скачать книгу бесплатно
– Это что, моё жизнеописание? – поинтересовался я, пытаясь прочитать информацию, изложенную корявым женским почерком на листе формата А4.
– Угадали. Только в усечённом варианте. Основные моменты, так сказать.
– А где полная версия?
– У нас проблемы с грузчиками. Жить стали лучше, жить стали дольше. Да и места тут всё равно не хватит. Помещение маленькое… Сами видите, – Синицын окинул грустным взглядом крохотный рабочий кабинет, – двадцать квадратных метров… Ну куда это годится?
– Неужели так много про мою жизнь написано? – удивился я.
– А что вы хотите? Каждое мгновение, слово в слово. Но, как я уже говорил, сотрудниками нашего аналитического отдела отобраны только основные моменты, кусочки информации. Мы их тут склеили, и получилась вот эта папка, – Синицын бережно погладил исписанные страницы.
– У вас прямо как в песне: «Я его слепила из того, что было»… Только любая информация может по-разному интерпретироваться. Поэтому там, где вы видите чёрное, другие увидят белое, – начал философствовать я.
– Ну, так давайте разбираться, – невозмутимо отчеканил Тимофей Иванович.
– Давайте, – с вызовом сказал я.
Следователь взял папку и углубился в чтение.
– Так, – через некоторое время произнёс он, – младенческие годы опустим… Хотя вот. В 4 года и три месяца, находясь в квартире без присмотра родителей (папа работал, мама отошла на кухню) Смирнов схватил без спросу отцовскую отвёртку и засунул её в электрическую розетку, в результате чего произошло короткое замыкание. В доме отключился свет, ровно на 24 минуты.
– Ну и что?
– В это самое время, – не обращая внимания на мою реплику, продолжал Синицын, – соседка из 35-й квартиры снимала с газовой плиты кастрюлю с макаронами с целью пропустить мучной продукт через дуршлаг. По причине внезапно наступившей темноты она поскользнулась и вылила закипевшие макароны себе на голову, в результате чего получила ожоги различной степени и месяц пролежала в больнице №4 по улице Кирова, в палате №12.
– Протестую, я был ребёнком… Да все дети такие. И вообще, где свидетели?
– Свидетелей пока нет, – вздохнул следователь. – Живы ещё.
– Ну, – вспомнил я крылатую фразу: – На нет и суда нет.
– Так мы не в суде. Продолжим, что там у нас? – Тимофей Иванович перевернул страницу. – А, вот… В 6 лет и четыре месяца, Смирнов, насмотревшись в кинотеатре «Родина» фильмов про американских индейцев племени апачи, атаковал самодельной стрелой с железным наконечником, выточенным из гвоздя, проходящего мимо его дома мальчика Павлика Круглова. В результате выстрела, произведённого из окна подъезда пятого этажа, Круглов получил серьёзное ранение в голову.
– Да это царапина была. Моя мать ему голову промыла, забинтовала – и все дела. Мы потом даже друзьями стали.
– Кстати, хотел спросить, зачем вы надували лягушек, засовывая им соломинки в задний проход?
– Не знаю, – неожиданно покраснел я. – Они потом так смешно по воде прыгали…
– Ясненько, – Синицын покачал головой. – Тогда про тритонов, майских жуков и голубей говорить нечего… Детские шалости…
– Ребёнок познает мир, что тут такого?
Тимофей Иванович перевернул ещё пару страниц.
– В девять лет и два месяца, – продолжал он монотонно, – Смирнов, играя в популярную детскую игру «Салочки» на крыше пятиэтажного дома №3 по улице Циолковского, столкнул вниз своего товарища Диму Жукова, пробегавшего по краю этой самой крыши. Только по счастливой случайности десятилетний мальчик в полете ухватился за сук растущего рядом дерева – канадского тополя, по стволу которого Дима благополучно спустился на землю.
