скачать книгу бесплатно
– Не прошли мы и семи верст, – пропустив мимо ушей реплику начальства, продолжал свой рассказ Дягур, – как откуда ни возьмись чертов беляк налетел. Причем знал ведь, мразь золотопогонная, где мы сомкнемся в колонну. Ударил, подлец, с расчетом, точнехонько в хвост, то бишь по обозу. В том самом месте, – он склонился над картой и сделал помету карандашом, – на долгие версты, прямо по фронту, между руслом Толы и лесистыми кряжами, – напряженно вглядывался и водил по карте пальцем Дягур, пытаясь отыскать нужное название.
– Разумеешь, отроги Хэнтейского хребта? – пришел на помощь Блюхер.
– Да-да, яво самого, – благодарно кивнув, поправился Дягур. – Так вот, в том самом месте промеж холмов и рекой идут сплошняком овраги, местами дюже глубокие. Мне и пришлось перестроиться, дабы ужом проползти промеж них. Кабардин-то, видать, в оврагах загодя засел, конницу в них запрятал, ну а опосля, когда мои ребятки овраги проскочили, как из-под земли по обозу-то и вдарил. Туда-то шли налегке, овраги пролетели и не заметили, а обратно совсем другой коленкор, телеги груженые… – неуклюже оправдывался Дягур.
– Добре, начдив, добре! Ты все сделал правильно, и ежели не дурость латышской сволочи Мартенса, все бы обернулось в лучшем виде. И лам не тронули б, да и с Кабардиным може разминулись. Что подводу одну потерял – вот это хужее, а насчет чекистов даже не думай. Сами напросились. Кстати, в той подводе сколько ящиков было, как думаешь?
– Нисколько.
– Не понял?! – заметно посуровел Блюхер.
– В ту подводу чекисты ихнего Бога положили, когда храм разоряли. Какие уж тут еще ящики! – объяснял неприятное происшествие Дягур.
– Хм. Нешто выходит, золото вообще не пропадало, так начдив?
– Выходит так, – подтвердил он выгодный для себя вывод военмина. О пропаже нескольких слитков из открывшегося ящика начдив решил умолчать. Вдруг еще найдутся! Подозреваемые в их хищении красноармейцы были пойманы и содержались под стражей. Дягур собирался их лично допросить этой ночью.
Блюхер тоже не стал упоминать в телеграмме в Москву о злополучной подводе, раз все золото было цело. «Сложилось дюже справно, что фигуры нет, – позабыв о стоявшем навытяжку подчиненном, размышлял военмин. – Меньше разговоров будет, да и мне отчитываться не надо. А все из-за этого черта лысого Мартенса, чуть под монастырь не подвел! А вот с товарищем Дзержинским разговор предстоит тяжелый, он погибель своего любимчика вкупе с латышами мне не простит», – как от зубной боли поморщился военмин.
– Мыслишь, Кабардина монахи предупредили? – вспомнив о начдиве, вопросил Блюхер.
– Больше некому, товарищ военмин!
Подобный ответ как нельзя устраивал его. Обнародовать факт возможного присутствия шпионов в собственном штабе явно не улыбалось. Дягуру же не хотелось, чтобы в донесениях в Москву всплывала отбитая белыми подвода. Он понял, что Блюхеру важно, что именно ламы предупредили Кабардина, и теперь горой стоял за эту версию.
Реальность, однако, была иной. Полковника предупредили англичане с помощью своего человека, внедренного в штаб Блюхера. Перекочевав после падения Колчака из Сибири на Дальний Восток, они пристально следили за тем, что происходит на отдаленных рубежах рухнувшей империи, вынашивая планы отхватить кусок пожирнее. Дальневосточная республика занимала в их расчетах не последнее место. Прочно обосновавшись в китайском Харбине, британская разведка работала во Владивостоке, опутала шпионской сетью Маньчжурию, Северо-Восточный Китай, Монголию и, разумеется, Забайкалье, успешно конкурируя там с агентурами Японии и США.
Едва части Дягура двинулись на Гандан, британский агент в Чите голубиной почтой сообщил об этом в Ургу, где англичане держали резидентуру. В расположение отряда Кабардина был послан гонец, и когда Дягур выходил из монастыря, полковник поджидал его у оврагов.
