скачать книгу бесплатно
Лечение водой
Евгений Юрьевич Москвин
В романе «Лечение водой» высмеиваются нравы современного общества и то, что принято называть «свободой отношений». Однако автор отходит от стереотипов: неожиданные художественные приемы образуют причудливую мозаику смыслов и явлений. Значительная часть произведения посвящена описанию ситуаций в творческой среде и трудностей, с которыми сталкивается писатель на пути к признанию – действительных, жизненных. Автор раскрывает суть человеческих связей, их тонкую психологию. В первую очередь – это роман о любви в самых разных ее обличьях, о намеках, интригах и ревности. Постоянная недосказанность – вот мир, в котором пребывают герои, скрывая свои истинные чувства… И тем больнее становится столкновение с реальностью.
Проза Евгения Москвина отличается высоким уровнем языка, метафоричностью, точностью деталей и образов.
Евгений Москвин
Лечение водой
©biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
© Е. Ю. Москвин, 2022
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022
Пролог
– Меня шантажируют, – произнес Костя Левашов; уныло… и эта горечь, которая разом прилила к его горлу и душит – он в сотый раз вдруг осознает всю!., ситуацию… И что не смог избежать ловушки. А ведь он надеялся, что… такого не будет? И вдруг разом угодил в нее. – Денис, я написал роман, отнес его в литературный журнал, и теперь меня шантажируют!.. Понимаешь?.. Динь…
Гамсонов сидел рядом, на парковой скамейке, и будто и не слышал Костю – не переставал тыкать стилусом в экран коммуникатора. Но тут оторвался:
– А?.. Чего?
– Господи, ты хоть слушаешь, что я говорю?
– Ты?.. Да ты какой-то бред там несешь, я ничё не могу понять.
На секунду Костя почувствовал обиду и раздражение – от того, что Гамсонов опять ведет себя с ним, как с дурачком, но потом подумал: «Это же Денис… что тут сделаешь. Он всегда такой».
Левашов продолжает все равно:
– Это делает мой собственный маэстро! Из литературной студии. Уртицкий. Ты хоть знаешь, чего он требует от меня?.. – Костя хочет сказать и вдруг несколько секунд ощущает, как трудно произнести это вслух (ведь и ему – от маэстро – поступают только намеки, впрочем, четко продуманные и выверенные). В конце концов, Костя пересилил себя: – У нас в студии есть один поэт, Лобов… его Уртицкий активно продвигает везде. Этот Лобов женат. И у его жены есть еще сестра. Так вот Уртицкий пытается принудить меня к сожительству с ней. И от этого, мол, будет зависеть публикация в литературном журнале.
Гамсонов, услышав это, осклабился.
– Умно. Ну и посожительствуй, пока не опубликуют.
– Денис, я же серьезно, а ты…
– И я серьезно.
– Да я так не могу, ты что совсем уже… я не могу так, ты думаешь, что я… – и тут вдруг Костя, опять подумав о ловушке, которую так хитро поставил ему Уртицкий, презрительно, желчно воскликнул: – Господи, бездарь! Ублюдок!.. Бездарь вонючий!
– Ты ему это скажи, а не мне… ему-то вообще зачем все это нужно?
– Чтобы прицепиться ко мне. Слушай… выслушай меня все-таки – я хочу рассказать, как все было!
– Ой, нет… Два часа бреда слушать… спасибо. Я вообще и сам скоро начну шантажировать. Я тут недавно взломал сайт одной катерной фирмы. Там такое выплыло, о-о-о-о… – Гамсонов пораженно покачал головой; затем цокнул. – Я и сам скоро буду шантажировать… так что вот т-такие дела.
Костя Левашов очень усталый, ведь он опять писал всю прошедшую ночь. Так почти всегда, когда он приезжает в Москву и видится с Денисом. И опять этот всегдашний мозговой «затык» – как будто козырек вставили в мозг, – и мысли жарко шевелятся… то вообще ничего не шевелится, хочется спать… но Костя знает, что заснуть-то все равно не получится.
Он щурит глаза, депрессивно, будто продирается зрением… через мрак вечера?..
Однако последние месяцы он, вконец, так измотался и измучился, что ко всем этим привычным ощущениям добавляется не вялость, а остановившийся взрыв возбуждения в голове… и эти нервические, веселые покалывания в сосудах – тоже взрывчики, коротенькие.
И резко нарывающая душевная боль – да, его ужалили, ужалили, в самую душу!
Ледяной жар остановился во всем теле.
А на лице Костя чувствует эту тяжелую, изнуренную маску. Но она такая гулкая и недвижная – никто и не подумает, какой концерт у него в голове, когда посмотрит со стороны?
– Господи, как же неуютно в Москве… – произнес Левашов.
– Так… здесь два: два… здесь… три: один, – высчитывает тем временем Гамсонов, говоря себе под нос. И все не отрывается от коммуникатора.
