скачать книгу бесплатно
Завтра
Гийом Мюссо
Поединок с судьбой
Он – профессор философии в Бостонском университете, который горько оплакивает смерть жены. Она – сомелье в нью-йоркском ресторане, которая недавно рассталась с любимым человеком. Казалось бы – у них нет шансов встретиться. Но в наш век высоких технологий возможно всё. Мэтью становится владельцем ноутбука, некогда принадлежавшего Эмме, – так начинается их знакомство. А когда он понимает, что его новая приятельница живет в 2010 году, а он – в 2011-м, у него созревает дерзкий план. Теперь судьба Мэтью – в Эмминых руках. Ведь еще год назад его жена была жива, а значит, ее гибель можно предотвратить. Главное – уговорить Эмму ему помочь…
Гийом Мюссо
Завтра
Любовь, известно, где не пройдет, сумеет пролететь.
У. Шекспир «Два веронца»
Guillaume Musso
DEMAIN
Copyright © XO Еditions, 2013. All rights reserved.
Перевод с французского Екатерины Кожевниковой
Художественное оформление Петра Петрова
© Кожевникова Е., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Часть 1
Случайные встречи
День первый
1. Среди призраков
Мы не те, кого показывает нам зеркало. Мы те, кто отражается в сияющих глазах.
Тарун Дж. Теджпал[1 - Тарун Дж. Теджпал – знаменитый индийский журналист и главный редактор популярного еженедельника, включенный журналом «Business Week» в число пятидесяти людей, которые меняют современную Азию. Автор романа «Алхимия желания».]
Гарвардский университет
Кембридж
19 декабря 2011 г.
Амфитеатр переполнен студентами, но в аудитории мертвая тишина.
Стрелки на бронзовом циферблате старинных настенных часов показали два часа сорок пять минут. Лекция по философии молодого преподавателя Мэтью Шапиро близилась к концу.
Эрика Стюарт, студентка двадцати двух лет, сидела на первом ряду и не сводила с преподавателя глаз. Вот уже целый час она безуспешно пыталась привлечь к себе его внимание, согласно кивая каждому его замечанию и всем своим видом показывая, как завороженно она его слушает. Усилия пропадали втуне, однако безразличие преподавателя делало его образ еще притягательнее.
Моложавое лицо, короткая стрижка и пробивающаяся бородка наделяли Мэтью Шапиро необыкновенным шармом в глазах студенток, и не одна вздыхала о нем. Потертые джинсы, высокие ботинки, водолазка – Мэтью был похож скорее на студента или аспиранта, чем на своих коллег, что с суровым видом шествовали по студенческому городку. Однако привлекательная внешность была не главным его достоинством, главным было красноречие.
Мэтью Шапиро был одним из самых популярных преподавателей в студенческом городке. Он преподавал в Кембридже пять лет, и на его лекции с каждым годом приходило все больше студентов. Молва о нем ширилась, и вот уже чуть ли не восемь сотен студентов записалось в следующем семестре на курс лекций по философии. Теперь преподаватель вынужден был их читать в самой большой из аудиторий Север-холла.
«Если философия не избавляет ум от страданий, она бесполезна».
Каллиграфически выведенная на доске максима Эпикура выражала суть лекций Мэтью.
Он стремился, чтобы его лекции были понятными и полезными беседами, и не любил загромождать их абстрактным теоретизированием. Поводом к рассуждению всякий раз становился реальный случай. Мэтью начинал беседу с разговора об обыденной студенческой жизни, с обсуждения проблем, знакомых каждому студенту: страха провалиться на экзамене, горя из-за разрыва с возлюбленным, тирании чужого мнения, поиска смысла в приобретении знаний… Поставив проблему, он призывал на помощь Платона, Сенеку, Ницше, Шопенгауэра. Благодаря живости изложения великие философы неожиданно оказывались не занудами из университетского учебника, а близкими добрыми друзьями, способными дать полезный и утешительный совет.
В своих умных, приправленных юмором лекциях Мэтью не брезговал и так называемой поп-культурой. Фильм, песня, мультик – все могло стать предлогом для философствования. Даже телесериалам нашлось место в его философском курсе. «Доктор Хаус» становился живым примером в разговоре об экспериментальном познании, робинзонада «Остаться в живых» давала повод порассуждать об общественном договоре, рекламщики из «Безумцев» помогали изучать эволюцию отношений между мужчиной и женщиной.
