Джованна I. Пути провидения

скачать книгу бесплатно

Джованна I. Пути провидения
Рамази Митаишвили

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем

13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает.

Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рамази Митаишвили

Джованна I. Пути провидения

© Митаишвили Р., 2021

© ООО «Издательство Родина», 2021

* * *

Посвящается моей любимой жене и другу Tee Коява, без которой трудно было бы представить данную книгу не только законченной, но даже начатой, ибо высказанная мной полушутя-полусерьёзно идея этого романа была подхвачена с присущим лишь ей энтузиазмом и огнём, которыми она с избытком наделена небесами. Тея стала не только источником моего просветления, но и первым терпеливым читателем и ободряющим критиком (вернее, ценителем мудрости), поддерживая меня хвалебными эпитетами и отмечая благоприятность провидения, способного предопределить мой успех и славу. К слову, Всевышний щедро одарил её как мудростью и красотой, так и характером, который принято считать ангельским, что придало ей несомненное сходство с героиней повествования – Джованной I. Отстаёт же она лишь в одном – в количестве замужеств, хотя, как говорили древние, ещё не вечер.

Джованна I. Пути провидения

Божией милостью королева Неаполя, Иерусалима и Сицилии, герцогиня Апулии, принцесса Капуи, графиня Прованса, Форкалькье и Пьемонта, чья родословная начинается с самого Юпитера – отца Дардана, основателя Трои.

«Зовут меня Жак де Бо. Я был рождён в графстве Солето в 1320 году. Божьей волей мне не было суждено познать родительское тепло, ибо мать и отец мои умерли ещё до того, как я был в состоянии что-либо помнить. Меня взял на воспитание дядя, ещё совсем молодой в те времена, – великий сенешаль Неаполитанского королевства Раймонд де Бо. Пожалуй, я – единственный из живущих ныне рыцарей, которым довелось быть свидетелем как наибольшего величия, так и наиглубочайшей скорби в цветущем саду Неаполя, которым правили великие монархи.

Я был посвящён в рыцари моим другом и господином – доблестным Людовиком Тарентским, прославившимся многочисленными ратными подвигами, да упокой Господь всемогущий душу его. Воспитанный на примерах благородного духа рыцарства, я верой и правдой служил Великой королеве Неаполя, Иерусалима и Сицилии Джованне I и был участником всех кампаний, предпринятых во время её правления. Свидетельством моей доблести являются многочисленные шрамы, покрывающие моё тело, а также двенадцать узлов, которые по традиции нашего рыцарского ордена Узла имени Святого Духа были нашиты на мою одежду за двенадцать исключительных подвигов. Все братья мои по ордену – благородные рыцари, вместе с которыми я давал клятву верности королеве, – уже покинули этот бренный мир во славе и величии. Но только сейчас, будучи не в состоянии поднять добрый меч свой, чтобы познать всю сладость удовлетворённой мести за мою обожаемую королеву, чьё подлое убийство нанесло мне последнюю незаживающую рану, я понял, для чего провидение сохранило мою жизнь: Господь подсказал мне достойный путь, удержав от мести руку, ослабевшую от старости и ран, и заменил меч на перо, с помощью которого я и хочу поведать о событиях того времени, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает.

Мной руководит чистота побуждений и долг чести, и я скорее вызову проклятия и даже приму смерть, пытаясь говорить правду, чем укоры своей совести, если её не выскажу. Читателю придётся лишь сетовать на то, что по какому-то неведомому пути провидения, подвластному воле небес, всё великое клонится к упадку, увы, при участии самой обыкновенной посредственности. Все мои воспоминания набегают и уносятся, как порывы ветра, не принося ни сожаления, ни раскаяния, ни грусти, ни слёз, вызывая лишь гордость за тех, по ком гремят трубы славы, – за доблесть рыцарей и мудрость королевы, которые в течение полувека поддерживали благосостояние и стабильность королевства. Такова была воля Господа нашего! И да будет благословенна память о тех, кто приложил руку к её осуществлению. In nomine Domini Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen»[1 - Во имя Господа Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.].

* * *

Я же, автор этой книги, решил воспользоваться пером в своё удовольствие, что наряду с использованием наших конечностей и головы является неотъемлемым правом человечества, ниспосланным нам милостью Божьей. Тем более что Бог нам дал язык, чтобы выражать свои мысли, а свобода слова, присутствующая повсеместно, не грозит моему телу приобретением опасной тенденции к утрате головы или сожжению на костре. Смелость же придаёт мне осознание приближения к старости, которая – по всеобщему убеждению – наступает для мужчин несколько позже, чем для прекрасных созданий, ошибочно называемых слабым полом. Поэтому и будут откровенны мои размышления, чем я украдкой занимаюсь, о несовершенстве человеческой природы, унаследовавшей первородный грех. И было бы обидно, если бы читателю пришлось с печальным видом читать повествование о рыцаре, терзаемом мучительными воспоминаниями о жутких зрелищах и страшных картинах, свидетелем которых он стал, а потому напущу на историческую аккуратность некоторую оживлённость, что весьма свойственно людям с моим характером и образом жизни.

