скачать книгу бесплатно
– Это как? – хмурится генерал.
Идея безумная, но какие еще они бывают у шизофренички?
– Объяви меня мертвой, как уже сделал один раз, забирая из психиатрической клиники в военный центр. Тогда появилось даже свидетельство о смерти и урна с прахом. Её передали моей матери вместе с известием о самоубийстве дочери. Мое имя уничтожили, и я стала Мотыльком. Сделай так еще раз.
Наилий закрывает лицо руками и глухо рычит. Тяну носом воздух, ищу аромат апельсина, жду, что включится харизма, генерал начнет давить и отговаривать, но нет.
– Мне не нравится эта затея, – цедит он сквозь зубы, – что мы выиграем? Заставим Создателя и Агриппу сделать следующий ход? Допустим. Но что получим взамен? Тебя действительно придется запереть в особняке и прятать ото всех. Ты же мечтала о свободе, а добровольно сдаешься.
– Я мечтала о Великой Идее, но раз тройкой буду не я, то что остается? Дать пророчеству исполниться и ждать, кто придет на мое место. Раз я собралась искать мудрецов, то, может быть, это не просто так?
Генерал снова рычит и бросается ко мне, вжимая телом в кровать. Между нами покрывало и больше ничего. Он разгорячен от нервного напряжения, а я остыла мокрая после ванны.
– Плевал я на Великую Идею, – выдыхает Наилий, – ты мне нужна и только! Хочешь, поиграем. Срежиссирую я этот спектакль. Натурально будет – все поверят. А как потом тебя оживлять, ты подумала?
Обнимаю его за шею и тяну к себе. Целую жадно и долго, через покрывало чувствуя, что заводится. Не успеваю насладиться яростью, как Наилий расслабляется.
– Подумаю, – шепчу я, выгибаясь, когда целует в шею, – потом, не сейчас.
Путаю пальцами пряди его волос, веду языком по губам, где еще остался мятный привкус зубной пасты. Не получится сегодня выспаться. Снова.
Генерал отстраняется и сдергивает с меня покрывало. Привыкла к своей наготе, теперь нравится, что он смотрит голодным взглядом, обводит ладонями силуэт по талии и бедрам. Некуда спешить, можно наслаждаться теплом прикосновений. Закрываю глаза, когда Наилий гладит по внутренней стороне бедра. Медленно, нежно. Касается губами кожи и рисует языком дорожку, останавливаясь только для того, чтобы положить мои ноги себе на плечи. Стоном встречаю ласку. Ощущения будоражат и заводят, даря легкость во всем теле, разливаясь сладкой истомой. Бесстыдный поцелуй, дразнящий. Сбиваю дыхание, глотая воздух открытым ртом, а Наилий проникает в меня языком. Дрожь прокатывается волнами.
– Подожди… нет, – всхлипывая, прошу я.
Слишком ярко, слишком быстро достигну пика.
– Нет? – с улыбкой спрашивает генерал и ложится рядом.
– Да, – не поддаюсь на провокацию. Облизываю прикушенную губу и говорю, глядя в голубые глаза, полные тумана: – но теперь я хочу дарить тебе ласку.
Опрокидываю Наилия на спину, освобождаю от брюк и накрываю ладонью его каменное возбуждение. Горячий, твердый, пахнет мускусом и яблочным мылом. Ласкаю рукой и перекатываю на языке, выпивая прозрачную каплю влаги с самого кончика. Терпкая и чуть солоноватая на вкус. Генерал заводится, живот поднимается и опадает судорожными вздохами. А я заглатываю так глубоко, как могу, а потом отпускаю. Не выдержу больше, собственное возбуждение спазмом, голова плывет, и желание захлестывает. Сажусь верхом и любуюсь сильным телом Наилия на темных простынях. Пшеничным золотом волос, веснушками, как брызгами корицы. В моей любви всегда было много специй. Острых, волнующих, с оттенками боли и отчаянья. Но она моя. И он тоже.
Опускаюсь вниз, принимая в себя. Резко, до той самой боли. Всегда слишком много, но больше это не пугает. Раскачиваюсь, входя в ритм. Ощущение власти над генералом кружит голову. Пусть мимолетное и только на эти мгновения, неважно. Будет, как я хочу. Наилий гладит по ногам широкими, размашистыми движениями. Обнимает и тянется вверх, захватывая поцелуем. Долгим, тягучим поцелуем-укусом. Запускаю пальцы в его волосы, не отпуская от себя. Держу крепко и двигаюсь все быстрее, выбиваясь из сил, пьянея от жара. Нет ничего кроме этого удовольствия. Сердце колотится, воздуха не хватает, тела покрываются испариной за миг до взрыва. Меня ломает судорогой, кричу на одной длинной протяжной ноте и чувствую горячую пульсацию внутри себя. Генерал обнимает и не дает пошевелиться, пока не отдаст все до последней капли.
