скачать книгу бесплатно
Открываю холодильник, вытаскиваю продукты для фондю. Наскоро сооружаю сырную тарелку – режу кубиками маасдам, ломтиками пармезан, выкладываю горгонзоллу, в фондю её добавлять извращение – самое место на тарелке. Кисть винограда, грецкие орехи, миндаль. Ставлю розетку с прозрачным мёдом цвета жжёной карамели. Пир на весь мир. Ага, проще надо быть. Гулять – так гулять. И шампанское.
– Решила меня накормить? – голос у Смерти густой, как звук медного колокола, режет пространство и звучит глубоко внутри. – Почему ты решила, что я довольствуюсь сыром и фруктами, а не пью свежую кровь младенцев и девственниц?
– Я не младенец. И не девственница. Много лет как. Так что моя кровь вряд ли тебе понравится. Шампанское? Или Смерть предпочитает чистый этиловый спирт, когда под рукой ни младенцев, ни девственниц?
– Сойдёт. Ну, что проигравшая…
Смерть стоит рядом. Его пальцы, ледяные пальцы смыкаются на моей шее, сжимают, перекрывая доступ воздуха, ногти впиваются в кожу. Я ещё дышу, со свистом втягивая тонкую струйку воздуха. Не думала, что мне нужно много, гораздо больше. Всю жизнь дышала вполсилы. Делала вполсилы. Жила вполнакала. Воздуха не хватает, смотрю в его глаза, прекрасные затягивающие в тёмный омут, в которых пляшут отблески свечей, и уже не жёлтые – бордовые. Краски меркнут, предметы теряют очертания, становятся похожими на мягкие часы Дали, сползают, сливаются в единую серую массу, которая начинает вращаться всё быстрее и быстрее. Тьма накрывает меня. Вдруг воздух с шумом врывается в горящие лёгкие. Пощёчина возвращает к жизни. Голова кружится. Плачу, истерически смеюсь и начинаю нести какую-то чушь.
– Предупреждение, – говорит Смерть. С тебя история. Понравится, продолжим, нет – уходишь со мной.
А я только хотела напиться. И раствориться хоть в алкоголе, хоть в его глазах. Он дьявольски прекрасен. Встреть его где-нибудь в обычной жизни, не поверила бы, что такой, как он может обратить на меня внимания.
– Отказываешься? Как умереть хочешь?
Только что была на волосок от гибели, до сих пор цепенею от ужаса, стоит вспомнить его руки на шее. И вдруг начинаю болтать обо всём, что приходит в голову. Всегда так делаю, лишь бы не остаться один на один со страхом.
– Не отказываюсь. Но рассказывать истории – к ветру. Это он шныряет по свету. Со дня сотворения мира, а, может, и раньше. Я так не научилась. Знаешь, как я хотела разгуливать с ним? Представляешь – я и ветер. Мечтала забраться на гору, и чтобы он рвал на мне одежду, одну на двоих. И рассказывал истории – одну за другой. А я бы слушала, кивала головой, соглашалась. Иногда словечко вставляла бы, да разве он услышит? Он забирался бы в волосы, спутывал так, что только ножницы парикмахера могли бы их отстричь и вместе с историями выбросить в мусорную корзину. Всегда искала места, где могу говорить с ветром.
Когда-то – так же гонялась за смертью, искала с ней встречи. Садилась в машины к незнакомцам, бродила ночами в пустынных парках, резала вены, стояла на козырьке крыши, заплывала так далеко, что волны сносили от берега, а я из последних сил возвращалась и на дрожащих ногах выходила на пляж. У меня где-то сбиты настройки – сломан инстинкт самосохранения. Людей не так боюсь, как оказаться в собственной комнате – одна и в кромешной тьме. Выключатель не могу нащупать, нажимаю – света нет. Свечей тоже. Даже если есть – зажигалка сломана, спички отсырели, батарейки в фонарике разрядились. А рядом, совсем рядом – шорохи, шёпот, чей-то взгляд и ледяное прикосновение к щеке.
Сейчас оказалась нос к носу со своим страхом, разве что комната озарена дрожащим светом свечей, отражающихся в зеркалах и оконных стёклах.
