скачать книгу бесплатно
Как вспоминает начальник инженерных войск Северо-Западного фронта, впоследствии генерал-лейтенант, В.Ф. Зотов: «Вечером 20 июня я прибыл в Таураге, на заседание Военного совета округа, которое проводилось в штабе 125-й стрелковой дивизии. На этом заседании начальник разведывательного отдела штаба фронта полковник Сафронов довольно подробно и детально докладывал обстановку на границе. Из доклада было ясно, что гитлеровские войска занимают исходное положение для наступления. Вся их артиллерия уже стояла на огневых позициях, войскам выданы противогазы и неприкосновенный запас продовольствия. Как доложил начальник разведки, наступление врага можно было ожидать 21 или 22 июня»[42 - Авторская рукопись генерал-лейтенанта В.Ф. Зотова.]. Следует сказать, что, применив термин «штаб фронта», Зотов не ошибся. К этому времени основная часть штаба, выехавшая на полевой командный пункт, уже именовалась именно так, а незначительная часть, оставшаяся в Риге, сохранила наименование «штаб округа».
К исходу 21 июня 1941 г. в Прибалтийском Особом военном округе на линии государственной границы находились 10-я стрелковая дивизия и по три батальона от 5, 33, 90, 125-й и 188-й стрелковых дивизий. 11-я стрелковая дивизия, перевозившаяся из Ленинградского военного округа, разгружалась в районе Шауляя, а еще три стрелковые дивизии – 23, 48-я и 162-я – выдвигались к границе из глубины территории округа. Шесть дивизий 22, 24-го и 29-го территориальных корпусов, за исключением 181-й стрелковой дивизии, совершавшей марш в Рижский лагерь, находились в пунктах постоянной дислокации, где проводилось их переформирование. 3-й и 12-й механизированные корпуса были подняты по тревоге и выведены в районы сосредоточения. Штабы 8-й и 11-й армий, корпусов и дивизий находились на полевых командных пунктах. Всего командованию округа удалось привести в состояние боевой готовности, но без отмобилизования приписного состава и техники, шесть стрелковых дивизий этих армий, а также 3-й и 12-й механизированные корпуса[43 - 1941 год – уроки и выводы. М., 1982. С. 89.].
Но и выдвинутые к границе войска были далеко не полностью укомплектованы и обеспечены даже по штатам мирного времени. Вот что, в частности, докладывал начальник артиллерии 8-й армии: «Артиллерия армии выступила на фронт и вступила в боевые действия с большим некомплектом по штатам мирного времени как в людском составе, так и в транспортных средствах, средствах связи и наблюдения. Частям не только не было приказано взять имущество до штатов военного времени, но они не были информированы о возможности боевых действий, поэтому имущество, положенное замене, транспорт, средства связи, средства наблюдения не были взяты до штатов военного времени»[44 - Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. С. 230.]. А в акте проверки боевой готовности 48-й стрелковой дивизии, проведенной комиссией штаба 8-й армии, отмечалось: «…Проверка показала крайне низкую мобилизационную и боевую готовность частей дивизии. Мобдокументация по «МП–41» (мобилизационный план. – Авт.) на лагерный сбор в частях дивизии не отработана… Вследствие того, что имущество для первого эшелона в лагерь не вывезено, личная боеготовность каждого бойца – крайне низка. 90 % автомашин 67-го отдельного батальона связи к походу не были готовы из-за отсутствия резины»[45 - ЦАМО РФ. Ф. 221. Оп. 1364. Д. 21. Л. 201, 205.].
В этой связи вызывают интерес выводы, сделанные в журнале боевых действий Северо-Западного фронта за 18–21 июня 1941 г. (записи в журнале были сделаны позднее. – Авт.): «… Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20–22 июня 1941 г.
Таким образом, война становилась фактом, события требовали принятия срочных мероприятий с обеих сторон, и в первую очередь в области оперативного развертывания войсковых соединений всех родов войск и сосредоточения их по плану для ведения операций.
Командованию Северо-Западного фронта в последние дни перед войной представлялась возможность немедленно передислоцировать ряд частей ближе к границе. Однако темпы сосредоточения и развертывания… усиливались крайне медленно. Необходимо было учитывать слабую пропускную способность железных дорог Прибалтики, разбросанность войск на большой территории и их удаленность от границы.
Вместе с тем представлялась полная возможность под видом вывода частей в лагеря произвести скрытное сосредоточение главных сил у границы, занять и совершенствовать полевые оборонительные сооружения при условии правильной оценки и предвидения надвигающихся событий на Северо-Западном фронте. Своевременно были выведены только 90, 188, 5-я сд, но и они в своем большинстве занимались оборудованием лагерей, меньше боевой подготовкой.
Таким образом, непосредственно у госграницы находились: 10-й ск – 10, 90-я сд и 125-я сд 11 ск; 16 ск – 5, 33, 188 сд и 128-я сд.
Эти части в основном располагались в лагерях, имея непосредственно у границы прикрытие от роты до батальона, по существу, усилив пограничную службу…»[46 - Первые дни войны в документах. // Военно-исторический журнал. 1989. № 6.]
Следует сказать, что практически до начала войны штаб округа наряду с требованиями не спровоцировать немцев никаких указаний о приведении войск в полную боевую готовность не получал. Только в 1 час ночи 22 июня поступил приказ наркома обороны СССР, в котором говорилось о возможности внезапного нападения противника в течение 22–23 июня. В 2 часа 25 минут генерал-полковник Ф.И. Кузнецов направил 8-й и 11-й армиям директиву, в которой, в частности, указывалось: «Возможно в течение 22–23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить противника. Приказываю:
В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать (значит, до этого момента боеприпасы в войсках отсутствовали? – Авт.). В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать…
Семьи начальствующего состава 10, 125, 33-й и 128-й стрелковых дивизий перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника…
Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно»[47 - Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. С. 33.].
Содержание этой директивы свидетельствует, что командование округа, четко выполняя указания не спровоцировать немецкую сторону на развязывание войны, проявляло нерешительность и непоследовательность в своих действиях. Но оно вынуждено было лавировать между требованиями быть в полной готовности, с одной стороны, и значительными ограничениями по ее достижению – с другой. К тому же военно-политическое руководство страны было уверено, что боевые действия по прикрытию государственной границы будут непродолжительными, после чего войска перейдут в решительное наступление. Исходя из решения этих двух задач и создавалась группировка сил и средств в приграничных округах. Прибалтийский Особый не являлся исключением. Запрет на заблаговременное приведение войск в полную боевую готовность и занятие ими рубежей обороны вдоль госграницы, а также многообразие стоявших перед ними задач предопределили то, что к началу войны не было создано ни оборонительной, ни наступательной группировок. А имевшаяся не обеспечивала ни отражения ударов немецких войск, ни прикрытия мобилизации, ни своевременного сосредоточения и организованного вступления в сражение второго эшелона фронта.
