скачать книгу бесплатно
Афган. На веке в нашем сердце, в сердце простых мальчишек, прошедших этот ад, против своей воли, с легкого посыла старых пердунов, играющих нами как солдатиками, ради своей мошны посылающих нас на убой. На нас отрабатывали тактику боя, на нас как на игрушках проверяли форму, оружие, все…
Какая тактика была близка нашим советским полководцам? Может быть это трактат Суньдзы об искусстве войны? Да х.. хорошо бы если так, тактика второй мировой – партизанские бои, бои на равнине, в лесу. Но, Афган это горы, это иной климат, это совсем иной мир! А менталитет духов, душманов, это тебе не фашист, машина, робот, зависящий от команды, это фанатик, это мужчина, выросший и впитавший с молоком матери то, что убить неверного – прямой путь в райские кущи в объятия девственниц…
Вашу в бога душу мать… Собственное мнение в нашей стране? Ха-ха-ха! Я вас умоляю, можете его засунуть, ах да, там у многих уже их гордость, диплом об образовании и мечты с надеждами, нет места? Ничего, пропихните, так надо…
Армия делает из тебя мужчину? Да как же. Был ты дерьмом, таким и останешься, был мужчиной, тоже самое. Да, война лишь развивает твои качества, отсекает лишнее, раскрывает твой внутренний мир и потенциал.
Наши и ваши, какая тонкая грань. Как часто боги войны забирали руками своих же возможно в будущем прекрасных людей в свои чертоги.
Да, знаю, что вертушка нас должна сопровождать, знаю, что есть снайперы. Иду в группе по горам, стандартная разведка, что бы продвинуться на очередной квадрат. Для нас эти километры были километрами наших жизней и жизни наших близких, оставшихся там, на родине, для командования это лишь штрихи карандаша на карте. Идем с вещмешками, оружием, готовые ко многому, но не к тому, что произошло. Уж не знаю, так было спланировано или командование наше забыло предупредить летунов, или такая задача стояла, что бы тайно прошла операция. Может летуны тоже проводили с нами одновременно свою разведку. Уж и не знаю. Но произошло то, что произошло, добавив молодым парням седины на их голову и отпечаток на души их.
Идем, тихо, по горным тропам – вверх гора, не залезть, вниз – пропасть, не спрыгнуть, укрытия лишь несколько камней, ни пещеры, ничего. Пробираемся, замечаем, что на параллельном курсе наша боевая вертушка. Ну наша, значит сопровождение, идем спокойно. Вертушка разворачивается на нас… Мыслей нет, только страх и действие… Каким чудом я успел с самого низа вещь мешка достать сигнальную ракету, каким чудом она сработала, дав сигнал летунам – свои. Я не знаю, но свечку в церкви я своему покровителю, ангелу-хранителю поставить обещал, даст бог, вернусь домой. Вертушка ушла на свой прежний курс.
Словами не описать то чувство, когда в полной боевой готовности на тебя летит, готовая в любую секунду атаковать боевая машина, летающий танк…
Тогда я узнал, что такое истерика. Я сел и засмеялся, Смеялся пока не получил кулаком по роже. Удар в челюсть от нашего старшего собственно и спас меня от дурки. Истерики бывают разными. Либо ты плачешь, либо смеешься. Врачи принимали часто таких клиентов. Варианта выйти из истерики два – дать в челюсть или обнять, прижав к себе, даря покой. Мужики получают спасительную оплеуху, а вот девочек надо обнимать. Запомнил раз и на всегда, если девушка плачет, заткнись и обними ее, прижми нежно к себе, успокой.
– Спасибо, командир – сплюнув кровь, посмотрев в глаза старшому, сказал я.
Тебе спасибо, если бы не ты, все бы здесь остались, идем, впереди еще переход, задачу надо выполнять…
Позже я неоднократно читал и слышал, что человеческий мозг может выдавать удивительные штуки, так например в критических ситуациях время вокруг как бы замедляется и человек за долю секунды может успеть сделать очень многое, наверное так у меня тогда и произошло…
Глава 6. Он же.
