скачать книгу бесплатно
– Здесь все, что у меня есть…
Женщина презрительно скривилась. Кар понял, что она скажет. Добавил поспешно, глядя в лицо трактирщику:
– Это не вам. Отдадите девочке, когда вырастет. Может быть, она меня простит.
Трактирщик молча протянул руку, принимая кошель.
– Прощайте, – сказал Кар и всадил шпоры в лошадиные бока.
Прошел не один час, прежде чем он опомнился. Мерин под ним тяжело дышал и исходил пеной. Посмотрев вниз, Кар увидел кровь на сапогах.
«Я только и делаю, что мучаю всех вокруг! Даже это несчастное животное!»
Пустил лошадь шагом. Его никто не преследовал, и тьма не являлась злорадствовать над отверженным. Белоснежные башни столицы давно скрылись из виду. Кар был один среди звонкого лесного безлюдья. Он – и взмыленный старый мерин.
Догадавшись наконец свернуть с дороги, Кар выбрал первую попавшуюся тропку – она задорно извивалась меж стволов, то огибая холм, то упираясь в речной брод или простенький мостик из двух бревен. Повозка не прошла бы здесь, но следы копыт виднелись во множестве. Кар не знал, куда ведет тропа. Ехал без цели, взгляд цеплялся за торчащие ветки. Порою они нависали над самой тропой. Полдень только миновал, но под сводами леса жил полумрак. Светлые солнечные пятна вдоль тропинки казались скромными гостями в храме вечного сумрака.
Птичьи голоса перекликались над тропой так радостно, словно весь мир принадлежал только им. Прислушавшись, можно было разобрать, что у каждой своя песня, которую она повторяет снова и снова. Никто не дирижировал этим хором, но звучал он слаженнее хора жрецов в столичном храме.
Кар больше не подгонял мерина. Тот шел все медленней, копыта мягко стучали по тропе, под ними трещали, ломаясь, сухие ветви. Лесному чертогу не было дела до мрачной бури у Кара в душе, до его страха, одиночества и ненависти. Будь он и впрямь колдуном, мелькнула мысль, лес уже сгорел бы под ударами молний, наводнение смыло бы остатки… Если только не врут слухи о силе и власти колдунов. Темной силе и власти.
Мерин наклонил голову, потянулся губами к траве на обочине тропинки. Кар хлопнул его по крупу, и конь пошел вперед, недовольно прядая ушами и то и дело норовя остановиться. Он явно считал, что на сегодня прошел достаточно, а всаднику неплохо бы проявить почтение к старости, – коли уж прочими достоинствами, вроде ума и привычки сидеть дома, судьба этого всадника обделила.
Вновь зажурчал ручей. Полсотни шагов, и деревья расступились, открылась широкая травянистая прогалина. Ее пересекал даже не ручей, а речушка с быстрым течением. Тропа обрывалась на берегу, чтобы продолжиться на той стороне.
У воды мерин решительно остановился. Всем видом выражая бунт, потянулся пить. Кар не стал спорить, расседлал его и оставил пастись. Напился в стороне от лошади. Вода, темная из-за быстрого течения, оказалась холодной и чистой.
Утомительный день, бессонная ночь, еще один день, смерть, предательство, бегство, темная фигура за спиной, беззащитное детское тело в руках… Шатаясь, как пьяный, Кар шагнул подальше от реки. Повалился в траву. Если за ним придут сейчас, он не шевельнется. Пусть делают что хотят.
Он проснулся, когда солнце почти село. Открыв глаза, бездумно смотрел на закат – узкую кровавую борозду над самыми верхушками деревьев. Журчала река, где-то поблизости стрекотал кузнечик. Все тело занемело так, будто проклятие наконец превратило его в камень.
Большой жук опустился на руку. Крылья сложились, блеснув зеленым металлом, и жук пополз от запястья к кончикам пальцев. Лапки щекотали кожу. Кар следил за ним не шевелясь. Жук остановился. Передние лапки потерлись одна о другую, крылья расправились. Насекомое будто чего-то ждало. И дождалось – слабого ветерка. Крылья шевельнулись, ловя порыв, и жук улетел, тихо гудя.
