скачать книгу бесплатно
Исповедь Самбервилля
МК. Милтон
Кайл Самбер – человек, который построил собственный город и любезно распахнул его ворота для тех, кому пришлось встретиться со своими пороками лицом к лицу. У него своя религия, своя догма, свой постулат. Самбервилль полон секретов, мрачной истории, любви, оставляющей шрамы, и только его создатель держит в руках клубок судьбы, виток за витком, открывая все больше истины. Это его исповедь, и ему нечего бояться, потому что вряд ли кто-то осмелится обозначить его город на карте. Содержит нецензурную брань.
ПРОЛОГ
По небольшой дороге со свежеуложенным асфальтом, уверенно шел мужчина. Налакированные черные туфли ступали мягко и тихо, будто он был грозным хищником перед решающим прыжком. Его антрацитовое пальто сливалось с плотным и густым туманом, растворяя его и так на безлюдной улице. Руки скрывали кожаные перчатки, которые крепко сжимали зонт—трость. Осенняя погода, уже который месяц совсем не радовала жителей этого города, но он чувствовал себя комфортно, и не обращал внимания на чрезмерно повышенную влажность и промозглый холод.
С первого взгляда трудно было отгадать, кто же он: один из местных жителей или же случайно забредший путник, который сбился со своего пути.
Только те, кто давно жили здесь, знали, что с такой уверенностью, по тропам города, мог идти только один человек. Все, что находилось вокруг, смиренно боялось и уважало его. Даже старые многовековые дубы склоняли перед ним свои тяжелые безлиственные ветви. Здесь он был хозяином. Был сердцем Самбервилля.
Его твердая походка, вела к местной достопримечательности – к средневековому храму, который придавал городу еще более мрачный вид.
Небольшой католический храм величественно возвышался над туманным ландшафтом города и протыкал мрачное небо острой вершиной. Землистый цвет стен носил на себе отпечаток древности. Это было единственное здание, которое стояло здесь не один век.
Недостроенная продолговатая башня имела колокол, который звонил ровно одиннадцать раз, по приказу нового хозяина на самые великие, по его мнению, праздники.
Он слышал, что у подножья собора похоронено несколько поколений. Это было слишком символично и идеально для того, чтобы кардинально что-то менять. Витражные треугольные окна, словно пустые глазницы, зияющие под толщей серого смога, внушали тревогу и упокоение одновременно. А решетчатые остроконечные прутья, невольно напоминали о грехах, которые непременно придется искупить.
Его тяжелый взгляд скользнул по небольшим башенкам—шпилям.
Он прекрасно помнил, как несколько лет назад вложил в реставрацию этого храма чуть ли не целое состояние.
Его рука коснулась мощной ограды, та жалобно заскрипела и нарушила зловещую тишину. Он вошел в небольшой дворик, который не совсем вписывался в архитектурный шедевр, потянул на себя тяжелую, массивную кованую дверь, и вошел внутрь.
Два пальца опустились в мраморную кропильницу, которая стояла на входе. Незнакомец хотел перекреститься, но передумал.
Внутри было сыро и затхлый запах неприятно бил в нос.
Он поднял ворот своего пальто, раздраженно съежился, и прошел вдоль рядов молитвенных скамеек. На одну из них он неосторожно бросил свой зонт, нарушая звенящую тишину глухим звуком.
– Я могу чем-то помочь, господин Мэр?
На звук одиноких шагов, вышел невысокий молодой мужчина в черном костюме, с белой полоской под воротником.
– Пришел узнать, как дела, – гость безразлично осмотрел пресвитерий, – но раз уж я здесь, возможно, ты примешь меня, монсеньор?
Взглядом он указал на конфессионал, и святой отец сделал пригласительный жест рукой.
Храм снова наполнился эхом шагов и прекратился тогда, когда они вошли в исповедальню.
– Я могу начинать, монсеньор? – ровным голосом, без дрожи, словно исповедь для него абсолютно привычное дело, произнес он.
– Грех есть страшный яд для души. Если твоя душа просит очищения, то ей необходимо противоядие. Покайся и Господь простит тебя.
– Что такое душа, осмелюсь спросить? Ты как человек знающий, легко сможете дать мне определение сему придуманному органу, —ухмыльнулся мэр, который все это время пытался устроиться удобнее на деревянной лавке.
– Душа является сосудом. Чем наполнить ее – право каждого. Только нужно помнить, что грехи, как смола. Они впитываются, делают ее грязной и черной, – ответил святой отец.
Он пытался рассмотреть сквозь сетку лицо Мэра. В таком состоянии он его еще никогда не видел. Да и вообще, встречались они крайне редко. Мэр никогда не приходил на службу, но частенько жертвовал немалыми суммами в пользу храма.
– Ты хорошо знаешь сказки, монсеньор? Сегодня, скажем так, я даю тебе ключи от всех комнат в моей душе и если ты откроешь их кому-то еще, то запятнаешь ключи кровью. И эта кровь будет твоей.
Мэр оглядел скучным взглядом конфессионал, который напоминал ему скорее тесный и унылый склеп, чем место очищения.