Война войной, но без юмора не обойтись.
Мы в свободное время, находясь в расположении или в лагере, когда не на дежурстве, само собой и кушали и общались. Ну а как без этого. Один из юморных моментов, когда наш сослуживец Петро и генацвали Гиви кушая то, что положили, по принципу – товарищ командир, а в армии мясо положено? Положено – ешь, не положено не ешь». Вспоминали свои домашнии матушкины харчи, застолья, как они трапезничали у себя на родине. Все блюда описать не получится, ибо названия у них такие заумные, а по описанию наших боевых товарищей, так и вкусные, что мы слюнками давились. В итоге их разговор зашел в сторону, а хорошо бы порося завести у нас – предложил Петро
Нэээ, брат, барашка, или козочку, и молочко тэбэ и шэрсть и мясо.
Ниии, мясо то у порося, а еще, сааалооо… – Петро сделал такое лицо, словно попал на небеса.
Братцы, это то хорошо, но а как же грязь, запахи – это уже наш товарищ из сибирской деревни, который знал про все прелести скотного двора не по наслышке.
Тююю, а шо запх, привыкне скотынка, мы же привыклы…
Минутная пауза, горы сотряслись нашим дружным ржачем. Уж сильно Петро замечтался о сале, так, что выпал из реальности…
Петро, сало як сало, шо его пробовать.
Да ну вас, ничого в вас святого, Москали проклятые, кацапы…
Горы, они все же были восхитительны. Если бы не война, я был бы рад здесь побывать. Какие в горах восходы и закаты. Фантастика. А воздух. Что бы не уснуть во время моего боевого дежурства я размышлял, иногда даже тренировался мысленно. Как это? Все просто, мысленно делал ката, удары, повторяя опять же мысленно, весь рисунок, напрягая мышцы… Что бы и тело помнило и в голове на подсознательном уровне. Да и теплее и в сон не тянет.
Когда парни узнали, что я художник, начали меня сначала понемногу, а потом и сильно донимать просьбами сделать им татуировки. Нарисуй им это, нарисуй им то. Вот тоже мне, заняться больше нечем… Но все же они меня достали, конечно же не бесплатно ( кто приносил тушёнку, кто сгущенку , кто чем мог) я всем рисовал тату…
Глава 7. Назад в СОЮЗ или из огня да в полымя. Любитель попадать.
Как итог службы – боевой опыт, и специфические навыки, седина в висках. Не снайпер, зарубок на цевье или на прикладе не ставил, это Ванина была прерогатива. Воинское звание то, о котором в армии говорят, что «лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». Иконостаса орденов не получил, не награждён ни красной звездой, ни медалью за отвагу. Наградили медалью «за боевые заслуги» и афганцы тоже своей медалью. Не за долго, до возвращения в Союз, посетил дукан, оставил всю имеющеюся наличность, а там у кого на что хватило – дефицитные в Союзе джинсы, чудеса японской электроники, найти можно что угодно. В стране дефицита пригодится или себе или хотя бы забарыжить. Да и такое вот ещё сделал приобретение к своему немецкому и английскому, фарси на уровне разговорника. Ну оно и слава Богу вернулся со щитом, а не на щите, то есть не грузом двести. А ведь сколько было случаев. Вот помню, впечаталось в память, дембеля загрузились в транспортник, спокойные, довольные, что живыми возвращаться. Самолет взлетает, и, взрыв, сбили, суки, ракетой. Шуму было потом конечно много, много голов полетело, но это потом. А каково это парням, прошедшим ад и перед самым возвращением домой, помереть…
Уже когда-то позже, году в 89-90 один из отцов советского каратэ, да и по сути, самый известный из них, мне сказал: «у меня тренировалось очень много людей, и многие из них служили в Афганистане. Живыми и не инвалидами вернулись все». Это к тому что нарабатывается, и где-то становится выше скорость реакции, скорость анализа боевой ситуации, опасности как таковой и чувства опасности, контроля ситуации. В общем всего того что в японских боевых искусствах включает в себя термин «Заншин».
