Дом на пшеничном поле

скачать книгу бесплатно

Дом на пшеничном поле
Модест Скоромный

В 33 главах, написанных в библейском стиле, я попытался ответить на самые распространенные и сложные вопросы, обращенные к церкви. Здесь нет отсылок к Священному Писанию, но есть попытка объяснить, что законы Божьи – не навязанные диктатором ограничения, а вполне логичные и естественные правила, созданные разумом.

Дом на пшеничном поле

Модест Скоромный

© Модест Скоромный, 2023

ISBN 978-5-0060-7399-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Идея этой книги впервые возникла у меня в тот момент, когда я наткнулся на статью с названием что-то вроде «10 сложных вопросов к церкви». В ней один молодой (судя по фотографии) священнослужитель отвечал на те самые вопросы и, в большинстве случаев, ответы представляли собой ссылки на Священное Писание. И это было интересно, но уже тогда у меня закралось сомнение, что тем людям, которые задаются подобными вопросами будет достаточно отсылок к Библии. Ведь если тебе достаточно строк Священного Писания, то, по идее, и спрашивать то особенно нечего. По всей видимости, человек, которого мучают вопросы вроде «зачем нужно поклоняться святым», по какой-то причине не считает достаточным ссылку на псалом такой то и стих такой то. Возможно из-за ложных, но весьма распространенных слухов о том, что, мол, Библия переписывалась столько раз, что многое в ней искажено, не точно и так далее. Опустим, что для любого, кто знаком с тем, насколько трепетно относились к священным текстам их переписчики, подобная позиция просто смехотворна, но факт есть факт: для многих, повторюсь, Евангельских текстов не достаточно. И вот тогда я и написал то, что, я надеюсь, поможет найти этим людям ответы на те самые «сложные» вопросы: для чего Богу молитвы, зачем ходить в церковь, почему допускается гибель детей и так далее. Полный список тем содержится в путеводителе по главам. В моей книге я сознательно избегаю ссылок на Священное Писание и в большинстве случаев стараюсь опираться просто на логику человека, верующего в Бога. По сути это сборник притч, стилизованных под Библейский стиль изложения (за исключение вступления и финала), объединенных общим сюжетом о путешествии некоего Отшельника с подосланным к нему… назовем его шпионом. Искренне надеюсь, что мои скромные труды станут именно тем, чем они и задумывались – первой ступенькой на лестнице, ведущей в церковь, где уже священнослужители откроют для вас те сокровенные тайны, на которые моя книга вам только намекнет. Ну а для тех, кто хорошо знаком с Библией, будет интересно, надеюсь, распознать все те отсылки к людям и событиям, описанным в Священном Писании, которые я поместил в каждую свою притчу. Будьте благословенны, ищущие Бога Отца и Сына и Святого Духа.

КВСГ

Пролог

Я записывал все, что видел с лихорадочной скоростью, не обращая внимания ни на красоту букв ни на правильность написания, так как точно знал, что время мое уходит. Совсем скоро я забуду и того, с кем прошел весь свой путь и те слова, что я слышал от него и говорил сам, как и всех тех, кого мы встречали. Но пока время еще было. Не спрашивайте, как я узнал, что оно еще есть, я и сам не знаю, но в чем я был совершенно уверен, так это в том, что когда я закончу и закопаю эту рукопись в самом темном углу пещеры в той яме, что я, из-за отсутствия лопаты вырыл прямо руками, всё, кем я был и кем стал исчезнет будто утренний туман в лучах солнца. Но пока я еще помню и вот наша история.

Вам когда-нибудь снился такой сон, в котором вы оказывались в совершенно незнакомом месте, но абсолютно точно знали, где вы находитесь? Кругом чужие дома и улицы и лица и вообще все, но вы знаете, как называется вот это заведение, а вон того человека зовут так-то, а дома сложены из чего-то под названием «кирпичи». В тот вечер, когда началось мое путешествие, я ощущал себя именно так. Я шел по удивительно ярко освещенным улицам и вокруг меня были дома, уходящие так высоко, что неба было не видно. Но я не удивлялся тому, что вижу. Сон ведь тем и отличается от яви, что в нем возможно даже то, на что, казалось бы, никакой фантазии не хватит. И все было бы хорошо и естественно, если бы не одно обстоятельство: я был абсолютно уверен в том, что не сплю. Проходя мимо людей, что сидели за необычными столами я узнавал пиджаки и брюки, а то, куда я пришел, называлось словом «ресторан». Кроме того, мне было совершенно точно известно, за каким столиком сидит тот, к кому я пришел. Он помахал мне рукой и показал на стул напротив себя.

