скачать книгу бесплатно
Он вжимал пальцы в предплечья, от чего кончики пальцев побелели, а на предплечьях наверняка останутся небольшие точки-синяки. Его зелено-коричневые глаза были широко распахнуты, а взгляд такой неосмысленный, что складывалось впечатление, что он совершенно слеп.
– Даня, – заныл мальчишка и Даниил дернулся, как будто его неожиданно ударили.
Он никогда не называл его Даней, он никогда даже по имени не называл. Всегда Цвирко, если не что-то похуже. Чаще всего это обидные, полуцензурные прозвища.
Даниил аккуратно спустил ноги с ящика, все ещё обнимая себя, не сводя взгляда, широко распахнутых глаз, с одноклассника. Ему казалось, что его зрение в одно мгновение приобрело способность фотографировать увиденные картины и отпечатывать их в мельчайших деталях у него в голове.
Кровь, что пропитывала штанину, торчащая кость, пальцы, испачканные в крови и несколько полос размазанной крови на грязном полу. И полное страдания лицо.
Его одноклассник что-то продолжал говорить, но Даниил не слышал ничего кроме биения сердца в своих ушах.
Чтобы выйти ему нужно было пройти возле своего одноклассника, но одна мысль об этом как будто ушат холодной воды обливала его и вызывала крупную дрожь и холодный пот.
В ушах не прекращался гул, подобный белому шуму, а губы его одноклассника продолжали шевелиться в просьбах, но Даниил не слышал ни слова. Он видел, как искажаются черты его одноклассника, болезненно морщится лоб и дрожат губы. Но внутри не было никакого отзвука сочувствия или же желания прекратить страдания мальчишки. Он совершенно не думал об этом. Как будто это был не живой человек, а плюшевая игрушка, чей шов распоролся.
Ногти впивались в кожу, оставляя кровавые полумесяцы на ладони Даниила. Он сделал неуверенный шаг в сторону своего одноклассника, не сводя взгляда с него. Его одноклассник сжимал веки, наверное, из-за боли, но слезы все равно катились.
Он открыл их, когда услышал, или же скорее почувствовал, приближение Даниила и крупно вздрогнул от чего тут же всхлипнул и захныкал. Ногу пронзила очередная обжигающая волна боли из-за движения.
В тусклом свете глаза Даниила на его бледном лице казались обжигающе зелеными, холодными, похожими на стеклянные глаза фарфоровых кукол. Его синяки под глазами, казались практически черными, от чего создавалось ощущение, что вместо глаз у него впадины на дне которых клубится зеленое, холодное пламя.
Даниил все время кусал губы и сейчас они казались неестественно красными, с множеством ранок. Он вызвал в душе и так испуганного мальчишки какой-то инстинктивный ужас.
– Даня, – хриплым шепотом начал он, – пожалуйста, Даня, позови кого-то.
Все это как будто происходило не с Даниилом, ему казалось, что он будто смотрит за чьими-то действиями со стороны. Инстинктивно совершает какие-то телодвижения даже не задумываясь и без возможности вспомнить потом делал ли это он.
Он зашел в кабинет за своим рюкзаком, но, когда пришел домой он не помнил как сделал это. И тем более он не помнил был ли кто-то в кабинете или нет. Тогда там сидело несколько мальчишек и три девочки, которые его проигнорировали, но мальчишки вслед закричали парочку обидных фраз, за которыми скрывали любопытство по поводу того куда же он направляется.
Он пришел домой раньше обычного. Его мама сидела в комнате и смотрела телевизор, укутавшись в плед. Она немного наклонила голову, разглядывая сына и поинтересовалась почему он так рано. Даниил не задумываясь сказал, что у него немного болит живот.
Ира улыбнулась сыну и похлопала рукой рядом с собой, приглашая его присоединиться. Он оставил рюкзак на полу в коридоре и присел рядом с мамой, прижавшись к её боку. Его плечи обняла тонкая мамина рука. Ира в последнее время очень похудела и постоянно мерзла от чего куталась в одеяла и пледы.
Даниил положил голову на мамино плечо, неосмысленным взглядом глядя на экран телевизора, там показывали какое-то бессмысленное шоу. Его волосы нежно поглаживали, перебирали темные пряди и убирали их с глаз. Даниил расслабился под касанием материнской руки, прикрыв глаза. Ему казалось, что напряжение, что все это время сковывало его, делая его движения прерывистыми и какими-то резкими, наконец-то отпустило его.
