banner banner banner
Истории с другой стороны
Истории с другой стороны
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Истории с другой стороны

скачать книгу бесплатно


Неспешный ход его мыслей прервал громкий звук. Массивная стальная дверь каморки с оглушительным лязгом захлопнулась, отрезая любые пути к отступлению. Не то чтобы это сильно на что-то влияло – Герман и так уже знал, что никакого прохода в соседнюю секцию нет и в помине. Но грохот захлопывающейся двери, взрезавший полотно непроницаемой тишины будто бы острым лезвием, заставил писателя вздрогнуть. Он и сам использовал подобный приём в своих книгах, но ему и бы в голову никогда не пришло, что нечто подобное произойдет конкретно с ним.

– Это всего лишь сон, – тихо пробормотал себе под нос Герман. – Всего лишь моё буйное воображение. И я прекрасно знаю, что здесь нет никого кроме меня.

Легче от этой фразы особо не стало, но это придало писателю немного смелости. Он прошёл к ржавой кровати возле правой стены каморки и взглянул на лежащий на ней свитер. Вытянутый и местами протёртый он лежал, на потемневшем от многочисленных бурых пятен матрасе, бережно расстеленный чьей-то заботливой рукой. Судя по размеру свитер был явно мужским и к тому же ещё и очень старым. Манжеты и нижний край были измочалены и из них местами торчали чёрные и серые шерстяные нитки. Даже сам рисунок на свитере можно было разобрать лишь с большим трудом. Это был простой геометрический орнамент, коих в прошлом веке хватало на подобной одежде. Последний раз нечто похожее Герман видел на фотографиях своего деда, когда тот ещё был молодым. Какой там это был год? Шестьдесят пятый? Или ещё раньше?.. Повинуясь какому-то смутному инстинкту, Герман аккуратно взял свитер в руки чтобы лучше разглядеть. В отличии от плюшевого щенка эта вещь не внушала ему чувства страха. При взгляде на этот старый свитер писатель ощущал лишь легкую грусть. Он повертел его в своих руках пытаясь найти ещё что-нибудь, но смог только удивиться весу этого предмета. Вероятно, шерстяные нитки из которых свитер был сплетен оказались добротными, не смотря на свой внушительный возраст. Хотя даже это вряд ли могло объяснить его вес… Складывалось ощущение что свитер весит все килограмм пятнадцать, если не больше. И казалось, что с каждой секундой он прибавляет в весе.

Клац, клац…

Герман судорожно повернулся на звук.

Клац, клац…

Звук шёл явно откуда-то из-за недавно захлопнувшейся двери.

Клац, клац…

Это походило на какие-то шаги. Словно чьи-то ноги, обутые в ботинки с металлические набойками, высекали из бетонного пола подвал этот звук.

Клац, клац…

Шаги приближались к двери. И Германа это совсем не радовало. Кем бы ни был этот безмолвный посетитель… Писатель не ждал ничего хорошего, помня про свой предыдущий опыт в этих снах.

Клац, клац…

Звук был уже совсем близко. Почти у самой двери…

Клац…

Незнакомец остановился. Теперь Герман мог даже слышать его шумное дыхание. Казалось, что тот, кто стоит за дверью крайне возбужден или взволнован… Страх вновь вернулся к Герману, заключая его в свои крепкие объятия. Кто стоит за этой дверью?.. Что ему надо?.. Дыхание незнакомца становилось всё громче, будто бы он специально распалял себя. Герман не сразу заметил, что его тело начинает сотрясать легкая дрожь. В руках у него всё ещё был тот старый свитер, который заметно тяжелел с каждой минутой словно его кто-то постепенно погружал в воду, заставляя шерстяные нитки набухать и становиться всё тяжелее и тяжелее, и тяжелее…

– Кто здесь?.. – сорвался вопрос с уст Германа. Правда он прозвучал настолько неуверенно и испуганно, что писатель даже не узнал себя. Его голос стал больше походить на детский…

Стоило словам Германа повиснуть в тишине каморки, как дыхание незнакомца тут же затихло. И это напугало писателя ещё больше. Теперь тот, кто стоял за этой стальной дверью точно знает, что Герман внутри. Даже не взирая на то что шумное дыхание незнакомца прекратилось писатель всё равно ощущал его присутствие. Он не мог объяснить себе почему, но Герман чувствовал всей свой кожей, что кто-то по-прежнему стоит за этой дверью.

