скачать книгу бесплатно
– Ты мне тоже не хозяйка. Я сама по себе.
Сущая правда, и мама это понимала.
Она сказала:
– Лили, я стараюсь. А тебе всегда мало. Вся в отца…
О да, предатель-отец. Мне было запрещено упоминать о нем, зато мать могла в любой удобный момент им попрекнуть. Мне хотелось отомстить за ее упреки, за тетину холодную квартиру, за новую школу, куда меня непременно потащат. Я произнесла, глядя в глаза и нагло назвав мать по имени:
– Ты даже не можешь сама зарабатывать, Элейн. Мы поэтому переехали?
– Запомни: она не твоя мать. Я твоя мать. В наказание за грехи…
– А что такое грех?
Она долго молчала, мяла загрубевшими пальцами дешевую джинсовую юбку, потом проговорила:
– Разбери вещи, вымой руки и спускайся.
С того дня мама и тетя начали меня делить. Обе изощрялись, перетягивая на свою сторону: то давили, то задабривали обещаниями. Джемма считала, что заслужила дочку больше, чем моя мать, а мама пыталась не упустить единственное преимущество перед бездетной сестрой. Ничего общего с любовью. Люди думают, что жить с двумя мамами – рай. На самом деле о моем благополучии они не думали, а только использовали, пытаясь больнее задеть друг друга. Я стравливала их еще больше, чтобы они ссорились напрямую, без моего участия.
Так продолжалось много лет, до тех пор, пока Джемма не купила «Руководитель». Идею о «наследственности» ей подала я. Зачем она работает? Что оставит после себя и кому? Разговоры о «наследственности» переросли в разговоры о «семейном бизнесе».
– Слушай, ведь было бы здорово иметь общее дело, бизнес не для продажи, а для семьи? Для меня, для моих детей – твоих внуков? Я читала про один журнал на грани разорения, но с огромным потенциалом.
Мама понимала, к чему все клонится, и совсем не одобряла.
– Джемма, одно дело оплачивать обучение, но покупать девочке издательство, чтобы она поиграла в журналистку? Не слишком ли это – даже для тебя?
На что Джемма ответила:
– Я, в отличие от тебя, хоть что-то делаю. Благодаря мне Лили получила образование. И кто, скажи, вытаскивал ее из неприятностей?
То, что случилось со мной в универе, Джемма всегда называла «неприятностями» или «проблемами».
Мама ответила:
– Как ты смеешь говорить, что я ничего не делаю? Между прочим, она влипла в историю только потому, что пыталась подражать тете, которая привыкла идти к цели по головам.
Как только Джемма купила «Руководитель», я сообщила, что хочу пожить одна. Мама как раз сняла крошечную квартирку в районе Майл-Энд и съехала от Джеммы. Она не хотела оставлять меня у сестры, но поселить у себя тоже была не готова, хоть и сказала: «Можешь спать в гостиной, если очень нужно». Жалкая попытка изобразить заботу.
– Оставаться у Джеммы или снимать – дело твое, Лили. Только не говори потом, что хотела жить со мной, а я тебя не пустила.
– Трогательное участие, мама.
Джемму я убедила, сказав, что нам не стоит жить вместе, раз мы вместе работаем.
– Гораздо профессиональней выступать не как мама с дочкой, а как два независимых человека, заинтересованных в судьбе журнала.
Она выслушала и скептически заметила:
– Когда устанешь от суровой реальности, скажи. Комната в Марилебоне останется за тобой.
Ну конечно, на скудную сумму, которую она дает, «чтобы я не работала на ужасных работах, как мать», невозможно снять ничего приличного. Однако вернуться я тоже не могу – из гордости. Спасибо, дорогая тетя, теперь я по уши в суровой реальности.
Я искала место подальше от них обеих, где я могу сосредоточиться на задуманном деле, но за две минуты поиска в интернете стало ясно – даже в захудалой третьей зоне в Северо-восточном Лондоне цены сумасшедшие. Мне не по карману снять диван в гостиной, не то что жить по-человечески. Отдельная комната, кухонная зона, где можно нормально поесть, общее пространство, где можно пообщаться с соседями по квартире (или даже подружиться) – это в наши дни фантастика. Гостиная, где никто не спит, раньше была нормой, а для моего поколения – непозволительная роскошь. Люди, почему мы до сих пор не взбунтовались?
