Наваждение.

скачать книгу бесплатно

Наваждение.
Ольга Юрьевна Морозова

Судьба порой делает странные и непредсказуемые зигзаги, затягивая в водоворот событий, исход которых нельзя предугадать заранее. Именно так поступает провидение с героем книги. Спустя много лет ему приходится отвечать за поступки, совершенные когда-то давно.

Ольга Морозова

Наваждение

Я прошелся по парку, чтобы немного успокоиться. Сколько же времени прошло с тех пор? Двадцать лет? Или, может, больше? Господи, как же давно! Целая вечность, а мне все кажется, это было вчера. Сколько же лет мне тогда было? Двадцать? Или двадцать один? Я учился на третьем курсе факультета журналистики, и был примерным мальчиком. В меру современным, успевшим узнать вкус студенческой жизни и прелести общежития. Немного попробовавшим и то и это, и в связи с этим почитавшим себя весьма многоопытным. У меня уже были подруги, и я смотрел немного свысока на тех парней, у которых их не было. И, как почти все молодые люди, я имел слегка завышенное мнение о своей персоне. Я даже улыбнулся, вспомнив это. Почему так глупа молодость? Или это касается только отдельных личностей? Таких, как я, например.

Тогда из всех динамиков доносилось : « Берег золотой, берег золотой Варадеро, Куба далека, Куба далека, Куба рядом…» И я даже представить не мог, насколько рядом окажется для меня этот золотой берег.

У нас в институте набирали группу молодых журналистов для летней поездки на Остров Свободы. О моей скромной особе речь не шла, и я даже не думал об этом. Но кто–то там отказался, или заболел, и ректор предложил это место мне. Я был на курсе одним из лучших, и это было, конечно, логично. Но у каждого генерала был свой сын, а у меня отца–генерала не случилось. Но на этот раз судьба сделала свой зигзаг в мою сторону. Потом я много раз имел возможность удивиться действию рока – если что–то должно произойти в твоей жизни, это обязательно произойдет. Сейчас я, конечно, уже не так удивляюсь ни хорошим, ни плохим неожиданностям, а тогда я сразу же оказался на седьмом небе. Это еще больше повысило мою самооценку, и я почитал себя уже чуть ли не гением отечественной журналистики.

Нас взяли из разных групп, и мы плохо знали друг друга. К тому же, между нами существовала конкуренция – мы должны были написать серию репортажей и статей о Кубе, и лучшему из нас будет обеспечено место в одной из центральных газет. Это казалось пределом мечтаний. Я уже представлял, что это окажусь непременно я, я видел себя крупным журналистом–международником, ведущим репортажи их разных стран, и бывающем дома только наездами. Почему–то такая разъездная жизнь представлялась мне очень привлекательной.

Кубы встретила нас 30–ти градусной жарой, сопровождающейся высокой влажностью. После весьма умеренно климата Москвы мне показалось, что я вышел прямо в баню. Но даже это не могло умерить моего восторга – я был в другой стране! За тысячи километров от дома. Кто не жил в Советском Союзе вряд ли способен понять меня, и мое чрезмерное ликование. Но для меня это было так. Обливаясь потом, мы доковыляли до автобуса и направились к месту нашего размещения – небольшой гостиницы вблизи советского посольства в Гаване. Я жадно рассматривал пейзажи через окно, и вскоре совсем перестал замечать жару. Пейзаж в целом не поражал разнообразием, и я был немного разочарован. Часть дороги шла вдоль пляжей, и я невольно любовался океаном, который до этого никогда не видел.