Кар снова посмотрел вверх. Время текло, не задевая, не беспокоя. Красная полоса над лесом исчезала, краски поблекли, остался неяркий розовый отсвет. Облака, темнея, наплывали на него. Кто-то приблизился, тяжело ступая. Кара тронули за плечо. Он с трудом поднял голову, но это был только мерин. Мягкие губы ищуще потянулись к человеку.
– Мне нечего дать тебе, – сказал Кар садясь. – Прости.
Мерин, будто понял, принялся щипать траву. Кар глянул с завистью – в животе сосало и выло. Он все еще жив, без денег и припасов. Хорошо еще, лошадь не сбежала, – засыпая, Кар и не подумал привязать ее.
До ближнего селения бог знает сколько пути, да и показаться там – самоубийство. Никто не поможет проклятому колдуну. Он теперь законная дичь. Эриан открыл сезон охоты, и охотников у него целая Империя. Двести золотых – сумма немалая. А все деньги Кар отдал дочери трактирщика, словно так надеялся откупиться от тьмы.
Тьма будто ждала, когда о ней вспомнят. Встала за спиной. Кар чувствовал ее холодный взгляд. Молчала, и молчание было хуже любых издевательских слов.
Ехать, все равно куда, хоть чем-то занять руки и мысли – было бы легче. Но лес окутывала ночь, и Кар не решился продолжать путь в темноте. Огонь разводить было нечем, спать не хотелось. Мерин пасся поблизости, стараясь не отдаляться. Чуял в лесу волков или просто на всякий случай хотел быть ближе к человеку?
Закутавшись в плащ и обхватив колени, Кар всю ночь неподвижно просидел на земле. И всю ночь тьма стояла за спиной, и мысли были темными.
Под утро беспокойный сон сморил его, но холодный оценивающий взгляд не оставлял и там.
Глава 6. Мы – аггары
Проснувшись злым и невыспавшимся, Кар с трудом расправил затекшие конечности. Каждая мышца протестующе ныла. На завтрак была речная вода.
«Еще немного – и я съем лошадь», – мрачно подумал он, седлая мерина. Тот, не подозревая об опасности, дружелюбно ткнулся в плечо.
Переехав речушку вброд, Кар двинулся дальше по тропе. День выдался пасмурным, под стать настроению. В отдалении громыхала гроза. Хочешь не хочешь, пора думать о будущем.
Чем дольше Кар думал, тем мрачнее становился. От моря и до моря, весь мир принадлежит им – белокожим светловолосым истинным людям. Прятаться среди них – все равно что ворону укрываться в стае белых голубей. Говорят, где-то еще живы остатки колдунов, но как их найдешь, да и зачем им Кар, воспитанный врагами беглец? А тьма за спиной лишь того и ждет, к тому и толкает – признать себя колдуном и ехать искать свою проклятую родню!
Кар зябко повел плечами. Дама Истрия, давшая ему жизнь, истинный человек. Пока может выбирать, он останется ее сыном.
Можно, следуя случайному направлению, ехать дальше на восток. Если удастся пересечь Империю, не попавшись, не умерев от голода, не заблудившись в бесконечных лесах, когда-нибудь он попадет в земли еретиков, где веками то вспыхивает, то затихает война. Но что делать там? Колдунов еретики любят не больше, чем истинные люди, с которыми их роднит общая кровь, – в прежние времена те и другие были одним племенем. Давно, когда миром еще правили колдуны.
Когда они обращали белокожих в рабство, убивали, пили их кровь во время своих темных обрядов. Само собой, бывшие рабы ненавидят саму помять о колдунах! Нет, на востоке ему делать нечего. Нигде – нечего.
Совсем отчаяться помешали красные пятнышки в кустах по левую сторону тропинки. Спешившись, Кар с жадностью набросился на шиповник – вкуснее лучших дворцовых яств. Добрый кусок мяса подошел бы лучше, но через час, когда Кар выбрался обратно на тропинку, голодная резь в желудке отступила.
