Рыбка золотая

скачать книгу бесплатно


– Ты чего распинался граблями своими? Русских она не знает! – я бы показал!

А потом Гена съездил к родным в Краснодар и решил организовать свой бизнес. Из редакторов его уже поперли – не нужен был горкому КПСС и этот независимый редактор, вышедший из-под контроля. Но талантливого Гену собратья по перу не оставили без работы, он устроился собкором в новой республиканской газете, куда дома статьи и был доволен – на работу ходить не надо хорошо платили. У него была одна идея-фикс. Он мечтал заработать большие шальные деньги, открыв бизнес с баснословным доходом.

Начал с того, что привез из Краснодара приличный мешочек лески. Дома стал к леске крепить крючки и поплавки, тоже из Краснодара. Но пыл его быстро пропал, так как та сумма, на которую он рассчитывал, не оправдывала его расходов. Никакого навару! Пришлось найти рыбака-браконьера и всю кучу снастей продать почти задаром, так как рыбак на большее не соглашался.

Идеями Гена делился со мной. Мы все обсуждали и я, как правило, начисто убивала идею на корню, не давая Гене ни единого шанса разбогатеть. Вторая идея Гены была навеяна японской кухней, о которой он узнал по телевизору. Решил делать разделочные, якобы японские доски, напиливая их кругляшами поперек ствола и обрабатывая собственноручно. Я эту идею сходу разбомбила:

– Пилить, обрабатывать, шлифовать надо так, чтобы они не крошились при эксплуатации от вечной мокроты, твердость дерева должна быть соответствующей. Твои доски через неделю разойдутся щелями! Ты хоть это понимаешь, что дерево надо знать – какое, а не что попало, изобретательный ты наш! А обработка. Шлифовка, нетоксичная пропитка?– это тебе не спирт Рояль для ликера! Усинские бабы тебя этими японскими кругляшами так отмутузят, что Лида родная не узнает!

Гена пригорюнился. Но ненадолго. В магазинах было пусто, зато появились всякие новомодности, способные облегчить домашний труд. Например, пельменница – простенькая такая пластмассовая трубочка, а в ней пружинка. Нажмешь – нарежешь кружочки из раскатанной лепешки, мяса кусочек вставил с лепешечкой, бах-шлеп и готов красивый пельмень! Гена сообразил этой штуковиной конфеты лепить, которых нигде уже нет.

– А чо? У меня какао лежит пять кило в пачках, сгущенки ящик с лучших времен, так что сам Бог велит этим подзаработать.

Ясно, откуда запасы – остатки от приемов и от поездок по покосам-сенокосам, да на заготовку веток кустарников на корм скоту, когда в эти последние доперестроечные годы добровольцев c работы частенько гнала родная партия, снабжая консервами и сухими пайками. Эти марш-броски были обычным делом. То, что оставалось сэкономленным, забирали себе домой организаторы штурмовых отрядов, как правило, партийные и комсомольские работники. У одного моего знакомого секретаря парткома антресоли были забиты под завязку консервами, банками кашей с мясом, блоками сигарет, пачками сухих концентратов. Я это случайно увидела, когда он доставал сигареты.

Вот и пришло Генино время воспользоваться добром, доставшимся бесплатно в благодатное советское время. Но я этот его коммерческий порыв срубить махом деньгу тоже разбомбила, объяснив, что это дело непростое с изготовлением шоколадного теста, лепней конфет и фантиками-коробками:

– Это тебе не Вана Таллинн, умелец! Кто польстится на твою доморощенную самодельщину? Надо ведь так делать, чтобы фирма была! Как у наших мастеров, которые «джинсу» стряпают «под ливайс» с прилепочкой брендовой лейбочкой.

А вскоре Гена поделился со мной, что его московский друг Виктор Пронин, ставший известным модным писателем детективов и хорошо на этом зарабатывающий, предлагает ему быть посредником по продаже леса. Гена долго возбужденно рассказывал мне подробности этого бизнеса, подсчитывая баснословные деньги. Посредничество входило в моду. Но все его мечты опять рухнули. То ли приятель его бортанул, то ли приятеля бортанули. Бизнес-то криминальный, как оказалось. Отсутствие законов, а точнее беззаконие порождало возможность воровать, грабить, убивать и отбирать, такая вот пора наступила. Криминальные умельцы договаривались с руководителями разного ранга и разрабатывали планы, в результате чего почти даром ловко присваивали то, что пока принадлежало народу и абсолютно не контролировалось, растаскивалось ловкачами. Все это называлось новым словом «рэкет».

