скачать книгу бесплатно
– Мир и согласие вам, дети!
Иосиф и Леночка выпрямились, одарили деда благодарными поцелуями. Старик сиял.
– Прошу к столу! – торжественно провозгласил распорядитель свадьбы Костя Колосов.
Пока не сели за стол, гости чувствовали себя довольно стеснительно, но усевшись, как-то сразу потеряли всю неловкость.
Началось шумное, веселое рассаживание по местам. Жених с невестой – за большим столом в центре. Рядом с Леной – дед Яков, с Иосифом – его старшая сестра Анна. С другой стороны, рядом с Яковом, уселись председатель завкома Верпов и Костя Колосов. Костя Колосов, как тамада, за стол не сел, а остался стоять за плечами новобрачных.
– Дорогие друзья! – перекрывая шум застолья, начал Верпов, поднявшись с места с бокалом в руке. – Мы живем в изумительное время больших и малых перемен. Десять лет назад наш уважаемый Иосиф Петрович, у которого мы нынче в гостях, был пахарем, а теперь – первоклассный мастер на заводе, начальник смены. Хозяйка этого богатого застолья, наша милая Леночка, всего два года назад появилась на заводе, и уже квалифицированная работница…
– Десять лет назад на месте нашего завода картошка росла! – выкрикнул кто-то с дальнего конца стола.
– Именно так, – подтвердил Верпов, – а теперь в нашем цехе каждый день выплавляется около тысячу тонн высокосортного алюминия! Но мы собрались сейчас не на производственное совещание. – Все засмеялись, весело зашумели. Перекрывая другие голоса, Верпов закончил: – Поднимаю бокал за здоровье и счастье новобрачных, за великую страну, которая вырастила и воспитала их! Хочу сказать тост:
«Мы собрались в кругу большом и тесном,
Великий праздник нынче у двоих!
Невеста, словно роз букет прелестна
И очень обаятельный жених!
Теперь жизнь ваша началась сначала,
Отчалила семейная ладья,
Пусть проплывет в пути она немало,
А в ней – благополучная семья!
И пусть союз преград в пути не знает,
Сердца навечно бьются в унисон,
И боги ваш союз оберегают,
Чтоб прочным был и нерушимым он!
Налили кто фужеры, кто рюмки, – выпили за молодых.
Говорили тосты начальник цеха, друзья, подруги молодоженов – много хороших слов, веселых шуток и добрых пожеланий. Застолье поддерживало тосты дружными аплодисментами, восторженными выкриками. Трудный удел выпал невесте. Со всех сторон неслись возгласы – требования «Горько!». Леночке то и дело приходилось подниматься – стыд-то какой! – у всех на виду, под смех, выкрики, целовать Иосифа! Кто знает, сколько бы еще времени продолжалось это тяжкое испытание, если бы не заиграл оркестр. «Спасибо вам!» – мысленно поблагодарила музыкантов Лена.
Музыканты всю молодежь подняли из-за стола на танцы. А пожилые женщины, не обращая внимания на музыку, затянули протяжную свадебную песню.
Пели женщины дружно, негромко, потому разлад песни с музыкой не казался особенно раздражительным. Песня была «прощальной», когда она кончилась, деревенские женщины, – а именно они были заводилами, – засобирались. Молодожены, председатель завкома пытались уговорить их, но те разъяснили:
– Повеселились бы еще, попели, дорогие наши приветливые хозяева, да в другое место поспеть надо. В городе-то редко бываем, а уж, коль выберемся, ко всем родичам наведываемся. Так что извиняйте.
Женщин проводили. Поблагодарили их за песни и за то, что пришли поздравить молодоженов.
Подошла очередь с ответным словом выступить жениху. Он ждал, пока гости успокоятся. Не садился. Начал:
– Дорогие друзья, товарищи, гости, родные! Мы, с женой благодарны вам, что пришли поздравить нас с этим замечательным днём в нашей жизни, Мы оправдаем ваше доверие. А теперь поднимем бокалы за всех присутствующих.
Прошло несколько лет их счастливой совместной жизни. В стране начался кризис. На предприятиях происходило сокращение штатов, а некоторые стали закрываться. Иосиф Власов попал по сокращению штатов. Оставаясь безработным, отчим превратился в тирана. Мало уделял внимания приёмному сыну, уклонился от воспитания.
Дома начались частые скандалы, всё это происходило на глазах у ребенка. Каждый раз, матери делалось невыносимо. Прежде как-то не замечала грубых повадок мужа, пошлости его шуток, пристрастия к водке и картам, частых побоев – считала, что все мужчины ведут себя так, женщины должны с этим мириться. Она мирилась.
Наплакавшись от обид, побоев и оскорблений, проклинала свое замужество, вспоминала, как лучшую пору своей жизни, девичество.