Хотя конечно и здесь исключений куда как много – в случае снайпера, гранаты, замаскированной противопехотной мины, или противотанковой, а ты, например, ведёшь бензозаправщик. Возможности твои резко ограничены и от тебя не зависит почти ничего и здесь уже в дело вступает простой случай с одной стороны, а с другой везение и удача.
Я слышал, что как-то императору Наполеону представляли и расхваливали одного генерала, тот слушал, слушал, а потом оборвал и спросил, а как у него с удачей.
И здесь царь Соломон тоже не соврал, и это тоже прошло.
Всё, два года жизни позади. Не скажу, что впустую. Опыт и навыки получил на редкость специфические. Но не дай Бог, понадобятся в жизни, уменья, как и знания за спиной не носить. Да и награда – тоже бонус при прочих равных. Первые дни всё было очень не привычно. Я настолько отвык от цивилизации, что попёр через дорогу на красный сигнал светофора.
Призывался я из столицы, в неё же и вернулся. Как положено, в срок пяти дней встал на учёт в военкомате, получил назад свой паспорт. Восстановился в институте и почти на всё лето укатил домой. Лето пролетело быстро, вернулся в институт, заселился первым делом в общежитие. Вторым делом вернулся в свою подпольную секция каратэ. Третьим делом взялся зарабатывать. Как? Так делали многие мои «коллеги» – создать живописную работу, вставить в раму из багета, вот и картина. Сдавал в салон возле станции метро Октябрьская, как раз напротив Французского посольства. Моя живопись продавалась. В общем деньги были.
Но здесь внезапно в моей жизни произошли крутые изменения. Я встретил Машу.
А было это так. Встречаю вечером деваху на хорошей на поддаче. Она что-то спросила, я что-то ответил, слово за слово и познакомились. Соображала она совсем не очень и собиралась в общагу. Она поступила в институт Азии и Африки, надралась же случайно на посвящении в студенты не рассчитала сил. Родом была из глухой провинции из Ярославской области, из города Данилов, где и жила с родителями в частном доме недалеко от Горушки. Райцентр, хотя с точки зрения жителя столицы – деревня деревней.
Я стал ей ездить по ушам и повёл её в общагу, правда в свою.
Рассказывал ей анекдоты. Типа того; телефонный звонок.
– Витю можно. – Раздался в трубке пьяный женский голос.
– Его нет. – Отбой.
Опять звонок.
– Витю можно.
– Его нет. – Отбой.
Опять звонок.
– Витю можно.
– Его нет. А кто его спрашивает?
– Маша.
– А какая Маша?
– Да теперь уже никакая.
Или, к примеру, такой, звонок по телефону, пьяный мужской голос говорит:
– Аллё-на…
– Я не Алёна. – Отбой. Опять звонок.
– Аллё-на…
– Я не Алёна.
– Аллё-на…Это я так разговариваю.
Вот под эту чушь я и приволок её к себе в общагу. Мой сожитель по комнате ушёл спать куда-то, оставив нас вдвоём.
Она в начале недоумевала, куда я её привёл, но её мысли на этом не акцентировались. Тем дело в общем и закончилось, что я её соблазнил. Хорошо было то, что это б+ыл выходной и нам не надо было в институты.
В общем день мы провели вместе. А в дальнейшем начали встречаться. И благо, деньги были, я снял нам малосемейку где-то на Алтуфьевском шоссе, по тем годам дальше был если только посёлок Восточный, метро тогда там ещё не было, и приходилось ехать на автобусе. Так наша совместная жизнь началась с анекдотов.