Глава 6. Рискованная связь
Вайс выполнил поручение Матвея и посетил Хеллера. Пришлось, правда, затеять небольшой маскарад с париком и наложением на лицо артистического грима, но все прошло гладко. Ученый муж не усомнился, что перед ним служитель европейской Фемиды, заинтересовавшийся подозрительной украинкой, не имевшей ничего общего с журналистикой. Профессор опознал на фото Марину, о чем аукционист незамедлительно сообщил Матвею. Тот принял известие спокойно, вежливо поблагодарил и пообещал держать партнера в курсе событий.
На самом деле новость потрясла его. Вспомнив обрывки разговоров жены по телефону, ее постоянные недомолвки, непонятные отлучки и прочие настораживающие факты, он пришел к выводу, что Марина, всеми правдами и неправдами, добилась своего и влезла в расследования агентства. Теперь предстояло установить, кто вышел на Чарова и поручил ему отыскать сокровища и какова, наконец, истинная природа их отношений. Ужасные подозрения закрались в душу Матвея, и он хотел немедленно разрешить их. «Смотаюсь к Георгию в офис, посмотрю ему в глаза, а потом решу, что делать. Безвыходных ситуаций не бывает, есть растерявшиеся люди», – подбадривал себя он, шагая к машине. Детектив смутился его внезапным визитом, но за считанные секунды собрался и встретил нежданного гостя с распростертыми объятиями.
– Чай, кофе или…? – предложил радушный хозяин, кидая выразительные взгляды в сторону бара.
– Или, – после взаимных приветствий сухо бросил запыхавшийся Иссерсон, шумно плюхаясь в кресло и подкатывая к себе накрытый к чаю сервировочный столик. – Я, наверное, помешал, ждешь посетителей? – кивая на пару чашек и вазочку с курабье – любимым печеньем жены, – полюбопытствовал он.
– Не беспокойся, мы успеем поговорить, – заверил Чаров, украдкой поглядывая в окно и выставляя на стол коньяк с рюмками. С минуты на минуту сюда должна приехать Марина. Несмотря на запрет появляться в офисе, она настояла на встрече, дав обещание, что это будет в последний-распоследний раз и больше ее ноги здесь не будет. «Авось пронесет, и она опоздает», – усаживаясь против Матвея, успокаивал себя Чаров, чувствуя учащенное биение сердца.
– Чем обрадуешь? – приговорив рюмку и надломив печенье, сверлил глазами своего визави Матвей.
– Конкретных фактов пока нет, – лихорадочно соображая, что сказать, ломал голову Георгий, наливая по новой.
– Ну, а все-таки? – нажимал Иссерсон, явно желая добиться вразумительного ответа.
– Из Брюсселя информация еще не пришла, а наружное наблюдение ничего подозрительного не выявило, – выдерживая тяжелый взгляд Матвея, пояснил Чаров. – Заурядные контакты живущей в свое удовольствие и следящей за собой женщины, – намекая на увлечение фитнесом и конным спортом Марины, невозмутимо произнес детектив, берясь за наполненную рюмку.
«Лишь бы она не пришла сейчас, лишь бы не заявилась!» – мысленно уповал на Бога Чаров, отхлебывая элитный «Чаренц» и не понимая его отменного вкуса. Господь внял его молитвам. Женщина появилась, когда Матвей уехал из офиса. Многокилометровая пробка задержала ее, а звонить по мобильнику Марина не стала.
– Чем отягощен, дорогой? – источая сногсшибательные ароматы и чмокая в щеку Георгия, прощебетала она и, повертевшись перед зеркалом, замерла как вкопанная. Ее взор остановился на столике с недопитым коньяком, двумя рюмками и полупустой вазочкой с курабье. – У тебя был… Матвей? – безошибочно догадалась она.
– И если бы просидел еще чуть-чуть, вы бы неминуемо столкнулись, – с укоризной в голосе произнес он.
– Хорошо, что я не звонила.
– Это действительно неплохо, а вот остальное – не очень.
– Он что-то о нас знает? – осторожно спросила женщина, и ее лицо приняло озабоченное выражение.
– Пока нет, но подозревает точно. И мне кажется, он в курсе, зачем ты летала в Брюссель.
– Он догадывается, что я работаю на тебя?
– Мыслишь в правильном направлении. Главное, – энергично повел плечами Чаров, – убедить его, что ты вынудила меня поручить тебе это расследование.