Что же касается нашего рыцаря де Бо, то, судя по историческим хроникам, он был знатным, богатым и искусным воином, а следовательно, не нуждаясь в деньгах, мог никого не обманывать, так что на искренность его повествования вполне можно положиться, тем более что частое упоминание Всевышнего может быть гарантией его правдивости. В конце концов, если книга не будет удачной, пенять мне будет не на кого, кроме как на себя самого, но чем кончится ваше чтение, пока известно лишь Господу Богу. Я же рассчитываю хорошо заработать и заслуженно получить мировое признание, а заодно и Нобелевские премии в области литературы, искусства, физики, философии, теологии и астрологии – конечно, если будет на то Божья воля. Так вот, как человек, в совершенстве ознакомленный с таинствами небесных светил, в расположении звёзд я узрел, что людей, прочитавших этот труд, посетит Божественное просветление, которое незамедлительно приведёт к удаче, тогда как не прочитавшие её будут вынуждены находиться в том естественном состоянии, в каком и пребывали. Так что читайте – даже если разочаруетесь на какой-либо странице, ибо к разочарованию, как и к чтению, тоже можно привыкнуть.

Глава I

Даже если подняться на самую высокую гору Каталонии, оттуда нельзя увидеть Святую землю, называемую людьми Землёй обетованной, на которой Отец наш, Иисус Христос, взявший свою земную плоть от Девы Марии, осуществил план Божий об искуплении грехов рода человеческого.

Да, с самой высокой горы Каталонии нельзя увидеть сияние, исходящее с Голгофы, но его можно ощутить сердцем – как там, так и во всей Вселенной, потому как Отец наш во всём величии Своём царит в чудесах небес, во славе планет и звёзд. Он – Творец, ниспосылающий свет драгоценной истины как единственного посредника между Богом и человечеством…

Именно с Каталонии я и начну своё повествование, где провёл детство дед королевы Джованны, ибо, рассказывая о ней, нельзя не поведать о великом и мудром короле Роберте и его доблестном сыне Карле, герцоге Калабрии.

Божьей волей с 1285 года на протяжении десяти лет Роберт и его старшие братья, Карл Мартел и Луиджи, были заложниками Альфонсо III, короля Арагона. Захватили их в результате пленения отца – Карла II Анжуйского – в борьбе за Сицилию. При этом мальчикам обеспечили все условия для хорошего образования, им было даже разрешено содержать прислугу и учителей.

Небольшой замок, предоставленный детям Карла II, был расположен близ деревушки Ператайада и примыкал к обширному и густому лесу Жироны. В один из сентябрьских вечеров, который ещё хранил отголоски летнего зноя, несколько подростков, в том числе Карл Мартел и Луиджи, размахивая деревянными мечами, носились друг за другом по большой поляне, примыкающей к лесу. Лишь Роберт был в стороне – он сидел на траве с книгой в руках, прислонившись к большому камню. Вдруг странный звук вывел его из задумчивости: несколько волков один за другим вышли со стороны чащи. Когда играющие ребята увидели их, звери были уже совсем рядом и продолжали медленно сокращать дистанцию, выстроившись полукругом и готовясь к атаке. Все замерли от страха…

На лице Роберта появилась странная улыбка. Он поднял тяжёлую игральную палку и мгновенно оказался между подростками и волками. Его глаза сузились и будто зажглись каким-то магическим светом. Он стал медленно двигаться в сторону лидера стаи – крупной волчицы. От неожиданности волки застыли и приподняли головы. Смельчак медленно отвёл палку в сторону, готовясь нанести волчице удар, смотря прямо в её голодные глаза. Та, разгадав его намерение, отпрыгнула, оскалившись двойным рядом ослепительно белых клыков, но, встретив устремлённый на неё горящий взгляд, опустила хвост и, огрызаясь, попятилась прочь, а затем, развернувшись, скрылась за деревьями. За побеждённым вожаком молча последовали остальные хищники.

После этой истории и дети, и взрослые стали относиться к Роберту, «не потерявшему дара речи», с особым почтением, видя в нём будущего покровителя и защитника, наделённого сверхъестественными силами[2 - Дело в том, что в те времена, как писал Плиний, бытовало поверье, что «волчий глаз обладает губительным влиянием и может отобрать у человека, если увидит того первым, дар речи». Так что вынудить волков бежать одним взглядом мог лишь человек, находящийся под особым покровительством небес и наделённый неземной силой.].

Очевидцы говорили, что в ту же лунную ночь вся провинция оглашалась тоскливым воем голодной волчьей стаи, которая после того происшествия надолго покинула лес.

Когда королю Альфонсу сообщили о случившемся, он удивлённо стал расспрашивать о подробностях и, улыбаясь, сказал: «Хм, сама жизнь и события расставляют людей на лестнице славы… За мальчиком надо наблюдать – растёт будущий правитель. Надеюсь, он станет моим союзником, но не врагом».

С раннего возраста Роберта обучали военному искусству и владению всеми видами оружия. Несмотря на природную худобу, он отличался силой и необыкновенной отвагой. В истории же с волками ему помогли как природные качества, так и уроки по военной тактике: инструктор объяснял мальчику принципы ведения боя с несколькими противниками. Несмотря на численное преимущество врагов, что в большинстве случаев ведёт к поражению, всегда есть шанс победить, а даёт его прежде всего хладнокровие – первое, что вынуждает нападающих заколебаться. Для успеха необходимо сразу же выбрать одного противника – главаря, потому что в случае удачной атаки вид повергнутого лидера деморализовывает остальных.

* * *

Утро будущего короля начиналось задолго до рассвета с чтения молитв. Как известно, молитва не предназначена для того, чтобы нажить себе состояние, но нужна, чтобы возвысить Господа, дабы научить несведущих, направить внимание потерянных, смущённых и сбитых с толку на Отца нашего, Иисуса Христа, который взял на Себя грех этого мира…

После водных процедур няня тщательно приводила мальчика в порядок, помогала одеться и приносила лёгкий завтрак. С первыми лучами солнца приходили учителя: один за другим они занимались с ребёнком, обучая наследника языкам, чтению и письму, истории, философии, математике, астрологии и многому другому. Роберт же отличался удивительным прилежанием и добросовестным усердием в изучении любой науки.