Они долго сидели в тишине, вскоре, мама накинула и на него плед и они наслаждались молчаливой компанией друг друга. До того времени как не затрезвонил телефон. Его звук разрезал привычный шум телевизора и еле слышный гул улиц. От его резкого звука у Даниила головная боль вспыхнула подобно вспышке перед глазами.
Ира вставала медленно, как будто её конечности затекли или же как будто она в мгновение постарела до восьмого десятка. Она шла к телефону так невыносимо медленно.
Даниил подтянул к себе колени и плотно зажмурил глаза до цветных кругов. Плотно прижал руки к ушам, пытаясь заглушить резкий звук телефона.
– Алло, – ответила его мать.
Даниил не слушал слов, он слышал только встревоженную интонацию. Ему казалось, что произносимые слова были иностранном языке. Но гораздо позже, лежа в своей кровати он мог восстановить этот разговор, повторяя его мысленно, как будто реставрировал произведение искусства.
Его мать положила трубку домашнего телефона и какое-то время стояла возле тумбы на которой он стоял, смотря перед собой. А после так же медленно начала возвращаться слегка шлепая босыми ногами. Ира замерла над сжавшимся Даниилом и стояла так несколько секунд, а после присела на корточки и отняла его руки от его ушей, надеясь, что тот посмотрит на неё.
Её намерение осуществилось и Даниил посмотрел на неё большими, влажными глазами, глядя в которые Ира не могла даже допустить, что её ребенок может навредить кому-то намеренно. Или не прийти на помощь нуждающемуся.
– Милый, звонила твоя учительница, – она сделала паузу, как будто хотела быть уверенной, что мальчик её понимает, – она сказала, что сегодня твой одноклассник упал и сломал ногу.
Даниил продолжил молчать даже когда Ира сделала паузу, как будто надеялась, что мальчик сам заговорит с этого места. Но он продолжал молчать, глядя широко распахнутыми глазами на свою мать.
– Он сказал, что ты был там, но не позвал на помощь. Это так, милый?
Даниил не сказал ни слова, глядя на мать, как будто пытался осознать происходящее. Казалось, они оба задавались одним и тем же вопросом – было ли это правдой.
– Милый, почему ты не позвал кого-то?
Даниил как-то рвано пожал плечами в одно мгновение становясь похожим на ребенка пяти лет. Ира же вздохнула не зная что делать. Должна ли она наказать его? Ни в одной книги про воспитание детей не было главы о том, что делать если твой ребенок оставляет своего одноклассника с открытым переломом ноги. Его нашли спустя только двадцать минут, потому что это была большая перемена и все были в столовой. Одноклассники говорили, что видели Даниила, когда он зашел в кабинет и забрал рюкзак. Он ведь мог им сказать, но он просто молчал, не сказал ни слова.
– Иди в свою комнату, – тихо сказал Ира, вздохнув.
Даниил пошел в свою комнату и запер за собой дверь.
Он сидел в своей комнате до самого позднего вечера. Время скакало неравномерно. Иногда одна минута длилась бесконечно, иногда час длился не дольше мгновения.
Он лежал на своей кровати, когда открылась входная дверь.
Он сразу же понял, что это пришел отец. За окном уже было черным-черно. Отец нередко приходил поздней ночью усталый морально и как будто постаревший, навидавшись ужасов людской души.
Даниил слышал негромкий разговор между родителями. Он не мог расслышать всего, лишь отрывки фраз, но зная интонацию и своих родителей он мог предположить о чем они говорят. Его мать обеспокоенным, иногда срывающимся, голосом, рассказала о звонке учителя, шепотом прибавив свои ощущения о том, что их сын в этом совершенно не раскаивается.
Пантелей, положив руку на плечо жены, успокаивающе сказал, что ничего страшного не случилось и их сын просто испугался, а такое бывает. Это не значит, что он плохой человек. Он поддался панике.
Вскоре Ира успокоиться и, вздохнув, согласится с правотой Пантелея.
Он всегда умел её убеждать своим низким, размеренным голосом. Слова всегда были наполнены уверенностью. Создавалось впечатление, что он вовсе не может ошибаться.
Даниилу казалось, что должно что-то измениться. Ведь это такая распространенная ошибка думать, что с изменениями в тебе изменяется и мир вокруг.
Он уснул с картинами крови и осколком кости перед глазами. Как будто этот момент, подобно картинке, что переводят на кожу, остался на внутренней стороне век.