– Но…
– Слушай и не перебивай! – металл зазвучал в его голосе. – Мы признаем факт, что я получил задание от Ергонова и привлек тебя, потому как ты на меня сильно надавила. Пусть Матвей тешится надеждой, что честь его не запятнана. Теперь надо придумать, как и почему ты меня заставила нарушить данное ему слово и вовлечь тебя в это дело. Уходить в несознанку поздно.
– Что ты рассказал ему? – снедаемая тревожным нетерпением, взмолилась Марина. Она догадалась, что Чаров, не выдержав напора Матвея, приоткрыл завесу над их общей тайной. И теперь жаждала знать подробности.
– Только в общих чертах, не переживай. Нужно было кинуть ему кость, – смешно хмуря брови, оправдывался он. – Я дал понять, что мой клиент интересуется судьбой золота барона. Тогда он заявил, что его дед служил в армии Блюхера, воевавшей с Унгерном, и оставил дневники. И если, мол, они мне понадобятся, готов их с радостью предоставить. Пойми, я спинным мозгом чувствую, что он знает о нашем заказе и о твоем посещении Хеллера. Чтобы сохранить хотя бы видимость дружбы с ним и усыпить подозрения, не сегодня-завтра мне лучше позвонить и покаяться. Дескать, извини, брат, это я отправил твою жену в Брюссель, она, стерва, меня заставила. А если говорить о задании, великой тайны я ему не открыл. Повторяю, идти в отказ, когда он прямо спрашивает, веду ли я расследование, связанное с его хобби, было бы глупо.
– Спорить не буду, – натянуто протянула женщина, и взор ее потускнел. Она испугалась.
– О нас он не заикался, да и моя пресловутая слежка его не особо парит.
– Думаешь, Матвея занимает только заказ и он мечтает отыскать Золотую Тару? – отвлеклась от раздумий Марина.
– А почему бы и нет? – пожал детектив плечами. – Допустим, он получил информацию, что некие люди ищут пропавшее золото барона. Наводит справки и когда удостоверяется, что цена вопроса десятки миллионов долларов, решает поучаствовать в игре. Тебе кажется подобный исход сомнительным?
– Отнюдь. Просто размышляю, как заставила вашу неприступность посветить меня в расследования агентства, – с этими словами ее глаза игриво сверкнули, и она подошла к Чарову.
– Это вопрос! – глухо пробормотал детектив, привлекая к себе Марину…
Глава 7. Тяжелые фигуры в игре
Блюхер понял, что с Кабардиным Дягур подыграл ему, и решил всерьез заняться поисками лазутчика. Но сегодня пришло время обрадовать Ильича. У вождя мирового пролетариата еще не случился первый инсульт, не было продиктовано письмо к съезду, а Сталин не стал генеральным секретарем ЦК, но борьба за власть шла отчаянная. Переваливший тридцатилетний рубеж Блюхер пока лишь вникал в суть жарких внутрипартийных дискуссий, под вывеской которых и шла эта смертельная схватка. Он не претендовал на высшие посты в большевистской России, но, вкусивши сладость власти в Забайкалье, уже не мог забыть ее аромата. На дворе стояла осень 1921 года, и военный министр Дальневосточной республики делал первые шаги в большой политике. Пока он только учился и запоминал, крепко запоминал. Но то, что у него, министра и главнокомандующего, так нагло и беспардонно отняли его добычу, этапировав пойманного Унгерна сначала в Иркутск, а потом в Новониколаевск, больно кололо самолюбие Блюхера. Когда же он узнал, что барон расстрелян и унес тайну сокровищ с собой в могилу, военмин вышел из тени и лично пообещал Ленину найти золото. Момент он выбрал удачный. Пока желтая обезьяна Сухэ будет на пути в Москву, он, Блюхер, перевернет всю Монголию и отыщет сокровища…
Телеграмму Блюхера о благополучном исходе поисков Ленин получил накануне прибытия монгольской делегации и немедленно позвонил Чичерину. «Георгий Василич, загляните ко мне, потолковать надо». Через двадцать минут наркоминдел приехал в Кремль. Поздоровавшись с выбежавшим из глубины кабинета Ильичом, он вопросительно посмотрел на вождя.