Когда в доме всё идёт своим чередом, если слышится смех и шутки, все сыты, то, право, не на что жаловаться.
Понемногу распутство Иосифа вошло у него в привычку, теперь оно стало чем-то обыденным, как питье и еда.
Никто не знал, сколько горьких слез пролила Лена. Но муж не внимал речам её, грубо отталкивал. Несчастная женщина с поникшей головой, горящими от негодования глазами выходила из комнаты.
Они разошлись.
А может лучше, что уходит? Разве имел право заставить ее и дальше нести мученический крест, преодолевать тяжкий путь?
Сначала продали обстановку. Еще быстро можно было самим найти покупателей, желающих приобрести мебель, привезенную издалека. Сама запирала двери опустевших комнат, куда уже не приходили гости. Но по-прежнему приходили равнодушные люди, увозили вещи: зеркала, в которых отражались счастливые образы славных времен, кресла, софы, где отдыхали, устав после вечеров, проведенных в обществе самых близких друзей, стулья, столы, за которыми сидели самые близкие гости. Бра, канделябры, при свете которых велись блестящие беседы. Одним словом, все, что дарит столько наслаждения во время отдыха.
Получив развод, отчим, несмотря на данное слово, прекратил денежную помощь бывшей семье. Сначала еще платил за квартиру, затем кончилось и это.
Новая жена отчима работала, неплохо зарабатывала, Иосиф Власов занимался домашним хозяйством.
ГЛАВА VI
Мать Дмитрия работала много. Время на воспитание сына у неё почти не было.
За Дмитрием стали подмечать разные странности. Любил до крови ущипнуть товарища или тайком стукнуть ногой кошку.
Сначала, когда Дмитрия обижали, он плакал. Однажды при драке получил сотрясение мозга, что повлияло на его психическое состояние. Потом научился давать сдачи.
Однако постепенно над семьей Власовых стали собираться темные тучи. Дмитрий – хороший добрый мальчик – становился озлобленным, замкнутым. А началось с того, что он познакомился с ребятами постарше, для которых драки и кражи были обычным делом.
Мальчик пытался им во всем подражать – занялся борьбой, а свой авторитет среди сверстников решил утверждать кулаками. Свел знакомство с преступным миром, усвоил воровской жаргон, посещал притоны. Часто где-нибудь в воровском притоне проводил довольно много времени в обществе, карманников и проституток. Жадно выслушивал рассказы об их похождениях, при нем происходил дележ барышей, обсуждались и вырабатывались планы новых ограблений.
В школе влюблялся в красивых девочек с необычными для его слуха именами, например, как Карина, Есфирь, Изольда, – они были из обеспеченных семей, поэтому отвергали его ухаживание – это приводило мальчика в ярость, порой и в истерику.
Дмитрий книги читал в основном про криминал и фантастику.
Познакомился с компанией воров и бродяг. Маленький обжора Вадим Баранов; отчаянный игрок в карты, беззубый, как старик; Костя Козлов, квартирный вор Кирилл Замков. Они были как вьюны, верткие, наглые, хищные, эти пареньки из одной гоп-компании. Жили здесь, на рынке, как в «шалмане». У них водились папиросы, конфеты, вино, карты и деньги. Они делились с Дмитрием. Как не отведать шоколадку, не раскурить душистую сигарету, не попробовать копченой колбасы. Взамен ничего не просили, но однажды Кирилл сказал:
– Пойдешь сегодня с нами.
Вечером они ехали в электричке, шли по ночным улицам, потом пришли в комнатку, освещенную светом ста пятидесяти ватной лампой. Сидящий на диване высокий человек, которого все звали Игорем – с костистым лицом, глазами тяжелобольного, с татуировками на пальцах обеих рук, – говорил им негромко: – Все добро на земле, ребята, должно быть поделено поровну.
Празднично на душе у Дмитрия – пил, ел и не понимал слов Игоря. Хотелось спать. Но вот Игорь встал, ребята тут же вскочили. Игорь надел элегантное кожаное пальто, шляпу, ребята натянули кепи. Надел и Власов кепи. Только подумал:
– Куда же в полночь?
Решил, спросить, но понял, что неладное задумали они. Когда вышли во двор, остановился, – хотел юркнуть в темную щель развалин старого дома. Его подтолкнул идущий сзади Игорь:
– Не бойся, мальчик, все будет очень славно…
Через час Власов, озираясь, шарил в какой-то квартире. Рылся в ящиках импортной стенки, щупал, как и его приятели, шубы, книги, белье. Потом тащил узел, бегом, задыхаясь от тяжести. Ему все хотелось спросить Вадима Баранова, Костю Козлова, или Кирилла Замкова, где же хозяева той квартиры, куда вдруг подевался Игорь?