И если к 22 июня советская сторона, по сути, не была готова к войне, на противоположной стороне границы, в Восточной Пруссии, все подготовительные мероприятия к ней были завершены в полном объеме. Здесь в полосе шириной 230 км, между Балтийским морем и районом Гольдап, была развернута немецкая группа армий «Север» (16-я и 18-я армии, 4-я танковая группа) под командованием генерал-фельдмаршала В. Лееба. Далее, на рубеже оз. Выштынец, Копцево (Канчиамиестис), в полосе шириной около 70 км развернулись 3-я танковая группа и часть сил 9-й армии группы армий «Центр».
К началу войны группировка немецких войск на северо-западном направлении насчитывала 24 пехотные, 7 моторизованных, 6 танковых и 3 охранные дивизии. Их действия должны были поддерживать соединения 1-го воздушного флота и 8-го авиационного корпуса 2-го воздушного флота. Всего в составе этой группировки насчитывалось свыше 634 тыс. человек, 1389 танков, 10 866 орудий и минометов[48 - Исаев Ю.О. 1941 г. Так начиналась война в Прибалтике. С. 36.]. Их поддержку с воздуха осуществляли 1070 боевых самолетов.
Группа армий «Север» имела задачу во взаимодействии с подвижными соединениями группы армий «Центр» уничтожить находящиеся в Прибалтике силы Красной Армии и захватом портов на Балтийском море, включая Ленинград и Кронштадт, лишить советский флот его баз[49 - Хаупт В. Группа армий «Север». Бои за Ленинград. 1941–1944. М., 2005. С. 14.]. Главный удар наносился в центре оперативного построения, из района Тильзита в направлении Даугавпилс, Опочка, Псков. В результате планировалось рассечь группировку Северо-Западного фронта и быстрым выдвижением танковых соединений в район Пскова не допустить отхода сохранивших боеспособность частей Красной Армии из Прибалтики на восток.
В первую очередь для этого предназначалась 4-я танковая группа, которая имела задачу во взаимодействии с примыкавшими к ее флангам ударными группировками 16-й и 18-й армий прорвать оборону советских войск на участке оз. Виштынец, дороги Тильзит – Шауляй и захватить плацдарм на восточном берегу Даугавы в районе Даугавпилса. Затем она должна была как можно быстрее достичь района северо-восточнее Опочки, чтобы отсюда продолжать наступление в северо-восточном направлении.
На направлении действий группы было создано подавляющее численное превосходство в силах и средствах. К примеру, только против 125-й стрелковой дивизии 8-й армии в полосе шириной 40 км наносили удар три танковые (1, 6, 8-я) и две пехотные (268-я и 290-я) дивизии[50 - Первые годы. С. 35.].
Перед 16-й армией ставилась задача нанести главный удар по обеим сторонам дороги Эбенроде – Каунас, выйти на правый берег р. Даугавы в районе Даугавпилса и восточнее, а затем, следуя за 4-й танковой группой, достичь района Опочки.
18-я армия должна была нанести удар вдоль дороги Тильзит – Рига, форсировать главными силами Даугаву в районе Плявиняс и южнее, уничтожить советские войска юго-западнее Риги, а затем продвигаться к рубежу Псков, Остров с задачей воспретить отход частей Красной Армии в район южнее Чудского озера.
Взаимодействующая с группой армий «Север» ударная группировка соседней группы армий «Центр» имела задачу прорвать оборону советских войск на вильнюсском направлении и не допустить их отхода к Минску.
«Телефонные и радиостанции группы армий «Север» 21 июня в 13.00 приняли ключевое слово «Дюссельдорф»… Приказ был получен! Приказ, который одним махом перечеркнул все треволнения последних дней и недель. Приказ, подтвердивший: война с Советским Союзом! …Утренний туман еще клубился над лесами, лугами и долинами, когда 22 июня 1941 года в 3.05 утра немецкие орудия разверзли свои жерла, чтобы посеять над Россией огонь и смерть…» – так образно описывает обстановку на немецкой стороне границы в последние часы перед войной немецкий исследователь В. Хаупт[51 - Хаупт В. Группа армий «Север». С. 25.].
Ранним утром 22 июня немецкая артиллерия внезапно открыла огонь по пограничным заставам, пунктам управления, узлам связи, полевым и долговременным сооружениям в приграничной полосе. Одновременно авиация противника нанесла бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, районам расположения войск, ряду городов Литвы и Латвии. Как сообщалось в разведывательной сводке штаба Северо-Западного фронта на 12.00 22 июня: «В 4.42 22 июня 1941 г. до 45 самолетов бомбили Шауляй… В 4.15 группа самолетов действовала над Виндавой; в 4.18 – 5 самолетов обстреляли Виштынец и эти же самолеты действовали над Кальварией; в 4.25 – на Юрбург сброшены бомбы; в 4.20 – до полка авиации бомбило Каунас, Кальварию; в 4.55 – 5 самолетов бомбили аэродром Паневежис. В этот же период времени были подвергнуты бомбардировке Кейданы, Симно, Алитус. В период с 9.08 до 9.12 12 Ю-88 пролетели на Шауляй и 9 бомбардировщиков с направления Россиены также на Шауляй. В 8.20 с высоты 3000 м бомбили Ораны и в 9.25 бомбили аэродром Шауляй»[52 - Первые дни войны в документах. // Военно-исторический журнал. 1989. № 6.].
В результате первых ударов с воздуха авиационные соединения и части Северо-Западного фронта понесли большие потери в самолетах и средствах аэродромного обслуживания. О том, что происходило на аэродромах фронта в первые часы и дни войны, дает представление донесение заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР Ф.Я. Тутушкина И.В. Сталину: «Вследствие неготовности частей ВВС ПрибОВО к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.
Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где эти средства были, не было артснарядов.
Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 57, 7-й и 8-й авиадивизий, а также штаба ВВС фронта и округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.
Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета. Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям…
Перебазировка авиачастей на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний командования ВВС округа, посадку совершали где кому вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин. Так, на аэродроме Пильзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с.г. уничтожил 30 самолетов…»[53 - Известия ЦК КПСС. 1990. № 7.] А летчики Зорин, Гупал и Макаров в своем письме, адресованном И.В. Сталину, сообщали: «В Плотено 23 июня находились на маленькой площадке 33, 31, 35-й и 312-й авиаполки, прилетел один самолет противника, бросил 3 бомбы и сжег наших 8 самолетов, а стоявшие на аэродроме истребители МиГ не взлетали потому, что не был отрегулирован щелчок пулемета»[54 - Известия ЦК КПСС. 1990. № 8.].