– Прошу садиться, Георгий Василич. Разговор у меня к вам, вот какого свойства. Со дня на день, как вы знаете, из Урги прибывают монгольские товарищи. Будем заниматься с ними экспортом революции, батенька, – Ленин визгливо хохотнул и нервически заерзал в кресле. – Социализм без денег не построишь, дорогой мой Георгий Василич, даже такой, как желают наши араты[12 - Монгольские скотоводы-кочевники.] – скотоводческий, – он вновь визгливо хохотнул и, откинувшись в кресле, закинул ногу на ногу. – И вот представьте себе. Сегодня я получаю телеграмму от Блюхера. Кто бы мог подумать, но он нашел пропавшее золото Унгерна! Три тонны чистоганом и еще кое-какая мелочишка. Что скажете на это, батенька?
– Замечательно, Владимир Ильич. Это будет отличный подарок к приезду монгольских товарищей.
При этих словах наркома в глазах Ильича загорелась лукавая искорка. Потирая от удовольствия руки, он на секунду привстал с кресла и тут же уселся вновь, на самом его краешке, пододвинувшись к собеседнику ближе.
– Это как раз тот вопрос, который я хочу обсудить, Георгий Василич. Знаю, мы гарантировали отдать все трофеи, кои возьмем у Унгерна, монголам. Помнится, вы, батенька, это самолично обещали товарищу Сухэ еще в Кяхте.
– Именно так, Владимир Ильич. И сейчас подворачивается как нельзя удачный повод их обрадовать, – разволновался от полученного известия Чичерин. Беспрестанно оглаживая профессорскую бородку клинышком, он не мог взять в толк, куда клонит Ильич, то и дело посверкивавший на него хитрющим калмыцким взглядом.
– Обрадовать, говорите. Ну, обрадовать их мы еще успеем. Но посудите сами, Георгий Василич. Им ведь золото, как таковое, собственно, и не нужно. На текущий момент им требуется оружие для их армии. Пулеметы, артиллерия, а также конная упряжь и форменное кавалерийское обмундирование. Ну, и политически подкованные кадры для строительства новой жизни, разумеется. Для этого мы организуем специальное отделение Коминтерна в Иркутске. Товарищ Зиновьев обещал отправить в Монголию опытных пропагандистов-практиков. Мы, конечно, послушаем товарища Сухэ, узнаем их нужды из первых рук, но не думаю, что они нам Америку откроют.
– Думаете, золото э-э-э попридержать, – наконец нашелся с ответом Чичерин.
– В известной степени, Георгий Василич. Мы пообещаем вооружение и дадим инструкторов, а о золоте они узнают дома. Блюхер вывез его из монастыря Гандан, поэтому ничего не сказать не получится. Кстати, очень хорошо, что он конфисковал ценности от имени Буфера, а не Советской России. Так что с нас взятки гладки. Для монгольских товарищей мы не имеем к нему никакого отношения. Вам же, батенька, следует взять на себя дипломатическое оформление дела. Скажете монголам, что ввиду полученных разведданных о нахождении золота барона в одном из храмов Урги и угрозы его захвата недобитыми белогвардейскими бандами части Народно-революционной армии ДВР вступили в Гандан и вывезли найденные там ценности в Забайкалье.
– Но Владимир Ильич! Согласитесь, получается не очень красиво, – суетливо запротестовал нарком. – Если даже мы получили информацию о возможном захвате спрятанного в монастыре золота, почему его не взял под защиту гарнизон Урги? К тому же наш экспедиционный корпус…
– Георгий Василич, я все это знаю, – нетерпеливо прервал Чичерина Ленин. – Однако, во-первых, эти разведданные получил Блюхер, а во-вторых, оставлять столько золота в слабо укрепленном городе, вокруг которого рыщут белогвардейские отряды и вооруженные авантюристы всех мастей, под охраной лам и немногочисленного гарнизона архинеразумно. К тому же части экспедиционного корпуса товарища Гайлита не стоят постоянно в городе. Они совершают регулярные рейды вглубь страны, выполняя боевые задачи по поимке и уничтожению разрозненных банд разгромленного Унгерна. Во всяком случае, Георгий Василич, это не наши с вами рассуждения, а доводы Блюхера, с которыми вам и надлежит ознакомить товарища Сухэ, – Ленин пристально посмотрел на наркома.
– Хорошо, Владимир Ильич, сделаю непременно.
– Вот и ладненько! И по поводу ноты, – вернулся к дипломатической стороне вопроса Ленин. – Полагаю, подобную ноту от имени правительства Буфера целесообразно вручить в Чите, когда монгольские товарищи там объявятся.