Учитель греческого и латинского языков, а также греко-римской философии, кругленький старичок Теофил, имеющий склонность ко всем смертным грехам, а в особенности к греху чревоугодия, был крайне удивлён, когда десятилетний подопечный однажды поделился с ним своими мыслями о бытии и бессмертии.

– Отец Теофил, я думаю так… Любой человек, будь то простолюдин или король, в молитвах к Богу наряду с материальными благами просит могущества, возвышающего его над всеми. И люди отличаются от всего, что их окружает, – от животных, деревьев, земли. Силы человека ограниченны, при этом, к примеру, в древних мифах люди наделены сверхспособностями, но всё равно просят у Бога помочь им обрести власть. А сокровенной мечтой их является бессмертие – удивительная страсть человека, которая до конца жизни остаётся несбыточной: может быть, из-за страха смерти, может быть – из-за неизвестности, в которую каждый из нас погрузится, но, скорее всего, из-за желания властвовать над другими. Это даже не инстинкт самосохранения, а непонятная жажда быть вечным. Но бессмертие превращает человека в Бога… Значит, человек хочет быть Богом? Вера даёт нам ощутить саму возможность бессмертия через утверждение Божественного царства. Наш Отец, Иисус, как сын Всевышнего, мог не умереть, но умер, чтобы потом воскреснуть. Так зачем погибать, чтобы воскреснуть? Зачем проходить испытания, болеть и ошибаться, когда легче было бы просто получить вечную жизнь?

Пожилой педагог, изумлённо глядя на отрока, ответил ему:

– Мы веруем в Иисуса Христа, а значит, и в его воскресение. Следовательно, верим мы и в своё воскресение… И такое убеждение даёт нам надежду на вечную жизнь после установления Царствия Господа нашего. Единственное, что от нас требуется, – не совершать грехов в земной жизни и покаяться. В таком случае вечная жизнь будет в раю, а не в аду.

– Святой отец, но почему, если мы верим в Христа, то молимся орудию его смерти – деревянному кресту? – продолжал Роберт. – Покаяние – лишь слова. Мне кажется, что сказать не означает выразить правду, ведь, даже извиняясь, мы не всегда искренне жалеем о содеянном… Учитель, я не совсем понимаю: если мы верим в Бога, получается, верим и в то, что иудеи – богоизбранный народ, при этом мы обвиняем их, что они не приняли Христа как сына Господа…

– Ну, это не совсем так. Мы молимся Иисусу, но изображение распятия, как и сам крест, – это символ, который показывает, что именно из-за нас Спаситель принял мученическую смерть. Мы верим в Отца, и Сына, и Святого Духа, верим в то, что иудеи – избранники Божьи, но вовсе не обвиняем их в непринятии Христа. В конце концов, у всех будет выбор – поверить в Спасителя или нет, а обвинения, о которых ты говоришь, – это всего лишь политика. Политика поиска виноватых в собственных ошибках и неудачах. Ведь если охотник не попадёт стрелой в зверя, большинство будет обвинять и стрелу, и ветер, и самого зверя – а может, даже иудеев. И только мудрый охотник проанализирует собственную ошибку и постарается в следующий раз не совершить её. Когда ты станешь королём, то в полной мере поймёшь, что происходит. Единственное – у тебя всегда будет выбор. Это так же, когда мы стоим на пересечении двух дорог и, иногда по необъяснимой причине, выбираем одну. Решение рождается в совокупности многих факторов: это и природный инстинкт, и, быть может, какие-то географические признаки, и оценка конкретной ситуации. Всевышний дал человеку свободу воли, а потому у нас всегда есть выбор. И чем больше мы знаем, тем проще нам увидеть правильный путь. Что же касается искренности, то, увы, ты абсолютно прав, мой мальчик: люди произносят слова покаяния, но они не всегда откровенны в своих чувствах и пытаются лукавить перед Отцом. Но Он всё понимает и слышит даже те слова, которые были сказаны не устами, но сердцем. За редким исключением все признают истину, когда она неоспорима; когда же речь идёт о вещах необъяснимых, людей съедают раздоры. Если человек не согласен с догмой, нам легко обвинить его в ереси. Но то, что вчера казалось ересью, уже завтра, по воле Бога, будет считаться истиной. Поэтому следует обращаться к наставнику, чтобы тот разъяснил цену правды и помог заблудшим в своих мыслях найти верную дорогу. Мы, смертные, держим ответ лишь перед Богом, а деяния наши будут оценены Его судом. В то же время историю пишут люди, а потому она не всегда отражает правду, да и сама правда может восприниматься по-разному… Возьмём, например, римскую историю. Как ты знаешь, даже Гай Юлий Цезарь вошёл в неё как неоднозначная личность, что же говорят о нём народы, которых он поработил? А образ Ганнибала римляне и вовсе демонизировали, ведь он был врагом Рима, а потому теперь трудно даже приблизительно оценить его как человека. Был ли он великим полководцем или демоном в человеческом обличье? Так что только Всевышний может правильно оценить все деяния наши. Повторюсь: мы всегда имеем выбор, но иногда сам Бог направляет нас в странствие по узорам созданной им мозаики истории.

