banner banner banner
Унесенные ветром. Том 2
Унесенные ветром. Том 2
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Унесенные ветром. Том 2

скачать книгу бесплатно

– Да, – с беспомощным видом призналась она. – Вы не станете возражать… – сказала она робко и замялась. – Вы не станете возражать, если я суну руку в карман вашего пальто? Так холодно, а муфта у меня насквозь промокла.

– Что вы, что вы, конечно, нет! Да у вас же нет перчаток! Ох, ну какая же я скотина – болтаю тут без умолку, а вы ведь, наверное, замерзли и только и думаете, как бы поскорее добраться до огня. Пошевеливайся, Салли! Кстати, мисс Скарлетт, я так разболтался о себе, что даже не спросил, что вы-то делаете в этой части города в такую погоду?

– Я была в штабе у янки, – ответила она, не подумав.

Брови его полезли вверх от возмущения.

– Но, мисс Скарлетт! Ведь солдаты… Зачем же вы…

«О Матерь Божья, помоги мне поудачнее соврать», – взмолилась она про себя. Нельзя, чтобы Фрэнк заподозрил, что она ездила на свидание к Ретту. Фрэнк считал Ретта мерзавцем из мерзавцев, человеком, с которым порядочной женщине даже говорить опасно.

– Я пошла туда… пошла туда, чтобы выяснить… не купит ли кто-нибудь из офицеров мое рукоделие для подарка домой – своей жене. Я ведь очень неплохо вышиваю.

Не веря ушам своим, пораженный и возмущенный, он выпрямился на сиденье.

– Вы ходили к янки… Но, мисс Скарлетт! Вы не должны были этого делать. Зачем… зачем… Уж конечно, ваш батюшка понятия об этом не имеет. И уж конечно, мисс Питтипэт…

– Ох, я умру, если вы расскажете об этом тете Питтипэт! – воскликнула она, охваченная подлинной тревогой, и разрыдалась. Ей ничего не стоило заплакать, потому что она продрогла и чувствовала себя такой несчастной, но это произвело на Фрэнка поистине ошеломляющее впечатление. Если бы она вдруг принялась при нем раздеваться, он едва ли был бы более смущен и растерян. Он несколько раз причмокнул языком, пробормотал: «Ох, надо же!». – и беспомощно замахал на нее рукой. Ему пришла было в голову безумная мысль, что надо обнять ее, привлечь к своей груди, приласкать. Но он никогда еще не вел себя так ни с одной женщиной и понятия не имел, как к этому подступиться. Надо же, Скарлетт О’Хара, такая всегда веселая и прелестная, – и вдруг плачет у него в кабриолете. Скарлетт О’Хара, гордячка из гордячек, пришла к янки торговать своим рукоделием! Все внутри у него клокотало от возмущения.

А она продолжала рыдать, время он времени бормоча что-то, и наконец он понял, что в Таре не все благополучно. Мистер О’Хара по-прежнему «не в себе», и еды у них не хватает на такую ораву. Вот она и приехала в Атланту, чтобы попытаться раздобыть немного денег для себя и своего мальчика. Фрэнк снова пощелкал языком и вдруг обнаружил, что голова Скарлетт лежит на его плече. Он не мог понять, как это случилось. Ведь не он же положил ее голову к себе на плечо, однако голова ее так или иначе лежала у него на плече, и Скарлетт беспомощно всхлипывала уткнувшись лицом в его тощую грудь, вызывая у него дотоле неведомые и весьма волнующие чувства. Он робко погладил ее по плечу – сначала осторожно, потом, убедившись, что она не отстраняется, осмелел и уже начал гладить более уверенно. До чего же она беспомощна, эта милая маленькая женщина. И какой надо быть мужественной и наивной, чтобы пытаться заработать деньги иглой. Но вести дела с янки – это уж слишком.