– Где мы? – спросил я, опускаясь на мягкое сидение. Лицо его было в тени, поскольку необычный светильник, горевший на столе между нами без дыма и копоти освещал его лишь до подбородка. Назывался светильник «лампой», к слову. – И почему я словно бы во сне, хотя и не сплю?

– Оглядитесь вокруг, – сказал мой собеседник тихим и слегка пришепетывающим голосом. – Здесь едят и пьют без меры, ну а мысли людей, такие же сытые и хмельные. Здесь практически храм вышедшего из моря, а все те, что пришли сюда – его паства.

– Не могут здесь все быть такими, – возразил я, беря в руки дивно мягкий и белый хлеб и кладя кусочек в рот.

Как и в любом храме. А что до вашего второго вопроса: вы видите то, чего нет в вашем мире, вот почему вам кажется, что вы во сне, хотя и не спите. Но не забивайте себе голову этим… пока… Позвольте теперь я спрошу: почему вы здесь?

– Я даже не знаю, где я. Мне известно, как называется это место, но ведь это не одно и то же, – пожал я плечами. – Как же мне ответить на ваш вопрос?

– Интересно, – сказал мой собеседник задумчиво и я даже сквозь тьму, в которой пребывала верхняя часть его лица, почувствовал его пронзительный взгляд. – Что ж… раз уж сюда пришли именно вы, то давайте тогда так.

Он вытащил из кармана большую монету и положил ее на стол.

– В большинстве случаев, когда к нам приходят не зная причины, именно это ею и является.

– И что мне с ней делать? – поинтересовался я, разглядывая монету. – Что в ней ценного?

– Это плата за вход и выход одновременно… По большей части символический. Бросьте ее в стакан с водой и выпейте.

– Замысловатый способ отравить меня.

– Перестаньте, дорогой мой, – смотрящий из темноты засмеялся и отхлебнул из странного длинного и узкого стакана. – Думается мне, что деньги – это ваша единственная подлинная страсть и я этому аплодирую. Доверяйте деньгам, они основа этого мира. Когда все отвернутся и все подведут и бросят, они поддержат и помогут.

– Значит вот это еще и плата? – сказал я, протянул руку и взял монету. Она была тяжела и холодна наощупь. – И за что же?

– Нам нужно, чтобы вы нашли одного человека и пробыли с ним какое-то время.

– Кто он и…

– Не применяйте к таким как он, – перебил меня незнакомец, – понятия «кто», «где» или даже «когда», это бессмысленно.

– И как же мне, в таком случае, найти его?

– Скажем так, он излучает свет, что весьма тревожит нас и мы отправим вас на него, а дальше уж вы сами.

– И зачем вам человек со стороны?

– Нам запрещено гасить светильники такого рода, законы сотворенного мира соблюдают все, но у вас подобных ограничений нет. Вижу, мои слова вас не удивляют?

– Меня не впечатляют слова. Я их слишком много слышал и от слишком многих.

– Запомните вот что, – сказал мой собеседник, – Туда, куда вы отправитесь… скажем так, само то место меняет человека настолько, что когда вам придет в голову рассказать или записать, что с вами там происходило, у вас это не получится сделать в обычной манере. Вы изменитесь полностью и навсегда, как и ваша речь и способ ее записи. Свет, на который вы полетите, если он тот, каким нам показался, испепеляет и снова собирает из пепла, и результат, так сказать, сборки, совсем не похож на первоначальный образец.

– Похоже на сказку.

– Возможно. Найдите его, поговорите и если он тот, о котором стоит беспокоится, то он обязательно позовет вас за собой. Идите за ним, смотрите и слушайте.

– И что дальше? – небрежно спросил я. – Может потребоваться погасить, как вы говорите, светильник?

Сидевший напротив ничего не ответил и лишь оскалился, словно волк перед добычей. Когда я понял, что так он улыбается, вот тут мне стало совсем уж не по себе.

– И зачем мне вообще браться за такое дело? – стараясь ничем не выдать своего испуга спросил я. – За одну монету?

– Будет больше, – мой собеседник хихикнул. – Видите, в том, что вы сюда пришли нет никакой ошибки, вы правильный человек для такого дела, ведь вопрос лишь в цене.