– Не могу рассказать историю, чтобы отыграться. Нет вдохновения, а муза покинула меня.
– На роль музы я не гожусь. Зачем ты меня искала?
Его глаза затягивают. Может, такой и должна быть любовь. Смертельной. Так что умираешь ещё при жизни, растворяешься в чужих мыслях, крови, пульсации сердца.
Смерть завораживает необратимостью и неизбежностью. До дрожи боюсь её. Она всегда была где-то там, далеко. Люди умирали на расстоянии. Не видела, как на моих глазах жизнь по каплям истекает из них. Не видела, как она обрывается внезапно.
– История…
– Почему ты мужчина?
– История моя или твоя? У тебя есть шанс отыграться.
Слёзы застилают глаза, горько усмехаюсь – уже нет.
– Впервые вижу человека, который даже не пытается. Неужели тебе не за что уцепиться?
– Я и так мёртвая наполовину. Давно живу вполнакала.
– На полную не пробовала?
– Предлагаешь начать? Ты ведь Смерть. Ты за мной пришёл.
Смерть тасует карты.
– Люблю достойных соперников. Ты на слизняка похожа. Уйти хочется. Хотя сыр замечательный. И шампанское ничего. Твой последний шанс – игра.
– У тебя нет других занятий, кроме как перекидываться со мной в карты, ужинать при свечах и предлагать поиграть?
А ведь сыграть хочется. Предлагают жизнь на блюдечке – не ценишь. Выжить один шанс из тысячи – адреналин бурлит в крови. Сколько глупостей я сделала в пылу азарта, только ради вызова. Я так давно не хватала вызов за хвост. Вот она – настоящая жизнь. Адреналин, борьба, погоня. Страх на подкорке, который только высовывает свою доисторическую голову. А ты бежишь, думать будешь после. Завтра. Если наступит завтра.
– Правила твои? – спрашиваю у Смерти.
– Конечно. Лишь на время жизни человека я не властен над ним. Да и то – как посмотреть.
– Какая игра? – мой голос дрожит. – А вдруг? Ведь это шанс вырваться и снова жить, как когда-то, давно. Всё время под дозой адреналина.
– Твоя любимая – «Кошки-мышки». Выиграешь – будешь жить. Полчаса форы. И твои мысли – только твои.
– Ты читал мои мысли? – кивает. – Все? – щёки пылают от стыда. Значит, вся игра была блефом.
– Полчаса идут.
Натягиваю первое попавшееся платье. Тот самый коралловый сарафан, сую ноги в балетки, хватаю сумку, автоматически проверяю документы и деньги. Запираю зачем-то квартиру, то ли чтобы воры не забрались, то ли чтобы Смерть оставить там. И то, и другое лишено смысла.
Влетаю в ночную мглу. Кажется, ночь затянулась. Тусклые мерцающие звёзды. Мертвенно-бледное сиянье луны. Медовый свет фонарей. Блёклая нефритовая зелень. Всё словно окутано туманом. Выбегаю на дорогу, ловлю первую попавшуюся машину. Прошу отвезти на вокзал. Время засечь забыла, действую по наитию. Мысленно подгоняю водителя, чтобы ехал быстрее. Светофоры отключены – и мы несёмся по пустой дороге, не останавливаясь.
Расплачиваюсь. Влетаю в здание вокзала. Беру билет на ближайший поезд. Пять минут форы у меня есть, может – десять. Не знаю, куда еду. Без разницы. Снова свободна и снова живу. Дышу полной грудью. В голове теснятся ночные переживания. Кажется, это было в прошлой жизни. Не помню такого щемящего чувства свободы. Когда я успела отрезать свои крылья, разодрать их по перьям и вышвырнуть в окно? Снова хочу ощутить себя дочерью ветра. Улететь, да, какая разница, хоть за тридевять земель. Слушать его истории – одну за другой. Просыпаться утром, чувствуя, что весь мир – у моих ног. Эх, какую бы дорогу сегодня выбрать? Налево, направо? И начну с образа. Волосы состригу напрочь, поменяю гардероб. Мысли кружатся в голове, и я вместе с ними хохочу и кружусь в пустом здании вокзала. Пока я переиграла. Ворвалась за пару минут до отправления в последний вагон моей жизни.