В подворотне какого-то дома остановились, переведя дух, Кирилл сказал:
– Ну, кажется, тихо. Пошли!
Войдя в дом, в одну из комнат, Дмитрий очень удивился, увидев снова Игоря. Будто никуда не уходил, не надевал кожанку, не подталкивал его во дворе, не шептал яростно и гневно:
– Давай – давай, да поживее!
Игорь скалил зубы, широким жестом звал пареньков к столу. Свалив узлы в угол, послушно уселись. Выпив по стакану красного вина, заговорили. Только сейчас оживленно, радостно, хлопая друг друга по плечам. Вместе с тем нервно вздрагивая, возбуждённые все еще от ночной беготни, этого страшного воровского азарта. Так состоялось в эту ночь крещение Дмитрия Власова в уголовном мире.
После Дмитрий познакомился с парнем по кличке Крыса.
Крыса привел его на квартиру к каким-то работницам из ателье. Эти три длинные, тощие девчонки любили вино, шампанское, пирожное и мороженое. Сколько бы прожили, – неизвестно, не появись однажды в этой квартире двое мужчин. Братья – близнецы, в кожаных, плотно обтягивающих плечи, куртках, в кепках с длинными козырьками. Приятные лицом, руки крепкие. Пожимая их, Дмитрий думал, что руки кузнецов. Но это знаменитые «громщики», только что освободившиеся из заключения. Пили вино, – как-то сосредоточенно молча, задумчиво – смотрели на Дмитрия. Потом один из них положил ему на плечо руку:
– Наш кореш…
Второй сказал, улыбнувшись:
– Стоящий парень… Ты пойдешь с нами.
Они как гипнотизеры. Ради них Дмитрий забыл девчат из ателье. Ушел с ними и стал «деловым» высшего ранга. Братья Климовы обучали его воровскому ремеслу. Они вскрывали сейфы, останавливали машины на дорогах, входили с пистолетом в кассы и магазины.
Одного из братьев – близнецов звали Кеша, а второго Илья. У них не было уголовных кличек. Дмитрий не знал о них ничего, хотя проехал с ними пол-России, выпил ни одну бочку вина, сидел в ресторанах в разных городах.
Братья больше молчали, улыбались, что они хотели получить от жизни, он так и не узнал.
Власов раздваивался: с одной стороны, действительно чувствовал себя волком, так как причастен к преступлению, гоним, как волк, на него началась охота. С другой – чувствовал себя на коне, – хозяином положения. В этом человеке была какая-то странная, психологически загадочная натура. Любитель рисковать, страстный поклонник сильных ощущений и женщин, для которых часто забывал все на свете.
Разве можно представить, что он задумал предпринять. Безумно тщеславный, готовый на все, лишь бы удержаться на гребне известности. Наделенный безмерным, чудовищным эгоизмом интересовался только своей особой личностью и совершенно не умел замечать чужие страдания. Упивался пошлой лестью, так называемых друзей. Вполне доволен собой, принимая свой грубый цинизм за ум, а высокомерное презрение к любым нравственным нормам, полнейшее отсутствие принципов и недалекий скептицизм за сильный характер.
Что-то такое неосуществимое и несуществующее виделось ему, когда он задумывался о счастье, о будущем, – бесплотное какое-то пребывание в мире, не требующее ни умственных, ни мускульных усилий. Объяснить можно довольно просто: в нем все чаще и чаще бунтовали задавленные, забитые чувства. Щупальца этих чувств напоминали о себе, казалось бы, беспричинной тоской, которая порой наваливалась на Власова. Совершенно забыл, как пахнет осиновая кора или василек.
Для него женщины всегда были только средством для удовлетворения своих желаний. Мало считался с их страданиями, как и с их радостями; видел в них просто капризных детей.
Некоторые женщины шли с ним на сближения, чтобы подкормиться, согреться, повеселиться. Лихие деньги протекали через его руки, бумажник пузырился у него как бочонок. Власов их не жалел, не копил, не считал.
ГЛАВА VII
Власова арестовали в Пензе в притоне. Попал случайно. Полиция искала кого-то, а наскочила на него. Он был с «липой».
Посадили в камеру предварительного заключения. Через несколько часов Дмитрий потребовал следователя.
– Сообщите, пожалуйста, следователю, что я хочу все рассказать.
– Час спустя Власов уже сидел перед следователем. Сотрудник заметил глубокое волнение Дмитрия, но подумал, что оно вызвано испугом перед ограничением свободы и настороженно спросил:
– Значит, ты все-таки изменил свое решение и хочешь…
– Я хотел бы сделать заявление, касающихся этих преступлений и преступников, – сказал он твердо.
Следователь очень удивился.
– Такое ответственное заявление необходимо запротоколировать, – ответил он.