Я мог бы и поспорить с тем, кто был так уверен в себе, хоть бы и из чистого упрямства, но в этом не было никакого смысла. По неведомой причине я точно знал, что притворятся сейчас уж точно не стоит. Поэтому я лишь пожал плечами и сказал:

– Это верно. Я готов.

После чего, не теряя больше времени на болтовню, взял в руки стакан с водой, бросил туда монету и смело выпил, почти уверенный, что сейчас проснусь. И тут же земля ушла у меня из под ног и я рухнул куда-то вниз в невообразимую глубину без звука и света и последним, что я услышал, был голос незнакомца, странно похожий на…

– Приятного путешествия..

Начало

И когда завершилось падение мое, не разбился я, а встал на ноги и осмотрелся вокруг. И вот дверь передо мною из дубовых досок и открылась она в тот же момент, как посмотрел я на нее и прошел я в туман, что клубился за дверью и увидел лес густой и мрачный. Шагнул я под сень деревьев, что были мне незнакомы и зашагал вперед и шел долго, пока не понял, что заблудился. Вокруг была лишь густая тень, порожденная вековыми древами и не было дороги и не у кого было спросить, хоть бы и у зверя неразумного, куда мне идти. И тут охватил меня ужас столь сильный, что бросился я бежать, петляя меж стволов старых, словно спугнутый заяц. Как долго бежал я не знаю, но обессилел я и сел у корней и спрятал голову меж колен, думая, что останусь тут во веки веков. Кругом была тьма кромешная, ведь незаметно подступила ночь и окутала мир лесной и меня в нем. И тогда подошел ко мне некто, кого я не видел и услышал я голос его, мне незнакомый, что сказал: «Безумец. Зачем ты бегал в поисках выхода, вместо того, чтобы искать тропу? Разве бег без дороги куда-нибудь приведет?» Я подумал, что его слова мудры и поднялся и тьма вдруг рассеялась и нашел я тропу и пошел по ней, радуясь. Но она оказалась старой и бесполезной и привела меня туда, где давно уже никто не жил. Здесь были дома порушенные и очаги, что не знали живого огня будто бы много лет и даже вороны не каркали тут. Я снова отчаялся и голову опустил и руку к сердцу прижал, чтобы не выскочило оно из груди, но вскоре опять услышал знакомый уже голос: «Безумец, зачем ты ищешь простую тропу? Что толку тебе в ней? Ищи же тропу правильную, ведь любая другая ничем от бездорожья не отличается, поскольку также не приведет тебя куда нужно тебе.» И эти слова тоже показались мне мудрыми и снова пошел я и нашел множество троп, что вели неведомо куда, пронзали кустарник и переплетались между собою и все эти тропы казались мне правильными, но нельзя было узнать таковы они или нет. И вновь я потерял надежду, а голос, который я слушал и слышал, смешался вдруг с новым голосом, что шептал мне нечто неразличимое. И мудрость голоса, который слышал я ясно, вдруг превратилась в глупость, да еще и полную насмешки. Страх наполнил чашу души моей и перелился через край, смывая ложь и оставляя истину. Понял я в тот момент, что слушать надо было не того, кто говорил со мной громко, а того, кто шептал внутри меня, поскольку истина не нуждается в крике. Смотреть надо было не под ноги, а вверх, поскольку путь начинается с цели. И я пал на колени, и поднял голову. Там в глубине темного неба, сквозь вековечные кроны ярким светом сияла летящая по небу звезда. И пошел я за ней и шел быстро и не боялся отстать и вышел наконец из тьмы и из лесной чащи. Передо мной было поле спелой пшеницы и в глубине его светился окнами дом простой и опрятный. Я устремился на свет окон тех, словно путник замерзший к теплу костра, и не чуял ног под собой и бег мой был легок, и хоть и бежал я долго, но не устал. И там, на поле пшеничном, нашел я человека и дом рядом с ним, что и сам, вместе с окнами, светился под звездами светом каким-то странным и неземным. Хоть и не было ничего в постройке той страшного: дерево, да солома на крыше вот и все, но вздрогнул я и сжалось сердце мое словно ледяной рукою стиснутое, ведь узнал я дом этот. Человек же, что был рядом с домом, получил от меня имя Отшельник и осматривал он колос пшеничный и не обратил на меня никакого внимания, как показалось мне. Был он юн совсем и не было в нем ничего от взрослого и ничего, что позволяло бы обращаться к нему как к юнцу.