Пустой вагон. Спать не хочется – какой сон? Кровь бурлит – забытое чувство авантюризма. Что вспомню потом, как не мгновения, когда сердце плюхается в пятки, а душа поёт. Смешно – чтобы вспомнить, как душа поёт, нужно встретиться со Смертью, а ещё лучше махнуть в ночном поезде туда, где никто не ждёт, удирая от неё. В городок со странным названием Л. А ведь я почти влюбилась в свою Смерть. И мне немного одиноко без него. Воспоминания толпятся в голове. Сейчас бы ручку и блокнот. Пустынный перрон, качнувшись, медленно отплывает вместе со скамейками и фонарями.
Город остался позади. Темень и лес обступает со всех сторон. Может, и сочиню когда-нибудь историю об этой безумной игре со Смертью и своим побегом. Теперь Смерть преследует меня, ищет в городских закоулках.
А вдруг она в поезде? Что для неё расстояния? Просчитать меня – проще простого. Куда махнёт человек, чтобы исчезнуть? Сесть на самолёт и улететь за полчаса не успеет. Остаётся вокзал. Можно и в городе спрятаться, но жить, озираясь – так себе удовольствие. Кажется, слышу тяжёлую поступь Смерти у себя в голове.
Выбегаю в тамбур, поезд мчится на полной скорости. Ни одного полустанка. Всё, что могу – спрятаться. Вылетаю в другой вагон. Бесполезно. Найдёт. Выбраться на крышу. Как? До одури боюсь высоты. Поезд несётся. Пустые вагоны. Полчаса закончились. Шаги в голове, взгляд в спину… или мне кажется?
Сердце сжимается. Мысли скачут, как подбитые зайцы. Цепенею от ужаса, ледяные ладони, сердце стучит в висках и где-то в горле. Хотя не ясно, чего боюсь. Пила со Смертью, глядя в глаза. Но ожидание смерти страшнее смерти. Еду в пустом поезде. В котором нет пассажиров. Найдёт – не найдёт? Бегу в вагон-ресторан.
Пустые столики. Только за одним – мужчина. Мне нужен хоть кто-то, чтобы не оставаться одной. Не задумываясь, сажусь напротив. Хоть один нормальный собеседник за ночь. Прикасаюсь к руке, привлекая внимание. Шаги, в голове… кажется, они звучат позади меня. Раздумываю о том, не впиться ли ему поцелуем в губы – сто раз видела такие трюки в фильмах.
– Только целовать не вздумай, – слышу знакомый голос. Ещё полчаса?
Проиграла. Да, и кого хотела переиграть? Сижу напротив Смерти. И мне уже не плакать хочется – смеяться.
– Не стоит.
Столько лет я была рядом с ней, пересекалась, ждала встречи. Может, ну, его, не бежать больше. Остановиться. Выпить на брудершафт.
– Историю вместе сочинять будем? Начнём банально?
– Однажды… – подхватила я, – так начинаются истории? Итак, однажды одна уже немолодая женщина и Смерть рванули на первом попавшемся поезде. Не зная – куда и зачем. Потому что жизнь наскучила, а смерть – она под боком. От неё не уйдёшь, особенно когда сама пришла за тобой. Не хочу историю.
– Знаешь, куда несётся поезд?
– Прямиком в преисподнюю, а я мертва?
– Умрёшь – путешествовать не будешь. Уж точно, не на поезде. Так что наслаждайся. Чего хочешь?
– Безумные желания?
– Только без недвижимости на Мальдивах. Да, ты и не хочешь.
– Лошадку хочу, и нестись навстречу ветру. Свободы, может, немного любви. Она кстати есть? Или ну её. Когда у меня совсем нет времени, даже мысли лезут простые. Не хочу ни в музей Прадо, ни в кругосветку. Юбку длинную хочу, украшения, чтобы позвякивали. Как в Индии носят или в Афганистане. С колокольчиками. Странное желание?
– Перед смертью чего только не заказывают. Некоторые даже смерть врагам. А ты даже любви не просишь.