– Я знаю, что ты здесь… – писатель бросил очередную фразу в тишину. Его голос был всё таким же испуганным и неуверенным, и всё так же звучал как-то по-детски…

В дверь каморки начали неистово барабанить. Кто-то яростно колотил её, заставляя Германа попятиться в самый дальний угол. На помощь к писателю поспешила логика, пытаясь донести до воспаленного страхом разума мысль что эта дверь слишком прочная чтобы просто так поддаться. Но много ли стоят все эти измышления если дело касается сна? Вряд ли тут работают законы физики. Вместе с градом ударов, обрушивающихся на дверь, вновь возник и звук дыхания. Теперь оно было прерывистым и злобным. Герман забился в угол и с ужасом продолжал смотреть на сотрясающуюся поверхность двери, ожидая что та вот-вот отворится, являя ему лицо незнакомца, который так отчаянно пытался попасть внутрь.

Неожиданно удары прекратились… Герман застыл в своём углу, ожидая что вскоре всё вновь продолжится, и незнакомец за дверью всего лишь взял короткую передышку. Но писателя вновь окутала тишина, пронизывающая всё это место, казалось, насквозь.

Раздался хохот… На смену ударам пришел чей-то басистый смех, раздающийся из-за двери. Герман не мог понять, что так могло рассмешить этого незнакомца, но самому писателю смеяться совсем не хотелось. Он и так уже с трудом сдерживал дрожь, а теперь и вовсе потерял над ней всякий контроль. Уж лучше бы этот ублюдок за дверью и дальше стучал… Звук хохота продолжал нарастать, заполняя всё вокруг Германа. Казалось, что он звучит отовсюду и ниоткуда одновременно. В какой-то момент писатель обратил внимание на старый свитер в своих руках, который он так и не бросил после того как взял его с кровати.

Кровь…

Мощный поток крови хлынул из свитера, обливая ноги писателя и забрызгивая пол вокруг. Герман попытался отбросить его от себя, но понял, что его руки вцепились в шерстяную ткань мёртвой хваткой. Кровь продолжала литься из свитера будто внутри него прорвало трубу. И чем больше её прибывало, тем сильнее становился смех за дверью. Хотя Герман уже был совсем не уверен, что этот звук идёт именно оттуда.

В конце концов свитер выпал из рук писателя и с мерзким звуком плюхнувшись на пол, поднимая кровавые брызги. Кровь из него всё ещё продолжала прибывать, доходя Герману почти до щиколоток. Тяжелый железистый запах начал забивать ноздри писателя, побеждая даже кислый аромат, царящий в каморке. Герман с округлившимися от ужаса глазами наблюдал, как кровь стремительно поднимается всё выше и выше, заполняя помещение. Писатель снова не мог пошевелиться. Сюрреализм всего происходящего сковал его плотными тисками ужаса, оставив лишь неистовую дрожь, сотрясающую тело постоянными спазмами. Становилось тяжело дышать. Запах крови становился просто невыносимым. Герман непроизвольно закашлялся и его вырвало. Рвота писателя попросту смешалась с поверхностью кровяного озера, доходящего ему уже почти до пояса. Герман тихонько завыл. Он начинал терять всякую связь со своим рассудком. Зловещий хохот становился всё громче и, казалось, звучал уже внутри головы самого писателя с гулким эхом отскакивая от стен его черепной коробки. Герман хотел проснуться… Хотел вырваться из этого кошмара, но что-то держало его здесь…