Утолив голод, немного повеселел. Пустил лошадь шагом по тропе – все равно куда. От людей милости не жди, не найдется ее и у бога, благоволящего истинным людям. Придется справляться самому. Прятаться в лесах, красть в деревнях еду. Отчего бы брату-принцу не стать хорошим вором? Разбойником-одиночкой, как Клот-весельчак из песенки, что распевают на ярмарках бродячие певцы? Ему, Клоту, все нипочем: ни дождь, ни град, ни стрелы графской стражи, потому как ждет его верная возлюбленная – виселица. Как ни крути, конец один. Но в песне он вовсе не казался страшным.
Тропинка, устав петлять меж деревьев, вытекла из леса. Впереди она пересекала широкую дорогу и затем убегала в зелень лугов. Дорога, древняя, вымощенная серым камнем, вела на юго-восток. Кар решил воспользоваться ею.
Он хлопнул по крупу мерина, тот пошел быстрее. Копыта весело застучали по камням. Поначалу Кар озирался, но было тихо, словно в мире остался он один. Успокоившись, задумался о своем и так забылся, что не услышал, как к ударам копыт мерина примешалась частая дробь скакавших по пятам лошадей.
Еще немного, и было бы поздно. Конный отряд казался небольшим пятнышком вдали, но быстро приближался. Проклиная сам себя за глупость, Кар помчался прочь от дороги, к лесу.
Немного проехав меж деревьев, остановился. Теперь его не увидят, но услышать могут. Соскочив на землю, стал поглаживать мерина. Тот стоял смирно, только уши подрагивали, ловя стук копыт.
Всадники приблизились. Осторожно раздвинув ветви, Кар разглядел их. Четверо. Потертые разномастные одежды, бедная сбруя, – не солдаты, разумеется, но у каждого меч и копье, и лица слишком суровы для простых селян. Скачут размеренной рысью, скоро проедут, надо впредь быть осторожней… Мерин поднял голову и прежде, чем Кар успел помешать, пронзительно заржал.
Передний всадник так резко натянул поводья, что лошадь встала на дыбы. Остальные, проскакав еще немного, развернулись. Донеслись голоса. Кар замер. Конники о чем-то спорили, и у него мелькнула надежда, но тут один, за ним остальные, съехав с дороги, поскакали на звук.
Кар мгновенно взлетел в седло. Шпоры вонзились в бока мерина, тот рванулся, продираясь между ветвей. Послышался треск. За спиной раздались крики.
Лес – плохое место для бегства. Заросли стали гуще, лошади не пройти. Сделав петлю, Кар поскакал обратно к дороге. Всадники не сразу поняли его маневр, но скоро, смекнув, бросились следом. Трещали сучья, крики были все ближе. Толстая ветка чуть не вышибла Кара из седла – он едва успел увернуться. Острый сук расцарапал щеку, другой разодрал плащ на левом плече. На открытом участке между лесом и дорогой преследователи, наконец, увидели его. Уйти не получится – понял Кар и опустил на лицо капюшон.
Всадники разъехались, двое устремились вперед, и вот его окружили с четырех сторон. Кар натянул поводья. Схватился за рукоять кинжала, но что от него толку против мечей?
– Чего вы хотите от мирного путника?
– Зачем же мирному путнику прятаться в кустах? – сразу откликнулся всадник.
Его вороной конь, не хуже тех, что стояли в императорских конюшнях, выделялся среди прочих. Обветренные лица, выгоревшие до белизны светлые волосы и густые бороды делали всадников похожими, но этот держался властно, как предводитель.
– Вас много, вы вооружены. Разве не разумно одинокому путнику избегать встречи с такими, как вы?
– Верно, – прищурился предводитель. – Но раз уж мы встретились… Судя по одежде, ты и впрямь бедный путник. Но говоришь как благородный. Не откроешь лицо, путник?
– Нет.
– Клянусь богом, ты это сделаешь или мы тебе поможем! – Он махнул рукой, и двое тронули коней.