Эти данные дополняет доклад начальника управления политической пропаганды Северо-Западного фронта бригадного комиссара Рябчего. В нем, в частности, отмечается, что 57-я смешанная авиационная дивизия потеряла 32 % имевшихся у нее до войны самолетов, а в 8-й смешанной авиационной дивизии противником на земле было уничтожено 156 самолетов (МиГ-3 – 67, И-16 – 20, И-153 – 59, И-15 и других марок – 10). Рябчий в своем докладе делает совершенно обоснованный вывод: «Большие потери материальной части привели к тому, что, во-первых, действия нашей авиации в первые дни боев были расстроены, а боевая их работа сужена; во-вторых, значительное число летчиков осталось без самолетов; и, в-третьих, что самое главное, противник получил господство в воздухе»[55 - Первые дни войны в документах. // Военно-исторический журнал. 1989. № 9.].
Ход боевых действий в полосе Северо-Западного фронта в начальном периоде войны.
Стремительное наступление противника, особенно на вильнюсском и каунасском направлениях, вынудило уже вечером 22 июня начать отводить авиачасти в глубь территории Прибалтики. Так, командир 8-й авиадивизии полковник В.А. Гущин получил приказ эвакуировать самолеты и личный состав из Каунаса в район Маркистова. В формируемом около Рассейняй 240-м истребительном авиационном полку летчиков не хватало, и поэтому пришлось сжечь шесть И-15бис и один У-2. Как отмечалось в «Годовом отчете о боевой деятельности Военно-воздушных сил Северо-Западного фронта»: «…Военно-воздушные силы… фронта война застала в период перевооружения истребительных и бомбардировочных авиационных полков на новую материальную часть… Поэтому в истребительных авиационных полках на передовых аэродромах получилось по два комплекта самолетов (И-153 и МиГ-3, И-16 и МиГ-3). Впоследствии все заштатные самолеты были уничтожены налетами авиации противника и уничтожены эвакуационными командами из-за невозможности транспортировки в тыл в связи со скоротечной обстановкой»[56 - Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. С. 185.].
В других случаях, наоборот, в полках почти не осталось исправных самолетов, и по дорогам двинулись колонны летно-технического состава. 29 июня командование 8-й смешанной авиационной дивизии попыталось учесть хотя бы самолеты новых типов. Например, по 15-му истребительному авиационному полку были представлены следующие данные: из 61 МиГ-3 в строю осталось только 6 машин. Выяснилось, что 5 «мигов» погибли в бою, 10 передали в другие части, 2 разбито в катастрофах, а остальные или уничтожил противник в ходе налетов на аэродромы, или их пришлось взорвать самим ввиду невозможности эвакуации. Только на аэродроме Поцукай, поспешно отступив, бросили 13 исправных МиГ-3.
Обстановка неразберихи, отсутствие твердого руководства принесли больше ущерба, чем непосредственно бомбардировки и обстрелы немецкими самолетами. Так, из 381 бомбардировщика СБ, имевшегося в семи авиаполках фронта, было потеряно от действий вражеской авиации и зенитного огня с земли в первый день войны 17 машин. На следующий день потери от подобного воздействия противника составили 20–25 таких самолетов, а между тем общее количество всех бомбардировщиков по состоянию на 24 июня сократилось с 397 до 216, то есть на 181 боевую машину[57 - Хазанов Д.Б. 1941. Горькие уроки. Война в воздухе. С. 76–77.].
Значительные потери в самолетах, а также постоянные доклады наземных войск об отсутствии авиационного прикрытия послужили поводом для отстранения от должности командующего ВВС фронта генерала А.П. Ионова, его заместителя по политчасти полкового комиссара И.В. Машина и начальника штаба комбрига С.С. Крупина. Еще через несколько дней Ионов был арестован. Его обвинили в некомпетентном руководстве, вредительстве и связях с врагами народа. 13 февраля 1942 г. он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян через 10 дней. Реабилитировали А.П. Ионова посмертно в 1955 г.[58 - Хазанов Д.Б. 1941. Горькие уроки. Война в воздухе. С. 76–77.].
С самого начала агрессии приграничные сражения советских войск развивались совсем не так, как это виделось военно-политическому руководству накануне войны и планировалось штабами округа и армий. В первые же часы боевых действий противнику удалось достичь значительных успехов. В оперативных сводках ОКХ, в частности, отмечалось: «…Внезапность при переходе границы полностью удалась… на отдельных участках по-прежнему лишь разрозненное сопротивление плохо управляемого противника»[59 - Исаев Ю.О. 1941 г. Так начиналась война в Прибалтике. С. 77.].
На правом фланге 8-й армии вражеский удар приняли на себя части 10-й стрелковой дивизии генерал-майора И.И. Фадеева. Ее 62-й стрелковый полк в ночь на 22 июня был выдвинут на заранее подготовленные полевые позиции. Противник начал наступление одним пехотным полком с танками на Палангу, а другим – на Кретингу. Его первые атаки были отражены, однако остановить наступление численно превосходящих сил врага на Кретингу 62-й стрелковый полк оказался не в состоянии. К 6 часам немецким подразделениям удалось захватить город и выйти в район Паланги, который оборонял 1-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Х. Сафиуллина.
Батальон, поддержанный 1-м дивизионом 30-го артиллерийского полка, вел оборонительный бой на побережье в полном окружении. К 11 часам он потерял до 50 % своего личного состава. К 12 часам дня в артдивизионе, орудия которого вели огонь с открытых огневых позиций прямой наводкой, не осталось ни одного снаряда. Орудия пришлось бросить, предварительно сняв с них и закопав в лесу затворы. Ценой больших потерь пехотинцам и артиллеристам удалось прорваться из окружения. Лишь через несколько дней они смогли соединиться с частями дивизии.
Боевые действия 8-й армии в июне 1941 г.
В первый день войны упорные бои вели и подразделения 204-го стрелкового полка 10-й дивизии. Его 3-й батальон под командованием старшего лейтенанта Варшавского в течение дня несколько раз поднимался в контратаки и удерживал свои позиции до получения приказа на отход. В районе Кулей он с боем вырвался из окружения. В целом к исходу 22 июня 10-я стрелковая дивизия, отражая удары соединений левого фланга и центра 18-й немецкой армии, вела боевые действия под угрозой полного окружения, так как она была глубоко охвачена с флангов[60 - Первые годы. С. 58–59.].