Кровь достигла груди писателя, когда перед его глазами вновь появился плюшевый одноглазый щенок. Игрушка медленно подплыла к Герману и остановилась в метре от него, плавно покачиваясь на поверхности. Глаз-пуговица воззрился на писателя, окатывая его новой волной ужаса. Герман хотел бы отвернуться, но всё что он мог это послушно смотреть на эту странную игрушку, которая почему-то зависла в одном месте напротив него. Его вновь захлестнуло ощущение чего-то мрачного и злобного, исходящего от этого плюшевого щенка… Герман заплакал… Заплакал от полного бессилья и животного ужаса, который играл свою жестокую партию в этой крошечной каморке.

Когда кровь дошла писателю до подбородка свет в помещении резко погас, оставляя его в кромешной тьме, наедине с плеском кровавых волн вокруг. Радовало только одно – Герману больше не нужно было смотреть на этого жуткого щенка перед собой. Однако писатель уже начинал ощущать, как кровь подступает к его губам, такая тёплая и мерзкая, пытается проникнуть в рот… Германа снова вырвало. Если к запаху он хоть немного привык, то захлебываться кровью его организм совсем не желал.

Неожиданно хохот, гремящий в ушах писателя последние несколько минут, резко оборвался, сменившись на истошный вопль, полный боли и ужаса. Крик прекратился буквально через несколько секунд, утонув в тишине. Уровень крови в каморке уже был настолько высок, что Герман сжимал свои губы, чтобы ненароком не нахлебаться. Раздался громкий всплеск и последовавший за ним журчащий звук, словно кто-то шагал в этих красных водах. Сердце Германа и так бьющееся в сумасшедшем темпе, принялось неистово колотиться в груди, будто рвущаяся из клетки на волю дикая птица.

– Красное… Многое красного… – раздался чей-то печальный голос. – Было много красного…

Голос явно принадлежал ребёнку. Девочке. Однако он казался таким далёким и тихим…

– …сначала было много красного, но потом… – девочка что-то рассказывала, но до слуха Германа долетали лишь обрывки фраз.

Чьи-то цепкие руки схватили писателя за плечи и подняли вверх. В нос резко ударил едкий кислый аромат. Герман не мог видеть в этой кромешной тьме, он лишь ощущал смрад, исходящий от его неизвестного спасителя. Да и спаситель ли это? Возможно кто-то решил его добить… Утопить его в этом кровавом озере…

– Зачем ты здесь? – прохрипел знакомый голос прямо в лицо писателя, обдавая его своим зловонным дыханием.

Герман не мог ничего ответить. Всё что ему удавалось это выть от обуревавшего его ужаса.

– Зачем ты вернулся?! – пророкотал ему в лицо незнакомец. – Ты сделал достаточно! Хватит!

Писатель трясся от страха в цепких руках неизвестного, задыхаясь от источаемого им зловония, не в силах ни ответить, ни сопротивляться.

– Тебе здесь не место! Зачем ты вернулся?! – этот вопрос прозвучал всё так же угрожающе, как и обычно, и всё так же, как и раньше Герман не имел ни малейшего представления, что на это ответить. – УХОДИ!

После этих слов кто-то швырнул Германа в сторону будто тряпичную куклу. Писатель шмякнулся спиной об стальную дверь в другом конце каморки с такой силой, что снёс её с петель. В глазах потемнело, но он остался в сознании. Всё его тело пронзала оглушительная боль от мощного удара, но тем не менее, задыхаясь и отплевываясь, Герман неуклюже поднялся на ноги. Кровь вытекала из каморки мощным потоком, окатывая ноги писателя и тут же растворяясь на бетонном полу. Внутри дверного проёма вновь царила непроглядная тьма…

– Да кто ты такой, мать твою? – выдохнул Герман из последних сил. Он всё ещё пытался разглядеть кого-то внутри каморки.