Но если «прагматическая философия» Мэтью сделала его звездой студгородка, то из-за нее же ревнивые коллеги всячески клевали его и называли верхоглядом. По счастью, высокие баллы, которые получали на экзаменах ученики Мэтью Шапиро, их успех на студенческих конкурсах свидетельствовали пока в его пользу.
Группа энтузиастов даже засняла его лекции и выложила на Ютьюб. Их инициатива привлекла внимание одного журналиста из «Бостон Глоуб», и он написал о молодом преподавателе статью. Еще одна статья о нем появилась в «Нью-Йорк таймс», после чего Мэтью предложили создать «антиучебник» по философии. Он написал его. «Антиучебник» великолепно продавался, но популярность не вскружила голову Шапиро, он по-прежнему возился со своими студентами и заботился об их успехах. Однако светлая полоса вскоре сменилась черной. Следующей зимой Мэтью Шапиро потерял жену. Она погибла в автокатастрофе. Безвременная жестокая смерть угнетающе подействовала на философа. Он продолжал читать лекции, но увлеченность, которая воодушевляла всех, погасла, и лекции потускнели.
Эрика прищурилась, стараясь яснее рассмотреть преподавателя. Потеря надломила Мэтью. Черты его лица обострились, глаза погасли. Но траурная одежда, сумрачный взгляд, аура меланхолии еще опаснее для беззащитного девичьего сердца.
Девушка прикрыла глаза и замерла, слушая низкий, хорошо поставленный голос, который заполнял аудиторию. Голос, утративший энтузиазм, но сохранивший волшебное свойство – дарить уверенность в себе. Солнечные лучи лились через окна, согревая просторную аудиторию, светя в глаза средним рядам. Эрике стало так хорошо, так спокойно от умиротворяющих звуков бархатного голоса. Но каким коротким оказался светлый миг! Она вздрогнула от резкого звонка, возвестившего конец лекции. Не спеша стала складывать книги и тетради, дожидаясь, чтобы аудитория опустела, и тогда робко подошла к преподавателю.
– Что вы тут делаете, Эрика? – удивился Мэтью, узнав ее. – Вы прекрасно сдали курс философии в прошлом году. Вам нечего делать на моих лекциях.
– Я пришла благодаря афоризму Хэлен Роуленд, который вы так часто цитировали.
Мэтью сдвинул брови, пытаясь вспомнить, какой именно из афоризмов имеет в виду девушка.
– «Больше всего мы сожалеем о тех безумствах, которые не совершили, когда была возможность». – Девушка призвала на помощь все свое мужество и продолжила: – Чтобы не сожалеть, я решила совершить безумство. В общем… В будущую субботу у меня день рождения, и я… Я бы хотела… Пригласить вас поужинать.
Глаза Мэтью слегка округлились от удивления, и он сразу же постарался вразумить свою ученицу.
– Вы же умница, Эрика, а значит, знаете сами все сто пятьдесят причин, по которым я откажусь принять ваше приглашение.
– Но не потому, что вам оно неприятно, правда же?
– Не настаивайте, прошу вас, – оборвал он ее.
Эрика вспыхнула, оробев, застыдившись, пробормотала несколько слов в свое оправдание и пошла к двери.
Мэтью вздохнул, надел пальто, завязал шарф и тоже вышел на улицу студгородка.
* * *
Зеленые газоны, красивые здания из темного кирпича с девизами, выведенными по-латыни на фронтонах, – неподвластный времени Гарвард был пронизан британским духом.
Выйдя за порог Север-холла, Мэтью закурил сигарету, закинул рюкзак за плечо и направился к Ярду, обширному двору-парку, откуда на километры разбегался лабиринт дорожек, ведущих к учебным корпусам, библиотекам, музеям, общежитиям.
Парк тонул в мягком осеннем свечении. Вот уже десять дней неожиданное для осени солнце дарило обитателям Новой Англии тепло бабьего лета, особенно отрадное в эту пору.
– Господин Шапиро! Отбейте мяч!
Мэтью повернул голову в сторону, откуда донесся голос. К нему летел футбольный мяч. Он ловко поймал его и отправил обратно к игрокам в квотербэк, которые его и окликнули.