В отчаянии вбила в поиск «бесплатное жилье в районе № 4» – как, наверное, делали тысячи молодых людей до меня, и наткнулась на объявление: «Бесплатно сдам квартиру в современном высотном доме в районе № 4 дружелюбной девушке в возрасте от 18 до 24 лет. Просьба приложить фотографию в полный рост».
Я пошла, познакомилась с консьержем, который разместил объявление. Отвратительный сорокалетний мужик. Договорились так – я оказываю «услуги эротического характера» в течение одного часа каждую среду и живу бесплатно, а он ничего не говорит хозяину – некоему сингапурцу. Встреча всегда наступает слишком быстро. Иногда кажется, что каждый день среда.
Надо мной нависает потное тело, а я закрываю глаза и представляю карту Лондона, а на ней маленькими красными кружочками отмечены все несчастные, кто вынужден сдавать в аренду тело в обмен на жилье. Интересно, они тоже пропащие души, как я? Или есть кто-то нормальный – с друзьями и близкими, кому рано или поздно скажут: «Хватит мыкаться. Поживи лучше у меня». И они найдут дом, где им комфортно, где ими не манипулируют, вдали от неадекватных родителей, непомерной квартплаты и договоренностей «эротического характера».
Я всем нам желаю быть в безопасности, получать деньги за работу и не дрожать за свое будущее. Только не знаю, наступит ли когда-нибудь такой день.
Не понимаю, как некоторые мои сверстники могут не злиться? Для людей постарше, как КР, например, мы игрушки. Ненавижу поколение Икс! Отбирают у нас последнее – говорят, что им нужней; лишают выбора, а потом высмеивают за нерешительность и даже не задумываются – каково нам приходится.
Консьерж уходит, а я сдерживаю слезы – сглатываю ком в горле, словно горькое лекарство. Потом иду в душ, отмываюсь медом и солью. Я никогда не плачу, как бы сильно ни хотелось. Никогда. Сейчас закрыла дверь на засов и на цепочку, поставила вариться суп и вспомнила, как мама пыталась изобразить заботу.
Она сказала:
– Как же ты одна-то будешь? Ты ведь даже яйцо сварить не можешь.
А я ответила:
– Я не ем яйца, мама.
Открываю файл на компьютере и начинаю печатать. Про суп вспоминаю, только когда пахнет горелым. Ненавижу, когда взрослые правы.
Пора сбить спесь с одного их них. Утром загляну к Джемме и скажу, что говорила с Кэтрин Росс и знаю, как помочь ей восстановиться. Да, я дорого плачу за квартиру. Зато дом КР буквально метрах в ста. Я совсем рядом, но она не видит меня из-за затемненного оконного стекла.
А я наблюдаю вот уже четыре недели. Знаю, когда она уходит, когда возвращается. Смотрю, как выползает из дома по утрам, бредет по Грин-лейнс до автобусной остановки в конце квартала, а там надевает привычную маску успешной женщины. По воскресеньям КР бегает в парке – носится, будто кто за ней гонится, а по вечерам она и ее мужчина деловым шагом идут в паб, словно на важную встречу.
Мне важна любая мелочь. Пожалуй, оно того стоит.
Глава 3
Кэтрин
При землетрясении дом обрушивается не сразу. Сперва слышишь тихое дребезжание посуды. Или в фильмах ужасов бывает такой момент, когда опасность очевидна, но главная героиня ее не замечает. Раньше я любила ужасы. Сейчас не выношу.
Во вторник утром я очень хотела тебя увидеть, несмотря на дурные предчувствия. Странное состояние, до сих пор не могу найти ему имя. Уязвимость, наверное… детская жажда тепла. Понимаешь, жизнь меня разочаровала, друзья бросили. Много лет я ни с кем, кроме Иэна, не говорила по душам. Я изголодалась по общению и захотела дружить с тобой. Так сильно, что готова была закрыть глаза на предчувствия – жалкая картина, правда, Лили? Вот до чего доходят люди, когда им звонят только гражданский муж, лечащий врач и мобильный оператор.
Я два часа выбирала наряд, чтобы выглядеть стильно и современно. Как говорится, «молодилась». Долго мучилась с макияжем, пытаясь придать лицу свежесть. Размышляла, не сменить ли цвет волос – черный неудачно оттеняет потускневшую кожу. Не такая уж и большая между нами разница, – думала я.