Ответом ему стала тишина. Едва остатки крови покинули каморку, всё вокруг вновь погрузилось в непроницаемое безмолвие. Стоило Герману моргнуть, как дверь каморки опять очутилась на месте.

– Уходи, – вновь раздался хриплый голос из темноты. – Тебе здесь больше нет места.

Вместе с этими словами дверь каморки захлопнулась прямо перед носом писателя. Герман обессиленный рухнул на колени и снова заплакал. Страх начинал отступать от него, но писатель всё ещё чувствовал себя беспомощным. Он силился понять, что происходит и за что ему всё это? Почему эти сны такие реальные? Почему?.. Оставшись совсем без сил, Герман рухнул на пол…

На часах был почти полдень. Герман открыл глаза, ожидая опять увидеть перед собой дверной проём небольшой каморки в подвале своего нового дома, но увидел лишь, местами потрескавшийся, потолок дешевого номера в мотеле. Писатель вновь был весь покрыт холодным потом, пропитавшим всё постельное белье. Одеяло и подушка были раскиданы по разным углам комнаты, а сам Герман лежал поперек кровати. Писатель медленно сел, пытаясь собраться с мыслями. Это было не нормально… Эти сны… Они явно неспроста… Герману, как и любому другому человеку, кошмары снились и раньше, но эти сновидения были чем-то за гранью… Слишком уж они были правдоподобными и реалистичными. Герман до сих пор ещё ощущал на себе медленно поглощавшее его кровяное озеро, помнил какой наощупь была шерстяная ткань того старого свитера. Во снах так не бывает… Сны можно контролировать… Но здесь… В этих кошмарах у Германа не было никакой власти – лишь бездонное отчаянье и ощущение полного бессилия. Ну и ещё был страх… Точнее даже ужас, заставляющий тело неистово дрожать и не дающий пошевельнуть ни единым мускулом. Герман потянулся к пачке сигарет и спустя пару мгновений нервно закурил. Его руки всё еще немного тряслись после всего пережитого, но сейчас писатель ощущал себя в безопасности. Пока… Возможно это продлится ровно до той поры, пока Герману не придется вновь погрузится в объятия Морфея. Хотя сейчас любая мысль о сне вселяла в сердце писателя страх.

Герман курил одну сигарету за другой, совершенно забыв о времени. Мысли в его голове неотступно кружились лишь вокруг его снов. Он перебирал их словно свежие фотографии, пытаясь понять, что могло вызвать подобные кошмары. Все его умозаключения замыкались на одном – всё это началось после того, как Герман заехал в свой новый дом. Возможно часть историй о нём настолько глубоко засела в подсознании писателя, что на фоне стресса и переутомления от работы его разум попросту не выдержал? Сомнительная теория… Что-то внутри Германа безмолвно подсказывало ему, что дело не совсем в этом. Но в чём тогда? Каких демонов в своём разуме мог потревожить писатель? И почему все его ночные кошмары так или иначе возвращаются конкретно к одному и тому же месту – той странной маленькой каморке во второй секции подвала его нового дома. Вопросов было гораздо больше, чем ответов…

Герман тряхнул головой, пытаясь отогнать бесконечную вереницу мыслей в своей голове, затушил очередную сигарету и поднялся на ноги. Ему хотелось смыть с себя остатки недавнего сна вместе с налипшим на него за ночь потом. Уже стоя в душе Герману в голову пришла мысль о том, что он начисто забыл о цели своего возвращения в этот мотель. Из-за своих кошмаров писатель попросту перестал думать о Нике, с которой ему предстоит встретиться в ближайшие пару дней, а если быть точнее, то осталось чуть всего-то чуть больше суток. Это взбодрило Германа. Воспоминания о девушке и их совместной ночи отогнали мрачные мысли и вновь оживили целых ворох приятных ощущений внизу живота. Герман даже еле заметно улыбнулся, вспоминая её голос, её прикосновения, её большие красивые глаза…