Главный удар в полосе 8-й армии противник нанес силами 4-й танковой группы и правофланговых соединений 18-й армии на шауляйском направлении против 90, 125-й и находившихся на границе трех батальонов 48-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса. Вот что писал о начале боевых действий его командир генерал-майор М.С. Шумилов: «Война началась в 4.00 22.6.41 г. … Мной немедленно было доложено командующему 8-й армией, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляя. Получил приказ: «Огня не открывать! На провокацию не поддаваться!» Но войска без приказа открыли ответный огонь»[61 - ЦАМО РФ. Ф. 15. Оп. 977441. Д. 2. Л. 469.].
90-я стрелковая дивизия полковника М.И. Голубева вступила в бой, занимая полосу обороны шириной 30 км. На правом фланге дивизии оборонялся 286-й стрелковый полк, поддерживаемый 96-м артиллерийским полком. На левом фланге оборону занимал 173-й стрелковый полк с 149-м гаубичным артиллерийским полком. 19-й стрелковый полк во втором эшелоне прикрывал стык между полками первого эшелона.
Основной удар врага пришелся по левофланговому полку дивизии, участок которого примыкал к полосе обороны 125-й стрелковой дивизии. Против 173-го стрелкового полка развернулось до двух немецких моторизованных дивизий. Около 8 часов утра начались бои в предполье, и к 11 часам на ряде участков противнику удалось продвинуться к главной полосе обороны дивизии. Тяжелые бои 90-я дивизия вела за населенный пункт Шилале, который два раза переходил из рук в руки. Дивизия оставила главную полосу обороны только после прорыва немецких танков в ее глубокий тыл. Артиллерия, израсходовав все боеприпасы, уже не смогла отражать удары врага. При выходе из боя погибли командир дивизии М.И. Голубев и его заместитель по политчасти Фролов.
125-я стрелковая дивизия генерал-майора П.П. Богайчука двумя стрелковыми полками занимала полосу обороны шириной около 40 км, прикрывая шоссе на Шауляй. Один стрелковый полк был выделен в резерв командира 11-го стрелкового корпуса. Артиллерийские полки дивизии действовали как артиллерийские группы поддержки пехоты полков первого эшелона. Приданный дивизии 51-й корпусной артиллерийский полк составлял группу дальнего действия соединения. Отдельный противотанковый артиллерийский дивизион был побатарейно придан стрелковым полкам для организации противотанковой обороны.
Как бы ни ожидалось нападение противника, тем не менее боевые действия для личного состава 125-й дивизии, как, впрочем, и для большинства других, начались внезапно. Вот что пишет об этом генерал-лейтенант В.Ф. Зотов, находившийся в начале войны в Таураге: «В 4.00 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов… От взрыва первых же снарядов загорелся дом, где размещался штаб 125-й стрелковой дивизии… Город обстреливался ураганным огнем вражеской артиллерии. Зная, что в городе постройки в основном деревянные, враг вел огонь, главным образом, зажигательными снарядами, вследствие этого через 15–20 минут после начала артиллерийского обстрела город горел»[62 - Авторская рукопись генерал-лейтенанта В.Ф. Зотова.].
Артиллерия дивизии открыла огонь через 30 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Огневой налет был произведен по пехоте и танкам врага, сосредоточенным северо-восточнее Тильзита. С 7 часов утра в Таураге в бой вступили основные силы дивизии. Борьба за него продолжалась до середины дня, после чего дивизия под угрозой окружения вынуждена была оставить город. В 15.30 начальник штаба 8-й армии докладывал в штаб фронта: «По донесению командира 11-го стрелкового корпуса 125-я стрелковая дивизия охватывается на обоих флангах… Дивизия несет большие потери, снарядов мало, части постепенно отходят. Перед ней до трех пехотных дивизий и до двух полков танков… В 15.00 связи с КП 125 сд и 48 сд командир корпуса не имел»[63 - Первые дни войны в документах. // Военно-исторический журнал. 1989. № 6.].
В свою очередь, командование 125-й дивизии, оценивая результаты первого дня боев, отмечало: «Первоначальный успех противника на фронте дивизии (противник продвинулся за день на 12 км) объясняется его численным превосходством и тем, что дивизия вела бои на 40-километровом фронте. У нас не было танков, не хватало средств ПТО и транспорта для подвозки боеприпасов. Было мало ручных гранат»[64 - Первые годы. С. 60.].
В крайне тяжелых условиях оказалась 48-я стрелковая дивизия генерал-майора П.В. Богданова. Ее главные силы стали выдвигаться на шауляйское направление еще до начала военных действий. Из лагеря в районе Риги дивизия пешим порядком направлялась к госгранице, куда должна была прибыть к исходу 23 июня. Не зная о начале войны, походные колонны двигались без всякого прикрытия, под звуки оркестра. В районе Рассейняй дивизия подверглась удару авиации противника и еще до соприкосновения с его наземной группировкой понесла значительные потери. При этом у нее не имелось никаких средств противовоздушной обороны, а личному составу не были выданы боеприпасы, поскольку соединение ориентировалось на обстановку мирного времени.
48-й стрелковой так и не суждено было выйти в предназначенный ей по плану район прикрытия. Вот что сообщал о ее судьбе в своем донесении в Главное управление политпропаганды Красной Армии бригадный комиссар Рябчий: «Получив приказание занять исходные рубежи на оборону, дивизия двинулась на Россиены и 23 июня вступила в бой с противником. В этот день дивизия подверглась жестокому артиллерийскому обстрелу и бомбардировке с воздуха. Тылы от дивизии были отрезаны и почти полностью уничтожены. На путях отхода дивизии враг взорвал мост. Затем окружил танками и мотопехотой. В этом кольце личный состав стрелковых частей оказывал врагу упорное сопротивление, нанося ему большие потери.
1-й батальон 301-го стрелкового полка дрался героически, 23 июня 1941 г. этот батальон отбил шесть атак противника силою до полка и почти полностью уничтожил его. Утром 24 июня батальон вновь вел бой с подошедшим подкреплением противника, имеющим тройное превосходство. 2-й батальон этого же полка два раза был окружен и каждый раз отбивал многочисленные атаки врага.
Героически сражались подразделения 328-го стрелкового полка. Проникнутые любовью и преданностью к своей Родине, бойцы и командиры этого полка, несмотря на превосходство сил противника, не оставляли занятого рубежа. Из двух батальонов мотострелкового (так в тексте документа. – Авт.) полка из окружения вышло всего 150 человек, остальные погибли смертью храбрых.