Гостиница больше напоминала общежитие, но вряд ли это могло расстроить молодого человека 20 лет, обуреваемого жаждой романтики. Мы должны были жить в комнатах по два человека, где душ и туалет были общими на этаже. Наши руководители огласили нам программу. Мы должны были посещать всякие мероприятия, у нас были запланированы встречи с представителями различных социальных слоев, ходить по музеям и историческим достопримечательностям, коими, кстати сказать, Гавана весьма славилась. Наша цель – создать в умах наших читателей образ маленькой гордой и свободной страны, прекрасно и счастливо живущей без своего старшего брата – Америки. Ее новый брат, Советский Союз, протянул ей в трудную минуту руку помощи, и помог сбросить иго многолетнего рабства. И теперь, веселая и свободная, страна поет и пляшет, благословляя освободителей. Примерно такой должна быть тональность наших репортажей и очерков. Я не был фанатиком-правдолюбцем, и не собирался вступать в неравный бой с системой, по примеру Чацкого. Я собирался сделать то, что от меня хотят, и получить место в центральной газете. Для начала внештатным сотрудником, а после института и постоянное. Если к твоей мечте ведет такая дорога, то почему бы не пойти по ней? К тому же, я неплохо знал испанский, на котором говорила Куба, и это было еще одним моим несомненным преимуществом. Я мог спросить то, чего не могли другие, услышать то, что они не могли, и возможно, что даже этот факт сыграл за меня, когда принималось решение, кого же сюда отправить. А испанский я знал по одной простой причине – моя мать преподавала его на специализированных курсах, и считала своим долгом научить ему меня. У меня врожденные способности к языкам, и я освоил его, даже не прикладывая особых усилий. О поступлении в институт международных отношений нечего было и думать, но на факультет журналистики мне удалось попасть. Я повторял про себя испанские слова, фразы, которые могли мне пригодиться, и улыбался – кроме меня в группе никто не владел испанским, и я это знал.

Вскоре мое знание сыграло со мной злую шутку. Наш руководитель, кажется его звали Леонид Григорьевич, всюду таскал меня с собой в качестве переводчика, и это меня начинало злить, потому что я никак не мог сосредоточиться на своем материале. У нас оставалось немного свободного времени, нам обменяли деньги на мелкие расходы, и я понемногу изучал окрестности. Это приходилось делать поздним вечером, потому что другого времени у меня не было. Я брал фотоаппарат, и отправлялся на прогулку. Гавана мне нравилась, и очень хотелось увидеть ее именно своими глазами, без чьего–либо сопровождения. Я снимал понравившиеся мне виды, выпивал чашечку кофе в местном кафетерии, изредка украдкой позволяя себе пропустить стаканчик рома. Я забирался все дальше и дальше, благо ночью жизнь не замирала, а проблем с общением у меня не было. Я полюбил ходить на набережную, расположенную в восточной части города, и смотреть на воду. Раньше Мексиканский залив я видел только на карте, и он был для меня весьма отвлеченным понятием. Но теперь я часами наблюдал, как тихо плещутся волны, как солнце садится за горизонт, пока совсем не темнело. Мне нравилось фотографировать закат и полосу прибоя, и я, не жалея, тратил на это пленку.

Я почти ни с кем коротко не сошелся здесь, но огорчаться по этому поводу не собирался. Одинокие прогулки приносили мне массу наслаждения.

Но однажды мирное течение моей кубинской жизни прервалось событием, на первый взгляд совершенно безобидным, но оказавшим влияние на всю мою дальнейшую жизнь. Как–то раз, по обыкновению прогуливаясь вдоль пляжа, я увидел девушку. Она стояла спиной ко мне, но по моей спине почему–то пробежали мурашки, а во рту пересохло. Она была в светлом платье, с распущенными волосами, и показалась мне очень хрупкой и беззащитной. Ветер трепал ее темные волосы, но она даже не пыталась их поправить, а просто стояла и смотрела на воду, совершенно неподвижно. Я отнюдь не был скромником, и потому решил подойти.

– Синьорина! – Я окликнул ее, девушка обернулась, и я увидел, какие огромные и бездонные у нее глаза. – Разрешите сфотографировать вас на фоне заката. Это потрясающее зрелище, просто очень красиво! Я журналист. Начинающий.

Она улыбнулась и пожала плечами, что видимо, означало «да». Я пощелкал ее, и мы познакомились. Девушку звали Тереза. Я спросил ее, почему она грустит здесь в одиночестве, но она ответила, что ничего страшного, просто любит смотреть на воду. Она часто приходит сюда, когда есть свободное время, и гуляет здесь. У нее были необычно тонкие руки, как у музыканта, и мне вдруг захотелось взять ее за руку и погладить ее пальцы. Я смутился от внезапно нахлынувшего желания, и предложил девушке поесть мороженого в близлежащем кафе и выпить по чашечке кофе. Она хотела что–то сказать, но я опередил ее:

– Это плата за фото. Я украшу им свой репортаж, если вы не против.

Тереза кивнула. Мы пошли вдоль набережной в поисках кафе, и я что–то болтал без умолку. Тереза слушала меня, улыбалась, иногда смеялась тихим смехом, а я старался во всю. Я просто из кожи лез, чтобы произвести на нее впечатление. И, судя по ее реакции, я самонадеянно подумал, что мне это удалось как нельзя лучше.