Выйдя из тесной душевой кабинки, писатель ощущал себя совсем другим человеком. Теперь все его мысли были неотрывно связаны с предстоящей встречей. Герман так и не знал, что ему сказать девушке или что он должен сделать, но это отнюдь его не смущало. Главное для него было вновь её увидеть, услышать её голос, вдохнуть тот пьянящий травянистый аромат её духов… Герман, незаметно для себя, мечтательно заулыбался. Он до сих пор не мог понять, чем же конкретно Ника его так зацепила. Она была хороша собой даже, пожалуй, чертовски хороша. Однако писатель понимал, что дело не только в точеной фигуре и красивом личике. Было в Нике нечто… Загадочное?.. Девушка порою звонко смеялась над его дурацкими шуткам или же робко им улыбалась. Она умела поддержать разговор и явно была довольно начитанной особой, но что-то в ней всегда оставалось в тени. Какая-то печаль в уголках её больших красивых глаз. Ника умалчивала о своём прошлом, назвав его не самым простым, но какие-то слегка надломленные нотки в голосе девушки подсказывали, что это лишь вершина айсберга. И эта загадка, эта тайна, манили Германа куда больше, чем внешность. Он почти ничего не знал о ней, но неистово желал узнать всё. Развеять эту тайну, разгадать её загадку… Возможно если ему это удастся, то вся магия исчезнет и бабочки перестанут танцевать в животе, и Ника перестанет быть ему интересной… Правда сейчас подобные мысли казались Герману абсурдом.

Остальную часть дня он провёл в номере. Не имея других занятий, Герман снова попытался поработать. Выходило всё так же скверно. Он два часа пялился на чистый лист не в силах вывести хотя бы одну строчку прежде чем плюнуть и убрать ноутбук обратно в сумку. Работа явно не клеилась. Возможно виной тому было до сих пор непрошедшее переутомление от недавно написанного им романа или же встреча с Никой перевернула в голове писателя всё с ног на голову или… Или его ночные кошмары оказали на Германа куда более глубокое влияние, чем он предполагал. Что бы ни было причиной его творческого застоя это отнюдь не радовало писателя. Возможность писать была его жизнью. Это было единственное, что он умел и умел он это делать весьма неплохо. Скромные литературные награды на полках в его рабочем кабинете, коих было не так много, были тому подтверждением. От того что Герман долго сидел перед безмолвным чистым листом на экране ноутбука, не в силах написать даже пары слов, ему становилось не по себе. Его как будто лишили возможности дышать. Каждая минута, проведенная в бесплодных попытках сформулировать хотя бы одну фразу, постепенно вгоняла Германа в отчаянье. Никогда прежде он не испытывал подобного, никогда прежде у него было таких «затыков» с началом нового произведения. В его голове всегда хватало идей для рассказов или даже для целых романов и это никуда не делось и сейчас. Но вот написать… Буквально несколько дней назад с этим не было никаких проблем…

Раздосадованный своим творческим бесплодием, Герман улегся на кровать и закурил. Всё что ему оставалось делать в этой Богом забытой дыре – это смотреть кабельное. Раз уж писать у него пока не получается… Герман искренне надеялся, что это только «пока» и вскоре всё пройдёт. Перспектива следующие сутки смотреть телевизор отнюдь не вдохновляла писателя. Подобные «развлечения» волей-неволей засоряли его деятельный разум, а это зачастую плохо сказывалось на творческих способностях. Даже не смотря на своё странное восхищение перед постановочными ток-шоу, Герман старался не злоупотреблять их просмотром. Обычно у него всегда хватало дел, чтобы сильно отвлекаться на нечто подобное. Сейчас же, оказавшись в небольшом дешёвом номере мотеля, лишенный других развлечений и, самое главное, возможности писать, Герман поддался соблазну кабельного телевидения. Смущало писателя лишь одно – за окном постепенно сгущались сумерки, а это значило что вскоре ему предстоит отойти ко сну. Неизвестно что явит ему очередной кошмар, а возможно писатель спокойно проспит всю ночь до самого рассвета. Герман был уже не уверен. Ему не хотелось вновь оказаться в той каморке, слышать чей-то злобный хохот или того хуже тонуть в чьей-то крови. И уж тем более писателю не хотелось слышать тот хриплый голос, который раз за разом задавал один и тот же вопрос – «Зачем ты вернулся?» Причём с каждым разом эти слова звучали всё более угрожающее…