Артиллерия дивизии, будучи в окружении, не в состоянии была оказать врагу сопротивление, так как не имела снарядов. 48-я стрелковая дивизия в этих боях была разбита, лишь незначительная часть ее личного состава небольшими группами сумела просочиться из окружения. Эти люди использованы на укомплектование других соединений»[65 - Первые дни войны в документах. // Военно-исторический журнал. 1989. № 8.].
В дополнение к этому донесению следует сказать, что в ходе этого боя командир 48-й дивизии генерал П.В. Богданов попал в плен. Согласившись сотрудничать с немцами, он был назначен начальником контрразведки 1-й русской национальной бригады. После перехода бригады на сторону партизан Богданов был арестован и передан советским властям, казнен как предатель в 1950 г.[66 - Великая Отечественная война 1941–1945. Военно-исторические очерки. В 4-х книгах. Кн. 1. Суровые испытания. М., 1998. С. 150.].
В целом в первый день наступления 4-я немецкая танковая группа, имея решающее превосходство в силах и средствах, преодолела сопротивление соединений 11-го стрелкового корпуса и глубоко вклинилась в так и не созданную оборону 8-й армии. Если продвижение пехотных соединений противника составило 15–20 км, то его 41-й и 56-й моторизованные корпуса находились уже в 35–45 км от границы. Тем не менее немецкое командование вынуждено было признать нарастающее сопротивление советских войск. Так, если в первом донесении (в 7 часов утра) штаба 4-й танковой группы говорилось, что «до сих пор повсеместно только слабое сопротивление противника», то уже в 17.45 признавалось следующее: «Противник, оказывающий ожесточенное сопротивление на подготовленных позициях вдоль границы, перед 41-м танковым корпусом с середины дня отходит в северо-восточном направлении»[67 - Коломиец М. 1941: бои в Прибалтике 22 июня – 10 июля 1941 года. // Фронтовая иллюстрация. 2002. № 5.].
Еще более тяжелое положение сложилось в полосе 11-й армии. На ее правом фланге в полосе шириной 30 км оборонялась 5-я стрелковая дивизия полковника Озерова. Непосредственно на границу было выдвинуто по одному стрелковому батальону от каждого полка и два дивизиона артиллерии. Эти три передовых батальона, наряду с усилением охранения госграницы, одновременно вели и оборонительные работы. Главные силы дивизии располагались в отдалении от границы, в лагерях.
Отразить удар трех немецких дивизий передовые батальоны были не в состояние. Не внесло изменений в обстановку и вступление в бой подошедших из глубины главных сил дивизии. К исходу дня она с тяжелыми боями стала отходить в район Козло-Рудских лесов и далее на Каунас. Это, в свою очередь, привело к панике в самом Каунасе.
О том, что происходило в городе, дает представление письмо рядового коммуниста С. Болотского на имя председателя Государственного Комитета Обороны И.В. Сталина. В нем он сообщал: «В день вероломного военного нападения фашистской Германии на нашу родину, т. е. 22 июня с.г., правительство и ЦК КП (б) Литвы позорно и воровски бежали из Каунаса в неизвестном направлении, оставив страну и народ на произвол судьбы, не подумав об эвакуации госучреждений, не уничтожив важнейших государственных документов…
Уже в 15 часов 22.6. правительство и ЦК КП (б) Литвы формировали транспортный состав классных вагонов для эвакуации своих семей.
Каунас – город небольшой, настороженное население видело караван транспорта правительственных автомашин, идущих на предельной скорости по направлению вокзала, нагруженных женщинами, детьми и чемоданами. Все это внесло деморализацию среди населения, и последние стихийно потянулись к вокзалу. В 16 часов 22.6. на вокзале можно было видеть такую картину: поголовно все члены правительства, члены ЦК и ответработники ЦК и правительства Литвы во главе с секретарями ЦК и уполномоченным ЦК ВКП (б) и СНК СССР Поздняковым выстроились на перроне вокзала в Каунасе, провожая свои семьи на Москву, будто отправляя их на курорты. Единственно, чего не хватало, так это цветов для отъезжающих. И все это происходило на глазах большого скопления людей на вокзале.
В 19 часов 22.6. правительство и ЦК КП (б) Литвы со своим тесным активом на своих автомашинах бесславно и позорно покинули Каунас, держа путь на Двинск… Часом позже оставили Каунас НКГБ и НКВД, и вся милиция была снята с постов. Погрузившись на автомашины со всем домашним скарбом (вплоть до кроватей и матрацев), потянулись из города по направлению Утян вслед за правительством. Эта чудовищная картина окончательно внесла замешательство и невообразимую панику среди населения…»[68 - Источник. 1995. № 2.]
33-я стрелковая дивизия генерал-майора К.А. Железнякова получила приказ выйти в полосу обороны к 4 часам утра. Она удерживала ее в течение 17 часов. Только к исходу дня части дивизии отошли в район Пильвишкяй, где заняли оборону на рубеже р. Шешупе.
Главный удар в полосе 11-й армии противник нанес на ее левом фланге, в стыке с 3-й армией Западного фронта. Здесь перешли в наступление главные силы 3-й немецкой танковой группы, усиленные соединениями 9-й армии.
188-я стрелковая дивизия 16-го стрелкового корпуса начала боевые действия тремя стрелковыми батальонами и одним артиллерийским дивизионом в полосе шириной 40 км. Все остальные части дивизии находились в 45 км от границы в Козло-Рудских лагерях. В полосе обороны дивизии вели наступление две танковые и две пехотные немецкие дивизии.
С 4 до 12 часов два передовых батальона 523-го стрелкового полка вели бой в предполье, в районе Вирбалис. После сильных бомбовых ударов авиации противника его пехота обошла батальоны с флангов, и они отошли на основной рубеж обороны, где в 16 часов в бой вступили подошедшие из глубины главные силы дивизии.
На вильнюсском направлении передовые подразделения 126-й стрелковой дивизии и 128-я стрелковая дивизия в полном составе прикрывали стык Северо-Западного и Западного фронтов. К 9 часам утра в район Лозьдзе прорвалось до 500 немецких танков. Они устремились клином к переправам через Неман в районе Алитуса. Ожесточенные бои на этом направлении развернулись в районе озер Дусь, Живунтас и Местелес, а затем на подступах к Неману у Алитуса.
С целью локализации прорыва противника командующий 11-й армией генерал Морозов приказал выдвинуть главные силы 126-й стрелковой дивизии из Приенай в район оз. Живунтас. Однако приказ этот до дивизии не дошел. Для обороны Алитусского плацдарма на западном берегу р. Неман была направлена 5-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса (командир корпуса генерал-майор А.В. Куркин). Ее боевое охранение – несколько танков и две роты 5-го мотострелкового полка с артиллерией – еще ранним утром выдвинулось для прикрытия мостов через Неман.