В изнеможении кладу голову ему на плечо и роняю руки, скользя пальцами по мокрой спине. Теперь точно только спать. Наилий бережно укладывает меня на подушки, прохладная простынь дарит еще одно блаженство.
– Устала? – тихо шепчет он, и я не успеваю ответить, проваливаясь в сон. Густой, вязкий, без единого сновидения.
От него утром болит голова и кажется, что только что закрыла глаза, а светило уже пробивается лучами через затененное стекло.
– Опаздываем? – бормочу я, поднимая голову с плеча Наилия.
– Нет, но нужно спешить.
Ночью был дождь, стало прохладнее, и теперь мой шарф в радость. Прячу нос в складки ткани и пытаюсь дремать, пока служебный автомобиль везет нас в штаб. Полеты на катере генерал решает отложить до лучших времен. Не возражаю, с таким предсказанием паранойя уместна. Пока мы будем ставить спектакль с мнимой смертью, я могу по-настоящему разбиться в аварии.
Не опаздываю, прихожу вовремя, но Флавий уже стоит возле двери моего кабинета с планшетом в руках и гарнитурой на ухе.
– Капитан Прим, – приветствую я.
– Дарисса Дэлия, медики подтвердили готовность списков единичек, – офицер заходит внутрь и уверенно направляется к стулу для посетителей, но не садится, пока я не устроюсь за столом. – Нужно выбрать день первой встречи и от него распределить остальные.
Опускаюсь в кресло, достаю планшет из кармана платья и замираю. Анкету я и «мертвая» разработаю, но кто будет ходить на встречи? В стекло перегородки деликатно стучат, и на пороге появляется сияющая Поэтесса в ореоле золотых кудряшек и шифона зеленого платья.
– Не помешаю?
Вчерашняя догадка Наилия про недостоверное предсказание больно бьет обидой, и я против воли опускаю взгляд.
– Дарисса, – Флавий встречает мудреца поцелуем вежливости и провожает к другому стулу.
Мне нужно отвечать на вопрос капитана и решать проблему моего возможного отсутствия на долгое время, а внутри клокочет и пузырится болотной жижей предательство подруги. Почему бы им всем сразу не переметнуться к Создателю, раз я как тройка ни полом, ни опытом не вышла? Куда логичнее ждать Великой Идеи от мужчины, чем от глупой женщины. Включить логику и предсказания о тройке станут не нужны.
Последним из тех, кто мог прийти, появляется Эмпат. По-прежнему в светлом костюме, но не такой дерганный как вчера. Мудрец тянет носом воздух и широко улыбается:
– Поругаетесь сейчас. Ставлю на Мотылька. Она сильнее взвинчена и кричать будет громче.
– Ставлю на благоразумие и плодотворную работу, – парирует Флавий, кивком предлагая Эмпату садиться.
Мудрец принюхивается к капитану, как собака, и радостно восклицает:
– Ох, жаркая была ночка, умеешь стресс снимать, уважаю.
За отсутствие такта у мудрецов давно стыдно, но Флавий остается невозмутимым:
– Чем выше должность, тем глубже стресс, и тем тщательнее его полагается снимать.
Эмпат смотрит на него влюбленно и послушно садится рядом, с шумом придвигая стул. Ныряю в мудреца и улавливаю свежую желтую привязку. Очарован, мечтает дружить, доверчиво тянется сам. Мы часто ведем себя как наивные дети, когда дело касается отношений. В этой части жизни мудрецы уязвимее всего. Отвыкли в психбольницах от городских джунглей с хищниками, но за Флавия переживать не стоит. Все привязки спокойны, гнева я не вижу, а с дружбой они позже сами разберутся. Мне бы понять, что делать с моей.
– Рада, что все в сборе, – говорю я, – жаль, что мы только начали, а я уже исчезаю на неопределенный срок.
Поэтесса морщится и обнимает себя руками. Эмпат дергается в ее сторону, но молчит, чуть ли ни потирая ладони в предвкушении. Любит яркие выбросы эмоций, живет ими и питается, как мой дух-паразит похотью.
– Поэтому я прошу вас распределиться на встречах с мудрецами-единичками так, чтобы вас всегда было двое. Поэтессе нужно сделать проблему своей, тогда пойдут связанные с ней предсказания. Эмпат по эмоциональному фону будет определять тех, кто прошел пик кризиса и адекватен настолько, чтобы расти до двойки, и позже я в помощь сделаю анкету.