– Я ничего не скажу мисс Питтипэт, но вы должны обещать мне, мисс Скарлетт, что никогда больше не станете ничего такого делать. Да одна мысль, что дочь вашего отца…

Ее влажные зеленые глаза беспомощно смотрели на него.

– Но, мистер Кеннеди, я должна же что-то предпринять. Я должна думать о своем мальчике – ведь теперь некому о нас заботиться.

– Вы мужественная маленькая женщина, – заявил он, – но я не позволю вам заниматься такими вещами. Да ваша семья умрет со стыда.

– Но что же мне делать? – Полные слез глаза посмотрели на него с таким выражением, точно Скарлетт была уверена, что он все может, и она только ждет его слова.

– Ну, я пока не знаю. Но что-нибудь придумаю.

– О, я уверена, что придумаете! Вы ведь такой умный… Фрэнк.

Она никогда прежде не называла его по имени, и сейчас это приятно удивило и поразило его. Бедняжка, должно быть, до того расстроена, что даже не заметила, как у нее это сорвалось с языка. Ему хотелось проявить к ней доброту, защитить, уберечь от всего. Если он способен чем-то помочь сестре Сьюлин, он это, конечно, сделает. Он вытащил из кармана ситцевый платок в красный горошек и протянул Скарлетт. Она вытерла глаза и трепетно улыбнулась.

– Я такая глупая гусыня, – смиренно сказала она. – Простите меня, пожалуйста.

– Вовсе вы не глупая гусыня. Вы очень мужественная маленькая женщина, которая пытается взвалить на себя чересчур тяжелую ношу. Боюсь, мисс Питтипэт не будет вам хорошей подмогой. Да и мистер Генри Гамильтон тоже в весьма плачевном состоянии. Жаль, что у меня нет дома и я не могу предложить вам кров. Но, мисс Скарлетт, запомните одно: когда мы с мисс Сьюлин поженимся, для вас всегда найдется место под нашей крышей – и для вас, и для Уэйда Хэмптона.

Вот он, нужный момент! Уж конечно же, святые и ангелы наблюдали за ней с небес, чтобы послать ей такую возможность. Она изобразила крайний испуг и смущение, открыла было рот, намереваясь что-то сказать, и снова закрыла.

– Не хотите же вы сказать, что не знали о моем намерении стать вашим шурином будущей весной, – заметил он с нервным смешком и, увидев, что глаза ее снова наполняются слезами, в панике спросил: – В чем дело? Мисс Сью, надеюсь, не больна?

– Ох, нет! Нет!

– Но что-то не в порядке. Вы должны сказать мне.

– Ох, не могу! Я не знала! Я была уверена, что она написала вам… Ох, как это нехорошо!

– Мисс Скарлетт, в чем все-таки дело?

– Ох, Фрэнк, я вовсе не собиралась говорить об этом, я думала, что вы, конечно же, знаете… что она написала вам.

– Написала – о чем? – Он задрожал.

– Ах, как же можно так поступать с хорошим человеком!

– Да что она натворила?

– И она ничего не написала вам? Ах, наверное, ей было слишком стыдно. Не может не быть стыдно! Ах, надо же иметь такую гадкую сестру!

Теперь уже Фрэнк был не в состоянии выдавить из себя ни слова. Он сидел и только смотрел на нее, весь посерев, безвольно опустив вожжи.

– В будущем месяце она выходит замуж за Тони Фонтейна. Ах, мне так неприятно, Фрэнк. Так неприятно сообщать вам об этом. Должно быть, она устала ждать и боялась, что останется старой девой.