На остановке тебя не было, и я даже обрадовалась, поскольку никак не могла отойти от ночного кошмара. Однако грела мысль, что приеду в офис и увижу новенький блестящий выпуск на каждом столе. А в нем, равно как и на сайте, сплошь мои статьи. Пусть ты и поменяла обложку спецвыпуска для церемонии, зато сегодняшний – целиком мой.
Я прошла к своему месту. Тебя нигде было. Как и Азифа с моим утренним кофе. Потом я увидела вас вместе – вы дружно сидели на столе недавно уволенного редактора отдела, склонив головы над пробниками.
– Кэтрин, можно вас на пару слов? – позвала Джемма, появившись в дверях кабинета.
– Иду, – рассеянно откликнулась я, не в силах оторвать от вас взгляд: ты что-то произнесла и пытливо посмотрела на Азифа, он задумчиво поглаживал бороду.
Я не могла оторваться. Последнее, что я увидела, закрывая за собой дверь кабинета, – ты смеешься, запрокинув голову, а Азиф готов прямо тут наброситься и начать срывать с тебя одежды.
– Позвольте вас поздравить. – Джемма перекинула через стол свежую копию журнала. – Прекрасное начало. Спасибо, Кэтрин.
И это все? Двенадцать тысяч слов от главного редактора – за «спасибо, Кэтрин»? За кого она меня держит?
– А сегодня я хотела поговорить о дальнейшей работе.
– Слушаю.
– Очень надеюсь, что вы воспримете правильно… На мой взгляд, пришло время немного поменять концепцию журнала, и ваши статьи нуждаются в некоторых поправках. Поэтому я попросила Лили оценить сайт – свежим взглядом. Вам, вероятно, следует знать, что отклики на ее вчерашние заметки…
– Какие заметки? Мне на редактуру ничего не поступало.
– Их отредактировал Азиф – вчера вечером. Так вот, они за один вечер набрали больше просмотров, чем ваши – за последние четыре недели.
За стеклянной перегородкой ты провела ноготками по подбородку, закусила нижнюю губу и начала печатать. Интересно, не связано ли количество просмотров с фотографией под заметками?
– Несмотря на молодость, она быстро учится и знает вкусы современного читателя. В общем, я организовала встречу вне офиса – чтобы Лили помогла вам кое-что пересмотреть. Но детали потом. Главное, скажите – вы согласны учиться?
Унизительно! Словно пощечина. Ты будешь учить меня. И не только писать… Но тогда я еще не догадывалась, какой жизненный урок ты мне преподашь.
– Конечно, согласна.
Ты весь день пыталась со мной заговорить, а я тебя избегала. Лучше помолчу пока, присмотрюсь, что ты за птица.
Прочитала заметки и ужаснулась. Они действительно талантливо написаны. Цепляют с первых строк. И фотография ни при чем. Заголовки заинтриговывают не меньше. А тексты свежи и остроумны. Мои статьи на их фоне смотрелись еще более вяло. Я писала из последних сил, потому и читались они тяжело. Я была зла на тебя, на Джемму. Но главное, на себя – за то, что превратилась в такую развалину.
О чем, интересно, думал Азиф, когда дал добро на целых две заметки стажеру в первый день работы? Он криво улыбнулся со своего места, однако, зная меня, не стал заводить разговор. Только в начале восьмого, когда офис почти опустел, подошел попрощаться. Тебя за столом не было, но компьютер работал – значит, если ты сегодня планируешь сдать очередные шедевры, придется показать их мне.
– Ночные посиделки, Кэт? Когда-то мы задерживались вместе, помнишь?
Азиф мялся рядом с моим стулом, сунув руки в карманы. Видимо, переживал, хотел задобрить; я решила ему подыграть и ответила тем же тоном:
– Да, хорошее было время. Я всегда ценила ваше рвение к работе, мистер Хан… и ваш шоколадный оттенок.
Улыбнувшись, я повернулась на стуле… и увидела за его спиной тебя – юный дух, представляющий миллениалов: в руке зажата прозрачная бутылочка, в воде поблескивает полоска огурца. Ты вспыхнула, должно быть, вообразив молодое, атлетичное тело Азифа в соседстве с моей дряхлеющей плотью. Да, Лили, ты можешь переманить кого угодно, но даже тебе не под силу стереть наше общее с ним прошлое.