– Понятно, Владимир Ильич. Однако монголы потребуют от Блюхера вернуть им золото. В Кяхте мы им обещали…
– Да-да, Георгий Василич, – оборвал наркоминдела Ленин. – Но вся штука в том, что я попросил Блюхера срочно отправить слитки в Москву. Золотой бронепоезд уже проследовал Иркутск. Ценности поступят в Алмазный фонд к Юровскому. Убежден, это малая толика от царского золотого запаса, захваченного Колчаком и волею слепого случая оказавшегося у Унгерна. Так что мы имеем на него куда больше прав, нежели товарищ Сухэ. С помощью нашего американского друга[13 - Имеется в виду сочувствующий большевикам американский коммерсант Арманд Хаммер.] мы закупим на него продовольствие и отправим в голодающие районы Поволжья и Сибири. Надеюсь, вы понимаете, Георгий Василич, если русская революция погибнет, монголы будут обречены, как и вся мировая революция. А так они получат вооружение и амуницию, много вооружения. Скажете, неразумно?
– Разумно, Владимир Ильич. Я поработаю в ключе ваших предложений и с учетом предстоящих переговоров с монгольскими товарищами доложу свои соображения. Кстати, транспорт с зерном от мистера Хаммера скоро прибудет на рейд Одессы. Я получил от него телеграмму.
– Ну и чудненько, Георгий Василич! Надеюсь, посылка от Блюхера позволит нам прекратить разбазаривать Алмазный фонд с Эрмитажем. А что касается монголов, Блюхер найдет что ответить товарищу Сухэ. Почему бы ему тоже не закупить продовольствие для Дальневосточной республики. Впрочем, это теперь суверенное дело Буфера, – задорно прыснул Ильич. – Думаю, в следующем году мы его упраздним. Японцы контролируют Приморье, но там вряд ли задержатся. Когда они эвакуируют Владивосток, войска Дальневосточной республики сбросят марионеточное правительство братьев Меркуловых и очистят край от белогвардейцев. А посему соблюдать договоренностей по Забайкалью с Японией будет не нужно.
– Однако Дайренская конференция[14 - Мирная конференция по урегулированию отношений ДВР и Японии. Проходила с перерывами с августа 1921-го по апрель 1922 года. Закончилась безрезультатно, ввиду отказа Японии указать конкретные сроки вывода своих войск из Владивостока и Приморья, а также невозможности принять ее ультимативные требования к правительству ДВР. К примеру, некоторые из них предусматривали аренду Северного Сахалина на 80 лет, предоставление льготных концессий на разработку полезных ископаемых на территории ДВР, уничтожение Тихоокеанского флота, а также береговых укреплений вокруг Владивостока и на границе с Кореей. Блюхер прибыл в Дайрен как военный эксперт и военный министр ДВР во второй половине ноября 1921 года и покинул конференцию с первыми известиями о начале наступления генерала Молчанова.] пока идет, туго, но идет, да и…
– Очень хорошо, но это ровно ничего не меняет. Оставим бесплодные дискуссии, батенька, меньшевикам да эсерам. Нам же следует заняться практической стороной вопроса, – в заметном нетерпении попрощался с Чичериным вождь.
После ухода сильно озадаченного наркоминдела Ленин взялся за чтение служебной записки Дзержинского, только что поступившей из секретариата. «Выявление агентов иностранных разведок и их белогвардейских прихвостней, осевших во Владивостоке, Харбине и Монголии, – наша первейшая задача, однако вместо помощи нашим чекистам товарищ Блюхер пытается руководить ими, бросая в рискованные и смертельно опасные авантюры, а то и попросту подменяет их собственными необстрелянными кадрами. Это недопустимо», – жаловался Феликс Эдмундович, намекая на гибель своего любимца Мартенса.
«Победителей не судят, дорогой Феликс», – отвечал Ильич Дзержинскому. – То, что сделал Блюхер, архиважно для задыхающейся в тисках голода республики. Обменяв на хлеб отправленное в Москву золото, мы спасем миллионы преданных революции жизней и обеспечим плавный переход к НЭПу», – урезонивал его Ленин, прося не таить зла на импульсивного, плохо разбирающегося в тонкостях партийной иерархии военмина.
Глава 8. Муж мой – враг мой
После того как они всласть насладились друг другом, Чаров поехал к Матвею, а вечером Марина подкатила к мужу и ей показалось, что она прощена. Так или иначе, он выслушал ее, не перебивая, а живой пассаж супруги, как она взяла за горло Чарова, от души повеселил его, и он разрешил ей продолжить работу.