Прикалываясь я звал её «Никакая Маша» или если коротко, то «Аллё-на», а я отзывался на «Витёк», а позже на «Митёк», когда появились неформалы, именовавшие себя «Митьками». А иногда, проигрывая ей в дурашливых баталиях, сокращал ещё больше имя нарицательное этого домашнего любимца и говорил ей: «Всё, сдаюсь. «Никака!»».
Нас очень ещё связал языковой момент. Она изучала немецкий язык в институте, а его знал я очень хорошо, ну как родной. Всё же дед природный немец, мать – соответственно на половину и я сам на четверть. Мы с ней и говорили на немецком. Она изучала в институте китайский язык и факультативно изучала японский. Иероглифы одни и те же, правда у японцев ещё есть две слоговые азбуки, да и сам язык сильно отличается. Она их изучать стала с ноля. И я, имея некоторую тягу и способности к языкам, составил ей пару. Учить иероглифы мне, было не тяжело имея отличную зрительную память. В дальнейшем между собой мы три дня в неделю общались на китайском и по два дня на японском и немецком. Так мы отучились почти год.
Весной в стране сначала медленно, а потом очень бурно начались процессы обновления. На место руководителя КПСС в стране пришёл достаточно молодой и энергичный политик. До него, в стране была реальность стабильного застоя. Конечно, всем гражданам хотелось чего-то нового в качестве своей жизни, которая у каждого одна. Кто бы на тот момент сказал, что этот демагог и политический импотент реальный враг народа, суть которого тот же Сергей Мавроди( тот, который говорил, мы не халявщики, мы партнеры) с его МММ, только калибром много больше, а как личность ничтожен и много меньше. По факту человек сделал то, к чему стремились заграничные враги нашей Родины и не понёс за это наказание. А где же декларируемое равенство перед законом. Вот с этого момента я и понял: спасение утопающих дело рук самих утопающих, а бумага, она всё стерпит. Что в принципе меня и подготовило к тому, что на закон я стал смотреть как на помеху, тем более, что они – законы, по сути перестали работать. Дичь времён Октябрьского переворота – грабь награбленное. Но это будет позже, пока же мы просто учились.
На следующий учебный год, я уже сам работал как тренер по каратэ и от желающих попасть в спортзалы не было отбоя, что активно подогревали боевики из видео салонов.
Ещё через год, когда в страну стали приезжать первые иностранные специалисты, я сдал экзамен на свой первый чёрный пояс, а через пол года, выполнил норматив кандидата в мастера спорта.
В стране цвёл бардак под сладкоголосые речи демагога: «Решением важнейших…».
К моей радости отмерла и система распределений после институтов молодых специалистов. Поэтому мне стало не нужно возвращаться на свою малую родину.
Мы всё также жили с «Никакой Машей – которая Аллё-на». Только перебрались в другой конец Москвы – в Олимпийскую Деревню. Это уже хоть только две автобусные остановки от метро. Передо мною встал вопрос, что делать дальше. В принципе менять пока я ничего не хотел. Деньги зарабатываю, жильё есть, языками занимаюсь, «Аллё-на Никакая», тоже есть. В принципе, чего ещё надо. Но я решил взять некий тайм-аут в жизни, но не терять при этом времени совсем напрасно. К этому времени я получил свой институтский диплом. Когда учился я боролся за институт и выполнил таки, мастера спорта по борьбе.
Через свои спортивные связи и родителей моих учеников, с учётом моего институтского диплома и звания мастер спорта, а также занеся толику денег меня приняли на второй курс ГЦОЛИФКа (кто не знает Государственный Центральный Ордена Ленина институт физической культуры, который позже стал РГАФКом). Так я и стал художником среди спортсменов и спортсменом среди художников.
Так, что теперь в альма-матер я ездил теперь уже на Сиреневый Бульвар.