Возможно от этого ему всю ночь снились сюрреалистичные кровавые картины, где людей выкручивает с хрустом костей, как будто они не живые существа, а какая-то тряпка после стирки и её отжимают от лишней воды. Все заливало неестественно густой кровью, напоминающей сироп. Он проснулся, когда смотрел на свои ноги, что были по колено в крови. Он вглядывался в неё до тех пор, пока по всей поверхности крови не раскрылось с десяток, с сотню глаз. Они моргали и смотрели на него. Он проснулся от ужаса, резко сев, глубоко дыша. Он весь был покрыт потом из-за которого его пижама прилипла к коже. Несколько прядей волос прилипли к лицу и щекам.
Даниил зачесал пальцами волосы назад. Они были влажными и запутанными, пальцы застревали в темных прядях от чего неприятно тянуло кожу головы.
Мерно стучали часы на стене и Даниил посмотрел на них. Уже скоро нужно было вставать, потому он решил не ложиться спать опять, впрочем, зная, что он все равно не сможет уснуть.
Ему казалось, что он до сих пор может чувствовать взгляд того множества глаз.
Он опустил ноги с кровати, ковров не было и по утрам и вечерам в квартире было холодно. Босые ноги тут же замерзли и по спине побежали мурашки. Он быстро прошлепал по коридору по направлению к кухне. В квартире стояла тишина и казалось кроме его шагов никаких звуков не было.
Отца опять не было. Наверняка, вызвали вместе с рассветом. Это было не впервой. Мать ещё не проснулась. Даниил видел в приоткрытые двери её фигуру под грудой теплых одеял.
Он сел на табурет на кухне, слушая мерное постукивание часов. Почему-то почти в каждой комнате у них висели часы, на кухне тоже. Он слушал их, размышляя. Его не отпускала мысль, что же его ждет сегодня в школе. Ему казалось, что ему не забудут просто так, что он оставил одноклассника лежать под лестницей со сломанной ногой.
Даниил чувствовал как его сердце заполошно бьется в панике от ужасающих мыслей, что его ждет. Он знал, что воображаемые ужасы часто преувеличены, если не всегда так. Но сейчас ему казалось, что так и будет. За этими мыслями время летело ужасающе быстро, приближая его к часу, когда нужно идти в школу. Он до безумия хотел оттянуть этот момент, даже появились мысли прикинуться больным или же просто не пойти в школу. И эти мысли были соблазнительными, хотелось поддаться их соблазну и спрятаться от проблем и страхов, подарив себе ещё немного времени в панцире своей квартиры.
Каждый шаг в сторону школы казался ему шагом к своей погибели. Когда ты юн любая трагедия для тебя сравнима с концом света, он прекрасно это знал. Но знать, оказывается, недостаточно, чтобы побороть свои чувства. Обозначить что-то абсурдным страхом, оказывается недостаточно, чтобы избавиться от него.
В школе было шумно, как всегда. Как всегда кто-то бегал по коридорам и казалось на него не обращали внимания, но он все равно вцепился в лямки рюкзака, как будто это было его единственной опорой и опустил голову, глядя только на пол и на носки своих ботинков.
Когда кто-то смеялся недалеко от него, он сжимался ещё больше. Он не мог избавиться от мысли, что это смеются над ним.
Даниил пришел практически к началу урока, преподаватель был уже в кабинете и скучающе раскладывал какие-то бумаги по своему столу. Учительница подняла на него холодный взгляд поверх очков и Даниил ещё крепче вцепился в лямки рюкзака. Ему всегда казалось, что она чувствует к нему некое брезгливое равнодушие, но сейчас её глаза горели холодным презрением. Обжигающе холодно и пронзительно. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что больше ему не стоит рассчитывать на её благодушие или защиту.
Его одноклассники смотрели на него. Они ничего не делали, только смотрели, но эти взгляды, казались такими до ужаса болезненными от чего хотелось спрятаться от этого мира.
Он сел за свою парту и начал доставать вещи. Казалось, они думали, что если он сосредоточен на своих вещах, он не слышит как они переговариваются и иногда в этих разговорах мелькает его имя. Он слышал имя своего одноклассника, что сломал ногу и ужасающее «двадцать минут!», на которое его одноклассники упорно делали ударение.
***
Даниил сидел на медицинской кушетке, глядя в окно. Там ярко светило солнце от чего стекло окна слегка переливалось. Он с поразительным упорством смотрел на солнце, которое, казалось белым ярким всплеском света. Его глаза начинали слезиться, но он почему-то не отворачивался.