– Зачем ты здесь? – спросил он меня и голос его любопытства лишен был совсем и понял я, что это правильно и хорошо, ведь не сделал я еще ничего, чтобы вызвать его интерес.

– Неправда, – возразил Отшельник, перебирая колосья, и понял я, что фразу свою последнюю я не подумал, а произнес. – Ты пришел ко мне и я уже интересен ты этим, ведь никто не приходит в дом мой случайно. – Ты принял дружелюбие мое за равнодушие и я не сужу тебя, ведь там, вдали от поля пшеничного только так и может думать человек, что не поднимал головы и не видел звезды, что путь ко мне указывает.

– Может ты знаешь и то, зачем я здесь? – спросил я, стараясь говорить как можно дружелюбнее, так как единственное это, что можно подарить человеку, ни в чем не нуждающемуся. А Отшельник был из таких и не было в том сомнения.

– Пойдем поедим для начала, – мягко сказал Отшельник, последний раз проводя пальцами по спелому колоску.

И он отвел меня в дом и посадил за стол, чистый и сладко пахнущий свежим деревом и налил мне молока и хлеба толстый ломоть намазал медом. Мы ели в молчании и смотрели в окно на месяц нарождающийся и безмолвие наше было уютным, как у старых друзей.

– Ты совсем здесь один? – спросил я его.

– Когда Бог позвал меня, а я Его, то с тех пор как же одному мне быть? И ты теперь здесь и Он между нами и вот здесь сейчас трое нас.

– Думается мне, – сказал я, словно зная, что именно эти слова и должны были быть сказаны во время то, – знаешь ты и кто я и куда мне идти.

– Ну что же, вот давай и узнаем, прав ли ты, – сказал Отшельник, смахивая крошки со стола в ладонь, а с ладони в корзину, что стояла под столом, – Если насытился ты, то пора идти нам.

– Куда ты меня поведешь?

– Вперед, – засмеялся Отшельник. – Встречаю я тех, кто приходит на свет и показываю им дорогу, что начинается от них самих и сам иду с ними.

– И как же ступить на дорогу то ту? – поинтересовался я, стараясь говорить то, что как мне казалось, он хочет услышать. Тогда не задумывался я, с чего бы это мне угождать простому трудяге, который и помыслить не может, кто пришел в дом к нему, что бы ни говорил он.

– Легче легкого это, – добродушно сказал Отшельник. – Подойди к двери дома, открой ее и ступай.

Я так и сделал. За дверью уже был светлый день и поразился я тому, как долго болтал с незнакомцем. Я и с друзьями, пока они были у меня, не разговаривал дольше, чем того требовал долг приятельский. И искренности в беседах этих было так же мало, как тяжести в руке Отшельника, когда подошел он ко мне и положил руку на плечо мое.

– Если уж дверь открыл и путь увидал, то иди же и не оглядывайся, ведь если оглянешься, то не захочешь уходить даже оттуда, откуда уйти нужно и тогда дороги уже не будет для тебя, а лишь только страх и сомнения вечные, что воду живую в кусок льда превращают.

Глава первая

Когда вышел я из дверей, что рука моя открыла, увидел я комнату огромную с гладкими стенами, что светились, и потому подумал я, что в день вышел из ночи. В стенах тех и на них не было ничего, кроме множества дверей размером и формою разных. Были те двери закрыты и не было скважин замочных в них. Неподалеку от нас были люди и много их стояло, поделенных поровну. Смотрели они друг на друга и громко говорили на языке, что не знал я, но чувствовал злость от слов исходящую, словно дым смрадный от костра. Отшельник, подойдя ко мне, руку протянул и указал на людей тех.

– Взгляни на них и скажи мне, что думаешь.

И пошел я вперед и остановился рядом с людьми и слушал и смотрел на них молча и не двигаясь. Были среди людей поделенных и мужчины, но было их мало, а много там стояло и кричало друг на друга и девиц и женщин. Стояли они и руками махали и перебрасывались словами все такими же злыми и на языке, что по-прежнему не понимал я.