Я привел свою даму в кафе, и мы уселись за столик. Я заказал два мороженых, два кофе, и хотел было заказать ром, но Тереза решительно отвергла этот напиток.

– Я не могу, простите. Мне завтра очень рано вставать.

– Ну и что? Мне тоже рано. – Я был почти возмущен.

– Я не буду алкоголь. Лучше я уйду. – Она встала со стула.

Я испугался, что она так и сделает, потому как выглядела она очень решительно.

– Простите, Тереза. Не уходите, пожалуйста. – Я бросил на нее умоляющий взгляд, и она села на место. – Все будет, как вы хотите. – Я понял, что перебрал, и ругал себя последними словами. – Расскажите немного о себе. Я журналист, пишу очерк о вашей стране и ее жителях. Вы первый человек из народа, с которым мне посчастливилось поговорить просто так. Вы работаете?

Да, она работала. Официанткой в кафе. Ей восемнадцать лет, она приехала из деревни, где у нее осталась большая семья. Там нет работы, и ее отправили сюда, к тете. Тетя помогла устроиться. Они живут недалеко от того места, где он я ее встретил. Тетя относится к ней хорошо, но она очень строгая. Почти никуда ее не отпускает. У тети есть два сына и муж, которые большую часть времени проводят на заработках. Ее, Терезу, все устраивает, и она не жалуется. Ей нужно зарабатывать много денег, чтобы отсылать в деревню, и помогать тете. В доме у нее есть своя комната. – Тереза грациозно облизывала ложку от мороженого.

– И сколько часов в день вы работаете?

Она пожала плечами.

– Пока есть посетители, – но, увидев, как взлетели мои брови в немом удивлении, поспешила добавить, – в будни много народу не бывает, только по выходным, так что я не очень устаю. – Она уже выпила свой кофе и доела мороженое. – Мне пора. Уже поздно, тетя будет меня искать.

– Вы ее боитесь?

– Нет, – Тереза слегка покраснела. – У меня сегодня выходной. Но вечером я обещала ей помочь со стиркой.

Господи! Еще и стирка. Я был шокирован, что восемнадцатилетняя девчонка вынуждена работать от зари до зари, чтобы прокормиться.

– Я провожу тебя, то есть вас, – я вскочил следом за ней, боясь, что она исчезнет быстрее, чем я успею ее встать со стула.

Мы пошли в обратном направлении. Уже стемнело, воздух возле воды был насыщен особенными морскими ароматами, и я с наслаждением вдыхал его. Тереза спросила, как мне нравиться страна, и я выразил полный восторг. Мне показалось, что мы дошли за мгновение, хотя путь был не очень близкий. Я высказал желание довести ее до дома, но она испуганно отпрянула от меня.

– Нет! Я дойду сама. Меня здесь все знают.

Я сглотнул слюну и решился.

– Мы не могли бы увидеться еще? Просто погулять. Вы покажете мне город. Я заплачу вам, у меня есть деньги. Хочется побольше увидеть… – мне казалось, что я выгляжу жалко и глупо, но я ничего не мог с собой поделать – Тереза прямо околдовала меня. Возможно, это была просто дань романтике дальних стран, океану, морскому бризу, но тогда я не рассуждал. Я слушал биение своего сердца и отчаянно хотел увидеть ее еще.

Тереза на мгновение задумалась, но вдруг решительно тряхнула головой.

– В понедельник тетя занята, и я могу прийти сюда пораньше. Я покажу вам город.

Мне показалось, что Тереза немного зажата, но я приписал это ее природной стеснительности. Ее согласие окрылило меня, и я полетел в гостиницу, ломая голову, как мне побыстрее закончить с официальными мероприятиями и вырваться на свободу. Впереди было два выходных, которые я не знал, как пережить.

В гостинице я плюхнулся на кровать, и попытался заснуть. Моего соседа не было на месте, и я порадовался этому – терпеть не мог расспросов. Почти все в нашей группе были дети мажоров, высокомерные и заносчивые, любящие порассуждать о «прикидах» и прочей ерунде, они неохотно пускали чужих в свой круг. Сейчас я был этому несказанно рад. Их проблемы и горести мало интересовали меня – все мои мысли заняла Тереза. Я крутился с боку на бок, но заснуть мне не удавалось. Тогда я прекратил эти бесплодные попытки, открыл глаза, уставился в потолок и начал фантазировать. Я позволил своим мыслям зайти немного дальше дозволенного, представляя, как мы с Терезой купаемся обнаженными в ночном море. На пляже нет ни души, и мы занимаемся любовью прямо на теплом песке. От этих фантазий внизу живота у меня стало жарко, и я побежал в душ. Потом, постояв несколько минут под струями теплой воды, я расслабился и уснул до самого утра.