– Простите, я собиралась поработать над… Просто не могу сосредоточиться дома.
Ты взглянула на Азифа, тот, глупо улыбаясь, изучал свои ботинки.
– Ну, я пошел. Спокойной ночи, девушки. Не засиживайтесь.
Мы обе принялись печатать в неловком молчании. Наконец ты сказала:
– Можете считать, я ничего не слышала.
С каких это пор молодежь стала такой благочестивой? Сами не то что флиртовать не умеют, даже слышать не могут, как флиртуют другие. Я замечала по стажерам последних лет: они смущались от комплиментов, с открытой неприязнью реагировали на любую мою реплику, отдаленно имеющую сексуальный подтекст. Меня давно интересовало, как так вышло и почему целое поколение выросло занудным и лишенным сексуальности. А может, ты возмущена, потому что знаешь про моего постоянного партнера и придерживаешься традиционных взглядов?
Снова повисла пауза.
– Знаете, Лили, у меня с партнером есть договоренность… – начала я. Мне удалось вывести тебя из равновесия и теперь хотелось еще больше шокировать, сыграть на ханжестве. – Мы установили определенные правила. Если я хочу с кем-то переспать, мы это обсуждаем, и мой партнер одобряет или не одобряет. Если он хочет с кем-то переспать – я решаю, можно или нет. Иэн одобрил Азифа, это случилось пару раз, но потом мы решили остановиться. Мы ценим наши отношения превыше всего. Так было всегда. И, надеюсь, будет еще много лет. Знаете, Лили, наше поколение привыкло свободно мыслить. Хотите совет? Не судите о том, чего не знаете.
Когда я распустила хвост, кичась перед тобой своей раскрепощенностью, мне неожиданно полегчало, я снова почувствовала себя человеком. Только вот потом выяснилось, что ты использовала боксерскую хитрость – нарочно пропустила удар, чтобы создать у противника иллюзию победы, а затем отправить его в нокаут.
– Я совсем о другом, – ответила ты с пылающим от негодования лицом. – Вы допустили расистское высказывание по отношению к подчиненному. За это увольняют.
Иэн сказал «берегись». Как в воду глядел.
Все с тобой понятно – решила я. Ты хочешь, чтобы меня уволили. Ясно как белый день. Джемма пока делает вид, что со мной солидарна (мол, взрослые успешные женщины друг за друга горой), но и она, и ты, и важные шишки в совете – все вы хотите от меня избавиться.
Эх, если бы все было так просто…
– Лили, я не совсем понимаю. Какое расистское высказывание я допустила?
– Мне даже неловко повторять…
– Повторять что?
– То, что вы сказали Азифу…
– Вы серьезно?
Ты снова принялась печатать.
– Это был дружеский разговор. Мы давно друг друга знаем. В подобных случаях нельзя цепляться к словам. Есть шутки, понятные только двоим. Лили, вам не приходило в голову, что вы могли неправильно истолковать услышанное?
Ты сделала глоток огуречной воды и молча продолжила печатать. Я стала собираться как ни в чем не бывало. Словно меня не обвиняют в расизме и не грозят увольнением.
– Существуют правила рабочей этики… – почти прошептала ты. – Как же безопасная среда?
– Знаете, безопасная среда не должна лишать взрослых людей простой радости – перешучиваться. Не правда ли?
Молчание.
– Вы ведь долго отсутствовали, Кэтрин, правила поменялись. И я думаю, вам стоит быть осторожней…
– Отсутствовала я по уважительной причине. И насколько я понимаю, это конфиденциальная информация – по новым правилам рабочей этики.
– Прошу прощения. Я, должно быть, слышала от Азифа или кого-то из стажеров…
Ты заправила волосы за уши, какое-то время смотрела в экран, потом выключила компьютер. Я тоже отключилась и застыла перед погасшим монитором – я вдруг страшно устала, и душой и телом – каждой клеточкой.
Вот оно, до боли знакомое чувство – когда хочется лечь и больше никогда не вставать. Ты незаметно возникла за моим креслом, и я едва не вскрикнула от неожиданности, когда поднялась. Даже усталость прошла.