И неугомонный Гена вляпался. На этот раз ему так не подфартило, что вместо заработка, он серьезно пострадал. В Усинске появилось свое «МММ». В мастерски сооруженную пирамиду целеустремленно лезли желающие откусить бесплатного сыра и Гена туда тюкнулся. Какие-то красиво нарисованные бумаги с печатями показывал и уговаривал нас туда же сунуться с приличной суммой денег, чтобы моментально навариться и получить многократно увеличившийся куш. Ну, у нас не было желания играть в такие игры, чтобы польститься на деньги от бешеной коровки. Мы похихикали с Левой, категорически отказавшись купить у Гены красивые гербовые бумажки. О том, что Гена с Лидой здорово прогорели, нам стало известно через месяц. Они потеряли изрядную сумму денег, влезли в такие долги, что вынуждены были продать квартиру, чтобы рассчитаться. Им пришлось уехать в Краснодарский край, где жили родные Гены. Там купили небольшую халупу в отдаленном селе и занялись сельским хозяйством на земле в двадцать га. Еле перетерпели зиму, добывая отовсюду для своей прожорливой печурки дрова. А весной оказалось, что домик с землей они оформили незаконно, что-то в документах было совсем не так, как надо. Их, доверчивых простачков, надул заезжий молодец из Армении. Гена вернулся в Усинск, к своему приятелю Володе. Когда он появился у нас, мы не узнали прежнего вальяжного толстенького добряка. Вместо него был потрепанный худощавый мосластый мужик крестьянского вида, в старой куртке, с морщинистым, дочерна загорелым озабоченным лицом.

Гена рассказал про свои мытарства. Лида осталась у его матери в селе под Краснодаром. Сдержанно сказал:

– Разбежались мы, давно было надо, стерва она горкомовская!

–Ну и куда теперь?

– Поеду в Ухту, в газету, там друг. С бизнесом мне не по пути!

Вскоре мы узнали из некролога в областной газете, что Гена скоропостижно умер во время работы – в пишущую машинку был заправлен лист, не успел закончить статью. Талантливым журналистом был наш друг Гена Ткачев. И честным. даже после того, как я уже не работала главным архитектором города, он часто проталкивал мои критические статьи в адрес нового архитектора, который много чего тормозил, был беспринципным в отстаивании интересов городской застройки, да еще и взяточник в придачу. Он потом не выдержал и залез в петлю. А тот микрорайон, который я не согласовала, и его стали строить в угоду первому секретарю обкома Иван Палычу, бросили незаконченным, не сдав и первого дома. Но никто за это не ответил. А надо было бы посадить!– уйму денег на ветер пустили. а может и втихаря промотали, разворовав. А первый секретарь обкома Иван Павлыч уже помер, и вместо него стал наш Юрий Алексеевич Спиридонов, которого потом избрали Главой республики Коми.

Зимой приехал Федя Моржов делать работу по интерьерам нового детского сада и пригласил меня на подмогу. Я с радостью поработала с ним, вдвоем мы сотворили прекрасные веселые росписи и хорошо заработали.

Лева приходил поглядеть, как мы работаем. Сказал:

– Вот это работа! – красоту делаете! И в тепле, не то, что мы на ледяном ветру при сорокаградусном морозе бултыхаемся на пятидесятиметровых вышках.

Федя ответил:

– Зато ты выглядишь как настоящий мужик – бицепсы, мускулы, фигура как у Давида!

Друг мой дорогой, как многому ты меня научил, Федя, член Союза художников, работающий в Москве в комбинате Монументально-декоративного искусства, тонкий, интеллигентный, все понимающий Федя! Дед его был любимым учителем Ленина. Федя в Москве показывал мне книгу с его портретом, дед там – вылитый Федя.

А он ведь тоже попивал изредка, и тоже запойно. Но это он позволял себе, закончив работу, и возвратившись в Москву к жене. Загулы бывали после успешно сделанной работы. Может это меня и останавливало от того, чтобы расстаться с Левой. Потерплю, Федина вторая еврейская жена Лиля терпит, а я выход найду – ну не может быть, чтобы не нашла!