Мамушка стояла на крыльце, когда Скарлетт подъехала и Фрэнк помог ей выйти из кабриолета. Мамушка, как видно, уже давно стояла тут, ибо платок у нее на голове намок, а старая шаль, в которую она куталась, была вся в пятнах от дождя. Ее морщинистое черное лицо могло вполне сойти за маску гнева и дурного предчувствия, нижняя губа оттопырилась – такой Скарлетт еще ее не видела. Мамушка метнула взгляд на Фрэнка, и выражение ее лица, когда она увидела, кто это, сразу стало другим – удовольствие сменилось удивлением, затем появилось и что-то похожее на чувство вины. С радостными восклицаниями она вперевалку заспешила к Фрэнку, заулыбалась и присела в реверансе, когда он протянул ей руку.

– До чего же приятно видеть старых знакомцев-то, – сказала она. – И как же вы поживаете, мистер Фрэнк? Батюшки, до чего вы распрекрасно выглядите – настоящий аристократ! Да знай я, что мисс Скарлетт с вами, я бы в жизни не беспокоилась. Я бы уж знала, что она в надежных руках. А то вот пришла домой и вижу – нет ее, и заметалась, что твой цыпленок с отрубленной головой, – думаю, как же это она расхаживает по городу одна, а тут на улицах полно этих нахальных черномазых, которых на волю-то отпустили. И почему это вы, моя ласточка, не сказали мне, что собрались куда-то? Вы же совсем больная!

Скарлетт лукаво подмигнула Фрэнку, и он, хоть и был очень расстроен услышанной вестью, все же улыбнулся, понимая, что она призывает его к молчанию и тем самым как бы делает соучастником приятного заговора.

– Ты лучше, Мамушка, отправляйся наверх да приготовь мне сухое платье, – сказала она. – И горячего чаю.

– Господи Иисусе, платье-то новое совсем сгубили, – запричитала Мамушка. – Когда я теперь поспею высушить-то его да вычистить – ведь вам же вечером его на свадьбу надевать.

И с этими словами она ушла в дом, а Скарлетт шепнула Фрэнку на ухо:

– Приходите вечером ужинать. А то нам здесь так одиноко. Потом вместе поедем на свадьбу. Будете нас сопровождать! Ну, пожалуйста! Но только ничего не говорите тете Питти про… про Сьюлин. Она ужасно расстроится, а мне не хотелось бы, чтоб она знала, что моя родная сестра…

– Нет, нет, я не скажу! Не скажу! – поспешно произнес Фрэнк, содрогаясь при одной мысли о возможности подобного разговора.

– Вы были так милы со мной сегодня, столько, сделали мне добра… Я прямо ожила. – Она сжала ему руку на прощание и обратила на него весь огонь своих глаз.

Мамушка, ожидавшая Скарлетт за дверью, с непроницаемым видом посмотрела на нее и, пыхтя, стала подниматься следом по лестнице. В спальне она помогла Скарлетт снять намокшее платье, развесила вещи по стульям, уложила свою барышню в постель и за все это время не проронила ни звука. Лишь принеся чашку горячего чаю и горячий кирпич, завернутый во фланель, она поглядела на лежавшую Скарлетт и сказала извиняющимся тоном, какого та прежде никогда у нее не слыхала:

– Овечка моя, как же это вы не сказали родной вашей Мамушке, что вы затеяли? Тогда зачем было везти меня в эту Тланту, в такую-то даль? Слишком я старая и слишком толстая для таких поездок.

– Ничего не понимаю – о чем ты?

– Ласточка моя, меня ведь не проведешь. Я же вас знаю. Я сейчас видела лицо мистера Фрэнка и видела ваше личико, а по вашему-то личику я читаю, как пастор по Библии. Да и слышала я, что вы там шептали ему про мисс Сьюлин. Знай я, что вы решили гоняться за мистером Фрэнком, в жизни б сюда не поехала, а сидела б себе дома, где мне и место.

– А за кем же, по-твоему, я собиралась гоняться? – спросила напрямик Скарлетт, сворачиваясь калачиком под одеялом и понимая, что нечего и пытаться сбить Мамушку со следа.