На самом деле у Матвея не сложился четкий план действий. Визит детектива ни в чем не убедил его, хотя и притупил подозрения. Сытно отобедав, размягченный и чуть осоловевший, он снисходительно слушал женину воркотню, лениво соображая, поехать ли ему за портфелем сейчас или отложить посещение родительской квартиры до завтра. Несмотря на улучшившееся настроение, он отчетливо понимал, что в своих неуклюжих попытках превратить жену в интересующуюся лишь модой и фитнесом домохозяйку потерпел полное фиаско. Более того, он теперь не был убежден в ее верности, и само допущение подобной мысли отравляло ему существование. Он любил Марину, и это чувство, не поблекшее за годы супружества, оставалось жить в его недобром ожесточившемся сердце. Расчеты и комбинации, которыми он с виртуозной легкостью оперировал в бизнесе, утрачивали смысл в отношениях с ней.
«Дети, вернее, их отсутствие – вот в чем проблема», – пришел к закономерному выводу он, бесцельно листая старую записную книжку. За семь лет брака Марина так и не смогла забеременеть, хотя первые три года они вообще не предохранялись. Как-то раз он отправил ее к знакомому весьма вдумчивому врачу. «Ваша жена абсолютно здорова, патологий не обнаружено», – гласил вердикт эскулапа. «Значит, дело во мне. Что ж, обследуюсь, а там посмотрим. Может, не все так страшно», – Матвей выключил телевизор и пошел одеваться. «Сгоняю сейчас к мамане, а то завтра дел навалом», – определился он и набрал номер доктора.
Утром, честно сказав, куда едет, Марина отправилась в архив, где ей посчастливилось разыскать тот самый документ, где Дзержинский сетовал на самовольные действия Блюхера и просил Ленина указать военмину ДВР на недопустимость вмешательства в работу ВЧК. «Где же все-таки была статуя?» – женщина шелестела пожелтевшими, в бурых пятнах, листами. «Ни Ленин, ни Дзержинский, не говоря уже о Блюхере или Дягуре, о ней не упоминали. Да и в Алмазном фонде никаких следов. Неужели Тара оказалась на той самой подводе, которую отбили белогвардейцы?! – спрашивала она себя, покидая закрывающийся архив. – А вдруг правду о Золотой Богине скрывает портфель покойного Самуила, о котором вчера спрашивал муж у свекрови? Надо бы добраться до него!»
В прихожей горел свет, небрежно брошенное на спинку стула пальто темнело в столовой, тогда как его хозяин был поглощен изучением бумаг, рассыпанных по поверхности круглого обеденного стола, под которым валялся вывернутый наизнанку портфель.
– Привет! – задумчиво бросил он, не двигаясь с места. – Где пропадала?
– Как где?! В архиве, я же тебе утром рассказывала, – с деланым негодованием отозвалась Марина. – А ты чем занят? У-у-у, какой раритетный портфельчик! – воскликнула она, извлекая из-под стола вожделенный предмет. Увы, портфель был вытряхнут до последней бумажки и зиял холодной пустотой.
– Дедовский. Покопаюсь в его записках на досуге, – Матвей окинул супругу изучающим взглядом и вновь погрузился в чтение.
– Пойду, приготовлю ужин, – решила поизображать примерную жену Марина, как ее пальчики нащупали потайное отделение, устроенное в плотной кожаной крышке портфеля.
– Ну, так что?! Мы есть-то сегодня будем? – пристальный взгляд уткнулся в нее.
– Уже иду, дорогой, – ангельским голоском проворковала она, водворяя портфель на место. «Пусть лежит, где лежал. В конце концов, не будет же он вечно торчать здесь!» – заключила она, отправляясь на кухню.
Глава 9. Преданный слуга
Вышли третьи сутки, как подъесаул Камет Ергонов не слезал с лошади. Красные висели на хвосте его маленького отряда, но искусным маневром ему удалось обмануть их, и они отстали. Знавший местность как свои пять пальцев, он надеялся добраться до ближайшего бурятского улуса затемно, дать отдых и корм уставшим лошадям и самим перевести дух. А на рассвете отряд продолжит свой путь. Вдали показались тонкие серые дымки, а вслед за ними едва различимые, знакомые одному ему, очертания. Это были юрты его родного улуса, который он покинул больше года назад. Комок подкатил к горлу Камета, и он припустил коня. Верный Артак радостно заржал и, не чувствуя усталости, резво поскакал вперед. Возле порыжевшей от песчаных бурь и выгоревшей на солнце юрты стояла его мать Отонхой. По обветренным щекам женщины катились слезы. Камет спрыгнул с лошади и подбежал к матери. Она молча обняла его, прижав к трепетавшей груди.