Во второй половине дня к Алитусу подошла 7-я немецкая танковая дивизия. Одновременно с этим вражеская авиация нанесла удар по расположению частей 5-й танковой дивизии. Ее зенитный дивизион сначала открыл огонь по самолетам, а после появления немецких танков развернул орудия против них. Особенно удачно действовала здесь зенитная батарея лейтенанта Ушакова, которая сумела подбить 14 танков.
На подступах к мостам танки были встречены боевым охранением, подразделения которого в течение получаса сумели подбить 16 немецких боевых машин, но затем были уничтожены огнем танковых орудий и артиллерии. Следует сказать, что советские артиллеристы не имели бронебойных снарядов и для борьбы с танками использовали осколочно-фугасные снаряды. Поэтому почти все подбитые машины были восстановлены немецкими ремонтными службами уже к утру следующего дня.
В последние дни перед войной мосты через Неман были подготовлены к взрыву 4-м инженерным полком, но по неизвестным причинам в ночь на 22 июня по распоряжению представителей штаба округа они были разминированы (не исключено, что подобное распоряжение последовало от переодетых в советскую военную форму диверсантов. – Авт.). Поэтому немецкие танки, после уничтожения боевого охранения, теперь уже без помех переправились на правый берег Немана. Здесь их встретили части 9-го и 10-го танковых полков, спешно выдвинутые в этот район. Но из-за несогласованности действий и плохой разведки их подразделения вступали в бой разновременно. Первым вышел к мостам 2-й батальон 9-го танкового полка, атаковавший переправившиеся танки 7-й дивизии. Чуть позже его атаку поддержал и 1-й батальон, имевший 24 танка Т-28. Однако из-за того, что эти машины были сильно изношены и практически не имели моторесурса, они использовались для ведения огня с места. И все-таки благодаря действиям 9-го танкового полка движение противника через северный мост было остановлено. При этом потери полка составили: 16 танков Т-28, два Т-34 и тридцать БТ-7[69 - Коломиец М. 1941: бои в Прибалтике 22 июня – 10 июля 1941 года. // Фронтовая иллюстрация. 2002. № 5.].
В то же время подразделения 7-й танковой дивизии вермахта сумели прорваться через южный мост, который прикрывали 5-й мотострелковый и 10-й танковый полки. В ходе встречного боя советские танкисты сумели подбить около 30 немецких танков. Еще 6 машин вывели из строя мотострелки, подорвав их связками гранат. Но остановить немецкое наступление это не позволило. 5-я танковая дивизия понесла большие потери и ночью начала в беспорядке отходить на Вильнюс.
Противнику удалось захватить мосты через Неман: два моста у Алитуса и один – у Меркине. В результате такая крупная водная преграда, как Неман, не сыграла никакой роли в отражении вражеского наступления. «Для 3-й танковой группы, – отмечал ее командующий Г. Гот, – явилось большой неожиданностью то, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными… Захват трех мостов стал возможен благодаря тому, что нападение явилось полной неожиданностью для противника и что последний потерял централизованное управление войсками»[70 - Гот Г. Танковые сражения. М., 1961. С. 64–65.].
К исходу дня 11-я армия оказалась рассеченной на части, ее соединения, потеряв связь со штабом армии, неорганизованно отходили на Каунас и Вильнюс. Тем не менее командование 3-й танковой группы в своем донесении в штаб группы армий «Центр» вынуждено было признать: «Вечером 22 июня 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточнее Олита (Алитус. – Авт.) против 5-й танковой дивизии. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродроме) противника. Мы потеряли 11 танков»[71 - Коломиец М. 1941: бои в Прибалтике 22 июня – 10 июля 1941 года. // Фронтовая иллюстрация. 2002. № 5.]. Следует сказать, что в соответствии с немецкой системой учета потерь боевой техники в донесениях указывались только те танки, которые не подлежали восстановлению или не могли быть эвакуированы в свой тыл. Несомненно, что в первый день боевых действий получило повреждения и временно вышло из строя значительно большее число машин.
В первый день 11-я армия ко всему прочему потеряла огромное количество инженерной техники и имущества. По воспоминаниям начальника инженерных войск армии полковника С.М. Фирсова, еще в марте в нее прибыло более 30 саперных и инженерно-саперных батальонов, которые были полностью укомплектованы табельным инженерным имуществом, техникой и переправочными парками. Однако оружие имелось только у кадрового личного состава, а общая обеспеченность частей им не превышала 20–25 %. До начала войны оружие так и не было получено, а вся техника оставалась в районах работ в приграничной зоне. Как пишет Фирсов: «Не имея возможности оказать какое-либо сопротивление противнику, все эти части рассыпались в первый же день и понесли очень крупные потери. Все их инженерное имущество, техника и переправочные парки (свыше 12 парков) оставались на местах и стали трофеями противника»[72 - ЦАМО РФ. Ф. 237. Оп. 278. Д. 142. Л. 257–258.].
Как в 8-й, так и в 11-й армиях практически не были развернуты армейские тылы. Ввиду близкого размещения от границы подавляющей части складов и баз, большинство из них уже в первые часы войны было потеряно. Так, продовольственные склады № 865, 834, 969 были разрушены. Были уничтожены обозно-вещевые склады № 3, 367, 964, 683 и около 200 вагонов санитарного имущества. На артиллерийских складах № 258 и 259 было оставлено соответственно 520 и 208 вагонов с оружием и боеприпасами[73 - Исаев Ю.О. 1941 г. Так начиналась война в Прибалтике. С. 76–77.]. Как результат, войска уже в самом начале военных действий стали испытывать в них острый недостаток. Об этом свидетельствует телеграмма начальника артиллерийского управления фронта генерал-майора П. Белова заместителю наркома обороны маршалу Кулику, отправленная в 6 часов 23 июня: «В результате первого дня боевых действий ощущается острый недостаток следующих видов боеприпасов: 37-мм и 85-мм зенитных выстрелов – материальная часть этих калибров бездействует; 76-мм, 122-мм и 152-мм снарядов; ручных гранат; крупнокалиберных патронов. Прошу вашего приказания о срочной отгрузке»[74 - Анфилов В.А. Грозное лето 41 года. С. 142.].