– Отец мой, ещё мне не совсем понятна концепция рая. При этом я сознаю, что такое вечная жизнь, отсутствие болезней и пороков, – не унимался мальчик. – Да и как можно существовать вечно – без чувств, без стремлений, без мечты? То есть человек в вечной жизни будет обречён на унылое, хотя и беззаботное бытие? Мы проводим отведённое нам время, часть которого идёт на сон, в занятиях и играх, но огромной составляющей жизни являются чувства, любовь и ненависть… Мы восхищаемся красками заката и молниями в грозовых тучах, радуемся хорошей погоде после дождя, но даже в играх существуют победители и побеждённые – в этом вся прелесть игры. В мирской жизни я вижу определённую структуру – иерархию, даже у животных. Мы восхищаемся одними картинами и скульптурами, но нам не нравятся другие. Мы любим литературу и искусство за их противоречивость и разнообразие, а ведь в основном там описывают любовь, какие-то события, а также восхваляют Всевышнего. Каково будет тем, кто пишет поэмы или радует наши глаза живописью, если этих событий не станет? Станут ли они соревноваться друг с другом в возвеличивании Бога? Разве в таком случае не возникнет неравенства? У людей существует множество односторонних талантов, наряду с талантом полководца, строителя, даже простой кухарки. То есть большинство из тех, кто попадёт в рай, не смогут использовать свой талант? Похоже, вечная жизнь обрекает нас на унылость и однообразие. Чем же тогда заниматься в раю? Да, наверное, я не очень хорошо понимаю сущность Эдема… Если предположить, что молодой мужчина или девушка, не совершавшие зла, умерли от болезни или были убиты, то сама мысль о том, что их жизнь оборвалась просто так, ставит под сомнение существование Бога. То есть само существование рая и ада, как и справедливое распределение мест между ними, подтверждает реальность Всевышнего. С одной стороны, мы должны быть сторонниками Господа, а награда за это – вечное блаженство. С другой – полное отчуждение от Него обрекает на вечные муки. Как же может быть определено будущее детей, которые не успели ещё понять, с кем они – с Богом или без Него? Для чего человеку столь разные судьбы и право выбора, когда изначально есть лишь один путь? Если же Отец наш любит всех, то как может он посылать любимых, но заблудших детей своих на вечные муки? И главное: как можем мы пребывать в вечном блаженстве, если возлюбленные наши обречены из-за совершённых ими грехов? Сам наставник, должно быть, может ошибаться… Кстати, помнишь, ты рассказывал афинскую притчу о мышке, которая залезла в корзину с едой и, переев, не смогла вылезти? А ведь ты любишь поесть! Не боишься угодить из-за этого в западню? – вдруг с хитрой улыбкой посмотрел на старика Роберт.

– А-ха-ха, ты прав, мой маленький принц! Отец Теофил любит поесть и приложиться к доброму вину, но потому и существуют короли, с которыми мы делимся своими заботами… Давай-ка немного разомнём ноги, погуляем в саду и разберём диалог Аристотеля «Евдем, или О душе». Там как раз раскрывается тема, которую ты затронул, – бессмертие души. Поговорим о том, чем взгляды Аристотеля отличались от точки зрения его учителя Платона, об их разногласиях в понимании бессмертия… И не забудем перекусить! Ведь, как ты знаешь, отец Теофил становится ворчливым без еды, – рассмеялся педагог, нисколько не опровергая рассуждений своего ученика. – Что же касается твоего вопроса о вечном блаженстве и вечном наказании, то не всё так просто. Величайшие умы размышляли об этом, спорили – и не находили точного ответа. Если вкратце, то всё то, что мы называем вечным блаженством и наказанием, на самом деле не соответствует нашему пониманию этого. Но чтобы добраться до смысла этой идеи, дитя моё, нужно долго учиться и пройти сложный путь истинного познания. А начнём мы его, пожалуй, с Платона и Аристотеля…

* * *

Юный принц обладал невероятной способностью доводить всё до совершенства, не считаясь со своим драгоценным детским временем. Однажды из куска дерева он несколько дней подряд выреза?л рыцаря на коне, забыв о еде и забавах. За это в наши дни его непременно окрестили бы аутистом, а за чтение книг – идиотом, но поскольку в те времена таких терминов не знали, взрослые были изумлены совершенством маленькой деревянной фигурки, в которой с удивительной точностью были воспроизведены мельчайшие детали доспехов и передано движение лошади.

Вещи и игрушки мальчика всегда лежали в образцовом порядке, и он не позволял прислуге убирать в его комнате. А в возрасте около двенадцати лет Роберту разрешили уже спать одному, без братьев.

Роберт, который в раннем возрасте научился читать и писать на четырёх языках, большую часть свободного времени проводил в библиотеке наедине с книгами. Он читал даже во время прогулок. Чтение и изучение книг оказали влияние на его умение говорить – молодой человек стал великолепным оратором: тембр его голоса и грамотная образная речь завораживали слушателей. А познания в естественных науках, в астрологии и теологии со временем превратили будущего короля в весьма искусного и знающего врача.

* * *

События двигались своим ходом, и Роберт получил официальное право на трон в 1295 году после внезапной смерти от чумы своего старшего брата, Карла Мартела Анжуйского, и отказа от правления среднего – Луиджи, который предпочёл духовную карьеру, отринув мирские радости «ради церковной книжной пыли». Луиджи стал епископом Тулузы, но позже, в возрасте двадцати трёх лет, скоропостижно скончался. Это совпало по времени с освобождением Роберта, которое задержалось почти на четыре года в связи с неожиданной смертью Альфонсо, так как начатые переговоры были прерваны. Пленение в те времена было предметом торговли, что подразумевало выкуп, а также территориальный перераздел – в соответствии с положением и рангом пленника. Таким образом, Роберт вместе с братьями находился в плену ещё несколько лет, и лишь после вмешательства папы римского преемник Альфонсо Джеймс II Арагонский отпустил братьев.