– Что ты там делаешь?
– А?.. Да это тоталы.
– В смысле? Футбольный тотализатор?
– Ага. На бет-уин.
– Что там, «Лига чемпионов»?
– Ага.
– Хочешь, подскажу результаты? У меня хорошо получается.
– Уверен? – серьезно осведомился Гамсонов. – Ты смотри, если ошибешься, я довольно много могу денег проиграть.
– Давай, скажу. – Костя протянул руку – к коммуникатору. – У меня может получиться. Я не даю, конечно, гарантии…
– Чё руку тянешь?.. Давай, предсказывай. Я запишу сначала… – Стилус в руке Гамсонова с готовностью завис над экраном.
В тот вечер Костя подсказал Гамсонову больше тридцати матчей. Костя следовал не кропотливому высчету состояния и сопоставлению команд, а скорее, их статусам – великая-невеликая; и пространным ощущениям от просмотра двух-трех футбольных матчей… все.
– Ты сейчас куда? Домой? – спросил он у Гамсонова после; когда они шли к метро.
– Да, но ко мне поехать не получится. Я вообще съезжаю на какое-то время.
– Из Отрадного? Серьезно?
– Ага… да квартиросъемщик вернулся. Этот мужик, он уезжал… в Индии он там был. Вот теперь возвратился и… лажа, в общем, короче. Совершенно неожиданно. Но он платит хорошо.
– A-а… Ты теперь опять в Орехово будешь жить…
– У бабки-то? Не-а. Вообще в другом городе.
– Серьезно? А в каком?
– Вот как обоснуюсь, скажу.
– Но это не Реутов?
– Не-е-ет. В Реутове только бизнес.
– Слушай… Ничего не случилось?
– А что могло случиться?.. – Гамсонов вдруг непонимающе уставился на Костю… А потом как всегда ответил мягче: – Да нет, ничё не случилось. Просто квартиросъемщик приехал – я ж говорю…
Они вышагивали к метро довольно быстро, но у Левашова была так нездорово затуманена голова – ему казалось, они идут как-то механически замедленно. И все у него гулко отдавало в мозгу и плыло перед глазами.
– Слушай… ты этому маэстро своему… как там его-то зовут?
– Уртицкий.
– Ты этому своему Урьхицкому, знаешь, чё скажи… У этой девки, у нее квартира есть, да?
– Да, да! – мигом всколыхнулся Костя будто ему, наконец, «дали зеленый свет», чтобы он начал рассказывать. – Представляешь, она сама мне сказала, что…
– Я ж сказал, не хочу слушать твой бред. Ты ему, знаешь, чё скажи?.. Короче, может, я с ней поживу?
– О, да, я знаю, это ты умеешь… а потом смыться, и никто тебя не найдет.
– Пф-ф-ф-ф… да не, мне реально съемная хата была нужна сейчас. И я еще не знаю, чё на новом месте-то будет.
Костя смотрел на Гамсонова и дивился: как у того всегда получается так с юмором уходить в какую-то совершенно другую сторону. А впрочем, Левашов, по прошествии времени, и сам всегда начинал хихикать – почти истерически – над любой гадостью, на которую натыкался в своей литературной тусовке.
Часть I
Глава 1
I
Гамсонов сразу что-то почувствовал, как только приехал в этот город. Ромбы света в медленно свежеющей осени. Эти солнечные цепочки, белые, либо чуть рыжие… они засвечивали все вокруг, протягиваясь от каждого предмета на улице… складываясь перед глазами в прямоугольники и розовые колеса… Гамсонов даже не помнил точного момента, когда оказался среди них – у него сразу возникло ощущение… что он находится в городе уже много лет. И свет… этот свет – тоже будто остановился на тысячу лет. Какой-то особенный. Такой мягкий, чуть теплый, тихий и радостный… очень яркий, но совсем не слепящий!.. Было так все хорошо видно сквозь его линии и фигуры, либо он чуть отступал, когда Гамсонов старался рассмотреть детали города.
Казалось, каждый раз происходит как-то по-новому…
Он видел старые жилые дома… их стены были так оживлены от желтых солнечных фигур, которые орнаментом ложились на случайные этажи и балконы… нет, фигуры уже лежали – будто остановившись навсегда. И именно это в то же время как-то еще более подчеркивало ветшание стен… и Гамсонов замечал трещины в горчичном и белом бетоне, и даже кое-где штырьки арматур торчали из фундаментов.
В какой-то момент… он вдруг представил себе лучи заката, прошивающие руины.
Денис ходил по улицам и чувствовал, как свет мягко холит, гладит его плечи, снимая всю усталость и столичную суету… он испытал расслабление как против воли, но это было и естественное лекарство… которому приятно поддаваться. Все нервы разом растворились, и Гамсонов… даже как будто стал легче на вес!