Он уже успел заметить, что, если долго смотреть на солнце позже перед глазами все беспросветно черное и лишь спустя какое-то время картинки перед глазами начинают светлеть, начиная с края.
Он как какой-то экспериментатор повторял одно и тоже в надежде на другой результат или же желая получить более точные данные.
Ира не сразу заметила его пристрастие до боли в глазах рассматривать солнце. А как только заметила в испуге начала прикрывать ему глаза ладонью и даже несколько раз взволнованно накричала, положив ладони на щеки сына, глядя ему в глаза.
Тот моргал, пытаясь вернуть себе прежнюю четкость зрения, чтобы видеть лицо матери и это только ещё больше её пугало.
Даниил был её первым ребенком и она знала лишь, что детское любопытство – это нормально. Но она не знала где та грань, за которой заканчивается нормальное детское любопытство.
Ни в одной книге про воспитание детей, которую она читала, не говорилось, что делать если твой ребенок рассматривает солнце слишком часто и слишком долго. Ни одного достоверного источника, который может сказать нормально это или нет.
От того она, поддавшись интуиции, как и многие родители, взволнованно доказывала Даниилу, что так делать нельзя, угрожая тем, что он ослепнет. Но мальчик, с поразительным скепсисом для своего юного возраста, сказал, что не верит, что солнце может сжечь его глаза, поскольку то слишком далеко.
Но в этот раз они пришли в больницу по другой причине.
Даниил был достаточно взрослым, чтобы Ира не боялась оставлять его одного на улице пока он что-то делал во дворе, она полагала, что тоже, что и другие мальчишки. Бегал, шутил, возможно, задирали девочек. Это все ведь нормальный период взросления, тем более Даниил всегда приходил вовремя и никогда не клянчил ещё пять минут, покорно приходя в указанное время и шел мыть руки.
От этого Ира и Пантелей не могли нахвастаться своим ребенком, авторитетно говоря своим друзьям, у которых были проблемы с послушанием детей, что все дело в авторитете и воспитании.
Знакомые каждый раз сюсюкали с Даниилом, говоря, какой он хороший мальчик, как будто он был не ребенком, а хорошо дрессированным псом. А после, поджимая губы, авторитетно заявляли о то, что Ира и Пантелей, наверняка, бьют своего ребенка, а может и вовсе дают какие-то лекарства. Говорили о том, что мальчик заторможённый, апатичный и вообще не такой, каким положено быть обычному ребенку. Наверняка, он умственно отсталый, говорили они, уверенно кивая, как будто могли безоговорочно и безошибочно ставить диагнозы.
Было жаркое лето и Ира, вспоминала года своего детства и то, как ей было весело. Во взрослой жизни не может быть так незабываемо весело, как когда ты ребенок. Тогда звуки громче, краски ярче, а мир неописуемо прекрасен и интересен. От того, желая создать своему ребенку такие же поразительно яркие воспоминания она отправляла его поиграть во дворе. Но Даниил должен был вернуться в три дня, чтобы пообедать и уже после мог пойти ещё на несколько часов.
Она включила какую-то программу по телевизору и гладила вещи. Ира даже не имела понятия, какая передача транслируется. Ей просто нравились голоса на фоне, они отвлекали и делали обычные домашние обязанности не такими нудными.
Из-за жары и раскаленного утюга она вспотела и футболка прилипла к телу, а на лбу скопились крупные бусины пота, которые она вытирала периодически предплечьем.
Хлопнула входная дверь и Ира бросила быстрый взгляд на настенные часы. Их дала ей её мать. Часы были большими, коричневыми с фигурными стрелками. Они показывали без пяти три.
Послышались шаги небольших ног и в комнату зашел Даниил в не по размеру больших и грязных шортах, Ира не хотела давать ему надевать во двор новые вещи. Даниил постоянно садился на землю или траву и вещи после было практически невозможно отстирать.
Он всегда подходил к ней, когда возвращался, это было что-то похожее на их семейную традицию и даже спустя года, когда он шагнет на путь подростковости он по привычке будет говорить, что вернулся домой по возвращению.
– Как погуляли? – спросила Ира, выключая утюг.
Она приготовила на обед суп и тот остывал на плите. Она решила дождаться Даниила, чтобы пообедать вместе с ним.
– Нормально, – сказал мальчик.
– Пошли мыть руки и кушать, – улыбнувшись, сказала женщина и мальчик послушно кивнул.
Ира понимала, что иногда говорит с Даниилом, как должна была говорить несколько лет назад, когда тот был ещё совсем крошкой. Сейчас Даниил был слишком взрослым для такого и не смеялся как раньше, когда с ними сюсюкали. Но Ире казалось, что прошло всего несколько недель с тех пор как она взяла его впервые на руки.