Пауза затянулась надолго и вздохнув, он заговорил снова:
– Таинство исповеди и все такое? Я хорошо подготовился.
– Все верно. Ты можешь рассказать все, что тебя беспокоит, господин мэр, – кивнул монсеньор.
В своих ладонях он крепко сжимал небольшой деревянный крест.
– О, я и не надеюсь на индульгенцию. Это было бы неслыханной щедростью раздавать прощение убийцам.
– Каждый сын божий заслуживает на прощение…
– Что вы знаете, о любви до гроба? – перебил священника Мэр.
Ему хотелось совершить то, что он задумал, и покинуть эту давящую своими темными стенами, комнатку.
– Хотя у кого я спрашиваю? Для тебя нет другой любви, кроме как любви к Господу Богу. Но у меня не было другого выхода. Я встретил его в тот момент, когда остро нуждался в этом. Он стал моим учителем, духовным наставником и открыл глаза шире на этот грязный мир. А деньги? Деньги, которые он платил мне, по сути, за то, что и так мне нравилось, хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
– Что он заставлял тебя делать?
– Я разве сказал, что меня кто-то заставлял?
В голосе Мэра послышались нотки возмущения.
– Ты сказал, что у тебя не было другого выхода. Выход есть всегда…
– И это говорит мне человек в рясе? Вместо того, чтобы спать с лучшими женщинами мира, касаться их манящих тел, пить дорогие напитки, жить в свое удовольствие, ты, монсеньор, существуешь в этом прогнившем храме и выслушиваешь бред грешников. Может быть, ты извращенец? Тебя возбуждают рассказы падших женщин? То, как они изменяют мужьям, а после, изменяют любовникам и плачут на твоем плече, вымаливают прощения, при этом касаясь своей упругой грудью?
Мэр и сам не понимал, почему так вспылил, но это был его храм. Здесь все принадлежало ему. И он знал, что все, что он скажет, будет выслушано. Внимательно и безукоризненно.
– Я служу Всевышнему и помогаю заплутавшим душам. Мне кажется, твоя душа так же потеряла путь к светлому, – спокойно ответил святой отец, хотя крест в руке с силой вжался в кожу.
– Душа… Ты как старый, заезженный проигрыватель. Пластинка порядком истаскалась, исцарапалась, а ты все так же продолжаешь настойчиво скрести по ней иглой, раздражая своим истошным скрипом всех адекватных людей. Но я тот, кто с легкостью может скинуть звукосниматель и все прекратится.
Мэр прикрыл на секунду глаза. Он пробовал на вкус мимолетный страх, который чувствовал нутром.
Чужой страх был для него наивысшим кайфом: лучше любых наркотиков и ярче любого оргазма.
– Господь давно спустился с небес и бесследно пропал в пошлых, безвкусно украшенных барах. Этот парень любит все невзрачное и примитивное. Иначе бы не создал человека. Пока он заливает в глотку любимое красное вино, такие идиоты как ты, возносят руки к пустым небесам. Но пока здесь есть я, ты можешь считать меня его заместителем, пасынком, бастардом.
– Я напишу тебе страницы из Библии, которые нужно будет прочесть. Молитвы, – начал святой отец, но мрачный гость снова раздраженно перебил его:
– Мы живём в двадцать первом веке. Я могу купить себе новое сердце, новое тело, любую внешность. Неужели ты думаешь, что я буду читать скудно сложенные стишки, которые ты называешь молитвой? Каноны, тропари, кондаки и акафисты – это все не мое. Меня тошнит от этих слов.
Он хлопнул руками по коленям, и поднялся с неудобной лавки.
– Только Святое Причастие способно даровать прощение, даже все вышеперечисленное тобой, находится в руках Божьих…
– Я так понимаю, мне следует покаяться искренне? – мэр прищурился еле сдерживая улыбку.
Ему нравилось испытывать на прочность человека, который добровольно отверг любые удовольствия. Он видел в нем глупое существо, которое упивалось верой и не знало её настоящей сути.
– Только это путь к избавлению…
– Тогда я каюсь монсеньор, безумно каюсь. Каюсь в том, что довольствовался малым, терзался муками совести, и частично разделял твою точку зрения. В то время, когда я мог давить ступнями бочки винограда, я позволял себе испивать сок из случайно попавших ягод в мои руки.
– Я не понимаю, что ты имеете в виду.
– Ты понимаешь, ты все понимаешь…
Мэр хотел скорее покинуть тесное пространство и в последний раз наполнил свои лёгкие тяжёлым запахом воска.
– Меня создал ваш творец. Ваш идол, – он ткнул пальцем на распятие, которое так отчаянно сжимал в своих руках монсеньор.
– Как что-то совершенное, требующее поклонения, могло создать испорченный элемент в своей безупречной системе?
– Господь всегда оставляет человеку выбор, каждый из нас волен нести в этот мир свет или поклоняться злу.
– Не означает ли это то, что сила Всевышнего слишком переоценена и даже ему не под силу предвидеть исход?
– Пути Господни неисповедимы…
– А может твой Бог не так хорош? – мэр рассмеялся, когда уловил в глазах монсеньора растерянность.