– Вот видите, – с горячностью произнёс я, – все живы-здоровы. Чего зря бумагу тратить…
– Однако в результате полученного стресса мальчик начал бояться высоты (диагноз: акрофобия), что не позволило ему впоследствии поступить в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, о котором он с детства мечтал. Вместо этого Дмитрий Константинович Жуков окончил Якутский сельскохозяйственный техникум по специальности «Зоотехник», по окончании которого был принят на работу в местный совхоз им. Чапаева, где благополучно спился. В настоящее время проходит стационарное лечение в реабилитационном центре «Остановись, алкоголик!» в г. Якутске… Кроме того, Жуков страдает сложным психическим заболеванием. Ему ангелы мерещатся. Данное заболевание носит приобретённый характер, являясь следствием тяжёлой алкогольной депрессии. Не женат. Детей не имеет.
– Послушайте, Тимофей Иванович, – вновь возмутился я, – по-моему, это перебор. Получается как в фильме «Эффект бабочки». Бабочка взмахнула крылом на крыше дома, а через двадцать пять лет где-то на задворках нашей империи спился человек. Не хорошо проводить такие параллели…
– Но ведь жизнь-то ему вы сломали? – беззлобно заметил Синицын.
– Это спорный вопрос.
– Это факт. Но не будем отвлекаться, – следователь перевернул ещё пару страниц. – В одиннадцать лет и девять месяцев, находясь на отдыхе в пионерском лагере «Щелкунчик», Смирнов, претворяя в жизнь коварный план пионервожатого второго отряда Антона Петухова, переоделся в спортивную форму девочек своего отряда с целью выступления на соревнованиях по настольному теннису.
– Я же не виноват, что во всём пионерском лагере из девчонок в теннис никто не играл!
– В результате подлого обмана «девочка Смирнова» дошла до финала турнира по настольному теннису между соседними пионерскими лагерями, где в финале с разгромным счётом 3:0 по партиям обыграла ничего не подозревающую пионерку Алину Маслову…
– Она тоже спилась? – ухмыльнулся я.
– Не стерпев обидного поражения, – не обращая внимания, продолжал Синицын, – Маслова в бешенстве швырнула теннисную ракетку в пионерку Ларису Зуеву, стоявшую неподалёку. Тяжёлая ракетка угодила ей прямо голову. От полученного удара у Зуевой ухудшилось зрение. В настоящее время женщина страдает прогрессирующей близорукостью средней степени, четыре диоптрии на оба глаза.
– Да помню я эту девочку, – воскликнул я с негодованием. – Она уже тогда очки носила. Её постоянно дразнили: «Очкарик – в попе шарик!»
– У вас, Виктор Николаевич, на все случаи отговорки имеются. А как вам это? – усмехнулся следователь, перевернув очередную страницу. – В двенадцать лет и семь месяцев Смирнов, находясь в продуктовом магазине №19 по улице Стаханова (недалеко от своего дома), воспользовался невнимательностью продавщицы магазина Пелагеи Муськиной и украл прямо с витрины четыре куриных яйца, две консервные банки «Килька в томатном соусе» и червивое яблоко сорта «Антоновка». В результате недостачи продавщицу уволили…
– Чепуха! Из-за такой ерунды её не могли выгнать с работы.
– Говоря по правде, – с грустью произнёс Тимофей Иванович, – Муськину давно хотели уволить. Искали предлог… Мы об этом потом узнали, когда она померла от инфаркта, побираясь по помойкам…
– Вот видите, – тут же преобразился я.
– Однако, Виктор Николаевич, – резонно заметил Синицын, – вы тоже приложили к этому руку. Или, точнее, обе руки… Вот такой у нас получается портрет.
Следователь вновь отодвинул папку в сторону, откинулся на стуле и сложил пальцы в замок.
– Какой портрет? – напрягся я.