– Не знаю я, деточка, да только не понравилось мне, какое у вас было личико вчерась. Потом я вспомнила, что мисс Питтипэт писала мисс Мелли, будто у этого жулика Батлера много денег, а уж чего я услышу, того не забываю. А вот мистер Фрэнк – он жентмун, хоть, конечно, и не красавец.

Скарлетт испытующе посмотрела на нее, и Мамушка ответила ей спокойным всезнающим взглядом.

– Ну и что ты теперь станешь делать? Разболтаешь все Сьюлин?

– Помогу вам понравиться мистеру Фрэнку – всем, чем сумею, помогу, – сказала Мамушка, подтыкая одеяло под плечи Скарлетт.

Некоторое время Скарлетт спокойно лежала, наблюдая за Мамушкой, хлопотавшей вокруг нее, и чувствуя несказанное облегчение: как хорошо, когда не нужно лишних слов. Никто не требует от тебя объяснений, никто не осыпает упреками. Мамушка все поняла и молчала. Скарлетт обнаружила, что Мамушка еще более трезво смотрит на вещи, чем она сама. Когда опасность грозила любимице, мудрые старые глаза с крапинками отчетливо видели все, проникая в самую суть вещей, как глаза дикаря или ребенка, не затуманенные слишком развитым сознанием. Скарлетт была Мамушкиным дитем, и раз дите чего-то хочет – даже если это что-то принадлежит другому, – Мамушка охотно поможет ей это добыть. А о том, что Сьюлин и Фрэнк Кеннеди вправе иметь свои желания, – это ей и в голову не приходило, разве что вызывало скрытую усмешку. Скарлетт попала в беду и сделала все возможное, чтобы из нее выбраться, да к тому же Скарлетт – любимица мисс Эллин. И Мамушка без колебаний стала на ее сторону.

Скарлетт чувствовала эту молчаливую поддержку, и по мере того как тепло от горячего кирпича согревало ее, в ней разгоралась надежда, затеплившаяся еще по дороге домой, когда она дрожала от холода. Сердце застучало сильнее, кровь быстрей побежала по жилам. Силы возвращались к ней, а вместе с ними и такое безудержное возбуждение, что ей захотелось громко, весело расхохотаться. «Нет, со мной еще не все кончено», – ликуя, подумала она. А вслух сказала:

– Дай-ка мне зеркальце, Мамушка.

– Не открывайте плечики-то – держите их под одеялом, – приказала Мамушка, передавая ей ручное зеркальце, и толстые губы ее расплылись в улыбке;

Скарлетт посмотрела в зеркало.

– До чего же я белая – как мертвец, и волосы лохматые – точно хвост у лошади.

– Да уж, вид у вас не слишком хорош.

– М-м… Сильный идет дождь?

– А то нет? Льет как из ведра.

– Что ж, ничего не поделаешь: все равно придется тебе сходить для меня в город.

– Ну уж нет, в такой дождь не пойду.

– Нет, пойдешь, иначе я пойду сама.

– Да что это вам приспичило – подождать нельзя? Вы нынче прямо как ума решились.

– Мне нужен, – заявила Скарлетт, внимательно глядя на себя в зеркало, – флакон одеколона. Ты вымоешь мне голову и ополоснешь одеколоном. И еще купи мне банку желе из айвового семени, чтоб волосы гладко лежали.

– И не подумаю я мыть вам голову в этакую погоду, и не разрешу одеколонить ее, точно вы какая гулящая. Не бывать тому, пока я дышу.

– А я вымою голову и волосы надушу. Возьми мой кошелек, достань оттуда пятидолларовый золотой и отправляйся в город. И – м-м – кстати. Мамушка, рано уж ты идешь в город, купи там мне… баночку ружа.

– Чего, чего? – подозрительно спросила Мамушка. Скарлетт сурово посмотрела на нее, хотя на самом деле ничего подобного не чувствовала. Никогда ведь не знаешь, насколько можно помыкать Мамушкой – вдруг взбунтуется?