Роберт взошёл на трон Неаполитанского королевства в 1309 году. Он был известен своей честностью и благородством, а потому его уважали враги и любили сторонники. Он был спокойным и уравновешенным человеком, чья справедливость и щедрость привлекали людей. Этот мудрый король содействовал развитию искусств и образования. Во время его правления возводились новые здания, а столица превратилась из одного из самых грязных и опасных мест в «…счастливый, мирный, щедрый и величественный Неаполь», как описывал город Джованни Боккаччо. Роберт также провёл ряд экономических реформ, которые за весьма короткое время привели к расцвету торговли.

А одним из самых серьёзных шагов монарха для поднятия благосостояния королевства стали принятые им законы об иудейских общинах[3 - Вся европейская знать неустанно преследовала иудеев. Не секрет, что основным мотивом было то, что у иудеев нет глаз, рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей и страстей; если их уколоть, у них не идет кровь, а если отравить – они не умирают… Но самое главное: если оскорбить и опозорить их народ, они не имеют права мстить… (изм. Шекспир, «Венецианский купец»). Помимо перечисленного, знатью руководили и другие мотивы, имеющие мало общего с моралью или религией, среди которых лёгкий путь приобретения богатства был не самым последним. Дело в том, что христианам было запрещено давать займы, так как прибыль заимодавцев формировалась не «по-христиански». Поэтому только иудеям разрешалось заниматься ростовщичеством. Естественно, что у иудеев в обращении стали появляться наличные, само существование которых, как известно, представляет веский аргумент для их отъёма. Дворянство постоянно вымогало деньги всеми возможными способами, включая пытки. Существовала даже специальная налоговая служба, называемая «иудейским казначейством», в обязанности которой входило взимание налогов со всех финансовых операций. Высокие налоги и вымогательство приводили к тому, что иудеям, чтобы заработать, приходилось увеличивать проценты на займы. Последователям этого мудрого закона не мешало бы знать, что тут легко перегнуть палку: следствием этого стало то, что количество займов уменьшалось, а следовательно, уменьшался общий доход, что вело к снижению доли налогов. Кроме того, иудеям приходилось жить в отдельных ограждённых коммунах, им не разрешалось появляться в общественных местах вместе с христианами. Тогда ещё термина «гетто» не было – он появился на два столетия позже, в 1516 году: название происходит от слова «литье» (ит. getto), так как этот квартал находился на месте заброшенного литейного завода в венецианской сестьере Каннареджо. Иудеям разрешили постоянно проживать только на той территории, и любые стихийные бедствия, любые проблемы или болезни в городе приводили к массовым казням этих несчастных людей.].

Он уменьшил налогообложение иудеев и призвал их снизить прибыль на займах. Это привело к тому, что больше людей смогли брать кредиты для развития своих дел, так как условия для заёмщиков стали лучше. Соответственно, и казна получала больше доходов. Роберт был одним из немногих правителей, которые запрещали преследование иудеев, так что многие их представители стали переводить векселя в Неаполитанское государство, что привело к ещё большему поднятию торговли и всего королевства. Сам Роберт нередко пользовался услугами иудейских общин: хорошему королю всегда давали льготные условия, зная о том, что он всегда выполняет долговые обязательства и никогда не пользуется своим высокопоставленным положением, чтобы поступить несправедливо.

Глава II

Если вы дошли до этого места, это уже хороший признак и означает только одно: Пресвятая Богородица, вы продолжаете читать! А значит, настало время познакомить вас с ещё одним благородным героем нашего повествования – сыном короля Роберта и отцом Джованны. Это был Карл, герцог Калабрии.

На Апеннинском полуострове существовали две основные политические партии – гвельфов и гибеллинов. Партия гвельфов ратовала за уменьшение влияния императоров Священной Римской империи и усиление авторитета папы римского. Король Роберт был одним из самых верных и могущественных сторонников гвельфов. Гибеллины же, наоборот, поддерживали императоров. И если в эпоху зарождения партий их сторонниками владели именно идеи, то в последующем по соображениям выгоды – как политической, так и финансовой – к ним стали примыкать тысячи посредственностей и бездельников. Во Флоренции, которая была одним из самых процветающих и богатых городов Европы, доминировала партия гвельфов. Победы гибеллинов над гвельфами незадолго до описываемых событий привели к потерям гвельфами многих стратегически важных городов.

Своими победами гибеллины были обязаны хитрому и бесстрашному полководцу Каструччо Кастракани дельи Антельминелли, причинившего немало бед гвельфам и известного не только своими военными подвигами, но и пикантными любовными похождениями. Вместо того чтобы наслаждаться миром, Флоренция была вынуждена вести непрерывные сражения с этим энергичным военачальником, терпя одно поражение за другим. В последнем сражении, имея значительное численное превосходство, флорентийские военачальники совершили грубую тактическую ошибку и в кровопролитном сражении были наголову разбиты войсками Каструччо. Тогда в плен попали видные флорентийские дворяне – Бандино деи Росси, Франческо Брунеллеско и Джованни делла Тоза, а также многочисленная знать из Тосканы и Неаполя.