И действительно… Зачем ты вернулся туда, Герман?..

На небольшом столике горели две стройные свечки в изящных подсвечниках. Они сидели друг напротив друга, не решаясь начать диалог. В этот раз Ника была одета в облегающее платье красного цвета, свои длинные каштановые волосы она собрала в аккуратный пучок, оголив тонкую изящную шею. Герман неприкрыто любовался внешностью девушки, еле сдерживая улыбку. Он был так рад, что им удалось выбраться поужинать, что она не отказала ему…

– Я думаю нам стоит что-нибудь заказать… – мягко напомнила ему Ника. – А то мы просто сидим и смотрим друг на друга…

– Прости, – ответил Герман. – Просто ты шикарно выглядишь сегодня.

– Спасибо, – смущенно улыбнулась девушка.

Писатель даже не заметил, как возле их столика возник официант. Высокий мужчина в серой робе и аккуратной бородкой на лице.

– Уже определились? – вкрадчивым голосом спросил их работник ресторана.

Герман замешкался. Он даже не додумался открыть меню.

– Эм… – писатель задумался. – А давайте лучшее блюдо вашего шефа. Мне и моей прекрасной спутнице.

– Отличный выбор, – кивнул официант. – Что-нибудь из напитков?

– Тут надо подумать… – Герман повернулся к девушке. – Ника? Какие будут предложения?

Девушка старательно пыталась не смотреть на официанта. Казалось, что ей как будто бы не по себе рядом с ним.

– Может быть какого-нибудь вина? – нервно улыбнулась Ника, отвечая писателю.

– Отлично! – одобрительно кивнул Герман. – Давайте нам бутылку хорошего красного вина из ваших запасов.

– Будет исполнено, господа, – кивнул официант, записав всё в свой небольшой блокнот. – А пока вы ждёте – специально для вас, наша музыкальная группа исполнит пару своих песен.

В паре метров от их столика вспыхнул луч света, выхвативший из кромешной тьмы небольшую сцену, на которой собралась скромная группа. За барабанами восседал крупный лысый мужчина в полицейской форме, с гитарой в руках застыл плюгавый мужичок в коричневом пиджаке, до боли похожий на того агента по недвижимости, продавшего недавно Герману дом, за контрабас отвечал толстяк в дорогом костюме. Но больше всего писателя поразила фигура возле микрофона. Это была худенькая девчушка лет двенадцати с длинными русыми волосами, одетая в простенькое белое платье. Первыми вступили барабаны, начав отбивать легкий джазовый ритм, следом подключился контрабас и гитара. Мелодия была медленной и немного грустной, но исполнялась она весьма неплохо. Вскоре вступила юная певица, затянув печальным голосом одну единственную фразу – «Зачем ты бросил меня?» Вероятно, песня была про какую-то несчастную любовь. Не самый лучший вариант для свидания, но выбирать особо не приходилось.

– Неплохое тут место, – улыбаясь повернулся к своей спутнице Герман. – Правда?

По щекам Ники катились слёзы. Она неотрывно смотрела на девочку в центре сцены.

– Что случилось? – встревоженно спросил писатель.

Девушка вздрогнула, взглянула на него и потянулась к своей сумочке чтобы достать оттуда небольшой белоснежный платок.

– Всё хорошо, – ответила Ника, вытирая потекшую тушь со своих щёк. – Просто воспоминания нахлынули…

– Ты же помнишь, что я всегда готов тебя выслушать?