И терпела. Дико тосковала, когда он уезжал на вахту. Кроме его редких запоев, все остальное было просто безоблачно и светло. Он любил меня. Любил так, что это было явно, зримо, заметно во всех проявлениях его отношения ко мне. И я ответно откликалась на его чувства. Мы всегда и всюду ходили вместе, держась за руки или под ручку. Он живо услужливо реагировал на мои желания, казалось, прочитывал мои мысли. Любил дарить подарки, как знаки внимания, на праздники – золото, духи, цветы. Погладить друг друга, ласково смотреть, обниматься, целоваться было, казалось, просто необходимостью, без которой невозможно жить, дышать. Мы испытывали какую-то тягу физически чувствовать друг друга через прикосновения, объятия. Такая вот любовь!

Проработав год, Лева получил двухмесячный отпуск и мы поехали в Гагры, в Дом творчества Архфонд. Я достала две курсовки от Союза Архитекторов. Путевок не было, ну и ладно, устроимся, не проблема. Летели через Нижний Новгород, чтобы навестить мать Левы в Балахне и переодеться в летнюю одежду. Был июнь, в Усинске еще таял снег, а мы отправились в Гагру. За мой проект рассчитался заказчик, Федя щедро оплатил мою работу, плюс Левины деньги – это было, ну очень жирно! Лева вылетел один, мне надо было закончить дела с заказчиком, я прилетела в Нижний Новгород через два дня. Он встретил меня в аэропорту в новой одежде, соответствующей югу. Светло голубой батник с массой карманов и брюки из хлопка, в лейбочках мировых и разных прибамбасах умопомрачительных. Предприимчивые изобретательные молодые люди повсюду организовывали свои предприятия. Выдавали свою продукцию за зарубежную, известных брендов от кутюр. Вот и Лева купил в Нижнем эту потрясающе крутую одежду. Как-никак на море едем!

Наступило время, когда народ резко сменил одежду. Мужчины и женщины постепенно отошли от классической одежды, меняя ее на свободный, практичный и удобный полуспортивный стиль. Пальто сменили на куртки. Женщины стали носить брюки, батники, летом смело наряжались в сарафаны, появилась мода на шорты.

Мы тоже переоделись в эту одежду, выскочив с севера в отпуск.

На такси Лева прокатил меня по Нижнему Новгороду, показав все достопримечательности. Был чуть хмельной и веселый. Потом приехали в Балахну. Мамочка встретила нас во дворе, где было полно людей на скамейках. Старуха бросилась ко мне на шею, изображая немыслимое счастье и умиление, артистка!

Дом, в котором жили Лева с матерью, строили пленные немцы после войны. Двухкомнатная сталинка была с отличной планировкой, окно в ванне, огромные комнаты и высокие, с лепниной потолки. Но в квартире было бедновато. Большая комната была без стола, только диван, сервант и телевизор. Вторая – поменьше с одной кроватью, на кухне надстроенный подоконник вместо стола, используемый как холодильник, тумбочка и холодильник.

Лева по моей просьбе принес из кладовки в подвале хранившийся там роскошный круглый стол сталинских времен! И чего в подвале делала эта немыслимая красота?! В прихожей стоял красивый сталинский шифоньер. Вот и вся мебель. Ясно! Судя по выставленной еде, старуха прижимиста, и ни черта не умеет готовить. Не хозяйка! Уж не пьет ли сама? Но в квартире был хороший ремонт, чистота и порядок.

Балахна расстилалась вдоль Волги. До Нижнего час езды на автобусе, много церквушек сохранилось, одна действующая, краеведческий музей, пристань… Красота!

Мы с Левой добирались на «Ракете» в Нижний и Городец. Я была в восторге. Лева каждый день потихоньку пил, но без запоя, мы много гуляли по городу и набережной.

Прилетели в Гагры. Устроились, в доме бывшего секретаря горкома сняли комнату, были еще соседи. Комнаты с отдельными входами с улицы, кухня с газовой плитой и холодильником. Дом творчества архитекторов на этой же улице и море внизу через дорогу. Благодать! Вот только Лева от радости ежедневно попивал. Сначала это не мешало жариться на пляже, ходить по городу и ездить на экскурсии. Но постепенно пьянка затягивалась, и настало время, когда он уже не ходил в столовую, только пил и спал.