Узнав о поражении флорентийцев, жители Пистойи в порыве лицемерия изгнали из города гвельфов и сдались Каструччо. Не удовлетворившись этим, тот захватил все замки по обе стороны реки Арно и расположился с войском у Перетолы – в двух милях от Флоренции: это означало контроль над доставкой припасов и лишение флорентийцев поддержки со стороны населения с обеих берегов реки. Задиристый полководец, известный в том числе своим весёлым нравом, в насмешку над флорентийцами устроил пышные празднества. Помня о том, как Плутарх в своем труде описывал исторический опыт Филиппа Македонского, он запустил во Флоренцию множество лазутчиков и «ослов с грузом золота» с целью подкупа дворян для открытия крепостных ворот. Но заговор был раскрыт. Двое из дворян, соблазнившихся на обещанные выгоды, были обнаружены и обезглавлены властями, – ими были Томмазо Лупаччи и Ламбертуччо Фрескобальди.

После длительного совещания городские власти в лице уважаемых граждан и местной знати решили обратиться за помощью к королю Неаполя и послали к нему делегацию с просьбой о протекторате: предполагалось, что его сын Карл, герцог Калабрии, примет управление Флоренцией. Поддержка мощного королевства наряду с личными качествами доблестного и мудрого Карла были единственной возможностью, во-первых, утихомирить соперничающие группировки местной знати, тем самым сохранив мир в стенах города, а во-вторых, защитить королевство от набегов феодальных принцев Ломбардии и непрекращающейся агрессии имперских сил под командованием Каструччо. Неаполитанское королевство, как одно из самых могущественных в Европе, могло выставить большое и хорошо оснащённое войско. При этом Карл пользовался огромным уважением и авторитетом среди флорентийцев, Роберта же заслуженно почитали ещё со времен его отца. В те времена Карл был единственным принцем, на которого могли положиться флорентийцы, к тому же он доказал свои умения, будучи в Генуе, где правил в течение восемнадцати лет, а после истечения установленного договором срока добровольно подал в отставку.

Сложилось так, что герцог Калабрии был менее образованным, чем его отец, так как с раннего возраста являлся правой рукой Роберта во всех внутренних делах государства, а также участвовал почти во всех военных походах. В отличие от родителя он не обладал выдающимися военными способностями, но в сражениях отличался редким бесстрашием и отвагой, больше напоминая своего деда, Карла II, славившегося утончённой дипломатичностью и миролюбием. Его правосудие и необыкновенная честность были общеизвестными, и когда историки Неаполя заявляли, что его дочь Джованна в этом похожа на отца, это считалось величайшей похвалой.

Таким образом, Роберт поручал сыну внутреннее управление Неаполитанским королевством с самого его детства. Сравнительно небольшая разница в возрасте, всего в девятнадцать лет, позволила ему сделать Карла своим другом, компаньоном и советником. В истории трудно найти более тёплые и дружеские отношения королевских особ, чем в этой семье, ведь многие узы были разрушены из-за ревности, стремления к власти и взаимной ненависти.

* * *

Карл не вошёл в историю человечества как великий, ибо по роду своей деятельности и характеру занятий не завоёвывал и не расширял границы государства. Он не совершил и не подавил ни одну революцию, которые почему-то допускаются небесами. Не уничтожив миллионы людей во благо народа и, соответственно, не совершив великих деяний, герцог Калабрии в своих чувствах отдавал отчёт только Господу и собственной совести. К тому же он не обладал ни лукавством, ни притворством, но был наделён другими дарами – чувствительным сердцем, великодушием и благочестием. На экранах истории, даже в титрах, не отмечена его роль в великих событиях, но в памяти народа благочестивые дела его не были преданы забвению и оставили яркие воспоминания. О достоинствах и справедливости Карла ходила слава, которая впоследствии стала передаваться в виде легенд. И поскольку такие рассказы лучше всего показывают, каким властителем был Карл, считаю вполне уместным остановиться на них подробнее.

Мелкие дворяне с трудом оберегали свою независимость и земли от тирании крупных баронов, то есть «теряли право первородства Исава, не получая при этом чечевичной похлёбки». Сама структура взаимоотношений между феодалами и вассалами подразумевала взаимную выгоду – покровительство и защиту в обмен на участие в военных походах под знаменами лорда, частота которых зависела, конечно же, от рискованности и честолюбия покровителя. Знатные бароны располагали достаточным количеством средств притеснения, и если феодал был корыстолюбивым или нечестным, он мог попросту разорить своего вассала, довольствуясь получением непосредственной выгоды вместо того, чтобы иметь рядом верного союзника.

Согласно наиболее распространённой легенде, однажды герцог Калабрии по заведённой им традиции объезжал владения, чтобы обнаружить и устранить возможные случаи притеснения баронами их подданных. Проезжая земли какого-то из графов, Карл узнал, что тот насильно лишил одного из дворян земель и присоединил их к своим. Из страха перед званием и могуществом графа пострадавший не осмелился жаловаться, тем более что ни один судья не решился бы возбудить судебное дело против властителя.

Услышав эту историю, Карл в гневе остановился, резко натянув поводья, и послал за графом. Вскорости тот явился.

– Ваше Сиятельство, эти земли просто великолепны! Трудно оторвать глаз от дивных окрестных видов, и даже воздух здесь обладает восхитительным ароматом. Подарите их мне, как другу, а я Вам дам достойный подарок, – произнёс герцог, оглядываясь вокруг и с показным наслаждением делая глубокий вдох.

– Ваша Светлость, эти земли перешли мне от моих далёких предков, поэтому мне не хотелось бы их отдавать. Если же Вы отнимете их силой, мне придётся смириться, но это будет несправедливо, – сердито ответил граф, теребя от злости свои густые волосы.

– Теперь-то ты понимаешь, что такое справедливость, но, получается, не знал о ней, когда отнимал эти земли у своего вассала. Немедленно верни ему всё, иначе я буду вынужден забрать их вместе с твоей головой! – сказал герцог.