– А куда ты собралась? – спрашивает Эмпат. – В командировку?
– Можно сказать и так, – киваю в ответ, а мудрец опять наклоняется к Поэтессе.
Фантазия рисует мне комара, сосущего кровь из бокала через соломинку. Ест с огромным удовольствием, разве что не причмокивает.
– Хорошо, дорогая, мы все сделаем, – соглашается Поэтесса.
– Начнем через три дня, за это время я выдам первую анкету, – продолжаю формулировать задачу, – я решила не гнаться за универсальностью, а готовить вопросы раздельно по этапам и уровням. Среди мудрецов-единичек будущих двоек больше всего, они сейчас в приоритете.
Флавий делает пометки в планшете, а Эмпат качается на стуле, разглядывая лампы на потолке.
– Сейчас мы можем тебе чем-то помочь? – спрашивает Поэтесса.
– Мне, наверное, нет. Капитан Прим, вы не откажетесь от добровольных помощников?
Знаю, как Флавий загружен согласованиями. У мудрецов доступа во внутреннюю сеть военных нет, но звонить по телефону и составлять таблицы они могут.
– Да, буду чрезвычайно признателен, – улыбается капитан.
– Тогда у меня все на сегодня.
Эмпат пружиной подскакивает со стула и цепляется к Флавию:
– Куда пойдем? Что делать?
– Ко мне, там удобнее будет.
– Я тоже пойду… очень скоро, – бесцветно добавляет Поэтесса, не сводя с меня обеспокоенного взгляда.
– Следующая дверь по коридору направо, дарисса, – говорит Флавий и уходит из кабинета вместе с Эмпатом.
– Как ты? – Поэтесса подходит к моему столу и кладет руку на спинку кресла. Трусливо прячу от нее глаза, радуясь, что она не видит привязок, как я, и не чувствует эмоциональной бури, как Эмпат. Может быть, позже предскажет в стихах нашу ссору, но не сейчас. Наилий мог ошибиться и увидеть корысть там, где ее никогда не было. Не хочу сгоряча разрывать связывающую нас нить. Но и открывать свою задумку с инсценировкой смерти не стану, иначе она потеряет смысл. В итоге мысленно отправляю подругу по ту сторону баррикад.
– Жива пока, как видишь, – пожимаю плечами.
– Куда ты, на самом деле, хочешь… исчезнуть? – с трудом выговаривает мудрец.
– Останусь с любимым мужчиной, как ты советовала.
– Правильно, – вздыхает Поэтесса и целует меня в макушку, – держись, дорогая, все будет хорошо.
– Обязательно, – шепчу я.
Гадко и пусто внутри. Вот и начались мои прощания. От крыльев Мотылька оторвался первый кусок, и ветер унес его в бездну.
Глава 4. Чужое тело
Работа не идет в голову, тупо вожу пальцами по планшету и не могу собрать разлетающиеся мысли в одну стаю. Отличить мудреца единичку от двойки просто, но вопросы анкеты все равно сами не формулируются. Флавий занял мудрецов надолго, я одна в кабинете. По-прежнему пустом и безликом. Обживать уже нет смысла, пора прощаться.
Едва ли кому-то еще доведется назначить дату собственной смерти. Успеть завершить дела и сделать свой уход безболезненным для окружающих. Но как мне готовиться? Я уже умирала один раз и лишилась всего, даже имени, и потом ничего нового не появилось. Все, что сейчас есть материального, принадлежит Наилию, а теорий, учений или стихов после меня не останется. Прожила двадцать один цикл и действительно исчезну без следа. Не закончу даже то, что начала с мудрецами. Можно, конечно, работать в особняке, прячась в подвале, а Флавию передавать записи, будто я успела сделать их при жизни. Месяц буду передавать, два, а потом это станет слишком подозрительным. Значит, капитана Прима нужно посвящать в тайну. Но пророчество не исполнится, если я буду выдавать мысли от своего имени. Инсценировка смерти станет бессмысленной. Исчезнуть придется окончательно. Жаль. Нужно научить Флавия распознавать мудрецов и надеяться, что он будет их искать, зная, что меня больше нет.
Гарнитура пищит, вешаю девайс на ухо и отвечаю:
– Слушаю.
– Дэлия, зайди, пожалуйста, к Публию, он тебя ждет, – сухо говорит Наилий, – встретит у лифта главного медицинского центра.
– Что-то случилось?
Генерал медлит с ответом, а я ничего не понимаю. В последнюю нашу встречу Публий заверил, что в медицинском наблюдении я не нуждаюсь. Здорова. Зачем тогда?