В целом двумя сильными ударами противник уже в первые сутки расколол оборону Северо-Западного фронта. Его танковые клинья (4-я и 3-я танковые группы) пробили две глубокие бреши в обороне советских войск: юго-восточнее Тильзита и восточнее Сувалок. Наибольших успехов немецкие войска добились на левом крыле фронта, где переправились через р. Неман южнее Каунаса и продвинулись на 60 км. Соединения фронта, особенно 11-й армии, вынуждены были поспешно и неорганизованно отступать. В этом смысле можно признать правоту начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера, который, подводя итог первого дня войны, отмечал: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была, в общем, слабой.
Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным, в результате чего нам всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа)… Русские вынуждены принять бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего наступления»[75 - Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. М., 1971. С. 27.].
В такой обстановке в крайне тяжелом, если не сказать критическом, положении оказался личный состав строительных батальонов, возводивших укрепления на границе. Как отмечал в своих воспоминаниях начальник инженерных войск фронта В.Ф. Зотов: «Строительные батальоны, предназначенные для работ на границе, имели на вооружении по 2–3 десятка винтовок на батальон… Числа 14 июня, докладывая по телефону маршалу Б.М. Шапошникову о ходе оборонительного строительства, я указал, что в условиях обостряющейся обстановки на работах находится до 50 тысяч военных строителей без оружия. В связи с этим я просил дать указания об их вооружении. В ответ на это маршал заметил, что я вмешиваюсь не в свое дело…»[76 - Авторская рукопись генерал-лейтенанта В.Ф. Зотова.] Думается, причина в том, что местное население, из которого в основном были сформированы строительные батальоны, в большинстве своем было недовольно насаждаемыми советскими порядками, а потому и считалось неблагонадежным.
Контрудар на шауляйском направлении 23-25 июня 1941 г.
Несмотря на это, с началом войны, когда невооруженная масса людей побежала от границы, решили вооружить и их. Так, в 7 часов 15 минут 22 июня начальник штаба фронта генерал П.С. Кленов направил командующему 8-й армией генералу Собенникову телеграмму следующего содержания: «Сегодня из Риги в Шауляй будет доставлено машинами 10 тысяч английских винтовок и 2 миллиона к ним патронов. Вооружайте стройбаты, оружие давать только безусловно преданным бойцам»[77 - Анфилов В.А. Грозное лето 41 года. С. 121.]. Но в обстановке всеобщей неразберихи и глубоких прорывов немецких войск сделать это не удалось, а вскоре командованию фронта стало и вовсе не до строительных батальонов. И не случайно в одном из политдонесений фронта, адресованном начальнику Главного управления политической пропаганды РККА армейскому комиссару 1-го ранга Л.З. Мехлису, высказывалась просьба: «Очень прошу Вас разрешить вопрос со стройбатами. Это – десятки тысяч людей, причем невооруженных и имеющих неважный вид внешний. Когда же начинается бой, эта масса людей, бросая работу, бредет бесформенным, неудержимым потоком в тыл, оседая по селам и благодаря плохому, неорганизованному снабжению питанием люди в селах, деревнях ходят, выпрашивают хлеб и другие продукты»[78 - Известия ЦК КПСС. 1990. № 7.].
Впрочем, недоверие со стороны советского командования проявлялось не только в отношении строительных батальонов, но и в отношении соединений территориальных корпусов. 22 июня в 9 часов 35 минут в своем донесении народному комиссару обороны генерал-полковник Кузнецов сообщал: «Крупные силы танков и моторизованных частей прорываются на Друскеники. 128-я стрелковая дивизия большею частью окружена, точных сведений о ее состоянии нет.
Ввиду того, что в Ораны стоит 185-я стрелковая дивизия, которая еще не укомплектована нашим составом полностью и является абсолютно ненадежной, 179-я стрелковая дивизия – в Свенцяны также не укомплектована и ненадежна, так же оцениваю 181-ю стрелковую дивизию – Гулбене, 183-я стрелковая дивизия на марше в лагерь Рига, поэтому на своем левом крыле и стыке с Павловым (командующий войсками Западного фронта. – Авт.) создать группировку для ликвидации прорыва не могу. Прошу помочь… 5-я танковая дивизия на восточном берегу р. Неман в районе Алитус будет обеспечивать отход 128-й стрелковой дивизии и прикрывать тыл 11-й армии от литовцев…»[79 - Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. С. 36.]
Впрочем, у командования фронта имелись все основания для подобного недоверия. Известный историк В.А. Анфилов в своей книге «Грозное лето 41 года» (М., 1995) приводит воспоминания начальника штаба 29-го территориального стрелкового корпуса П.Н. Тищенко. «Незадолго до моего приезда (он прибыл в штаб корпуса 19 июня 1941 г.), – вспоминает Тищенко, – было арестовано около 300 человек офицерского состава из-за неблагонадежности. Кроме того, по информации особого отдела корпуса, были заготовлены списки на две с лишним тысячи человек сержантского и рядового состава, которые подлежали изъятию из частей корпуса…»
В первый день войны, продолжает Тищенко, «…перед нами встал вопрос об отводе своих войск к Вильно, ближе к своей базе. В то же время чувство дисциплины требовало, чтобы на отход получить приказ начальства, а с ним нет связи. К вечеру, после непрерывных вызовов по радио, вдруг ответил штаб округа и передал короткую шифровку. В ней было сказано: «Командиру 29-го стрелкового корпуса. Отходить на Вильно, принимая все меры к недопущению восстания в частях корпуса. Кузнецов. Диброва (член Военного совета фронта. – Авт.)». Как он указывает дальше, попытки восстания и перестрелки между русскими и литовцами были 22 июня и в последующие дни, пока все местное население не разбежалось из частей корпуса[80 - Анфилов В.А. Грозное лето 41 года. С. 122–124.].
Красноречивое свидетельство того, что местное население развернуло сопротивление в тылу советских войск, приводит немецкий исследователь В. Хаупт, который пишет: «Литовское население начало выступать против советских оккупационных войск. Это привело к бурным сценам. Некоторые гражданские с оружием в руках действовали против красноармейцев и советских чиновников. Местным партизанам 23 июня удалось захватить радиостанцию. Один представитель командования литовской армии в 19.30 прочитал воззвание к германскому Верховному командованию подвергнуть бомбардировке Ковно (Каунас. – Авт.) и отступающие Советы в городе!»[81 - Хаупт В. Группа армий «Север». С. 30–31.]
Понятно, что такими силами, как 29-й стрелковый корпус, командующий войсками Северо-Западного фронта действительно не мог создать группировку войск для ликвидации прорыва 3-й танковой группы генерал-полковника Гота на смежном фланге с Западным фронтом.