Прежде чем к нему потянулись чужие руки, Кар сбросил капюшон – и всадники отпрянули.
– Колдун! – выдохнул один.
– Вижу, – задумчиво согласился предводитель.
– Это он, Дериник, – уверенно сказал тот, что заехал слева. – Императорский колдун. Я его видел. Его ищут, в городе болтают, гору денег обещали, кто найдет.
Повернув голову, Кар узнал его – постояльца из трактира, того, что беседовал с торговцем.
– Думаешь, император отпустит нам за него грехи? – спросил предводитель.
– Оставь его, Дериник, – поежился тот, что справа. – Колдун же… Беды не оберешься.
– Алион, да ты никак боишься? – хохотнул тот, что слева.
Дериник сощурился. Решение принято – понял Кар. Резким движением поднял лошадь на дыбы, разворачивая вправо. Конь Алиона шарахнулся от копыт. Разбойник схватился за копье, но мерин уже рванулся между ним и предводителем, к дороге. Копье Дериника пролетело над головой – Кар вовремя пригнулся. Другое копье пронзило ему плечо, третье вошло в ляжку мерину. Тот заржал, падая на передние ноги, завалился набок. Ржание перешло в хрип. Кар, ошеломленный болью, запутавшийся в стременах, рухнул на раненое плечо. Сквозь алую пелену мелькнула человеческая фигура. Последним, что Кар увидел, был занесенный меч.
– Хорошо, я остановил кровь. Осторожнее… Разрежь. Нет, убери ее совсем.
Голос, уверенный и сильный, разорвал темноту. Чьи-то руки касались тела, убирая одежду. Каждое прикосновение отзывалось новой болью.
– Нога сломана, – хмуро сказал второй голос. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Довольно, Чанрет, – в первом голосе слышалось раздражение. – Колдун или не колдун, он ранен, и мы его не бросим.
– Пусть так, – не уступал Чанрет, – Что ты будешь с ним потом делать? Если это тот самый…
Кар слушал, не открывая глаз. Говорили с непривычным резким акцентом – слова сыпались, как мелкие камушки на дорогу.
Голос произнес над ухом:
– Неважно. Нам нет больше дела до императоров и жрецов. Если этот мальчик убил приемного отца, он или безумец, или у него была причина. Но я не верю. Если б ты видел лицо жреца, когда молодой император разорвал перемирие, ты бы тоже не поверил.
– Но если он тот, его ищут. Те четверо позовут солдат, и нам придется драться с ними на их земле.
– Те четверо? Это простые разбойники. Иначе не сбежали бы. Хватит, Чанрет. Все равно собирались разбивать лагерь. Помоги мне, я хочу зашить рану, пока он не очнулся.
Как будто раскаленный прут вонзился в плечо. Кар вскрикнул, открывая глаза. Над ним склонилось встревоженное лицо.
– Очнулся? Потерпи, мальчик. Вот, выпей.
Кара приподняли, поднесли к губам кожаную флягу. Питье оказалось горьким, с резким запахом трав.
– Молодец, – сказал незнакомец. – Теперь боль утихнет. У тебя плохая рана, я ее промою и зашью.
Кар лежал на земле, судя по всему, там же, где свалился от удара копья. Под голову ему засунули что-то мягкое. Незнакомец опустился на колени рядом – крепкий мужчина с сединой в бороде, он походил на человека, облеченного властью, но руки, промывавшие рану, были руками целителя. Другой, видимо, помощник, сидел в ногах. Еще один стоял чуть в стороне. Его узкое, со страдальческой морщиной поперек лба, лицо было недовольным, брови сошлись к переносице. В руках он вертел длинный нож.
Поодаль слышалось движение, голоса, переступь коней, словно там остановился большой отряд.
Кар молча разглядывал спасителей. Суровые лица выдублены ветром и солнцем, длинные светлые волосы перетянуты тесьмой на затылке. Кожаные панцири с нашитыми металлическими пластинами, штаны и короткие сапоги, завязанные на лодыжках шнурками – все из грубо выделанной кожи. У каждого на поясе несколько длинных ножей и меч.