В выходные у нас было немного мероприятий, и нам разрешалось заняться своими делами. Я привел в порядок одежду, потом бесцельно побродил по окрестностям, снимая все подряд. Вечером наш шеф объявил нам, что завтра утром мы едем на сахарный завод, расположенный за городом. Там мы можем взять интервью у рабочих и служащих, и поснимать немного. Поездка заняла целый день, а на обратном пути шеф подошел ко мне и сказал, что завтра я понадоблюсь ему для одного дела. Я испугался, что моя встреча может сорваться, и осторожно спросил, что это за дело?

– Да так, пустяки, меня пригласили в гости. – Он неопределенно повращал кистью руки. – Хочу кое–что купить… – он опять сделал неопределенный жест, – так как?

– Это надолго? – Я чувствовал, что слегка обнаглел, но просьба была неофициальной, и видимо, не совсем законной. Я подозревал, что это мелкая контрабанда.

– Утром, потом ты свободен. Что, есть дела? – Он заговорщически подмигнул мне.

Я криво усмехнулся.

– Идет.

Мы посмотрели друг на друга как два разведчика в тылу врага, и он отошел на свое место впереди салона. Судьба буквально ворожила мне.

В понедельник, после занудливых переговоров с какими–то подозрительными личностями, показавшихся мне бесконечными, мой шеф наконец–то отпустил меня. Я помчался в гостиницу, умылся, переоделся, и отправился на место встречи с Терезой. Я думал, что мне придется ее ждать, но, как ни странно, она уже была здесь. На ней было светлое хлопчатобумажное платье в мелкий цветочек с пышной юбкой и узким лифом, которое очень шло ей, а руке она держала небольшую белую сумочку. Тереза явно готовилась к встрече со мной, и это чрезвычайно мне польстило. Она не сразу заметила меня, потому что видно о чем–то задумалась, глядя на прибой, мерно шуршащий галькой. Я подошел к ней сзади и закрыл глаза. Она слегка вздрогнула, накрыла мои руки своими ладонями, и я почувствовал, какие они холодные.

– Стась? – Она очень мягко произносила мое имя, на польский манер.

Я убрал руки, и она повернулась. На лице ее заиграла улыбка, она смущенно опустила глаза, и я понял, что она немного стесняется, что пришла первой. Я поспешил ее успокоить.

– Как я рад тебя видеть! Ты чудесно выглядишь! – Тереза слегка покраснела.– Куда пойдем?

– Я проведу тебя по городу, покажу очень интересные места. Там нет туристов, но там настоящая Куба. У меня есть немного больше времени, чем обычно. Мы будем танцевать, ладно? Ты любишь танцы?

Я кивнул. Даже если бы она сказала, что мы спустимся в преисподнюю, я бы с радостью согласился. По пути мы остановились возле рынка и купили колоритную шляпу, которую Тереза нахлобучила мне на голову. Я чувствовал себя полным идиотом, но был совершенно счастлив. Ни до того, ни после того, мне никогда не удалось больше воспроизвести то состояние абсолютного счастья и довольства жизнью, как тогда.

Сейчас я даже не могу вспомнить, как назывались те улочки и местечки, по которым мы бродили. Тереза называла их мне, но они не задержались в моей памяти, поскольку не имели для меня особого значения. Мы танцевали в кафешках под открытым небом, пили ром, болтали всякие глупости и смеялись. Мы посетили множество злачных мест, нигде не засиживаясь подолгу. К концу вечера мы оказались на пляже с бутылкой рома. Было темно, народу уже не было, кроме нескольких целующихся парочек. Я был в приподнятом настроении, но голова у меня немного кружилась от рома и танцев. Тереза была так близко, что на меня снова нахлынули мои давешние фантазии, и я осмелел и обнял ее. Она не оттолкнула меня, а прижалась теснее, и я не удержался от соблазна поцеловать ее. Она ответила на мой поцелуй, ее губы пахли ромом и морем, и поцелуй затянулся, грозя перерасти во что–то большее. Но ничего не случилось. Позади нас послышались шаги по песку, и мы оторвались друг от друга. Я хлебнул рома прямо из бутылки, чтобы прийти в себя, Тереза посмотрела на часы, охнула и засобиралась домой. Я рвался проводить ее, но она была категорически против. Тогда я взял с нее обещание встречаться каждый понедельник. Она пообещала – в понедельник у нее часто бывал выходной.