– Не можешь разобрать ты их слов потому, – сказал Отшельник, – что ни один из них не уверен в том, что кричит, а недвижны они и лишь руками машут, не сходя с места, поскольку подобны деревьям, что не выросли сами, а были посажены теми, кто знал, что воспользуется плодами их. Скажи же мне, на чью сторону ты встанешь? Чьи слова и чей крик повторить сможешь словно эхо?

– Как же мне выбрать сторону, – спросил я удивленно, – если не понятно, за что те, кто слева и те, кто справа? О чем крики их мне неведомо и как же мне поддержать то, что не знаю?

– Мудры слова твои, а ведь многим они ни говорить ни кричать не мешают, – сказал Отшельник и улыбнулся. – Ну а узнать, о чем спорят люди эти между собой, можно так же, как и о чем другом. Спросить того, кто знает.

– За что те, кто с той стороны? – спросил я тогда и показал рукой, ведь кто из нас знающий уже и тогда не было сомнений у меня.

– Они не за что, а против, как и всегда у кричащих, – мягко сказал Отшельник, – Но думают они, что крики их за то, чтобы женщинам разрешено было вытравливать плод, а против них те, кто считает это детоубийством. И вот снова спрошу тебя, раз уж теперь ты знаешь о чем спор их: куда бы ты встал?

– Ты спрашиваешь меня, – поразился я сразу же, – можно ли вытравливать плод или нет? Не говоря уж о том, что странно спрашивать такое сразу же после знакомства и у мужчины, не думаешь ли ты, что и путешествие начинать с такого не следует?

– Почему думаешь ты, что мужчина не может сказать слово свое о том, что жизни возможной или невозможной касается? Кто право имеет отнять свободу говорить о жизни и смерти у тех, кто рождается и умирает? – сказал Отшельник, печами пожимая. – И путешествие свое с кем бы то ни было именно с этого начать и следует. Убить или пощадить дитя, и что считать убийством его, а что нет? Когда спросишь ты и услышишь или даже если не услышишь ответ, узнаешь ты, тем самым, о человеке так много, что большего для первого шага на пути совместном мало что сказать сможет. А вдруг случится и так, что доведется кому узнать как-то о путешествии нашем с тобой, а значит пройти по одной с нами дороге? Давай же будем уважать его и желание его идти или не идти с нами и скажем правду ему о том, кто мы. Может и не захочет он дальше знать, что случилось с тобой и со мной на пути нашем?

– Но если не знаю я, что сказать? Если слов нет у меня и знаний достаточных? – наморщил я лоб и потер его. – Слышал я как-то от людей ученых, что вытравить плод не считают они убийством, ведь нет разума в том, кто зачат лишь только и души в нем нет… а они ведь люди умные и умные весьма.

– А что ж говорят о том люди мудрые? – поинтересовался Отшельник, окидывая взглядом добрым лица злые, что были недалеко.

– И кто же они, мудрецы эти? – пожал теперь уже я плечами. – Да и как отличить мудрого от ученого?

– Надо просто узнать, что он думает, когда стоит в одиночестве перед отражением своим и смотрит в глаза себе, – сказал Отшельник. – Ученый повторит мысли чужие, а мудрый свои.

– Не провидец я и не ведаю, что в мыслях людских и не знаю способа прознать это, – хмыкнул я. – Как же ж сделать то, о чем говоришь ты мне?

– Никак невозможно это, – Отшельник засмеялся. – А потому все, что можно, это найти отражение свое и встать перед ним и посмотреть в глаза ему и спросить.

– Смотрю я и не вижу ответа, поскольку не мудр и не учен, что же делать мне? – заупрямился я, ведь не хотелось мне отвечать.

– Снова спросить, как уже сделал ты, но раз уж не знаешь, кто мудр, а кто учен, то придется довериться.

– Ну тогда снова спрошу я у тебя, ведь все равно больше не у кого, – быстро сказал я на то.

– Хитер как змей, – не одобряя и не порицая сказал Отшельник. – Ладно. Если считаешь ты, что избавление от плода убийством не является, то твой это выбор и ответ тебе же держать сначала перед совестью твоею, а потом и перед Тем, кто голос совести дал. Но меня ты спросил, а потому вот и ответ мой тебе.

Он поднял руку и сгустилась тьма, подобная той, что в лесу пугала меня, но рассеялась она в тот же миг и вот стол передо мной и множество тарелок на нем с едою всякою.

– Возьми это, – сказал Отшельник и протянул мне пузырек с жидкостью прозрачной, словно вода родниковая. – Влей в любую тарелку, на которую взгляд твой упадет, но знай, прежде чем вольешь, что будут есть из посуды этой вскоре.