– Я знаю, кто вы, – прокашлял Кар. – Вы еретики. Я видел вас на празднике.
– Мы – аггары, – кивнул лекарь. – Меня зовут Дингхор.
– А ты – тот самый колдун, убивший императора? – спросил тот, что стоял в стороне.
– Я его не убивал.
– Перестань, Чанрет, – остановил Дингхор. – Нужны носилки или повозка. Отправь кого-нибудь в деревню, пока не совсем стемнело. Не бойся, мальчик. Мы не слуги твоему императору и жрецам не слуги. Тебе придется поправиться, раз бог спас твою жизнь, значит, ты ему зачем-то нужен. А теперь займемся твоей раной.
Повозка, влекомая парой невысоких, но крепких крестьянских лошадок, катилась по каменистой дороге. Тряска отдавалось болью в правом плече, смазанном пахучей мазью и туго перебинтованном. От снадобья из горьких трав боль притуплялась и клонило в сон. После чудесного – иначе не назовешь – спасения Кара почти оставила тревога. Дни тянулись в вязкой полудреме, и мысли были такими же вязкими.
Не нужно больше убегать и ждать гибели. Все дальше столица и ее центральная площадь, где приготовлена плаха. Охотники тщетно рыщут по стране. Искать беглого колдуна среди еретиков, спешащих покинуть Империю, пока не вышел срок императорской охранной грамоты, никому не придет в голову. Мало ли что везут в обшарпанной повозке? Из столицы, да после праздничного торга, грех выезжать налегке.
Убегают вдаль города и деревни, все ближе спорные восточные земли – край аггаров, или, как говорят в Империи, захваченные еретиками имперские области.
Аггары – дальние родичи истинных людей. Империя веками пытается подчинить их. Земли аггаров – от древних границ страны колдунов до Ничейной Полосы, отделяющей людской мир от Злых Земель, – Империя считает своими, но истинные люди не селятся там. Их обитатели не признают императорской власти. У каждого племени свой вождь, и кроме него, никто не указ гордым аггарам. Они не следуют истинной вере, отвергают поставленных богом жрецов и назначают собственных, а те учат их как вздумается, ни с кем не советуясь и никого не слушая. Законную десятину храмам аггары не платят даже под угрозой истребления.
И потому год за годом имперские войска преследуют аггаров, оттесняют прочь от границ, от зеленых лугов, рек и плодородной почвы, туда, где кончается мир людей и начинается Ничейная полоса. За ней – таинственный край нелюдей. О нем не известно ничего, кроме сказок, но и те лучше не рассказывать на ночь детям.
Оттуда так давно, что сохранились лишь легенды, пришли общие предки аггаров и истинных людей. К границам Империи, бывшей тогда Империей колдунов. Колдуны отнеслись к незваным гостям, как к животным. На них охотились ради забавы, угоняя в рабство молодых, убивая стариков и оставляя немногих, дабы плодили новых рабов. Переживая набеги, оплакивая погибших, изгнанники кочевали вдоль негостеприимных границ, но никогда не пытались вернуться назад.
Это было так давно, что некому помнить, какая беда погнала их сюда, на смерть или рабство, что хуже смерти. Некому знать, чего беглецы боялись так сильно, что не вернулись, предпочтя сражения, смерть и служение колдунам, – а те были жестокими хозяевами.
Так продолжалось, пока тайное искусство колдунов не обернулось против них самих. Черный мор обрушился на страну, немногие смогли его пережить. Еще меньше выжило грифонов – злобных и сильных животных, верных спутников колдунов. Всадника грифона, даже невооруженного, нельзя одолеть в бою. Грифон передвигается по земле и по воздуху, в скорости с ним не сравниться ни лошади, ни орлу. Зубы и когти его рвут человеческую плоть, как мягкий пух, так что только безумцы могут осмелиться бросить вызов хозяину колдовского зверя.