С тех пор начались наши встречи. Спустя недолгое время мы стали встречаться чаще, в основном по будням. В выходные Тереза была очень занята, и мне приходилось проводить их в одиночестве. Я совсем забросил свой очерк, живя только расписаниями наших встреч. В один из дней, очень дождливый и пасмурный, нам некуда было особенно податься, мы выпили кофе в кафе, и я заметил, что Тереза немного нервничает. Я спросил, в чем дело? Она загадочно посмотрела на меня, словно думая, стоит мне сказать или нет? Я взял ее за руку и прижал ее к своим губам. Тереза решилась.

– Тут недалеко есть гостиница, хочешь, зайдем? Там бар и дискотека…

Хотя ее предложение выглядело вполне невинно, я сразу понял, о чем идет речь. Сердце заухало в моей груди, и я кивнул. Гостиница была старой и грязной, но меня это не смутило. Где–то сбоку грохотала музыка, но я прошел к стойке и заказал номер на двоих. Портье равнодушно взял деньги и дал нам ключ, даже не посмотрев в сторону Терезы.

Мы поднялись наверх и вошли в номер. Обстановка оставляла желать лучшего, комната была неряшливой и выглядела как помещение в потасканном борделе, с аляповатыми шторами и кроватью, заправленной розовым покрывалом. Я взял с собой бутылку рома и фрукты. За неимением других мест, мы сели прямо на кровать, и я налил нам ром. Тереза немного смущалась, и я тоже вдруг оробел. Я мечтал об этом все время, что мы встречались, но когда это случилось, на меня напало что–то вроде столбняка. Мы много целовались с Терезой, но дальше этого не шло, и вот теперь… Тереза потянулась за апельсином, платье ее задралось, обнажив смуглое гладкое бедро, и тут меня прорвало… Я рывком притянул ее к себе, и начал исступленно целовать в лицо, шею, губы. Она запрокинула голову, платье сползло с плеча, и мои губы спустились ниже, а поцелуи сделались более страстными. Тереза сама расстегнула молнию, и скинула платье. На ней было ярко–розовое кружевное белье, и я краем своего разгоряченного сознания понял, что она готовилась к тому, что сейчас происходит…

Для меня это была волшебная ночь. Ощущение счастья было таким острым и пронзительным, что мне хотелось кричать. Буря чувств переполняла меня, и я готов был прыгнуть с балкона, чтобы затушить этот пожар. Я не знаю, значила ли эта ночь для нее то же, что и для меня, она всегда выглядела немного отстраненной, но мне казалось, что моей любви с избытком хватит на нас двоих. К моему чувству примешивалась романтика чужой страны, и эта гремучая смесь кружила мне голову так, что я с трудом держался на ногах… В тот раз Тереза разрешила мне проводить ее до дома, остановившись на некотором удалении от входа.

Потом мы еще несколько раз ходили в ту гостиницу, но на ночь мы уже не оставались. Тереза вечно спешила, боялась тетю, и все мои уговоры не оказывали на нее должного воздействия. Полностью находясь во власти своей любви, я не заметил, как прошло время. До отъезда оставалось всего ничего, и мое настроение ухудшалось с каждым днем. Я не мог себе представить, как я буду обходиться без Терезы, и не знал, что мне делать. Я до последнего не хотел говорить ей, что скоро мы уезжаем, но за две недели все–таки сказал. Мы сидели на пляже, опустив ноги в воду, и слушали шум накатывающих на берег волн. Она грустно посмотрела на меня, улыбнулась печальной улыбкой и пожелала счастливого пути. Я притянул ее к себе и стал неистово целовать, твердя, как заведенный, что люблю ее. Кажется, я что–то говорил о том, что скоро вернусь, или заберу ее, что–то донельзя глупое и вздорное. То, что я знал, никогда не будет, и потому еще более пошлое. Тереза молчала, очевидно, тоже сознавая это, но щадя меня и мои чувства к ней. Против обыкновения она не пошла домой в назначенное время, а скинула платье и позвала меня купаться. У нее не было купальника, но мы сидели в тихом месте за большим валуном, и было уже совсем темно. Я тоже скинул одежду и пошел за ней. Море ласково обволакивало разгоряченное тело, его прикосновение было теплым и приятным. Мы занялись любовью прямо в воде, потом продолжили на берегу, но грусть не оставляла меня ни на минуту. Это было что–то вроде акта прощания или расставания. Того безнадежного расставания, которое носит оттенок фатальности. В душе я пролил море слез, но ночь скрыла мою печаль, и я был ей за это благодарен. Когда мы оделись и пошли с пляжа домой, Тереза сказала:

– Прощай. Мне было очень приятно познакомиться с тобой. – Эта фраза оглушила меня, потому что прозвучала, как в учебнике иностранного языка для начинающих. – Я больше не приду. Пока. Счастливого пути.

– Тереза… – Я сам не понимал, чего я жду от нее в такой ситуации, но ее слова сильно разочаровали меня. Наверное, я хотел слез и истерик, поцелуев и жарких объятий, клятв в вечной любви и обещаний ждать до гробовой доски. Но ничего этого не было, и на меня будто вылили ушат ледяной воды.

Тереза будто поняла смятение моих чувств, и улыбнулась.

– Прости, я… не нужно заходить слишком далеко, иначе будет очень больно… очень–очень больно… мне нужно работать, я кормлю семью… мне нельзя тебя любить… – мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах, но она отвернулась и быстро пошла вперед…

Я еще долго стоял, как соляной столб, а потом медленно поплелся в свою гостиницу.

А потом я совершил глупейший поступок, который нанес моему светлому чувству тяжелый удар.

До отъезда оставалось время, и я мучительно захотел увидеть Терезу еще раз. Как–то вечером, за несколько дней до возвращения на родину, я пошел к ее дому и стал ждать, притаившись в густых зарослях, в надежде встретить ее и поговорить. Я понимал, что выгляжу донельзя глупо и нелепо, но ничего не мог с собой поделать, и потому продолжал ждать, стиснув зубы и заглушая голос разума. Я невольно вторгался на запретную территорию, и мне было немного страшно, хотя я до конца не отдавал себе отчет, чего именно я боялся. Запах неизвестного растения плотно обволакивал меня, и мне казалось, что я сойду с ума, если останусь здесь еще хоть на минуту.

Но я взял себя в руки, справившись с приступами дурноты. Стемнело, стало плохо видно, и я хотел подойти поближе, но тут дверь дома, где жила Тереза распахнулась, и оттуда вышла толстая тетка в джинсах и майке. В зубах ее торчала сигара. Я невольно усмехнулся. Она показалась мне похожей на пирата, так гротескно она выглядела.

Тетка встала в дверном проеме, подперев мощным торсом косяк и задымила сигарой, пуская сизый дым вверх. Я напрягся. Внутренний голос вовсю кричал, что мне лучше сейчас уйти, пока еще не поздно, и оставить все, как есть, но я не желал его слушать.

Вдруг откуда–то сбоку показался силуэт. Когда он вошел в зону, освещенную светом из двери, я увидел, что это мужчина, иностранец. Он был не очень молод, но и не стар. Скорее всего, англичанин. Я понял это, услышав обрывки его речи. Он о чем–то беседовал с теткой, она бурно жестикулировала. Кажется, они вели разговор о деньгах, и было очень похоже, что они торговались. Наконец тетка бросила сигару и крикнула что–то в сторону помещения. Я замер. Я услышал имя. Это имя стучало у меня в висках, и я боялся поверить своим ушам. Но через пару минут из комнаты вышла Тереза, наряженная, как кукла. На ней было открытое короткое платье, обнажавшее плечи, с глубоким декольте. Волосы свободно спускались на спину, а губы были накрашены яркой помадой. Я совершенно отчетливо видел все это, потому что она стояла на свету, в проеме двери, а я смотрел на нее из темноты. Увидев Терезу, мужчина замолчал, оценивая ее, а потом отсчитал наличные и взял ее за руку. Тереза спокойно пошла с ним, он обнял ее за талию, и они ушли вглубь квартиры, исчезнув из поля моего зрения. Тетка тоже ушла, оставив дверь приоткрытой.