– И что же в пузырьке этом? – спросил я и не пошевелился и не взял того, что предложил он мне.

– Может в ней яд, что отравит, – пожал плечами Отшельник. – А может и вода простая. Может и так случится, что и сам я не знаю, да и не важно это. Ведь если и скажу я тебе либо одно либо другое, как узнаешь, правду ли я сказал? Мудр я, учен или вовсе безумен? Почему бы и не влить то, что в пузырьке этом, может и не умрет от того никто? Смотри на меня: думаешь ли, что способен я на убийство?

– Не стану я делать того, что возможно погубит жизнь. Даже если и доверюсь тебе, мое то решение будет и мне ответ держать – ты сказал, – тихо произнес я и исчез пузырек из руки Отшельника и улыбнулся он мне и поманил за собой отходя от стола.

И потом мы стояли с ним и смотрели, как к столу с шумом и криками подбежала толпа детей и начали есть и смеяться, а из глаз моих полились слезы.

– Не стоит оплакивать выбор правильный, не тот это повод, чтоб слезы лить, – сказал Отшельник. – Пойдем и закончим то, зачем пришли мы сюда.

И снова перед нами две толпы были и люди все так же кричали и руками махали без остановки. Подошел Отшельник к девушке молодой, что стояла в толпе одной отвернувшись от всех, кто вокруг стоял и вложил ей в руку колос пшеничный, неведомо как оказавшийся у него на ладони. И увидел я лицо девушки той и задрожал весь и потом холодным покрылся.

– Пойдем отсюда, – сказал Отшельник и снова окутал все вокруг туман теплый, но беспросветный. – Нет здесь больше никого и не будет уже еще долго, ведь пойдем мы с тобою от конца к началу и не вернемся назад. Подойди к двери любой, что в стенах этих бесцветных, теперь любая из них для тебя откроется.

И рассмеялся туман и вот снова стены и двери вокруг нас и подошли мы к тому входу или выходу, что выбрал я, и открылся он перед нами.

– Кто была девушка та, что колос твой первый получила? – спросил я Отшельника, прежде чем уйти нам из места того.

– Зачем спрашиваешь меня, если знаешь ты это? – тихо сказал мне Отшельник и был прав он и потому думал я, что спрошу его еще раз перед концом, каким бы он ни был для нас и он мне ответит или заставлю я его.

И сунул украдкой я руку под одежду свою и сжала рука моя кинжал, что за пояс засунут мной был, и пошел в дверь, что открыл, и Отшельник пошел за мной.

Глава вторая

И когда прошел я через двери, то увидел город вокруг меня холодный и в снег укутанный. Дворцы и храмы с куполами из чистого золота увидел я в городе том, а дома там были из красного и белого камня. Красивы они были и долго ходили мы со спутником моим и смотрели на дела рук человеческих. Шли мы с Отшельником по улице и старались выбирать место, куда поставить ноги свои и не поскользнуться и не упасть. Сколько шли мы, о том не скажу, потому как во все время путешествия нашего не ведомо мне было, как время идет и идет ли оно или вовсе остановилось, а мы замерли в нем, хоть и идем куда-то. Но пришли мы в конце-концов на площадь большую и круглую, словно поляна лесная, хоть и не было на ней ни трав, ни деревьев, ни цветов, а лишь камень, словно из серой пыли созданный. И вот храм перед нами посреди камней, величественный и звон колокольный окутывает нас словно туман, медью звучащий и благостный. Вокруг ходило людей великое множество, но никому не было до нас дела до тех пор, пока Отшельник не увидал мужчину, стоявшего возле храма в том же молчании, что и мы. Одет он был в тулуп и шапку меховую и руки его были в рукавицах толстых и теплых.

– Вот тот, ради кого пришли мы сюда, – сказал Отшельник и подошел к человеку тому и прикоснулся к рукаву его. И в то же мгновение замерла толпа вокруг и повернулась и посмотрела на нас. И показалось мне в то мгновение, будто стоим мы на возвышении и смотрят на нас и ждут от нас важного или смешного и все, кто вокруг желают лишь того, что услышат они.

– Что нужно тебе, незнакомец? – спросил мужчина, к которому прикоснулся Отшельник. – Не видишь, что стою и молчу и думаю я о своем?