После того, как граф представил весь ужас грядущего наказания, его сразу же посетило Божественное просветление: пристыжённый, он незамедлительно вернул отобранное. В порыве святой добродетели он хотел отдать и другие свои владения, но вовремя передумал. Карл же отпустил поводья и степенно продолжил путь.

Была и такая история.

Герцог Калабрии ежегодно останавливался в своём Замке Нуово и каждый день посещал дворец правосудия, воздвигнутый ещё в античные времена. Часто стража не пропускала бедняков во дворец, но если даже пропускала, то обычно их там не принимали. Узнав об этом, разозлившийся Карл повесил перед входом колокол с длинным шнуром, привязанным к языку, чтобы любой гражданин, даже нищий, мог позвонить и этот звон дошёл бы до ушей самого? герцога. Справедливость восторжествовала: с того времени любой человек, бедный или богатый, мог рассчитывать на правосудие.

Однажды старый конь, принадлежащий неаполитанскому рыцарю-ветерану Марко Капече, заблудился и случайно зацепился за шнур колокола. Тот зазвонил. Услышав знакомый звук, герцог приказал, чтобы к нему немедленно привели истца. Весь двор разразился хохотом, когда выяснилось, что это лошадь Марко. Но Карл не смутился и вызвал к себе рыцаря, чтобы показать, что все имеют право на правосудие.

После того, как растерявшийся Капече предстал перед судом, Карл спросил его:

– Почему твой конь на свободе и бродит без присмотра по городу?

– С позволения вашей светлости, эта старая лошадь когда-то была благородным конём, но теперь стала старой и бесполезной, и я не хочу больше нести расходы на её содержание, – ответил смущённый Марко.

– Ты почётный ветеран нашего королевства и получал щедрое вознаграждение за свою доблесть и многие заслуги. Этот конь был твоим спутником и преданным другом, так что часть твоих наград получена с его помощью. Когда мы стареем, то находимся в тени былой славы, но доблестное прошлое обеспечивает нам почётную старость и благодарность последующих поколений. Ты поступил несправедливо, рыцарь, так не дай своему другу стареть без заслуженного почёта.

– Вы правы, господин мой. Бог наградил наше королевство мудрым правителем, – сказал старый рыцарь, преклонив колена перед герцогом. – Даю слово, у этого коня будет достойная старость.

Карл поднял старого ветерана с колен и заключил его в объятия, облобызав в уста. У рыцаря брызнули слёзы из глаз, а все присутствующие поднялись с мест и склонили головы в знак восхищения герцогом.

* * *

Вернёмся же к хронологии нашего повествования и на несколько минут вольёмся в кавалькаду великих баронов Неаполя, чтобы понять, во что облачались сильные мира того и что понимали под роскошью.

В одно прекрасное утро, 31 мая 1326 года, герцог и герцогиня Калабрии в сопровождении братьев короля, шестнадцати великих баронов Неаполя, среди которых был и граф Минервино, о котором будет сказано ещё немало, и двухсот рыцарей выехали из Неаполя во Флоренцию, которой Карл согласился управлять в течение десяти лет, соблюдая местные законы и обычаи.

Для службы во Флоренции он обязался постоянно держать не менее тысячи копьеносцев[4 - Каждый знатный рыцарь-копьеносец имел от четырёх до шести человек окружения, в задачу которых входило не вступать в бой до особого приказа. При этом они должны были защищать своего мастера, парируя атаки, а также снабжать его оружием, нести ответственность за пленных и выводить раненого хозяина с поля боя.]. Прекрасно снаряжённые, образцово дисциплинированные и обученные копьеносцы были гордостью и опорой неаполитанской армии. Флорентийцы должны были выплатить двести тысяч золотых флоринов в год на расходы герцогского двора, а также дополнительно выдать четыреста тысяч в случае его отъезда в Неаполь и для возвращения во Флоренцию. Ему разрешалось покидать Флоренцию по своему усмотрению, но только если будет назначен одобренный обществом лейтенант, командующий минимум четырьмястами кавалеристами.

Жёны шестнадцати великих баронов и двухсот рыцарей следовали со своими детьми в свите Марии Валуа – супруги Карла, герцогини Калабрии. Знатные дамы путешествовали либо на носилках, запряжённых мулами, либо в повозках, покрытых тканями из золота, бархатом и другими дорогостоящими материалами с вышитыми именами и гербами.

Такой великолепной процессии в Италии не видели ни со времён процветания, ни падения Римской империи. В каретах с ярким и богатым убранством ехали дамы, облачённые в малиновые, пурпурные и зелёные наряды из бархата и шёлка, которые, в зависимости от ранга своей хозяйки, были покрыты золотом или серебром. На знатных особах обоих полов поверх одежды были накинуты плащи с шёлковыми капюшонами, расшитыми орнаментами и гротескными фигурами людей и животных, которые предназначались для защиты лица от летнего зноя. Под подбородком эти накидки скреплялись золотыми застёжками с инкрустацией, а их длинные шлейфы почти достигали земли.

Лошади тоже были искусно украшены, а их сёдла и сбрую покрывали длинные попоны с гербами и эмблемами всадников. Поверх блестящих доспехов мужчины надели золотые украшения и сюртуки из разноцветных тканей, причём самой благородной и красивой считалась красно-малиновая материя, подобающая рангу путешественников. Воротник и рукава сюртуков украшали манжеты из горностая, на груди и спине были сделаны вышивки тонкой работы. Плащи и мантии королевской семьи Неаполя были лазурными или фиолетовыми, они были усыпаны жемчугами и украшены золотыми лилиями – символами Анжуйской династии.