– Не твое дело. Спроси – и все.

– Не стану я покупать такое, чего не знаю.

– Ну, раз уж ты такая любопытная – это краска! Краска для лица. Да не стой ты тут и не раздувайся как жаба. Иди, иди.

– Краска! – еле вымолвила Мамушка. – Краска для лица! Вот что: не такая уж вы взрослая, чтоб я не могла вас выпороть! В жизни не видала такого позора! Да вы и вправду ума решились! Мисс Эллин небось в гробу переворачивается! Чтоб красить себе лицо, точно какая-нибудь…

– Ты прекрасно знаешь, что бабушка Робийяр красилась и…

– Да, мэм, и носила одну-единственную нижнюю юбку, и водой ее мочила, чтоб она к телу липла и все ноги видны были, только это еще не значит, что и вам можно так делать! Те времена, когда Старая Хозяйка молодой была, – срамные это были времена, а теперь времена другие, это уж точно, и…

– Ради всего святого, немедленно отправляйся назад в Тару! – прикрикнула на нее Скарлетт, теряя терпение и выскакивая из-под одеяла.

– Не можете вы отослать меня в Тару, и никуда я не поеду, пока сама не захочу. Я теперь свободная, – возбужденно заговорила Мамушка. – И буду здесь – с места меня не сдвинете. Залезайте-ка назад в постель. Вам что, воспаления легких захотелось? Извольте-ка положить на место корсет! Положите, моя ласточка. Мисс Скарлетт, нельзя вам никуда в такую погоду. Господи Иисусе! До чего же вы на батюшку-то своего похожи! Сейчас же залезайте назад в постель… А краску я покупать все равно не стану! Да я со стыда умру, как люди узнают, что это для моей деточки! Мисс Скарлетт, вы такая миленькая и такая хорошенькая, не нужна вам никакая краска. Ласточка моя, ведь это только дурные женщины употребляют такое.

– Ну и получают что им надо, так ведь?

– О господи, вы только послушайте ее! Овечка моя, да не говорите вы таких дурные вещей! И положите эти мокрые чулки назад, моя ласточка. Не могу я допустить, чтоб вы покупали этакую мерзость. Мисс Эллин мне покоя не даст. Залезайте назад в постельку. Так и быть, я уж схожу. Может, найду какую лавочку, где нас не знают.

Вечером у миссис Элсинг, после того как Фэнни обвенчали, Скарлетт стояла и в радостном возбуждении озиралась вокруг, прислушиваясь к тому, как старик Леви вместе с другими музыкантами настраивают инструменты. До чего же хорошо снова очутиться на балу! Приятно было и то, как тепло ее здесь приняли. Когда она вошла в дом вместе с Фрэнком, все кинулись к ней, восторженно ее приветствовали, целовали, пожимали руку, говорили, что им не хватало ее и они больше не отпустят ее в Тару. Молодые люди галантно забыли, как она в свое время изо всех сил старалась разбить им сердце, а девушки – как она из кожи лезла вон, чтобы отбить у них ухажеров. Даже миссис Мерриуэзер, миссис Уайтинг, миссис Мид и прочие матроны, которые были так холодны к ней в последние дни войны, забыли про ее взбалмошность и свое неодобрение и сейчас помнили лишь о том, что и она пострадала вместе со всеми, когда Юг потерпел поражение, а кроме того, что она – племянница Питти и вдова Чарльза. Они тепло расцеловались с ней, со слезами на глазах помянули ее покойную матушку и долго расспрашивали об отце и сестрах. Все справлялись про Мелани и про Эшли – почему же они-то не приехали с ней в Атланту?