Я был раздавлен. Я был уничтожен. Мне хотелось вышибить эту дурацкую дверь одним ударом и затолкать сигару прямо в глотку толстой тетке Терезы. Я все понял теперь. Я понял, почему Тереза все время спешила домой, и боялась тетку. Понял, почему она была так занята по выходным.

Невдалеке я заметил скамейку, и больше не заботясь, что меня увидят, сел на нее, продолжая тупо наблюдать за домом, сам не зная, зачем. Англичанин вышел примерно через час. За ночь приходили еще четыре посетителя, все они были иностранцы. Когда начало светать, тетка Терезы закрыла дверь на замок, и я понял, что прием окончен.

Во мне бурлили совершенно противоположные чувства – это была и любовь, и жалость, и отвращение, и тоска, и ненависть, и обида… Эти чувства разрывали меня на части, и я заплакал. В первый раз в жизни. Мне казалось, что я не способен пережить такое предательство, хотя, собственно, в чем меня предали, я не смог бы уточнить.

Тереза никогда ничего не обещала мне, не клялась в верности, и любви до гроба. Это я сам придумал себе ее неземной образ и воспарил в своих мечтах так высоко, что теперь упасть на землю было очень больно. Как говориться, не хотите разочароваться, не очаровывайтесь. Я забыл это правило, и теперь жестоко поплатился. Я был так очарован, что ничего не замечал, кроме своей любви. Я не видел Терезу, не видел живого, другого человека, я видел только себя в ней. Я придумал ее, и когда справедливое возмездие покарало меня, я растерялся и впал в ступор. Мысли одна нелепее другой вихрем носились в моей голове, и я совсем расклеился. Я хотел умереть тут же, возле ее дома, чтобы утром она нашла меня и осознала как низко она пала. Я мечтал увидеть, что она уходит в монастырь, и понять, что не зря принес себя в жертву, спасая заблудшую душу. Потом мне просто хотелось утопиться в море и быть съеденным акулами, и еще всякая несусветная дребедень. Я поплелся домой, зная, что если утром меня не будет в номере, поднимется переполох.

В комнате я не стал зажигать свет, а кинулся одетый на кровать. Мой сосед уже спал, или делал вид. Во всяком случае, он ничего не спросил у меня утром, хотя мой вид говорил сам за себя. Алкоголем от меня не пахло, и один Бог ведает, что он там подумал.

Было воскресенье, и у нас объявили выходной. Мы могли свободно побродить по городу, сделать снимки, купить подарки родным. Через пару дней мы уезжали, и, в общем, все дела были уже закончены.

С утра я выпил кофе и бесцельно шатался по городу в полном одиночестве. Меня звали отметить отъезд, но я отказался, грозя прослыть занудой и высокомерной выскочкой. Но мне было все равно.

Я не мог ничего объяснить им, таким счастливым и веселым, и предпочел испортить свою репутацию. Только мой сосед по комнате, его звали Женей, как–то странно посмотрел на меня, но опять ничего не сказал, предложив только выпить с ним по рюмочке виски. Я согласился, и мы выпили отличный виски, который он достал из своего чемодана. Он объяснил, что привез его с собой, надеясь понемногу расслабляться вечерами, да как–то не случилось найти подходящей компании. Я удивленно воззрился на него, силясь понять, что за компания такая особенная была ему нужна, но быстро выбросил это из головы, занятый своими мыслями. Мы выпили еще, и я отделался от него без всякого сожаления. В моем воспаленном мозгу созрел план.

Я не мог так просто уехать, не увидев еще раз Терезу. Я пересчитал наличность в моем кармане, взял все, что у меня было, и, вышел из гостиницы. До вечера я слонялся по городу, заходя в магазины и кафе, а с наступлением темноты отправился к дому Терезы. Я занял наблюдательный пункт на скамейке и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Не знаю, откуда они брали клиентов, возможно, этот адрес давали в кафе, где работала Тереза. А может, у них были свои люди в гостиницах и ресторанах, кто знает? Да разве это было важно? Пожилой иностранец, пугливо озираясь, показался на улице. Я подскочил к нему, пока тетка Терезы его не заметила, и окликнул по–английски. Он вздрогнул, но остановился.

– Привет! Не найдется закурить? Я уронил свои сигареты, ужасный мрак, не могу найти. Что за черт!

Он дружелюбно закивал, сверкнув белозубой улыбкой явно искусственного происхождения.

– О кэй, – и полез за пачкой сигарет.