На всех лавочках Ярда сидели студенты с открытыми ноутбуками на коленях. С лужаек доносился смех, всюду велись оживленные разговоры. Здесь как нигде ощущалось дружелюбие молодежи самых разных национальностей. Здесь соседство разных культур складывалось в богатство. Серый и бордовый, два цвета-фетиша знаменитого университета, мелькали на футболках, куртках, рюкзаках. Желание быть гарвардцами преодолевало различия.
Проходя мимо Массачусетс-холла, монументального здания в георгианском стиле, где располагалась дирекция и общежитие первокурсников, Мэтью опустил руку с сигаретой вниз. Но не тут-то было! Мисс Мур, главная помощница ректора, стоявшая на ступеньках, сердито взглянула на преподавателя и призвала его к порядку: «Господин Шапиро! Сколько раз я должна вас предупреждать, что курить в студгородке запрещено!» И присовокупила еще несколько слов о вреде табака.
Мэтью и не взглянул на нее. С неподвижным лицом прошел мимо. Он хотел было ответить, что умереть для него плевое дело, но сдержался. Еще несколько шагов, и он, миновав массивные ворота, вышел за ограду студгородка и очутился на Гарвард-сквере.
* * *
Сквер на самом деле был обширной, гудящей, как улей, площадью, занятой палатками, книжными магазинчиками, маленькими ресторанами и кафе с террасами, на которых сидели студенты и профессора, одни, продолжая читать лекции, другие переустраивать мир. Мэтью порылся в кармане и вытащил проездной. Он уже двинулся по пешеходной дорожке по направлению к станции метро, собираясь сесть на красную линию и через четверть часа быть в центре Бостона, как вдруг старенький «Шевроле Камаро Купе» ярко-красного цвета вылетел, фыркая, из-за угла Массачусетс-авеню и Пибоди-стрит. Молодой преподаватель резко отпрянул назад, чтобы не попасть под колеса автомобиля, что со скрежетом затормозил прямо перед ним.
Стекло опустилось, и Мэтью увидел перед собой русую гриву Эйприл Фергюсон, своей соседки. После смерти Кейт он стал сдавать верхний этаж своего дома.
– Хэлло, брюнет-красавчик! Подвезти?
Мотор «Камаро» оглушительно рычал в тихой заводи, где ездили в основном на велосипедах.
– Спасибо, отдаю предпочтение городскому транспорту, – отклонил Мэтью любезное предложение. – Ты гоняешь, будто играешь в «Жажду скорости».
– Да ладно! Брось свои пешеходные замашки! Я вожу отлично, и ты это знаешь!
– Не настаивай. Эмили уже лишилась матери. Не хочу оставить дочь сиротой в четыре с половиной года.
– Не преувеличивай! Давай влезай скорее, а то я тут все движение перегородила!
Подгоняемый со всех сторон яростными сигналами, Мэтью покорился и со вздохом упал на сиденье «Камаро».
Едва он успел застегнуть пояс безопасности, как «Камаро» вопреки всем правилам дорожного движения резко вильнул влево и помчался на бешеной скорости на север.
– Бостон в другую сторону, – успел сообщить Мэтью, схватившись за ручку дверцы.
– Мы на секунду смотаемся в Белмонт. Тут езды всего ничего. А за Эмили не беспокойся, я попросила няню посидеть еще часок.
– Не предупредив меня? Я же тебе говорил…
Молодая женщина снова нажала на акселератор, и они помчались так, что у Мэтью перехватило дыхание. Олимпийски спокойная Эйприл снисходительно покосилась на него и протянула картонную папку.
– У меня, кажется, появился покупатель на эстамп Утамаро, – объявила она. – Усек?
Эйприл была хозяйкой галереи в Соут-Энде, специализирующейся на эротическом искусстве. Женщина обладала поистине редким даром находить среди хлама неведомые шедевры и перепродавать их потом с немалой выгодой.
Мэтью начал с того, что освободил папку от резинок, а японский эстамп от кофточки из настоящего шифона, в которую он был завернут. Эстамп оказался шунгой[2 - Японская гравюра эротического содержания.] конца XVIII века, изображал куртизанку и ее клиента во время акта любви. Образец этакой чувственной акробатики. Откровенность сцены смягчалась изысканностью рисунка и богатством тканей. Лицо гейши чаровало тонкостью и изяществом. Ничего удивительного, что такого рода гравюры так полюбились потом Климту и Пикассо.