– Помню, – кивнула Ника. – И я это очень ценю, правда.

Теперь она старалась не смотреть и в сторону сцены тоже.

– Так о чём ты хотел меня спросить, когда позвал сюда? – спросила его Ника, заглядывая ему в глаза.

– Я тут подумал… – замялся писатель. – Ты мне нравишься. Я никогда прежде не испытывал подобных чувств… И… Я даже не знаю с чего начать… И чем продолжить… – он виновато улыбнулся девушке.

– Всё в порядке, – Ника положила свою тонкую ладонь на его руку. – Ты мне тоже нравишься. И я даже не могла и подумать, что со мной случиться нечто подобное. Точнее, я не ожидала, что ты такой замечательный и интересный мужчина. Читать твои книги это одно, но вот узнать тебя лично…

– Ты не представляешь, как я рад это слышать, – ответил ей Герман. – Но я всё равно не знаю с чего мне начать…

– Мы вроде пока никуда не собираемся, – улыбнулась ему Ника. – Так что у тебя ещё есть время всё придумать.

Не смотря на улыбку девушки, в её глазах Герман заметил глубокую печаль. Что-то происходило, что-то неуловимое, незаметное для самого писателя.

Девочка у микрофона продолжала напевать одну и ту же фразу с разными интонациями…

– Ваш заказ, – раздался голос официанта, вновь незаметно возникшего рядом с из столиком.

На столе перед писателем и его спутницей возникли тарелки на которых лежало по паре больших бутербродов с колбасой и сыром.

– Приятного вечера, – произнёс своим вкрадчивым голосом официант и растворился в окружающей их столик темноте.

Герман удивленно смотрел на свою тарелку, пытаясь понять, что это за странная шутка. Он ведь вроде ясно помнил, что заказывал лучшее блюдо от шеф-повара этого ресторана.

– Я… – произнёс писатель, поднимая глаза на Нику. Девушка как ни в чём ни бывало уже уплетала свои бутерброды.

– Что? – удивленно спросила она его. – Что-то не так?

– Нет, – покачал головой Герман. – Просто какое-то странное блюдо…

– Да, не особо изысканное, – кивнула Ника, откусывая от своего бутерброда очередной кусок. – Но есть можно.

Герман отодвинул от себя тарелку. Есть ему почему-то расхотелось.

– Ника, я хотел тебя спросить…

Она подняла на него свои большие глаза.

– Даже не знаю, как это сказать, чтобы тебя не шокировать… – снова замялся Герман. – Ты… не хотела бы уехать со мной?..

Ника застыла. В этот же момент группа на сцене прекратила играть, заставив вопрос Германа повиснуть в тишине.

– Я понимаю, как это звучит, – продолжил писатель уже более уверенно. – Но ты правда мне очень нравишься, и я хотел бы узнать тебя получше. Согласен, это звучит банально, но я ничего не могу с собой поделать. Последнее время я думаю только о тебе.

Ника положил свой недоеденный бутерброд обратно на тарелку и аккуратно вытерла губы.

– Я не могу… – печально ответила девушка. – Я очень хочу, правда… Но прости… Я не могу…

Со сцены вновь полилась музыка. Мелодия немного изменилась, став ещё более печальной. Теперь юная певица у микрофона затянула другую песню, так же состоявшую из одной единственной фразы – «Где ты?» Герману эта композиция даже показалась отдаленно знакомой…

– Хорошо, хорошо… – кивнул писатель. – Только скажи почему? Ведь ты же сама сказала, что хочешь…

– Это сложно объяснить… – Ника опустила взгляд.

Герман почувствовал на своём плече чью-то руку.

– Эй, приятель, – раздался вкрадчивый голос официанта. Это оказалась его рука. – Ты будешь её уже трахать или нет? Время-то не резиновое…

Следом за этим он смёл со стола всё что там было.