В первый день военных действий ни командующий, ни штаб фронта не имели полного представления о положении своих войск на направлениях вражеских ударов и, следовательно, не могли своевременно влиять на развитие событий. Удары авиации противника по штабам и действия диверсантов приводили к систематическому нарушению связи с войсками. Как пишет в своих воспоминаниях генерал-лейтенант П.М. Курочкин, который в начале войны являлся начальником войск связи Северо-Западного фронта: «От ударов немецкой авиации сильно пострадала проводная связь на территории… фронта. Наиболее сильно был разрушен узел связи в Шауляе и Укмерге, частично были повреждены узлы связи в Каунасе, Вильнюсе и Лиепае, а также многие линии, особенно проходившие вдоль железных и шоссейных дорог. В результате была нарушена проводная связь штаба фронта почти по всем основным направлениям.
Пытаемся установить связь по обходным направлениям по уцелевшим линиям. Работники узла связи и Паневежской конторы связи стараются выявить исправные линии и узлы связи и установить характер повреждений и разрушений. При этом появилось непредвиденное затруднение. Обслуживающий состав некоторых гражданских предприятий связи вдруг стал не понимать наших работников. На все вопросы, заданные на русском языке, получаем стандартный ответ – «не понимаем» (на литовском или латышском языках. – Авт.). Иногда после вопроса на русском языке такие станции вообще переставали отвечать на вызовы… Дело доходило до открытых диверсий. Так, на второй день войны были сильно повреждены антенные устройства мощной радиостанции, расположенной в Мадоне (120 км восточнее Риги). Неизвестные лица неоднократно спиливали телеграфные столбы и обрывали провода»[82 - Авторская рукопись генерал-лейтенанта П.М. Курочкина.].
Вследствие всего этого командующий войсками фронта, а также командование армий не могли правильно оценить обстановку, быстро принять необходимые решения и организовать управление подчиненными войсками. «Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками противника в целом, – указывается в отчетных документах 3-й немецкой танковой группы. – Непосредственное управление войсками отличалось малоподвижностью, схематичностью. Отсутствовали быстрая реакция и быстрое принятие решений в связи с меняющейся боевой обстановкой. Ни один советский войсковой начальник не принимал самостоятельного решения уничтожать переправы и мосты»[83 - 1941 год – уроки и выводы. С. 116–117.]. Такая оценка событий была близка к истине.
О реально сложившейся обстановке не знало и политическое руководство страны. Тем не менее в своей директиве № 2 Главный военный совет отдал приказ Вооруженным Силам разгромить вторгшиеся войска агрессора. В первом пункте этой директивы требовалось «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу…»[84 - 1941 год. Кн. 2. С. 431.].
В 21 час 15 минут 22 июня Главный военный совет отдал Военным советам Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов новую директиву (№ 3), в которой были сформулированы ближайшие задачи войск. Северо-Западному фронту приказывалось нанести мощный контрудар из района Каунаса во фланг и в тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки.
Как уже отмечалось, высшее военное и политическое руководство страны, ставя эти задачи войскам, не имело данных об истинном положении на фронте. А потому требование перейти на главных направлениях в наступление с целью разгрома ударных группировок врага и переноса боевых действий на его территорию не имело никаких шансов на успех. Уже после окончания Великой Отечественной войны Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях», комментируя директиву № 3, писал: «Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного Командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы»[85 - Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 30–31.]. Таким образом, директивы Главного Командования в первый день войны не облегчали, а еще больше осложняли крайне тяжелую обстановку, в которой пришлось действовать советским войскам.
Между тем Главное Командование Красной Армии действовало в строгом соответствии с предвоенными разработками и планами. Как известно, в январе 1941 г. в Наркомате обороны под руководством наркома С.К. Тимошенко были проведены две оперативно-стратегические игры на картах по теме «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Что касается Северо-Западного фронта, то по исходной обстановке на игры он, после отражения наступления «Западных» и до момента перехода в контрнаступление, должен был провести частные операции:
– по ликвидации противника на правом берегу р. Неман и подготовке к ее форсированию;
– по окружению и уничтожению «противника в районе Сувалкского выступа»;
– по ликвидации «удара противника в стыке с Западным фронтом»;
– по выдвижению резервов и выводу «в первый эшелон управления 27-й армии».
Помимо этого фронту ставилась задача «мощными ударами авиации по подходящим резервам лишить «Западных» возможности подвода резервов, с тем чтобы бить его по частям». Итак, январь и июнь 1941 г.: в чем разница?
Таким образом, начавшиеся боевые действия показали, что характер действий противника и вероятное развитие событий прогнозировались весьма точно, практически один к одному. Но в соответствии с играми в результате упорной обороны армий прикрытия враг был остановлен и исчерпал свои наступательные возможности. Причем для этого потребовалось не менее недели. В реальности же ничего подобного не было. Но, несмотря на это, и Главное Командование РККА, и командование фронта пытались действовать не по реальной обстановке, а по благоприятным для них планам, предусматривавшим сокрушительный разгром агрессора в короткие сроки на его же территории.
Как известно, вопреки требованиям директивы № 3, совместный контрудар силами Северо-Западного и Западного фронтов против сувалкской группировки противника так и не состоялся. Дело в том, что еще задолго до получения этой директивы, в 9 часов 45 минут, генерал-полковник Кузнецов отдал войскам приказ на проведение контрудара против тильзитской группировки немецких войск, то есть в полосе 8-й армии. Во-первых, такие действия предусматривались окружным планом прикрытия. Во-вторых, вариант контрудара на этом направлении незадолго до войны разыгрывался на штабных учениях округа и был хорошо знаком командирам соединений и их штабам. И, в-третьих, за то, что происходило на смежных флангах двух фронтов, несли в равной степени ответственность оба командующих, а за действия в полосе Северо-Западного фронта – только непосредственно Кузнецов. Справедливости ради надо сказать, что для нанесения контрударов на двух направлениях он не имел ни сил, ни возможностей. К тому же установленные сроки не позволяли организовать взаимодействие с Западным фронтом, создать необходимые группировки сил и средств, обеспечить авиационное прикрытие войск и многое другое. И не случайно в дополнение к утреннему донесению, в котором командующий войсками фронта сетовал на ненадежность территориальных дивизий, в 22 часа 20 минут он вновь подчеркнул: «… Получился разрыв с Западным фронтом, который закрыть не имею сил ввиду того, что бывшие пять территориальных дивизий мало боеспособны и самое главное – ненадежны (опасаюсь измены)… Прошу: 1. Ускорить подачу приписного состава для бывших территориальных дивизий. 2. Помочь закрыть разрыв с Западным фронтом до ввода бывших территориальных дивизий в бой, что будет иметь место не ранее 3 июля…»[86 - Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. С. 46.].