«Что это такое со мной?..» Не мог в это поверить…
А вот магазины и почтамт и кофейни казались вполне себе новенькими и так радостно, празднично сияли витрины… но это выглядело… косые желтые линии на серебре стекла – почти как в книжных картинках.
И улицы продолжались, тянулись в некую многомерную перспективу, и новые дома расставлялись за открывавшейся асфальтовой дорогой – Гамсонов шел, и ему казалось, она как скатывается к ногам… и это счастливое небо в конце – наверное, так просто дойти до него?.. Дома, дома за последними домами – кажется, вот оборвется протяженность, нет, она длится еще… и многие соседние здания были соединены ржавыми железными поперечинами…
Каждый раз когда Гамсонов шел по новой улице, ему казалось, он увидел ее и всю разом – в самом начале, как только ступил… Это ощущение, как легкая искра счастья… в общем, всевидящем спокойствии.
Но что же в конце улиц?..
Ему вдруг показалось, там какие-то неведомые строительные склады… до них несложно добраться, но почему-то не хочется – все дело в этом расслаблении… и в результате никогда не доберешься………………………………………………………
……………………………………………………………………………………….
На этих улицах… на них редко когда попадался хоть один человек… Вообще у Дениса часто потом возникало ощущение, будто он один в городе…
Прямоугольник неба, далеко между двумя рядами домов, и на нем – случайные клочки облаков…
…Облака между дальними, крайними домами.
II
Весь город был наполнен красками, колоритами завороженных, прозрачно-янтарных, медовых и оранжевых тонов. Первые дни, когда он поселился в новой квартире, и позже осенняя теплота никак не хотела уходить, и Гамсонов видел эти четкие силуэты кленовых листьев позади кленовых листьев – деревья во дворах походили на искромсанные включенные торшеры. Сияя будто изнутри, желтые клены стояли не шелохнувшись… и такими потаенными и затемненными казались участки улиц между ними. Но главное… нечто остановилось в воздухе. Какая-то затаенность и покой… и безвременье… И везде он замечал новые островки световой игры в неподвижной солнечной поволоке – на стенах домов и гаражей, на заборах, машинах… и в его комнате, наконец, было все то же.
…И маленькие световые «нарушения» чувствовались тем сильнее, если вглядывался на секунду-другую.
Пока Гамсонов в своей новой комнате настраивал выделенный Интернет, неуснувшие мухи, летая и то и дело садясь на светящийся экран ноутбука, никак не давали сосредоточиться. Он выходил из дома несколько раз, и когда возвращался и входил в комнату, одна из мух всегда почему-то сидела на упаковке от телефона «Phillips», и неизменно внутри буквы «Р», словно это было стартовое положение, с которого она собиралась начать донимать.
В конце концов, Гамсонов спросил у соседки из смежных комнат липучку от мух… когда Наталья Олеговна Полежаева случайно заглянула к нему. Эта женщина, лет под пятьдесят… такая спокойная и странно проникнутая озаренной уверенностью… она сразу словно за что-то зауважала Гамсонова. А ведь он почти и словом не обмолвился.
«Все же Переверзин оказался молодцом – подыскал, что надо», – думал Гамсонов.
Полежаева действительно не задавала вопросов. И это как-то очень подходило к замедленному покою, который он чувствовал.
Гамсонов прекрасно понимал, что покажется «занятным». Все эти разобранные сотовые телефоны, КПК и пр., которых он навез с собой за несколько дней… Он осторожно спросил, можно ли пожить здесь месяц-другой – будто его приятель Переверзин ни о чем заранее не договаривался.
Теперь Наталья Олеговна стояла в медово-размыленных полосах света. Ее фигура казалась странно млеющей, но четкой. Мысок шлепанца – в остром углу солнечной зоны на полу.
Гамсонов смотрел на женщину. Не переставая нажимать клавиши на ноутбуке.
Косые послеполуденные лучи золотили волоски на его крепких, крупных руках. Без проступающих вен и нарочитых мускулов.
Он полулежал на кровати, в спортивных штанах и широченной майке, но все равно можно было распознать массивные части торса. Ноутбук – прямо перед ним, повыше колен.
Сверкающие горстки шурупов на столе, несколько вровень лежащих стилусов для КПК, микросхемы, адаптеры на кровати… отьединенные пластиковые корпусы сотовых телефонов на стеллаже… все это выглядело какими-то пригоршнями сокровищ… А Гамсонов властелин-обладатель.
Наталья Олеговна шевельнула губами, но тут у нее за спиной пробили настенные часы… Четырнадцать-тридцать.
Женщина, развернувшись, посмотрела на сияние циферблата в коридоре, быстро вышла…
Через несколько секунд… Он расслышал тихий, осторожный звук наливающейся воды… Он представил себе бликовые отражения солнечного света.
Цвет точно такой, как сияющие клены на улицах…