– Ваш, так сказать, моральный облик. И картина, скажу я вам, невесёлая… Животных мучили? – Мучили. Детей обманывали? Людям вред причиняли, воровали… И это, заметьте, только детские годы… Представляю, что дальше будет, – Тимофей Иванович кивнул на бумажную папку.
– Можно подумать, у вас в жизни всё было гладко, – огрызнулся я, поглядывая на входную дверь. – Тоже небось дел наделали… До сих пор в кабинете штаны просиживаете, измываетесь над несчастными усопшими…
– Не надо грубить, Смирнов, – недовольно сказал Синицын, нахмурив мохнатые брови. – За мои дела я отвечу сам, а вы извольте отвечать за свои.
– А я не грублю. «Просиживать штаны» – ваше выражение. Забыли?
– Ну, будет, будет, – смягчился следователь, отечески посмотрев на меня. – Нам ещё долго беседовать…
– А как же перерыв на обед? – рискнул пошутить я.
– Вы разве не знаете? Покойники не едят.
– Откуда ж мне знать?
– А профессора Лощинского тоже не знаете? – неожиданно сменил тему разговора Синицын.
«Ага, – подумал я, – вот где собака порылась! Ловко этот следователь-прохвост паутину сплёл. Не на того напал, злодей!»
– Не знаю, – невозмутимо заявил я, вызывающе посмотрев на Синицына. – Первый раз эту фамилию слышу.
– Да знаете, Виктор, – раздался за спиной моложавый голос. – Нехорошо от старых приятелей отрекаться.
Я резко обернулся.
В дверном проходе, улыбаясь и поглаживая тонкую седую бородку, стоял Андрей Борисович Лощинский собственной персоной.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – только и смог сказать я, подскочив со стула. – Здрасьте, приехали…
Глава 3
– Я тоже рад вас видеть, Виктор, – добродушно проговорил Лощинский и, обращаясь к Синицыну, поинтересовался: – Тимофей, как тебе мой боевой товарищ?
– Крепкий орешек, – улыбнулся следователь. – Впрочем, ты предупреждал…
– Думаешь, сгодится для ответственной работы?
– Трудно сказать, – Синицын оценивающе поглядел на меня. – Болтает много. Причём, всякую ерунду. Огрызается… Хотя тебе виднее… У тебя всегда было своё, особое мнение. Намучаешься ты с этим оболтусом…
– Скажете тоже, оболтус, – обиженно произнёс я. – Андрей Борисович, а что за «ответственная работа»? Меня тестировали? Загробным диверсантом хотите сделать?
– Я же говорю – болтун, – усмехнулся Тимофей Иванович. – Надо такое выдумать: «загробный диверсант»…
– Это не моя фраза, – возразил я, вспомнив демагога Спиридонова. – Лучше объясните, что со мной дальше будет?
– Скажем так, Виктор. Беру вас под своё крыло, – вновь улыбнулся Лощинский. – Пойдёте ко мне стажёром?
– Пойду, – твёрдо выговорил я. – Надоело быть безмозглым кроликом, над которым проводят несанкционированные эксперименты…
– Ну так пошли, – сказал Андрей Борисович, открывая обшарпанную дверь кабинета. – У меня как раз для вас работёнка имеется.
– А с этим что? – Тимофей Иванович подвинул бумажную папку с моим делом на край стола.
– Пусть пока у тебя полежит, всему своё время.
– Как скажешь, – махнул рукой Синицын, убирая папку обратно в ящик. С руководством сам разбираться будешь. Это они тебе расширенные полномочия дали… Только непонятно зачем…
– Не ворчи, Тимофей, разберёмся, – сказал профессор, выходя из кабинета. Я поспешил за ним.
Пройдя по коридору несколько шагов, Андрей Борисович вдруг остановился, стукнул ладонью по морщинистому лбу и резко развернулся в обратную сторону.
– В чём дело? – поинтересовался я.