Проводник между двумя мирами, пусть на секунду, но задумался о правде, которая сквозила из его слов.
– Если бы он был справедлив, он бы уничтожил меня и защитил всех, кто ему молится. А они делают это в свой последний час, я слышал.
– Твоя душа слепа. Бог повсюду, тебе стоит просто позволить ему…
– Я и есть Бог. Все здесь создано мной, и ждет моего участия. Я обязательно навещу приду еще, и мы продолжим нашу беседу. Ты не глупый человек, и я вижу, что ни одно из моих слов не было сказано зря. Ты близок к истине.
Мэр отряхнул пальто и направился к выходу.
– Мистер Самбер, – окликнул его священник.
Он остановился, но поворачиваться лицом не собирался.
– Господь с тобой.
– Господь мёртв, глупец, – прошептал мэр и толкнул массивную дверь. – Он умер сразу после того, как его предали.
ГЛАВА 1
Свинцовое небо сгущалось над городом, прижимало его к земле, а в воздухе царило напряженное молчание. Безлюдные улицы прочесывал ветер, который гремел вывесками. Идеально.
Даже погода соответствовала пожеланиям своего хозяина. Он толкнул дверь в бар и вошел в него. Несколько столов были заняты развеселыми завсегдатаями. Он не слышал, что они говорили, только видел, как широко открывались их рты, как звучал каркающий и хрипловатый смех. Они стучали деревянными кружками, темный эль выливался через их края и растекался липкой лужей по глянцевой столешнице.
Мерзкое зрелище. Просто кучка насекомых, которым позволено почувствовать радость в собственном террариуме.
– Мистер Самбер, рады приветствовать.
Он вернул сжатые пальцы в спокойное положение, улыбнулся и снял пальто.
– Как идут дела, Джес? – задал вопрос Самбер.
Униформа, которая состояла из клетчатой рубашки в виде топа и короткой плиссированной юбки, гармонировала со смуглым, поджарым телом. Вьющиеся волосы угольного цвета были собраны в высокий хвост. А длинные ноги украшали сапожки со шпорами. Высокие скулы были обильно присыпаны румянами, толстая черная подводка подчеркивала азиатские корни, которые обычно тяжело скрыть.
– Все хорошо, мистер Самбер, посетителей становится все больше.
Можно подумать он не знал.
Не догадывался откуда берутся все эти люди, населяющие то, что принадлежит ему.
– Я не об этом, Джес.
– Что ты будешь пить? – спросила она, и Самбер увидел, как дрожат ее руки.
– Я выпью рюмку абсента, после того как ты ответишь на мой вопрос.
Он не отводил взгляд от своей собеседницы. Ему нравилось ковыряться внутри таких душ, нравилось извлекать наружу то, о чем они предпочитали забыть. Ты жив пока испытываешь боль. После того, как все становится безопасным – ты мёртв. Мёртв и неуязвим.
Джес была одной из первых, кто поселился в городке, который существовал исключительно на бумагах. На пустынном холме возвышалось только острие пик церкви, и множественные леса, где не покладая рук трудились строители. Муж Джес был одним из них. Она находилась на улице, когда услышала знакомый крик, оборванный грохотом строительного шума. Джес замерла, словно её парализовало. Она поняла, что произошло. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать, в чем дело.
Шумиха была поднята жуткая, но длилась она недолго. Приехал шериф, констатировал несчастный случай и увез бедолагу в морг. Работа закипела вновь, рабочие перебирались по балкам как муравьи, и каждый из них не был застрахован от того, что его не собьют оттуда пальцем ради забавы.
Но дело было совсем не в этом. За эти несколько лет, Джес не завязала новых отношений. Он никогда не встречал ее в компании мужчин. Несколько раз он плелся за ней до самого дома, но так и не смог увидеть ничего интересного.
– У меня все по-старому, мистер Самбер.
Она поставила перед ним рюмку, которую поспешила наполнить изумрудной жидкостью.
– Я смотрю на молодую и красивую женщину, а вижу перед собой труп. Джес, ты не должна приносить себя в жертву отношениям, которые унес с собой в могилу твой муж. Его крест принадлежит только ему, отрекись от траура. Я уверяю, он не нужен тебе.
Его рука в черной перчатке накрыла ее ладонь, и он тут же уловил страх.
Все боялись господина мэра. Его считали чокнутым, который решил поиграть во власть и закон и собрал вокруг себя кучку изгоев и одиночек. Это было сродни той библейской истории о падшем ангеле, о котором по воскресеньям в церкви рассказывал святой отец.
Ангел пал и собрал вокруг себя себе подобных. Отвергнутых и нищих. Слабых духом, предателей и изменников.
– Это не больно? – спросила она.
Она смотрела на черные линии, которые переплетались то ли в рисунки, то ли в слова. Расстояние между перчаткой и рукавом было совсем немного и рассмотреть татуировку не удавалось. Самбер обнажил свои белые зубы в улыбке и наклонился ближе, чтобы его слова как можно сильнее отпечатались в ее памяти.