– Он сам тебе расскажет. Или ты передумала и останешься живой?
Значит, военврач уже в курсе идеи. Расстраиваюсь, потому что чем меньше цзы’дарийцев о ней знает, тем лучше. Понимаю, что от Публия нужно свидетельство о смерти, но он мог его выписать, веря, что все по-настоящему.
– Зачем ты впутал его?
– А у кого взять труп женщины, чтобы сжечь в крематории? Объявленная на Совете генералов тройка – моя любовница. Я не могу просто показать урну с твоим прахом, мне никто не поверит.
Резонно. Серьезный подход. Чувствую, церемония погребения пройдет с генеральским размахом.
– Хорошо, я уже иду.
– Отбой.
На улице дождливо. Противная мелкая морось в преддверии затяжных летних ливней, когда небо укрывается плотными слоями облаков, а гром способен оглушать. Волосы намокают и вьются, светлое платье иссечено каплями дождя. Стряхиваю воду с плеч и ныряю в суету холла медцентра. Темно снаружи, горят почти все лампы. Публий встречает у лифта, и лишь в кабине я понимаю зачем. Доступ на верхние этажи ограничен. Там научная лаборатория, стационар и кабинет главы медслужбы.
Лифт останавливается на шестнадцатом этаже, выпуская меня в уже знакомый коридор с фотографиями на стенах и мягкими диванами. Проходим мимо комнаты с медкапсулами, и Публий запускает меня в процедурный кабинет. Успокоившееся сердцебиение снова ускоряется. Медики – совершенно особенные цзы’дарийцы. Могут сделать больно сотней разных способов, а на них даже пожаловаться нельзя, не то, что отомстить.
– Зачем я здесь, капитан Назо?
– Наилий помешан на достоверности, – объясняет Публий, доставая из шкафа медицинский кейс, – ему мало, чтобы труп был одной с тобой комплекции. Нужно полное внешнее сходство. Поэтому первое, что от тебя понадобится, слепок лица. По нему изготовят силиконовую маску.
Значит, в саркофаге в белом погребальном платье действительно буду лежать я. Все, кто придет на церемонию высказать Наилию соболезнования, увидят мое лицо, живые цветы в моих волосах, белое кружево на моих руках. И потом меня сожгут в печи крематория. Озноб пробирает от этой мысли.
– А второе?
– Шрамы на руках трупа должны быть точно такими же, как у тебя. Их тоже сделают силиконовыми накладками.
И снова не поспорить. Киваю, соглашаясь, а Публий открывает кейс и собирает из составных частей пугающее устройство. Рукоять и ствол как у бластера, но там, где должен быть оптический прицел – широкий экран. У военных даже медицинское оборудование с особым оттенком. Один инъекционный пистолет чего стоит.
– Что это? – испуганно спрашиваю я.
– Машинка, – пожимает плечами Публий, – название длинное и скучное, поэтому просто машинка. Она шрамы сводит. Тебя больше нет, Мотылек, и шрамов нет. Иди за ширму, раздевайся.
Иногда мне кажется, что просьбу раздеться я чаще слышу от Публия, чем от Наилия. Я бы не реагировала так остро, не будь между мной и капитаном зеленой привязки. Уже слишком толстой, чтобы ее игнорировать.
«Руки он к тебе не протягивает и намеков не делает, – встревает в мысли Юрао, – страдает молча».
«Страдает ли?»
«Еще бы. Хотеть женщину своего друга. Тут башкой об стену будешь биться».
Встаю за ширму и медленно разматываю шарф. Я ведь тоже чувствую редкие вспышки. Слабую нервную дрожь, когда Публий прикасается ко мне. Осмотр, да, врач давно ничего к пациенткам не чувствует. Холоден, подчеркнуто вежлив и невозмутим. Все правильно и профессионально, но привязка есть. Снимаю платье и выхожу из-за ширмы в одном белье.
Военврач не смотрит на меня, только на руки. Аккуратно берет за предплечье и поворачивает из стороны в сторону. Длинные рубцы оставил филин, когда драл меня когтями. Глубокие вышли, зашивать пришлось.
– Их бы за два раза, – задумчиво бормочет Публий, – но времени мало.
Замирает, не отпуская меня. Гладит большим пальцем по шраму. От прикосновения тепло разливается по коже. Привязка отрабатывает, усиливая ощущения стократно. Волна жара идет от капитана ко мне, накрывая с головой. Захлебываюсь чужой энергией, чувствуя, как откликается что-то внутри. Прикосновение такое невинное, зачем паниковать? Если можно закрыть глаза и наслаждаться…
– Нет!