– Виктор, подождите меня, я ненадолго. Надо пару слов Синицыну сказать, – озабоченно произнёс он, проскакивая в кабинет следователя.
– Хорошо, – безразлично промолвил я, присаживаясь на стул.
Напротив с печальными физиономиями сидели любительницы сериалов Надежда и Серафима. Мне захотелось немного приободрить загрустивших дам. Я встал со своего места и подсел к Серафиме. Женщина испуганно посмотрела на меня.
– Случайно услышал, вы интересуетесь бразильским сериалом «Шальная любовь»? – перешёл я сразу к делу.
– Не то чтобы интересуемся, – осторожно произнесла Серафима, тревожно поглядывая на подругу. – Смотрим в свободное время, когда работы по хозяйству нет.
– То есть смотрели, – поправила Серафиму Надя. – А вы с какой целью спрашиваете?
– Мне тоже нравится этот сериал, – начал сочинять я. – Хорошая режиссёрская работа, отличный актёрский состав, качественные спецэффекты…
– Да какие там спецэффекты? – удивилась Редькина. – Все действия происходят в квартирах и офисных учреждениях… Ну на улице немного, в кафе…
– А как же сцена в больнице с операцией по изменению пола? Так подробно всё продемонстрировали, в деталях, аж дух захватывает, – я изобразил на лице показное изумление.
– А кому операцию делали? – занервничала Надежда.
– Так вы не знаете? – скорчил я очередную заговорщицкую гримасу. – Карле, разумеется, продавщице обувного магазина. Только теперь она не Карла, а Карлос Эдуарду, возлюбленный Роберты. У них свадьба в Сан-Паулу в 250-й серии. Незадолго до смерти видел анонс заключительных серий в перерыве одного футбольного матча.
– А-а-а! – завизжала Надежда, вскакивая со стула. – Как же Леонсио, дети…
– Мать Леонсио, наверное, с ума сошла, – испуганно выдохнула Серафима. – Просто в голове не укладывается… Вот это поворот.
– Детей поделили, – продолжал выдумывать я на ходу. – Одну девочку Роберта отдала Леонсио, в память об их безумной страсти, другую – врачу Орландо (он помог Карле организовать операцию по изменению пола). Ну а мальчика оставили себе. Всё-таки нужен хоть один мужик в доме. Вырастет, глядишь, кран водопроводный починит, или перегоревшую лампочку поменяет, или ещё чего…
– Молодец Роберта. По справедливости поступила, – уверенно произнесла Редькина. – Представляешь, какие мозги! Я бы никогда до такого не додумалась.
– Теперь и у Орландо жизнь наладится, – согласилась с подругой Надежда. – Так бы шлялся по кабакам, подцепил какую-нибудь шалаву. Она бы всю жизнь ему испортила.
– Точно. С грудным ребёнком на руках по кабакам не походишь. Повезло ему…
В это время из кабинета следователя Синицына вышел Лощинский.
– Виктор, вас на минуту одного нельзя оставить, сразу знакомства заводите, – усмехнулся он. – Причём, хочу заметить, исключительно с женским полом. Прямо загробный ловелас.
– Кто бы говорил, Андрей Борисович, – парировал я, поднимаясь со стула. – Ну как, посекретничали с моим коварным следователем?
– Не выдумывайте. Тимофей Иванович – порядочный и ответственный работник…
– Вам виднее, хотя взяток он точно не берет.
– И как вы пришли к такому поразительному заключению?
– А что там заключать? Одет, как бомж, в кабинете шаром покати. Нищета следственная, одним словом. Вы бы ему сказали, чтобы привёл себя в порядок. Попадётся солидный мертвяк на дознание, сраму не оберёшься… Стыдоба.
– Всё-таки невоспитанный вы усопший, Смирнов… Ну да ладно. Пойдёмте уже. И так много времени потеряли.
Лощинский засеменил по коридору. Я последовал за ним.