– Ты уверена, что хочешь с ней расстаться?
– Я получила предложение, от которого не отказываются, – сообщила она голосом Марлона Брандо из «Крестного отца».
– Можно поинтересоваться, от кого?
– От крупного коллекционера-азиата. Он в Бостоне проездом, навещает дочь. Похоже, он готов совершить покупку, но в городе всего на один день. Такая возможность, как ты понимаешь, еще раз скоро не представится…
«Шевроле» выехал из студенческого квартала и покатил по скоростной дороге вдоль Фреш Понда, самого большого озера в Кембридже, а потом дальше в Белмонт, небольшой жилой городок западнее Бостона. Эйприл ввела адрес в GPS и стала следовать указаниям механического голоса, который привел их в очень богатый и очень уютный квартал. Окруженная деревьями школа, за ней площадка для игр, парк, спортивный комплекс. Неподалеку стояла даже тележка с мороженым, которую продавец привез сюда, словно бы из 50-х. Несмотря на запрет, «Камаро» обогнал школьный автобус и остановился на тихой, застроенной небольшими особняками улочке.
– Ты со мной? – спросила Эйприл, забирая у Мэтью папку.
Мэтью отрицательно покачал головой.
– Лучше подожду тебя в машине.
– Я задерживаться не собираюсь, – пообещала Эйприл, смотрясь в зеркало заднего вида и напуская волнистую прядь на правый глаз, как это делала Вероника Лейк.
Достав из сумочки помаду, она подкрасила губы, довершив этим последним штрихом образ роковой женщины в красной кожаной куртке в обтяжку и в футболке с глубоким вырезом.
– А не слишком ли вызывающе? – подначил приятельницу Мэтью.
– «Я совсем не плохая, меня так нарисовали», – промурлыкала она в ответ голосом Джессики Рэббит из мультяшки «Кто подставил кролика Роджера».
И наконец-то выпрямив свои длинные ноги в легинсах, зашагала к дверям самого большого коттеджа на этой улице.
Мэтью смотрел ей вслед. Эйприл нажала на звонок. По части сексапильности она могла дать кому угодно сто очков вперед: идеальные пропорции, осиная талия, потрясающая грудь. Воплощение мужских грез! Но – увы! – Эйприл любила не мужчин, а женщин и всегда и всюду объявляла о своем пристрастии к однополой любви.
По этой, кстати, причине Мэтью и взял ее себе в соседки, зная, что никакие двусмысленности ему не грозят. К тому же Эйприл была умницей, фантазеркой, умела пошутить и повеселиться. Хотя характер у нее был не из лучших, в выражениях она не стеснялась и порой впадала в страшный гнев по пустякам. Однако как никто умела ладить с малышкой Эмили, а это было для Мэтью дороже всего на свете.
Эйприл исчезла за дверью, и Мэтью перевел взгляд на другую сторону улицы. Мамочка с двумя малышами украшали сад перед домом, готовясь к Рождеству. Да, действительно, до Нового года осталось немногим больше недели, и при мысли об этом он снова почувствовал острую тревожную боль. Близилась годовщина смерти Кейт: ужасный день 24 декабря, превративший в 2010 году его жизнь в тоску и мучение.
Три первых месяца после катастрофы Мэтью чувствовал только неутолимую боль. Она не отпускала его ни на секунду. Опустошала. Мучила. Разверстая рана. Впившийся вампир, высасывающий жизнь. Пытаясь избавиться от пытки, он готов был на самые радикальные средства: подходил к окну, готовясь выпрыгнуть, искал крюк, куда привяжет веревку, хватался за таблетки, собираясь выпить смертельный коктейль, приставлял дуло к виску. Останавливала мысль о маленькой Эмили: с ней-то что будет без него? Он не имел права отнимать отца у своей дочери, не имел права уродовать ей жизнь.
Бурное горе первых месяцев сменилось унылым туннелем тоски. Жизнь замерла, остановилась, завязла в безнадежности, которой не виделось ни конца ни края. Мэтью не сопротивлялся, он покорно терпел свою беду, наглухо закрывшись от жизни. Потеря была невосполнимой. Будущего не существовало.