Каждого рыцаря сопровождали по крайней мере три оруженосца, чья одежда была из серебряной ткани, отороченной мехами. С гордостью они бряцали серебряными шпорами и украшениями. Один нёс оружие своего хозяина, второй – шлем, укреплённый над седлом, третий вёл боевого коня, покрытого богатыми накидками. Количество и красота ведомых лошадей, которые следовали в кавалькаде герцога Калабрии в его путешествии во Флоренцию, было самой великолепной частью этого зрелища. Здесь же были полторы тысячи мулов, повозки со множеством колокольчиков под крашеными крышами и тяжёлые обозы, везущие продовольствие и багаж неженатых рыцарей и простых воинов, за которыми следовали бесчисленные пехотинцы.

С окрестных полей прибегали крестьяне, чтобы поглазеть на это редкостное зрелище. Они стояли, разинув рты и онемев от изумления. Узнав герцога, люди бросали шапки вверх, выкрикивая слова любви и почтения: они искренне радовались его появлению с войском, так как это сулило мир и безопасность.

Когда герцог прибыл в Сиену, то обнаружил, что она, как и Флоренция, поражена междоусобицами. По просьбе дворян и всех остальных жителей он взял на себя управление их государством сроком на пять лет. На протяжении восемнадцати дней он жил там, разрешая споры граждан и, наконец, оставил город, пообещав вернуться со всеми своими силами, чтобы наказать конфликтующие стороны, не желающие сложить оружие. И одна лишь эта угроза оказалась эффективной для поддержания мира.

* * *

31 июля в полдень, чтобы ещё более усилить блеск своей кавалькады под ярким июльским солнцем, герцог Калабрии торжественно прибыл во Флоренцию. Всё его путешествие было отмечено великолепием, но вхождение в этот красивый и богатый город было не менее помпезным. Благородные дамы и рыцари, облачённые в свои самые лучшие одежды и плащи с драгоценными поясами и вышитыми воротниками, сменили шёлковые дорожные капюшоны на жемчуга и короны из золота и драгоценных камней.

Герцог Афинский, которого послали из Неаполя, чтобы подготовить правительство Флоренции к прибытию великого герцога, вышел встретить его. Он стоял во главе четырёх сотен рыцарей, окружённый многочисленной знатью из Прованса и Пьемонта, прибывшей, чтобы поприветствовать гостей. За ними следовали флорентийские аристократы, разделённые на группы в соответствии с рангом, знаменосцы судебных приставов, двадцать один настоятель с собственными знамёнами и в ливреях, каждый из которых возглавлял соответствующее направление искусства или ремесленного дела, колонна молодёжи из благородных семей в ярких одеждах, а замыкала шествие пёстрая толпа празднично одетых горожан. Вся эта процессия скандировала имя Карла. Улицы были усыпаны цветами, а самые примечательные части города были украшены триумфальными арками и цветами.

Герцог и герцогиня Калабрии, спешившись, прошли под золотым навесом государства в городской общественный дворец. Здесь жена Карла вместе с остальными неаполитанскими дамами была принята главой общества высокопоставленных знатных особ Флоренции, и в течение нескольких дней там проводились фестивали и балы в честь их прибытия.

Вскоре после приезда герцога некоторые граждане Флоренции, потерявшие единоличную власть, попытались протолкнуть некоторые абсурдные идеи для подрыва его авторитета. Но принц с истинной мудростью, которую вдохновляет честность, отказался внести какие-либо изменения в условия своего правления, предупредив таким образом зарождающийся конфликт.

Надо сказать, что с появлением Карла во Флоренции у Каструччо появился достойный соперник. Неудивительно, что задиристый и не упускавший возможности развлечься Кастракани вскорости послал герцогу письмо, в котором, кроме шуток и весёлых оскорблений, были следующие слова: «…Ваша светлость, Вы, как собаки, бежите за тем, кто вас лучше кормит».

Карл отправил ответное письмо, очень вежливое и приветливое, завершив его так: «Сир, скорее, мы, как врачи, ходим к тем, кто в нас больше нуждается».

Но Кастракани не унимался и поинтересовался, почему король Роберт «вместо себя послал своего львёнка», на что Карл ответил: «Наши предки говорили, что связываться со львёнком так же опасно, как и со львом».

Получив это письмо, задира-кондотьер сказал своему воспитаннику Паголо Гуиниджи:

– Вот странное провидение, не оставляющее в покое ни меня, ни Карло! Мы отваживаемся противостоять друг другу без капли гнева и ярости. Слово, которое я дал моим господам, стало чужестранкой и беглянкой в моей собственной душе, ища приюта. Почему два достойных рыцаря должны сражаться друг с другом вместо того, чтобы вместе пить и шутить в трактире? Кому же из нас Творец дарует победу?

– Да, чудны дела Господа нашего… У кого-то из нас должны быть слабые надежды на будущее под оком Вседержителя. Надеюсь, что у герцога, при Божьем соизволении, – заключил Паголо.

Глава III

Ниже будут описаны события, которые никоим образом не влияют на наше повествование, но настолько интересны, что заслуживают особой главы.

Первый год правления герцога Калабрии прошёл без каких-либо важных событий, заслуживающих внимания, за исключением нескольких кровопролитных битв с Кастракани, не приведших к какому-либо результату ни для одной из сторон. Разве только одно сражение запомнилось забавным случаем. И хотя история этого сражения не является предметом нашего рассказа, как и сам имперский полководец, мы остановимся на одном эпизоде, опустив малозначащие подробности.