Она давно услышала фразу, что для родителей их дитя всегда будет ребенком, но она воспринимала эту фразу, казалось, до конца не понимая смысла. Сейчас она осознавала, что, как будто, не готова принять взросление своего мальчика. И пусть иногда, особенно, когда усталость наваливалась неподъёмным грузом, ей хотелось, чтобы Даниил стал взрослым побыстрее, но после она жалела об этих мыслях.
Ей казалось, что она скучает каждый день по вчерашнему дню. Когда Даниилу было два года, она скучала по нему годовалым, потому что тогда у него были до безумия большие, наивные глаза и он тянул к ней свои крошечные ручки.
Когда ему было три, она скучала по двухлетнему Даниилу.
Она положила ему руку на спину, немного ниже шеи, ведя его в ванную мыть руки. На мальчике была слегка большая для него футболка, от того ворот был немного ниже положенного и Ира чувствовала своей ладонью неприкрытую кожу спины своего сына. Та была мягкой, влажной и слегка липкой от пота, она была покрыта едва ощутимыми тонкими, мягкими волосками.
Рукава футболки заканчивались немного выше локтя. Тонкие руки Даниила, казались ещё тоньше, напоминали тростиночки. А локти казались слишком острыми, костлявыми и хрупкими.
Ира стала за спиной Даниила, когда они подошли к раковине и включила воду. Раковина была Даниилу до груди и чтобы взять мыло ему приходилось тянуться вперед, но уже не приходилось становиться на носочки, как раньше. Но Ира по привычке взяла жидкое мыло и налила его в ладони, сложенные лодочкой, сына.
Она едва ли не цокала языком, глядя на то какая бурая становиться пена.
Женщина прищурилась, заметив что-то ярко красное на руке сына и как только тот смыл пену она аккуратно схватила его за запястье, поворачивая его руку, чтобы лучше рассмотреть это нечто.
Кожа была воспаленной, а в центре были грязно-желтые пятна. Одно из таких пятен надулось, становясь похожим на волдырь с бурлящим внутри горячим гное. Возле ожога кожа, казалось, была раскалённой.
– Что случилось? – взволнованно спросила Ира, все ещё разглядывая ожог.
Он не был очень большим, но на детской руке казался чудовищной раной. Тем более у Иры не было ни одного предположения как её ребенок мог получить такой ожог. На улице было жарко, но это совсем не было похоже на обычный солнечный ожог.
Даниил же был совершенно спокойный, смотрел на воспаленную кожу на тыльной стороне левой руки, как будто это вовсе не была его рука и он не чувствовал обжигающей боли.
Он пожал плечами, как делают едва ли не все дети, а после бросил отрывистую фразу со слишком размытым объяснением о том, как появился этот ожог.
Ира нервно прикусила губу и не отпуская руки сына, как будто боялась, что как только сделает это он опять где-то пораниться. Она отпустила его руку только когда быстро накинула на себя старую футболку и схватила сумку. Но после она не отпускала его ладони весь путь до больницы. Она сжимала его маленькую ладошку с короткими, тонкими пальчиками. Даниил едва поспевал за ней, несколько раз он споткнулся, но Ира не замедлялась, стараясь попасть в больницу как можно быстрее.
Возможно, она преувеличила и достаточно было просто обработать ожог, но правда была в том, что её испугал не ожог, а поведение Даниила. Она вспоминала себя в детстве, когда кричала и плакала, каждый раз, когда падала. Даже если больно не было. Она вспоминала других детей. Они никогда не молчали, как будто не замечали своих повреждений. И они никогда не причиняли себя боль из-за любопытства. Дети были жестоки, они могли причинить боль кому-то другому из чистого любопытства и прирожденной жестокости, но никогда себе.
Ей хотелось утешения и успокоения, чтобы кто-то кому можно доверять, заверил её, что это абсолютно нормально, а она раздувает из мухи слона. Возможно, она будет выглядеть как истеричка, но накопившиеся сомнения терзали её.
– Что у вас случилось? – улыбаясь Даниилу спросил врач.
У него были добрые карие глаза и седые, густые усы. Он был как ожившая иллюстрация к книге про доктора Айболита. Ира подсадила Даниила, помогая ему забраться на обтянутую клеёнкой кушетку.
– Ожог, – объяснила Ира.
– Так, сейчас посмотрим, – сказал врач.