Но когда мор унес жизни всех сильных колдунов и почти всех грифонов, не тронув рабов, те взбунтовались. Могучий вождь и жрец племени, воин, чей дух не сломили годы рабства, объединил восставших со всей страны. Бросил клич – и от границ Империи пришли племена изгнанников, чьи братья и сыновья были в рабстве, а дочери служили наложницами колдунам. К войску вождя – теперь его звали Вождем вождей, избранником божьим, – присоединились тысячи.
Выжившие колдуны, в основном подростки, дети да те, чье могущество было невелико, оказались обречены. Войны не было – была резня. Не щадили даже младенцев, рожденных наложницами от колдунов. Каждый, в ком течет проклятая кровь, должен умереть, – такое видение было ниспослано вождю-жрецу. Иначе проклятие накроет страну и власть колдунов вернется.
Так Империя колдунов стала Империей истинных людей. Сын Вождя вождей стал императором, его брат-близнец унаследовал пост Верховного жреца. Немногие племена изгнанников, не присоединившиеся к восстанию, объявлены предателями. С тех пор Империя преследует аггаров, а те, за века привыкнув к нападениям, снова и снова уходят к Ничейной полосе, – чтобы вернуться, как только император отзовет войска, восстановить дома, засеять поля, а потом вновь покинуть их, спасая жизни.
Несколько лет назад император Атуан в который уже раз бросил вызов традициям, предложив аггарам мир. Вопреки воле Верховного жреца, решил отказаться от спорных земель, сменить вражду на мирную торговлю. Затем и прибыли на праздник Благодарения вожди трех племен аггаров. Двое, как узнал Кар, со своими людьми покинули город сразу после смерти императора Атуана. Третий добился-таки встречи с новым главой Империи. Толку из той встречи не вышло, но, задержавшись на день, отряд Дингхора поспел как раз вовремя, чтобы спугнуть убийц беглого брата-принца…
Сквозь щели в крыше повозки било солнце. Кар прикрыл глаза, незаметно засыпая. Хруст камешков под колесами, удары копыт, негромкие голоса, – за время пути он привык к этим звукам. Дни текли, похожие один на другой. Лица императора, жреца, Эриана как будто прятал туман. Тяжесть потери и боль предательства никуда не делись, но можно было не думать о них прямо сейчас, – и Кар не думал.
По вечерам его выводили к костру. Аггары не останавливались на постоялых дворах, вообще старались избегать селений. К закату раскидывали шатры, разводили костры по периметру стана. Не слишком полагаясь на грамоту Эриана, были готовы дать отпор и разбойникам, и солдатам императора. Всю ночь сменялись дозоры, звучала тихая перекличка. Длинные метательные ножи всегда оставались под рукой.
Те, кто не стоял в дозоре, не спешили расходиться по шатрам. Ужинали сухими лепешками, оливками, сыром. Если удавалось купить у крестьян пару овец или подстрелить оленя, над кострами аппетитно шипело мясо. Потом из рук в руки переходили кожаные бурдюки с крепким вином и звучали песни. Кар, удобно устроенный на свернутых попонах, слушал, закрыв глаза. В песнях аггаров гремели отзвуки далекой грозы и готовность к смертному бою, тоска и странная, упрямая радость.
Какой бы ни была вера еретиков, за все время Кар не видел знака против колдовства. Ни страха, ни отвращения к проклятому отродью. Но никто и не притворялся, как случалось при дворе, что не видит отличий Кара. «Ты другой, – казалось, означали их взгляды, – ну и что?» Если племя гонимых и сохранило ненависть к колдунам, обращать ее на Кара они не собирались. И за все время путешествия с ним ни разу не говорила тьма.
Дингхор часто садился рядом. Он мастерски обращался с ранами, отчего Кар и принял его поначалу за простого лекаря. Но заметив, какое почтение проявляют к Дингхору остальные, понял ошибку.
Вождь расспрашивал о жизни при дворе, о матери, об императоре Атуане. Кар без утайки рассказал про ночь убийства, лишь то, как он выбрался из города, осталось недосказанным. Аггары – у костра собрались почти все, кроме дозорных, – слушали с интересом, но без удивления. Кар чувствовал – ему верят.