За компьютер села женщина, но Дмитрий Власов ее не видел, сидел у стола против следователя. Несколько секунд царила полная тишина, слышно было только тиканье часов.
Дмитрий говорил сбивчиво. Торопился, словно боясь потерять нить своих мыслей, в спешке слова как будто обгоняли друг друга. Но следователь его не прерывал, и постепенно Власов успокоился.
Это рассказ о решающем периоде его жизни. Власов выложили все: взломанные сейфы, кассы магазинов в областях. Это так удивило его, что он сразу же во всем признался, стал сотрудничать со следователями. Получил пять лет заключения по приговору суда.
Чем он мог это объяснить? Власов понимал, что вопрос задан неспроста. Полицейский надеялся раскрыть его связи с преступным миром, в наличии которой не сомневался. Ясно, что ответ должен был выдвинуть совсем другие причины. Но какие же еще могли быть причины? Во всяком случае, не семейные, так как ни семьи, у него не было. То есть привычка к определенной местности и обществу да неумение приспособиться к новым условиям?
Эти вопросы теснились в его лихорадочно работавшем мозгу, но ни на один из них не нашел ответа. Власову пришлось только молча пожать плечами, а помощнику начальника предоставлялась полная возможность истолковывать этот жест по своему усмотрению. С протоколом, видно, покончено – вопросов больше не последовало. По крайней мере, Власову казалось, что все уже записано: возраст, род занятий, различные знаменательные даты. В протоколе отмечено также, что в происшедшем на днях на одной из дорог ограбили и убили предпринимателя.
Подумав с минуту, следователь, вскинув голову, уставился на Власова широко раскрытыми глазками, спросил почти тем же ласковым полушепотом, каким он говорил с ним до допроса:
– Интересно, почему вы так неожиданно сознались?
– Да, действительно, почему? – Власов смутился и покраснел. Вот он, самый важный и трудный вопрос. Ему было стыдно. Власов ясно представил себе, как пройдут его годы в тюрьме, но это не казалось ему позором, а вот признание… Именно оно явилось тем рубежом, перевалом, с которого пошла теперь его дорога под откос. Впрочем, это был не стыд, а совсем другое чувство. Пустяковое словечко «да» – все рухнуло, все безвозвратно погибло.
– Почему я сознался? – повторил Власов вопрос.
Они обменялись взглядами. «Мерзость», – подумал Власов. Следователь принялся писать решение: Дмитрия Власова взять под стражу и передать в распоряжение объявившего его розыск начальника УОМВД, в котором протекала преступная деятельность арестованного.
Протокол зачитали, Власов подписался под документом, переправляющим его в тюрьму.
Когда Власов положил ручку и взглянул на свою подпись под полицейским протоколом, ему вдруг показалось, что почти нашел ответ на столь тягостные для него вопросы: почему признался и так далее. Не произошло ли все это потому, что он хотел вернуть «свое имя»? Никому не известное, ничем не примечательное имя, и только? Не кроется ли за этим что-то другое? Не является ли эта линия росчерка пера лишь символом другой, социально-психологической линии? Символом тех бедствий, которые приходилось переносить людям, оказавшимся в таком положении. Оторванность, постоянная неуверенность в завтрашнем дне, настороженность, бесправие – все это громоздилось одно на другое, порождало бессознательное стремление к легализации. Все это в совокупности, быть может, явилось тем снарядом, который в минуту наивысшего душевного напряжения. Власов взорвался невольным признанием?
Но куда девалась его закалка и решимость бороться до последней капли крови? Что сталось с благородными целями, ради которых шли в тюрьму его товарищи, – ведь деятельность каждого из них была подчинена именно достижению этих целей.
Власов сообщил дату, время следующего объекта ограбления. Им будет ювелирный магазин.
Суд учел сотрудничество Дмитрия со следователями. Получил пять лет заключения по приговору суда.
ГЛАВА VIII
Братья Климовы планировали ворваться с автоматами наперевес, схватить бриллианты и улетучиться на поджидающем их автомобиле. Но план провалился, поскольку пензенская полиция уже наблюдала за ними на машины инкассаторов. Завязалась перестрелка. Кеша убит. Илья арестован на месте.
Следователь уже час вел допрос Климова.
– Я покажу, где хранятся награбленные нами раньше, деньги и драгоценности! – уверено произнес Илья Климов.
– Где же? – откинувшись на спинку стула, спросил следователь. Он сегодня устал от допроса, завидовал работникам молчаливых профессий: дворникам, геологам, танцорам. Им вообще можно не говорить годами, и от этого результаты их труда не стали бы хуже.
– Ну, так, где же? – тронул он щеку пальцем.
– Я должен ещё кое-что узнать, – спокойно ответил Климов.
– Каким способом?