Несмотря на радость от такого приема, Скарлетт было немного не по себе, хоть она и старалась это скрыть; а не по себе ей было от того, в каком виде находилось ее бархатное платье. Оно было все еще влажным до колеи и грязным у подола, несмотря на отчаянные усилия Мамушки и кухарки, которые и над паром-то его держали, и щеткой для волос чистили, и отчаянно махали им перед огнем. Скарлетт боялась, что кто-нибудь заметит, в каком оно жалком состоянии, и поймет, что это ее единственное приличное платье. Немного успокаивало ее то, что многие другие гостьи одеты были куда хуже. Платья на них были такие старые, хотя и тщательно заплатанные и наглаженные. На ней же платье было новое, без заплат – ну, чуточку влажное, подумаешь, – собственно, единственное новое платье на балу, если не считать белого атласного подвенечного платья Фэнни.

Вспомнив, что говорила тетя Питти о финансовом положении Элсингов, Скарлетт подивилась, откуда они сумели взять денег на такое платье, на все эти напитки и украшения, да еще и на музыкантов. Должно быть, влетело им это в копеечку. Наверно, заняли, а может, клан Элсингов сложился, чтобы устроить Фэнни роскошную свадьбу. Такая свадьба в тяжелые времена выглядела не меньшим расточительством, чем надгробия молодым Тарлтонам, и Скарлетт показалось это столь же странным и раздражающим, как и тогда, когда она стояла на кладбище у могил своих бывших ухажеров. Дни, когда можно было, не считая, швыряться деньгами, отошли в прошлое. Почему же эти люди продолжают поступать как в былое время, хотя былые времена прошли?

Она постаралась выкинуть из головы эти раздражавшие ее мысли. В конце концов, не ее это деньги и нечего портить себе удовольствие от вечера и кипятиться из-за человеческой глупости.

Оказалось, что она хорошо знает жениха – Томми Уэлберна из Спарты, которого она выхаживала в 1863 году, когда его ранило в плечо. В то время это был красивый молодой парень шести фунтов росту, променявший медицинский колледж на кавалерию. Сейчас же он казался маленьким старичком – так согнула его полученная в бедро рана. Передвигался он с большим трудом и «враскорячку», что, по мнению тети Питти, выглядело непристойно. Но внешний вид, казалось, не волновал его, или, вернее, он над этим не задумывался и держался как человек, который ни у кого не просит снисхождения. Он окончательно забросил медицину и стал подрядчиком – нанял ирландцев и строил новый отель. Скарлетт подивилась про себя, как это он в его состоянии управляется со столь тяжелыми обязанностями, но расспрашивать не стала – лишь криво усмехнулась и подумала, что нужда и не такое заставит делать.

Томми, Хью Элсинг и маленький, похожий на мартышку Рене Пикар болтали с ней, пока столы и стулья отодвигали к стенам, освобождая место для танцев. Хью совсем не изменился с тех пор, как Скарлетт в последний раз видела его в 1862 году. Он был все такой же худющий и нервный, клок светло-каштановых волос все так же свисал на лоб, и все такие же тонкие, никчемные были у него руки. А вот Рене со времени своей скоропалительной женитьбы на Мейбелл Мерриуэзер заметно изменился. Хотя в его черных глазах по-прежнему поблескивали огоньки галльского юмора, и по-прежнему била в нем чисто креольская любовь к жизни, и он все так же заливисто смеялся, в его лице появилось что-то жесткое, чего не было в первые дни войны. Исчезла и надменная элегантность, отличавшая его в ту пору, когда он расхаживал в своей сногсшибательной форме зуава.

– Щечки – как роза, глазки – как изумруд! – произнес он, целуя руку Скарлетт и воздавая должное наложенным ею румянам. – Все такой же прелесть, как тогда, на благотворительный базар. Помните? В жизни не забуду, как вы бросил обручальный кольцо в мою корзинку. Очень, очень мужественно! Никак бы не подумал, что вы так долго будет без новый кольцо!

Глаза его сверкнули ехидством, и он ткнул Хью локтем под ребро.

– А я никак бы не подумала, что вы будете разъезжать в фургоне с пирогами, – сказала она.

