Новый 1937

скачать книгу бесплатно


– Переходим к факту номер три, – сообщил Матвей Фадеевич и зачитал медленно, но со вкусом два письма Нины Поповой в НКВД.

– Что скажете теперь? – Синцов посмотрел на, враз потерявшего весь свой настрой, полковника.

Сергей Платонович только пожимал плечами, что-то шептал себе под нос и качал головой.

Лейтенант госбезопасности выждал ещё минут десять, после чего хлопнул по столу, выводя полковника из ступора.

– Вы полностью изобличены и обвиняетесь в убийстве Повой Нины. Вы признаёте свою вину? – официально, с каким-то особым пафосом продекламировал Синцов.

Полковник Миронов только мычал и мотал головой.

– Вы, полностью изобличены, и обвиняетесь в создании объединённой правотроцкистской шпионской, террористической организации, ставившей целью организацию государственного переворота в стране, убийство товарища Сталина и членов Политбюро, реставрацию капитализма, продажу территории СССР японо-фашистским агрессорам. Вы признаёте себя виновным?

Ответа так же не поступило.

– Что ж не хотите по-хорошему, значит, найдём другие слова убеждения. Идите, подумайте, взвесьте всё. Дня Вам будет вполне достаточно, а ночью продолжим, но уже не со мной, вот с сержантом пообщаетесь. Я ему все необходимые протоколы оставлю. Если захотите во всём сознаться, милости прошу.

***

Туман поглотил следственный кабинет, а когда рассеялся…

***

Место действия и присутствующие персонажи были те же, за исключением сержанта ГБ, помощника моего героя. С предыдущего допроса минуло два дня.

Матвей Фадеевич встретил полковника Миронова, как старого доброго знакомого. На столе стоял дымящийся крепкий чай, лежали завёрнутые в газету медовые пряники.

– Сергей Платонович, добрый день! Как же давно мы не виделись, я уже скучать начал.

Миронов молчал, опасливо поглядывая на лейтенанта госбезопасности, и лишь слегка кивнул в ответ.

– Ну, проходите, проходите, что ж Вы, как не родной. Мне тут докладывают, что ведёте себя некультурно, материтесь на сотрудников, даже сопротивление оказать пытались, вину свою признавать не желаете. Это правда?

– Вы что издеваетесь?! – не в силах справиться с происходящим, сорвался арестованный, – Я уже двое суток не сплю, на «выстойке» был, так это у вас называется, в туалет не отпускали, обмочился вот, вы что же творите?! Спать не дают, мне плохо стало, упал, так этот сержант давай пинать меня сапогами, да больно-то как, по копчику, по коленям, по голени!

– Я в каком-то полуобмороке стоял, а эти ваши помощнички, через каждые пять минут орут: «Сознавайся сука троцкистская!» Я уже ничего не соображаю, – не унимался полковник, которого будто прорвало.

– Ну и сознались бы, делов-то, расписались бы, где следует, и шли бы себе спатеньки, – благодушно, с искренним изумлением от непонятливости Миронова, ответил Синцов.

– Да не виноват я ни в чём! Не виноват!!!

– Ну, что Вы заладили, не виноват, не виноват, давайте-ка лучше чайку сладенького попьём, с пряниками медовыми, ах, пахнут-то как, аж голова кружится.

Матвей Фадеич подошёл к арестованному полковнику, усадил на приставной табурет рядом со столом, приобнял за плечи и ласково прошептал:

– Ну, Сергей Платонович, хватит вредничать, да перестарались мои помощники, допустили произвол, но их же тоже понять можно. Работа у них сложная, постоянное напряжение и физическое и нравственное. Думаете легко с врагами народа общаться, а им каждый день приходится, вот и очерствели.

– Вы бы чаю попили, да пряник-другой съели. Не виноваты и ладно, я Вас пытать не собираюсь, и ни к чему принуждать не буду. Давайте просто подискутируем, Вы согласны?

– Да, конечно.

– Ну, вот и отлично, чай-то пейте, вот, и пряничком…, ну вот и молодчина.

– Вы поймите, товарищ лейтенант госбезопасности, тяжело мне сейчас, девушку любимую дважды потерял. Первый раз, когда узнал, что нет её в живых. А второй раз, когда Вы письма её прочитали, почерк-то её. Как же она так могла, такую чудовищную ложь, клевету на всех нас написать? Как? В голове не укладывается.

– А вот мы с Вами, Сергей Платонович и разберём сейчас этот вопрос. Готовы?

– Да, давайте, раскройте мне глаза.

– Вы ведь полковник Красной армии, в Гражданскую воевали, убивать, наверняка, приходилось?

– Конечно, я в тылу не отсиживался, молодой был горячий, и шашкой и стрелял, всякое было, но ведь война, врага бил.

– Вот видите, врага. А враг этот, между прочим, такой же русский был, как и Вы. И родители у него были, и любимая, у кого-то жена, у кого-то дети, а Вы их шашкой. Понимаете к чему я? Нет?

