились на него: не обзывались и не жаловались – побаивались, но и не разговаривали. А в кино, кафешку или на дискач отправлялись со своими побитыми хлюпиками. Глухарю оставалось только глотать слюни, представляя себя на месте их счастливых избранников.
У парней в строительной бригаде, куда Глухарь устроился после школы, были совсем другие подруги. «Буфетчицы-минетчицы», как по-свойски называли их мужики. После пары стопарей водки или бутылки портвейна они сами норовили залезть в штаны. Назвать их красавицами можно было только, приняв в себя бутылку «белой», а уж умными – вообще никогда. С ними было просто, но и удовольствие тоже оказывалось средним, а чаще всего вообще никаким.
В армии, во время срочной, и в военном училище с красавицами Глухарю опять не повезло. По большому счету, его партнершами были все те же «буфетчицы-минетчицы»: сельские доярки да раздатчицы из курсантской столовой. Один раз, правда, удалось завалить в каптерке медсестру из санчасти. Она была смазливее остальных, но между ног у нее пахло какой-то прокисшей микстурой. Глухаря потом целый день тошнило.
Окончив военное училище и примерив офицерские погоны, он изменил самооценку и понял главное: женщины, как и все прочие самки, выбирают лучших, проще говоря, крутых, и если ты достаточно крут, то все раскрасавицы будут принадлежать тебе. Через полтора года после выпуска Глухарь женился. Его избранница, правда, не отличалась модельной внешностью, хотя многие считали ее красивой, но, уж по крайней мере, была не дурой. Недавняя выпускница пединститута, она, как и мучительница-англичанка, преподавала в школе. Они прожили вместе ровно год без особых ссор и скандалов, так, поспорили – помирились. Глухарь ее даже пальцем не тронул! В интимном плане тоже все было нормально. Во всяком случае, жена не блядовала, пока он мотался по служебным командировкам, значит, как мужик он ее полностью устраивал. А потом вдруг ни с того ни с сего объявила, что ей с ним скучно. Не устала от стирки, глажки или чего там еще замужней бабе делать приходится, а именно скучно! И никуда-то они вместе не ходят! А куда в военном городке пойдешь: клуб да баня, которая, кстати, для мужчин и женщин открыта в разные часы. И поговорить им, видите ли, вместе не о чем! А о чем разговаривать: о том, как он в командировках боевиков по горам отстреливает, или о том, как те у наших пленных солдат головы отрезают и все это на пленку записывают, чтобы потом хозяевам своим предъявить? Он на Кавказе таких кассет насмотрелся – из бандитских схронов их пачками выгребали, хватит! Когда из такой командировки возвращаешься, не до разговоров. Упасть бы на кровать да забыться. Да чтобы баба своя, родная была под боком. А ей, суке, видите ли, скучно! А на то, что обута, одета не хуже многих, и в квартире не шаром покати, как-никак он вместе с «боевыми» неплохо зарабатывал, побольше любого другого старлея, – на это ей, видите ли, наплевать! В общем, наорал он тогда на нее, дуру неблагодарную, еще приложил пару раз по роже, не сдержался. Та и слова в ответ не сказала, видно, поняла свою вину, молча собрала вещички и так же молча к родителям в Тверь укатила. А через месяц так же тихо развелась. Квартира в части, правда, за Глухарем осталась – как-никак служебная. Он, конечно, бесился поначалу, не без этого. А потом засунул обиду в кулак – что, на одной бабе свет клином сошелся?! В общем, притерпелся со своим положением. Думал, что притерпелся, пока накануне не столкнулся с этой психологиней-майоршей.
Сказать, что она была красива, значило ничего не сказать. Лицо, фигура, прическа, даже маникюр на руках – все высший класс. Куда там бывшей жене и школьной учительнице-англичанке! Но на Глухаря красавица-майорша даже не взглянула. Точнее, взглянула, но не так, как смотрит самка на своего самца. Значит, для этой сытой и ухоженной стервы он оказался недостаточно крут! А капризная судьба, словно в насмешку, поставила эту женщину над ним, хоть и на время, сделав его начальницей.