Но вместо того чтобы устыдиться столь унизительного занятия о котором было сказано во всеуслышание, Рене расхохотался с довольным видом и хлопнул Хью по спине.

– Туше![4 - Термин во французской борьбе, означающий «положить на лопатки».] – воскликнул он. – Это мой теща, мадам Мерриуэзер, заставлять меня делать мой первый работа в жизни. Я, Рене Пикар, только растить скаковых лошадей да на скрипочка играть, а вот теперь править фургон с пироги, и очень мне это нравится! Мадам теща – она что угодно делать заставит. Надо ей генерал быть, и мы бы выиграл война, а, Томми?

«Ну и ну, – подумала Скарлетт, – он с удовольствием разъезжает в фургоне с пирогами, хотя у его родных было поместье – добрых десять миль земли вдоль Миссисипи – и еще большущий дом в Новом Орлеане».

– Если бы наши тещи пошли с нами на войну, мы бы за неделю расправились с янки, – в тон Рене сказал Томми и посмотрел на стройную прямую фигуру своей новообретенной тещи. – Мы и продержались-то так долго только потому, что за нами стояли наши женщины и не хотели сдаваться.

– И никогда не сдадутся, – добавил Хью, и на губах его появилась гордая, хотя и чуть ироническая улыбка. – Вы здесь не найдете ни одной леди, которая бы сдалась, хотя мужская половина рода и повела себя иначе у Аппоматтокса. Они все это пережили куда острее, чем любой из нас. Мы-то ведь познали поражение, сражаясь.

– А они – ненавидя, – докончил за него Томми. – Верно, Скарлетт? Если мужчины оказались не на высоте, это куда больше волнует дам, чем нас. Хью собирался быть судьей, Рене собирался играть на скрипке перед коронованными особами, а… – и он пригнулся, спасаясь от удара Рене, – а я собирался стать врачом, теперь же…

– Дайте срок, – воскликнул Рене. – Вот увидите – я становится король пирожков на Юг! А славный мой Хью – король плиты, а ты, мой Томми, ты будешь иметь ирландский рабы вместо твои черный рабы. Вот какой перемена – весело! А что вы поделываете, мисс Скарлетт? А мисс Мелли? Корова доите, хлопок собирайте?

– Вот уж нет, – холодно отрезала Скарлетт, решительно не понимая, как это Рене может столь беспечно относиться к тяготам жизни. – Этим занимаются у нас негры.

– Мисс Мелли назвал свой мальчик Борегар[5 - Это имя по-французски означает «прекрасноокий».]. Скажет ей, я, Рене, одобряет, и скажет: только Иисус – имя лучше. – Он улыбнулся, но глаза его сверкнули гордостью, когда он произнес имя смельчака – героя Луизианы[6 - Имеется в виду Пьер-Густав Тутан де Борегар (1818–1893) – бригадный генерал во время Гражданской войны, участник многих сражений, в том числе у Булл-Рэна.].

– Но есть еще Роберт Эдвард Ли, – заметил Томми. – Хотя я вовсе не собираюсь принижать репутацию старины Борегара, я своего первого сына назову Боб Ли Уилбери.

Рене расхохотался и пожал плечами.

– Я расскажу тебе одна история. Только это чистая правда. И ты сейчас увидит, что креолы думать о наш храбрый Борегар и ваш генерал Ли. В поезде под Новый Орлеан едет человек из Виргиния – солдат генерал Ли, и он встречает креол из войск Борегар. И этот человек из Виргиния – он говорит, говорит, говорит, как генерал Ли делать то и генерал Ли сказать это. А креол – он вежливый, он слушать и морщить лоб, точно хочет вспоминать, а потом улыбаться и говорит: «Генерал Ли?! А, oui![7 - Да! (фр.)] Вспомнил! Генерал Ли! Это тот человек, про который генерал Борегар очень хорошо говорит!»