Как же мне было мерзко и стыдно перед соседями и хозяевами! Вместо отдыха такой кошмар с этим алкашом! Стала одна ездить на экскурсии и греться на пляже. Так и провела время, допуская легкий флирт. Левочка вышел из запоя за день до отъезда. Выглядел как всегда виноватым, но упрекал меня, что оставляла его одного.

– Да пошел ты! Чтобы испортила себе отпуск?! Нет, так не будет! Скажи спасибо, что не бросила! – еле выдержала, чтобы не уехать одна.

Вернулись домой. Лева отправился на вахту, а я уволилась из Худфонда и при отделе культуры решила организовать мастерскую по интерьерам. Первый заказ – интерьеры Дома пионеров, который только что построили, не по моему проекту, а просто двухэтажный дом, похожий на промздание. Главный архитектор города Виктор Журавлев отфутболил то, что я сотворила и согласовал то, что архитектурой и не пахло. Я поздно узнала об этом! Какой мой проект был – сказка! Все здание из отдельных блоков, соединенных переходами, образуя внутренний дворик с зимним садом. Блоки покрыты скатными крышами, получился миниатюрный ансамбль, как сказочный теремок. Красные разновысокие, взметнувшиеся ввысь остроконечные крыши, напоминали о красном галстуке. Вот такой Дом пионеров угробил Витя-козел!

Я понимала, что без помощника в подсобной работе мне не справиться, поэтому пошла ва-банк. Первая молодость прошла, вторая молодость пришла, пора прыгнуть в другую телегу, пока не пришла вечная молодость. Пора итить в замуж! В конце февраля я решительно поговорила с Левой:

– Значит так, дорогой, наступил момент истины. Или мы пойдем в загс и будем работать вместе, или после вахты отправляйся к своей мамочке, и я тебя больше знать не знаю. С пьянством покончено! Понял? Выбирай, это ультиматум!

– Да ты что! Я же люблю тебя! Все – больше ни грамма в рот не возьму! В загс, конечно! Я и сам об этом думал, но боялся – не согласишься! Значит, ты меня любишь, Рыбка моя золотая!

– Да уж, не повезло мне, свалился на мою голову!

В начале марта мы нарядились как жених и невеста, чтобы идти в загс. Стояли перед зеркалом. Я завязала ему галстук:

– Пора бы самому научиться, ты это делаешь, как только швартовы крепят на владивостокских пирсах.

А в мозгах одна мысля крутится – идти, или как? И тут по радио полилась прекрасная мелодия, Лайма Вайкуле запела «Еще не вечер…» Я повернулась к Леве, он шагнул ко мне и, обняв меня, сказал:

– Ну что ты, дорогая моя невеста, не сомневайся и не бойся – еще не вечер! Будь моей женой, я же люблю тебя больше всего на свете! Все будет, как ты говоришь – тип-топ!

Сомнения уплыли прочь. Когда поднимались на крыльцо загса, я чуть не ляпнулась, заскользили туфли, и я еле удержалась, схватившись за поручень ограждения. Мелькнуло в голове – плохой знак! И день, как оказалось, был выбран неудачно. Но это уже не имело значения. Друзья пришли и мы отпраздновали. Из-за сухого закона водки было немного. Но гости принесли самогонки на рисовой каше, я приготовила ножки Буша, холодец и салат оливье.

Молодоженам выдавали талоны на дефицитные вещи. Я купила себе платье свадебное, роскошную финскую куртку, туфли, халат махровый и индийский батник-кардиган стильный и импортные носочки Леве.

После свадьбы приступили к работе. В свою новую мастерскую я пригласила художницу Лиду, а ее мужа и Леву пристроила исполнять подготовительные работы. Теперь хорошие деньги сможем зарабатывать. Я была уверена, что сделала все правильно. Работали с жаром. Лида делала керамические панно для второго этажа, я – музей краеведения, росписи вестибюля и холлов первого этажа в тематике Космос. Лева приводил в порядок стены под роспись, переводил рисунки на стены, закрашивал, что надо. Мастерил макеты избы Коми-народа и ветряной мельницы. Работал четко, умело и старательно, уверенно работал кистью. Я была довольна!