– Историю хочу – всего одну. Зато бесконечную, и чтобы я снова верила в то, что бывает долго и счастливо, и чтобы в один день. И жить – без вины и мук совести. Без слов «нужно» и «должна». И не бояться.
– Смерти? – если это уместно по отношению к Смерти, он усмехался нагло и беззастенчиво. – Скучная ты. Лучше б недвижимость на Мальдивах заказала. Ну, что юбку, лошадь, мониста, свободу и долго и счастливо?
– И музыку. Или музыкантов уличных. Остальное найду.
– Куда поедешь?
– Куда глаза глядят, решу на рассвете.
– Навещу тебя как-нибудь. Не против?
– А я могу быть против? Смерти бояться не нужно. Смерть свою любить надо.
– Посмотрим.
– Пугаешь?
– Предостерегаю.
Рассвет застал меня в пустом купе. Медленно всходило солнце. Кровавое солнце, извещающее мир о новом дне. За окном простирались заросли дикой розы. В голове играла музыка, кажется, что-то индийское или цыганское, словом, восточное. И единственная мысль – научиться кататься на лошади и махнуть в конный поход. Чтобы ветер путался в волосах, и смерть дышала в спину. Кого-то манит жизнь, меня – смерть.
Вышла в городке с названием Л. Налегке, без мыслей, звонкая, как пустой стакан. Улыбаясь, брела по сонным пустым улицам, заглядывая в витрины магазинов. Увидев показавшуюся вдалеке машину, протянула руку – остановить её. С мягким шуршанием водитель замер у тротуара, медленно опустилось тонированное стекло. Заглянула в салон – внутри сидит Смерть. Сердце сжалось в комок. Глянула ещё раз: «Дьявольски похож. Показалось», – промелькнуло в голове, и я села внутрь.
Ночные беседы
Ночь… Всегда чую ветер загодя. Неважно, где нахожусь, чувствую это затишье. Открываю окна. Шквал ветра врывается внутрь. Внизу бушует, ломает деревья, пригибая их к земле. Небо полыхает зарницами. Я окружена приближающейся грозой.
Из всего дома, кажется, одна я не сплю. Уж точно – я одна высовываю голову в окно. Ветер спутывает волосы и ревёт над ухом. А я шепчу, как всегда: «Пожалуйста, прошу тебя….!» И уже не шепчу – кричу. Всё равно за таким гулом никто не услышит.
Асфальт далеко внизу сухой. А я, как хищник, жду бури – хоть на мгновенье соединиться с первобытной стихией. И пусть я на балконе, надёжно защищена стёклами и крышей от грядущих потоков воды – мы едины даже здесь.
Первые капли разбиваются о стекло и змейками ползут вниз. А я пою… я всегда пою во время грозы. Для ветра, молний и грома. Чудные песни вдруг стали рождаться внутри. Словно их пел кто-то задолго до меня. Странный мотив, неизвестные слова. И не нужно распеваться, как делала всегда. Песня сама так и рвётся.
Высовываюсь из окна, пою и смотрю в небо высоко надо мной. И черничная мгла разверзается, а я вижу сверкающий электрический глаз с тёмным зрачком посередине и почти чувствую молнию, стрелой впивающуюся в мой левый глаз. Слепну и глохну от оглушительного грохота прямо надо мной. Запахиваю окно и не могу прийти в себя. «Меня услышали», – единственная мысль. Только кто?..
Вспоминаю, как когда-то разговаривала с грозой, задавала вопросы и получала ответы с помощью молний.
Гроза уже отступала широкими шагами к окраине города, унося вспышки за собой. Ветер стих. А я продолжала петь, подставляя лицо под прохладные капли.
Когда утекает риск
За окном гудел город. Не спал, несмотря на позднее время. Летели самолёты, зависая на горизонте, и вдруг исчезая.
Как летающие тарелки исчезали в пустом небе когда-то. Заметки о них и всём необъяснимом я собирала в школе. А потом интерес исчез, а все вырезки без сожаления отправились в мусоропровод. Я перестала верить в них. Внезапно.