По совету Эйприл он все же совершил невероятное усилие и записался в группу поддержки. Сходил на одно занятие, попытался найти слова, чтобы выразить свое горе и разделить его с другими, но больше ходить туда не стал. Чем могли помочь ему дежурные фразы сочувствия и чужие житейские уроки? Он предпочел свое одиночество и бродил по нему, словно призрак, ничего не желая, ничего не ожидая. Отсутствуя.
Но прошло какое-то время, и ему стало казаться… Не то чтобы он ожил. Нет. Ему показалось, что боль понемногу отпускает его. Просыпаться было по-прежнему невмоготу, но в Гарварде, во время лекций или на совещаниях преподавателей по профориентации, в которых он теперь участвовал без прежней активности, ему вдруг становилось как будто немного легче.
Он не стал таким, каким был, но словно бы мало-помалу смирялся со своим новым состоянием, с головой уходя в философию, которую преподавал студентам. Фатализм стоиков и бесстрастие буддистов помогали ему терпеть жизнь такой, какая она есть: изменчивой, заведомо лишенной стабильности, постоянно эволюционирующей. В ней ничего не стояло на месте. А счастье? Хрупкое, как стекло, оно было всего лишь кратковременным жизненным опытом…
Теперь, дорожа мелочами, он вновь начинал ощущать, что у жизни есть вкус. Прогулка в солнечный день с Эмили, футбольный матч со студентами, удачная шутка Эйприл. Из этих малостей он строил плотину, которая не позволяла бы разливаться горю, не подпускала бы его, удерживала на расстоянии.
Но плотина оказывалась непрочной. Боль подтачивала ее, прорывалась, хватала за горло. Достаточно было пустяка, чтобы горе вновь разнуздывалось, бушевало, топило в воспоминаниях. На улице женщина обдала ароматом духов Кейт… Мелькнул плащ того же фасона… По радио передавали песенку, которую они любили слушать, когда были так счастливы… Фотография, случайно найденная в книге…
В последние дни ему снова стало намного хуже. Приближение ужасной годовщины и радостные предновогодние хлопоты – все было связано с Кейт, все о ней напоминало.
Уже не раз он просыпался посреди ночи с бьющимся сердцем, мокрый от пота, мучимый одним и тем же воспоминанием: кошмаром последних минут Кейт. Мэтью сразу же примчался в больницу, когда туда с места аварии доставили Кейт. Но ее коллеги (а она была врачом) ничего не могли сделать, чтобы вернуть ее к жизни. Он встретился со смертью лицом к лицу. Смерть отобрала у него женщину, которую он любил. Им с Кейт было отпущено всего четыре года счастья, но какого!.. Полного совершенного взаимопонимания! За четыре года люди только намечают тот путь, который пройдут вместе. Их путь оборвался. Но встреча была уникальной, такое не повторяется. Стоило Мэтью подумать об этом, и он снова впадал в отчаяние.
Слезы выступили у Мэтью на глазах, когда он заметил, что крепко сжимает обручальное кольцо, которое по-прежнему носил на безымянном пальце. Сердце у него колотилось, как сумасшедшее, пот выступил на лбу. Он опустил стекло, нащупал в кармане джинсов успокоительное и положил таблетку под язык. Лекарство медленно таяло, химия действовала. Пройдет несколько минут, и сердцебиение выровняется. Мэтью прикрыл глаза, помассировал веки, сделал глубокий вдох. Чтобы окончательно успокоиться, ему нужна была сигарета. Он вышел из машины, запер дверь, сделал несколько шагов по тротуару, закурил и глубоко затянулся табачным дымом.
Горечь никотина мягко обволокла горло. Сердце забилось ровнее, и он сразу почувствовал себя гораздо лучше. Прикрыв глаза, подставив лицо осеннему ветерку, Мэтью наслаждался сигаретой. Отличная погода. Сквозь ветви светило солнышко. И до чего тепло! Даже подозрительно! Несколько минут Мэтью так и стоял неподвижно, не открывая глаз, наслаждаясь покоем. Потом открыл глаза и увидел, что в конце улицы возле одного из коттеджей собралась небольшая толпа. Он двинулся туда, ему стало любопытно, что там такое. Коттедж, типичный для Новой Англии: двухэтажный дом, обшитый досками, с высокой, будто на кафедральном соборе, крышей и множеством окон.