На чистом английском я рассказал ему, что немного заблудился, осматривая город, и спросил его, как пройти к набережной. Пока он обстоятельно объяснял мне, как лучше это сделать, я лихорадочно думал, как задать ему тот вопрос, который меня интересовал.

Потом я спросил его, откуда он, и он сказал, что из Германии, приехал по делам. Не зная, что еще придумать, и не желая терять время понапрасну, я прямо в лоб спросил его, не знает ли он, где можно найти хорошенькую девочку? Я сказал, что рассчитывал поразвлечься здесь, мне сказали адрес, но я его потерял. Только помню, что это где–то близко отсюда. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом заговорщически подмигнул, и сказал, что знает адрес. Но только после него, потому что он как раз направляется туда, и очень хорошо, что он меня встретил, потому что в этой стране никогда не знаешь, чего можно ожидать от местного населения. А у него жена и трое детей, которых он очень любит. Ну, а вдвоем, не так страшно. Я закивал, выражая полное согласие. Мы подошли к дому Терезы, где ее внушительная тетя уже стояла в дверном проеме, и мой нечаянный друг обратился к ней на английском. Она назвала цену. Я вздохнул с облегчением – сумма была совсем небольшой.

Хотя с другой стороны, мне стало горько за то, что Тереза соглашается на это за такую мизерную сумму, часть из которой, и я уверен, не меньшая, отходит ее тете. Мой знакомый попросил показать девушку, и тетя крикнула Терезу. Я отошел в тень, чтобы меня не было видно. Тереза вышла из комнаты, покачиваясь на высоких каблуках, с красным цветком в темных волосах. Немец восхищенно поцокал языком, вручил тете деньги, и ушел с Терезой в комнату.

Я вышел из тени, и сказал тете на испанском, что хочу получить девушку на всю ночь. Тетя недобро воззрилась на меня, будто сомневаясь в моей платежеспособности. Я повторил просьбу и попросил назвать цену. Она нехотя сообщила мне. Эта сумма не была большой даже для меня, но я добавил еще несколько песо, чтобы смягчить ее, сказав, что девушка очень понравилась мне. Она оттаяла, деньги сделали свое дело, и велела мне подождать в доме. Она провела меня в холл, где стоял видавший виды диван, и усадила меня на него. Через час немец вышел, а тетя жестом пригласила меня входить. Трепеща от страха и от своей дерзости, я вошел в комнату. Тереза сидела на кровати в одних чулках и нижнем белье, закинув ногу на ногу. Увидев меня, она вскочила, пытаясь прикрыться халатиком, небрежно висевшим на спинке стула, но я отбросил его, заставив ее стоять передо мной так, как она стояла перед клиентами. Я хотел, что ей было стыдно, чтобы она зарыдала и стала просить у меня прощения, но она только пожала плечами и снова села на кровать. Я сел рядом. В моей голове родились тысячи жестоких слов, готовых вырваться наружу, но я молчал. Молчала и она. Потом она вдруг обняла меня за плечи, как маленького, и положила голову мне на плечо. Я только и смог выдавить из себя:

– Тереза… Господи!

Она посмотрела на меня своими глубокими, черными, как омуты, глазами и спросила:

– Зачем ты пришел?

– Я хотел тебя видеть… я не мог так просто уехать…

– Все было так хорошо… зачем все портить? Я всегда бы помнила о тебе. Разве этого мало?

– Кому как. Зачем ты делаешь это?

Она удивленно посмотрела на меня.

– Я же говорила тебе – мне нужно кормить семью. Мне очень повезло, что тетя согласилась приютить меня и нашла мне работу.

– Вот эту работу?!

– И эту тоже. Ты ничего не понимаешь. Ты придаешь этому слишком большое значение. Это всего лишь способ заработка, и ничего больше.

– Тереза! Что ты говоришь!? Неужели тебе не противно?! Все эти люди, старые, молодые…

Тереза задумалась, а потом посмотрела мне прямо в глаза.

– Я не люблю никого из них, если ты об этом… Но мне нравиться заниматься любовью. Здесь нет ничего ужасного. Я хочу накопить денег и уехать. Зачем ты копаешься в моей жизни?

– Потому что я люблю тебя, разве это не понятно?

– Ты скоро уедешь и забудешь меня, нельзя заставить любить себя, а потом бросить. Я уже говорила тебе. Это очень, очень жестоко. Просто давай займемся любовью. Мы будем вспоминать друг о друге… – Она поцеловала меня в губы, – если ты меня любишь…