– А к тому, дорогой мой человек, что это для Вас всякие там Волошины, Семендяевы и Рахальские своими были, просто запутались Вы, не разглядели скверну. А для Нины Поповой всё в один момент ясным стало, как услышала она эти антисоветские речи, поступки, партию позорящие, увидела. Поняла, что попала в ловушку, в шайку подлых бухаринцев. Что она могла сделать, раз оказалась одна, среди, вражеской нечисти?

– Но ведь, я же был, я же не враг, я же тоже эту правую оппозицию на дух не перевариваю.

– Так, а как же ей отделить Вас было, от этой своры-то собачьей. Вы же вместе со всеми были и в антипартийных дискуссиях участвовали, и с решением пленума не соглашались. Сами ей про Троцкого рассказывали. Что она про Вас должна была подумать? Когда её любимый человек оказался врагом народа? Ну, ошиблась она с Вами, но понять-то её можно.

– И вот представьте, обычная молодая девушка, ей бы любить, да семью завести, детишек нарожать, а здесь заговорщики. Вот и пошла она правду искать. А то, что Вас опасаться стала, так это её же подружки ей и напели. Вот показания Невельской, аналогичные дала Харитонова. Слушайте выдержку.

– Я знала, что в моей квартире проводит конспиративные встречи правотроцкистская террористическая шпионская организация. Сама я в этой шпионской клоаке участия не принимала, но покрывала их, скрывала наличие этой банды от наших органов. Этой заговорщицкой сворой руководил полковник Миронов, тайный троцкист, получавший инструкции из-за границы. Об этом мне рассказали активные шпионы и вредители Волошин и Семендяев. Они же и завербовали меня под угрозой смерти. Эти «казанцы» вообще на многое способны, я думаю, что именно они убили Нину Попову, убили по приказу своего главаря Миронова. Все, кто входил в эту организацию, подчинялись этой троице.

– И так далее. Понимаете? Я склонен Вам верить Сергей Платонович. Что Вы действительно не знали о заговоре, что Вас использовали втёмную, иначе какой смысл Вас подставлять, делать из Вас убийцу. Скорее всего, эти «казанцы» прикрывались Вами, прикрывались Вашим знакомством с Троцким. Так было легче вербовать своих сторонников, раздувать значимость и серьёзность собачьей стаи, приписывая ей политическую подоплёку. Понимаете, да? Из обычной поганой банды убийц и заговорщиков, хотели сделать политическую организацию. Поэтому Вас и держали «за своего» в этой компании, окружая ореолом загадочности и тайны.

– А, Вы, как коммунист, проявили преступную близорукость, не разглядели врага, позволили втянуть себя в эти гнусные интриги, позволили заговору расти и множится. Стали игрушкой в руках подлых заговорщиков. И в этом, нет Вам никакого прощения, это тяжкое преступление, совершённое перед Партией, перед Ниной, перед другими обманутыми коммунистами. С таким обвинением Вы, как честный коммунист, согласны? Подумайте, я не тороплю с ответом.

Полковник Миронов думал. Его лицо выражало такую страшную потерянность и страдание, что казалось вся вселенская скорбь, накрыла этого несчастного человека. Наконец, решение было принято.

– Да, я признаю себя виновным, перед Партией, перед Ниной. Да, я совершил ужасное по своим последствиям преступление. Я не заметил врага, я стал его пособником. Я готов понести любое наказание, если Партия прикажет, я пойду на смерть. Но если я могу хоть как-то очиститься, хоть как-то помочь в изобличении этих сволочей, я готов на всё.

– Конечно! Разоружиться перед Партией, это минимум того, что Вы можете сделать. Ещё Вы можете, как искренне заметили, помочь изобличить этих нелюдей. Это поступок настоящего коммуниста, хоть и оступившегося, по своей глупости.

– Говорите, что делать.

– Чтобы вскрыть эту контрреволюцию, нужны веские, железные доказательства. А получить их не так-то просто. Суд должен видеть, что перед ним настоящий непримиримый враг, а не сбившийся с пути коммунист. Только тогда он будет уничтожен, только тогда будут искуплены напрасные жертвы, такие как Нина.

– Да-да, я всё это понимаю.

– Нам, да, что нам, Партии нужны Ваши показания, показания, скрытого троцкиста, которым руководят из-за рубежа иностранные разведки во главе с самим Троцким. Партии необходимо довести до суда, до простых честных коммунистов, что бухаринско-рыковская клика, уже давно перешла все границы. Встала на путь предательства Родины, объединилась с троцкистско-фашистскими шпионами и вынашивает планы государственного переворота, убийства членов Политбюро и товарища Сталина. Только так, в нынешних условиях, можно выкорчевать, выжечь эту скверну.

– Что ж, я готов, давайте ваши протоколы, я всё подпишу.

– Но этого мало!

– Что же я могу сделать ещё?

– Нужно идти до конца, нужно подтвердить всё на очных ставках, на суде, членам Политбюро, наконец, которые возможно будут проверять Ваши показания. Здесь не должно быть ошибки, не должно быть промаха, иначе враг победит.

– Хорошо, я согласен, пусть будет, как будет. Давайте ваши бумаги, буду подписывать…