– Пойдем в юрту, сынок. Братья с сестрой заждались тебя, – наконец вымолвила Отонхой, и они зашли внутрь. Вокруг почерневшего казана возились и толкали друг друга три непоседливых мальчугана. Поодаль от них в глубине юрты, справа от деревянной божницы, уставленной медными фигурками буддийских божеств, сидела незнакомая красавица бурятка, в которой он с трудом узнал свою сестру Алтану. В казане варилась баранина. Запах нежного мяса достиг ноздрей Камета, и он почувствовал легкое головокружение. Только сейчас он понял, как сильно голоден. В эту минуту младшие братья облепили его, норовя повиснуть на плечах и шее.
– А ну, кыш, сорванцы! Зачем на человека набросились? Не видите, брат устал, ели на ногах стоит, дайте ему спокойно поесть и отдохнуть! – грозно прикрикнула на них мать. Ласково потрепав каждого по загривку, Камет подошел к Алтане.
– Здравствуй, сестра, совсем взрослая стала, – любовно оглядывая девушку, произнес он, протягивая перевязанный золотистой тесьмой сверток. Глаза Алтаны засияли. Поклонившись брату, она принялась разворачивать подарок.
– А нам? Что ты привез нам? – глядя на сестру, загалдели братья.
– Никто без гостинцев не останется, – устраиваясь у очага, заверил Камет.
После обильной еды, когда мальчики, вдоволь наигравшись подарками, уснули без задних ног, а Алтана, надев подаренные бусы, не отрывалась от зеркала и не обращала внимания на ворчание Отонхой, Камет вышел из юрты. Ночь выдалась безлунной, но звезды, усеявшие небо, ярко светили над улусом, и под их холодным дальним светом ему было покойно и хорошо. Неясные, напоминающие миражи силуэты поднимались над пустынной, казавшейся вымершей степью. В развешанных сохнуть шкурах гудел ветер, и они скрипели. Лениво и как бы нехотя лаяли утомившиеся за день и до смерти надоевшие друг другу собаки. Сквозь их редкий лай доносился неторопливый говор возле догорающего костра. Бойцы Камета готовились к ночлегу.
– Мама! – распахнув деревянную, обитую изнутри белым войлоком халагу, прикрывавшую вход в юрту, он позвал Отонхой. – Поклянись, что сохранишь тайну, которую доверю тебе и которая принадлежит не мне, – торжественно обратился он к матери. – Когда же тебе придет срок покинуть этот мир, ты передашь ее тому, кого сочтешь этой тайны достойным.
– Отонхой исполнит все, о чем ты просишь, сынок. Но почему бы тебе не доверить свою тайну кому-нибудь из братьев, когда они станут мужчинами? – дрожащим голосом спросила женщина. – Неужели отважный Камет не захочет проводить свою любящую мать? – укоряла она его.
– Камет выполнит свой сыновний долг, но хозяин его судьбы великий Махакала. Доверенная Камету тайна не должна умереть вместе с ним.
– Тогда говори, сынок. Твоя мать слушает тебя…
После июльского сражения под стенами Гусиноозерского дацана и последующего отступления в Монголию Камет неотлучно находился при бароне. Как цепной пес он охранял сон Унгерна, в точности исполняя его приказы и стараясь угадать малейшие желания. Бурят боготворил барона и считал его живым воплощением Махакалы – свирепым божеством, беспощадно разящим врагов буддизма. Хранитель веры, устрашающий Бог войны – вот кем был для него Унгерн.
Камет, как и его сородичи, исповедовал укоренившийся в этих местах ламаизм, своеобразный религиозный коктейль из буддизма и местных шамаистских культов, где смирению и пацифизму отводилась далеко не главная роль. Эту особенность бурят-монгольского буддизма тонко прочувствовал барон и накануне взятия Урги объявил себя Махакалой. Монахи не спорили с этим, особенно когда он изгнал из Урги китайцев и восстановил на престоле Богдо-хана, а сам Далай-лама утвердил его в этом звании. Но времена, когда застывшие в благоговейном молчании коленопреклоненные толпы подобострастно встречали ехавшего на белом коне Унгерна, безвозвратно канули в Лету. Над головой барона сгущались тучи, а он будто не замечал опасности, сохранял бодрость духа и был полон замыслов.