Так же внезапно перестала верить сначала в то, что могу родить ребёнка. И не верила до тех пор, пока не забеременела, несмотря на все средства предохранения.
И так же внезапно перестала верить в любовь. Словно щёлкнуло что-то и выключило совсем.
За окном шумел город. Прохладный воздух вливался сквозь москитную сетку в комнату. Смешивался с запахом духов и, насытившись, метался в поиске новых ароматов.
Кошка почти до костей ободрала йоговский коврик. Я застелила им пол на балконе ещё весной, чтобы не стоять босыми ногами на ледяном кафеле. С некоторых пор я перебралась туда играть на флейте – чтобы не смущать соседей правилом ста повторов. Пару тактов мелодии повторить раз пятьдесят, а то и сто, чтобы добиться беглости непослушных пальцев. Сейчас у меня Моцарт и Бах. Баха даже во флейтовом, а не органном исполнении люблю больше. Божественная музыка.
Стою на балконе ближе к ветру. И к городу. Боль вливается в голову, как воздух в окно, пульсирует в одной точке в унисон со звуками города. Шум машин. Вопль скорой. Редкие голоса и смех прохожих. Мотоциклы вспарывают тишину и уносятся вдаль.
Не люблю их. Разлюбила так же внезапно, как полюбила тыквенный суп-пюре цвета запечённого солнца. Хотя сама когда-то носилась на бешеной скорости по горному серпантину без шлема, прижавшись к водителю. Волосы путались – хоть отрезай. А в голове звенели колокола свободы и вседозволенности.
А потом – всё изменилось. Захотелось безопасности.
Всего-то рождение ребёнка, а уже не хочется ни риска, ни авантюр. Куда исчезла я, которая ехала под двести по припорошенной снегом дороге? Та, которая могла влюбиться и уехать в другой город, да, что город – махнуть в другую страну, не сказав ни слова? И смело мечтала, и безгранично.
Сейчас пресно и скучно. С куражом и риском исчезла смелость.
Кошка шаг за шагом крадётся по узкому парапету балкона за птицей. Я больше не хочу скользить по лезвию бритвы.
Приветствую тебя, вечное Тёмное!
Ну, что – о Тени? Моя Тень – реальная сущность. Вполне себе сильная, я бы сказала – мощная. Это те поступки и черты личности, которые я скрываю. Эта часть во многом стала прозрачней.
Я много лет пишу. И пишу о себе. Многие вещи перестали быть тайной для других. Что-то в себе я не люблю, за какие-то поступки мне неловко и саднит изнутри, но от многократного повторения я стала признавать их за собой.
Я не люблю в себе жёсткость, циничность, желание разрушать. Хотя разрушение получается случайно, но последствия несёт ужасающие. Я стараюсь быть милой. Но вот образ белого и пушистого даже в медитациях натягивается плохо. Гораздо проще натянуть образ зелёного и чешуйчатого.
На пути к собственным дарам мы всегда натыкаемся на испытания. Одно из них – встреча с Тенью.
Многие считают меня предельно честной. А кто-то – лгуньей. Правда лишь в том, что во мне, как и в любом другом, присутствует ложь. Лгут все, но не все признаются в этом.
Я лгу, когда не хочу обидеть. Я не могу в лицо сказать, что чувствую. И что кого-то не очень люблю, но придерживаюсь правил этикета. Поздороваться, спросить как дела, а не переходить на другую сторону улицы при встрече.
Я играю со словом никогда. Я могу не отправить свои фото, сказав, что не отправляю никогда. На самом деле – я не готова отправить сейчас, именно этому человеку. Но об этом промолчу. Хотя мои фото есть в соцсетях, и об этом тоже не скажу.
Я не скажу сразу, что между нами нет и не будет близости. Но буду откладывать встречу, сокращать общение до куцего сообщения в неделю, но не говорить, что именно с ним я не хочу никуда идти.
Мне сложно признаться в изменах, потому что потом жизнь не будет прежней. И потому, что знаю, какую боль принесёт признание.
Одно дело – испытывать боль и быть жертвой обстоятельств. Не я сделала подлость, обстоятельства сложились, я была вынуждена. Предать, солгать, ударить.