Зато приняли меня сразу на второй курс, правда, кое-что из предметов по специальности я до сдал, а общеобразовательные предметы мне просто перезачитывали, у Маши тоже дело шло к диплому. Так мы и пожили пять лет.
И вот к концу моего второго курса второго института, что-то вдруг совсем пошло не так, как будто кто-то сглазил.
Часть 2. Понеслась судьба по кочкам.
Глава 8. «АЛЛЁ-НА, Маша, да ты и в правду Никакая!»
У моей Маши, да той самой, «Никакой Маши», дело совсем уже подходило к получению диплома её очень престижного института и тут эта «Аллё-на» залетела. Да и Бог бы с нею, залети она от меня. Так вот ведь всё было совсем иначе. И залетела она вместе со свой подругой одногрупницей, нет, вы не подумайте чего. Виновником залёта стал некий хрен ну прям «московский Кент по имени Доцент» который преподавал у них научный коммунизм.
А дело было так. Они шли по коридору и от великого ума трындели между собой, вот учим мы учим сей дивный предмет, а ему даже нет теоретического применения, прямо как в том анекдоте, когда бабка спрашивает: «Милай, а Маркс на мышах его опробовал, опыты ставил?». А позади идёт доцент и слышит, как они между собой обсуждают:
– Вот что такое, как строят социализм или коммунизм, так в тех странах вместо изобилия сплошные дфициты.
– Нет это, что, зато в них всех рулит тоталитаризм и государство что не возьми, через одно – культ личности местного вождя Виниту и типа красный монарх во главе страны до самой смерти.
Вот вам и гласность с перестройкой, и приключилось же с ними это, как раз тогда, когда научный коммунизм последний год преподавали.
И стоило им это членства в комсомоле и экстренного отчисления из института.
Возвращается эта дурында домой вся в слезах, в истерике, и заявляет, что жизнь для неё кончена. Перспектив в жизни больше нет. Возвращаться к родителям, так лучше сразу к предкам через петлю.
– Ну ничего, говорю, переживём. Наше к нам всё равно придёт, а не наше – судьба не приведёт.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Сам кто? Банкир? Папик? Никто! Вечный студент!
Всё ухожу я от тебя дальше сама пробьюсь, и жить буду как человек.
– Да куда же ты пойдёшь. Что, сейчас-то можно с горяча сделать? – Спрашиваю её я.
– Пойду жить своей жизнью и деньги зарабатывать сейчас и сразу.
– Да и кто ж тебя с распростёртыми объятиями ждёт, прямо вижу стоит очередь.
– Будет стоять и очередь, и у очереди, отвечает мне, – пойду зарабатывать на Тверскую.
Тут я как стоял, так и сел, глазами как олигофрен лупаю, челюстью как последний лох хлопаю.
А она, вещи собирает, и заявляет мне.
– Всё решено, и не держи меня, а то всё равно сбегу.
Я челюстью щелкаю и чего-то сказать пытаюсь: «Аллё, Аллё – на, ни…себе в натуре». В общем дар речи потерял, какие-то предлоги собираю и падежи перебираю.
Она мне:
– Всё давай совместно нажитое делить.
Тут деньги она мною заработанные, пополам и поделила, хорошо, что хоть пополам. Что там была её стипендия, по текущим делам, так, на прокладки.
Собрала свои вещи и умотала. Хорошо, что хоть мои кисти, краски, спорт инвентарь не поделила. Да и на фига, бы они ей сдались, хотя может быть из принципа?.
Говорю ей:
– Да-а-а, началось наше знакомство с анекдотов, так анекдотом всё и оказалось. Тогда расскажу тебе ещё один, напоследок, будет эпитафией наших отношений:
Встречаются два друга, один другого спрашивает:
– Как дела?
– Да, говорит: «проблемы вот, с родителями…»
– А, ну это бывает. А дочь как?
– Да, отвечает: «и с дочерью проблемы…».
– Ну, она же у тебя совсем взрослая, помню, вроде в институте училась?