Идти в Тибет на поиски волшебной страны Шамбалы – казалось, эта идея полностью овладела им. Первоначальные планы двигаться на Харбин на соединение с Дальневосточным центром русской эмиграции или прорываться в Приморье, оставив наводненную красными войсками Монголию, были отброшены и забыты. Впрочем, на это имелись веские причины. Экстравагантная фигура барона в глазах вождей Белого движения выглядела слишком одиозной, и, в отличие от японцев и англичан, он едва ли мог рассчитывать на их помощь. Более того, появись Унгерн в Харбине или Владивостоке, он мог быть арестован и даже казнен. Слишком многих обидел Унгерн, о его жестокостях и зверствах ходили легенды, а те его «жертвы», которым удалось благополучно добраться до Приморья, в красках дорисовывали кровожадный портрет.
Офицерам из ближнего окружения барона не было дела до этих, с позволения сказать, трудностей их предводителя. Они изо всех сил рвались в Приморье, а тибетскую авантюру барона считали откровенным бредом и всерьез подумывали, как избавиться от беспокойного и потерявшего всякое понятие о реальности вождя. Камет догадывался о брожении умов в дивизии и не скрывал истинной картины перед бароном. То, что в рядах его воинства зреет недовольство, Унгерн догадывался и без предостережений преданного слуги, но вряд ли полагал, что недовольство зашло настолько далеко, что превратилось в предательство и против него составился заговор. Однако спрятать имевшееся при нем золото он посчитал не лишним и поручил Камету тайно вывезти казну дивизии из расположения лагеря…
Когда Камет добрался до родного улуса, дело было сделано. Ящики с золотом зарыли в степи, а исполнители и непосредственные участники этого мероприятия мирно лакомились бараниной. Избавиться от свидетелей в своем улусе – значит нарушить освященный предками вековой закон гостеприимства. Камет решил исполнить приказ барона чуть позже, когда отряд тронется в путь…
Глава 10. Тайна дедовского портфеля
После ужина Матвей сгреб со стола бумаги и закрылся в кабинете, позабыв о бесхозно валявшемся под столом портфеле. Убедившись, что муж капитально увяз в документах, Марина пробралась в гостиную и, открыв потайное отделение портфеля, обнаружила подробную карту и описание к ней. Первым порывом было забрать бумаги. Но, подумав, она сообразила, что в документах, которые сейчас изучает муж, могут содержаться намеки на эту карту. И если Матвей не обнаружит ее в секретном кармане, подозрение неминуемо падет на нее. Недолго думая, она заложила листы в ксерокс, после чего вернула их на место. В ходе этой манипуляции ей бросилось в глаза, что бумага была хоть и пожелтевшая, но без характерных пятен. Во всяком случае, документы за 1921 год, которые она разбирала в архиве, выглядели куда хуже. «Похоже, карта и пояснения к ней составлялись значительно позже», – рассудила женщина. В эту минуту дверь кабинета шумно распахнулась. Тяжелые шаги Матвея раздались в коридоре, затем дверь вновь захлопнулась. «Ай да я, ай да молодец!» – внутренне торжествуя, она похвалила собственную предусмотрительность. Матвей был тоже доволен. В его руки попала карта, с помощью которой он отыщет золотую статую Тары. Дедушка Самуил оставил неплохое наследство единственному внуку. Дело теперь за малым. Снарядить экспедицию и добыть сокровище.
– Значит, точно такая же карта с подсказками есть и у Матвея? – вглядываясь в четкий разборчивый текст описания, поинтересовался Чаров, когда они увиделись в офисе. Он не стал играть задуманную роль скрывающегося в шалаше Ильича и подыскивать для их встреч конспиративную квартиру. «Раз муж в курсе, чем занимается супруга, зачем шифроваться? Наоборот, надо вести себя естественно», – справедливо заключил детектив. – Интересно, расскажет ли Матвей про эти бумаги, как обещал намедни? – спросил он, усмехаясь.
– Держи карман шире! – в тон ему бросила женщина. – Главное, что теперь он будет искать статую, зная, что ты, вернее, мы тоже ее ищем!
